6
Двадцать пять Килограммов — это не очень много. Стандартный мешок сахара, фуру с которым Александру Борисовичу Турецкому довелось один раз разгружать в студенческие годы, весил пятьдесят килограммов.
Висящий в данный момент за плечами Александра Борисовича рюкзак был вдвое легче.
Однако двигаться быстрым шагом по пересеченной местности с таким рюкзаком было проблематично.
Особенно если идти надо шестнадцать километров, а воды в твоей фляге ровно семьсот граммов. И этих семисот граммов тебе должно хватить на целый день.
«Вот откуда на самом деле произошло название Берег Скелетов, — думал Александр Борисович. — Каждый, кто доходит туда, остается там навсегда».
Посмотрев на часы, Александр Борисович расстроился еще больше.
Они шли всего лишь сорок пять минут. А Турецкий надеялся, что уже хотя бы половина пути пройдена.
Группа двигалась рассыпанным строем.
Впереди бодро шли Юшин и Гожелинский. У Турецкого создалось впечатление, что эти двое вышли на увеселительную прогулку. Они живо о чем-то болтали и, казалось, совершенно не обращали внимания на свои рюкзаки.
Немного в стороне шла группа из пяти региональных отставников. Эти шли молча, сосредоточенно. С самого начала они взяли некий единый темп, и до сих пор этот темп оставался прежним. Никто из них не выбивался вперед, никто не отставал. Если это начинало происходить, то остальные четверо тоже сбавляли шаг.
«Наверное, это помогает, — думал Александр Борисович. — Этакое коллективное движение к намеченной цели. Как в той сказке про веник и братьев. Будете поодиночке, вас каждый легко сломает. А будете все вместе — не сломает никто».
Следующим шел Юрий Данилович Кокушкин.
Этот шел на удивление спокойно и не проявлял пока признаков усталости. К фляге с водой, насколько мог заметить Александр Борисович, он тоже пока не прикладывался. Юрий Данилович казался погруженным в какие-то свои мысли, и все, что происходило вокруг, его не волновало. По крайней мере, ощущение складывалось именно такое.
Александр Борисович снова посмотрел на часы. Один час и десять минут были позади. Но сколько это в переложении на километры, Александр Борисович сказать не мог.
В самом начале пути, он начал было считать шаги, но уже через две минуты сбился и бросил это занятие.
Внимание Турецкого отвлекала одиноко бегущая через саванну антилопа. Куда и зачем она бежала, было известно только ей одной.
До сих пор все антилопы, которых Александр Борисович встречал в Африке, паслись большими стадами. В крайнем случае семьями. Если, конечно, не считать курящую антилопу со страусиной фермы.
Эта же была совершенно одна, и, сколько Александр Борисович ни вертел головой в поисках ее сородичей, ни одного из них ему заметить не удалось.
Если бы он встретил эту антилопу на улицах Москвы, то решил бы, что она убежала из зоопарка. Не потому, что в Москве антилопе просто больше неоткуда убежать, а по той легкости и радости, с которой она скакала.
«Да, именно так, — подумал Александр Борисович. — Так может скакать только животное, которое долго сидело взаперти. Наверное, так же чувствуют себя люди, только что вышедшие из тюрьмы. Именно по этой причине многие из них умудряются вернуться обратно в рекордно короткие сроки. От переизбытка чувств».
Ему вспомнился один из последних репортажей на криминальную тему, который он видел в Москве по телевизору незадолго до отлета.
Некий гражданин из провинции, отсидевший пятилетний срок, освободился из тюрьмы. Это произошло в первой половине дня. Во второй половине он уже был арестован за воровство и отправлен в следственный изолятор.
В этот день человеку довелось испытать два самых сильных чувства за всю жизнь — самую большую радость утром и самое большое разочарование вечером.
«Странная штука жизнь, — думал Александр Борисович, — многое из того, что происходит, не поддается никакой логике».
Размышления о жизни и о тюрьме обычно портят настроение.
Это и произошло с Александром Борисовичем Турецким.
Он снова вернулся в реальность и тут же почувствовал сильнейшую усталость.
Если незабвенный Венечка Ерофеев очнулся в свое время за столом и обнаружил, что все это время наливал и пил, то с Александром Борисовичем сейчас случилось нечто похожее.
Вернувшись к реальности, он с удивлением обнаружил, что все это время он шел. И в данный момент тоже продолжает идти.
Александр Борисович посмотрел на часы. Оказалось, что они идут уже два с половиной часа.
Не останавливаясь, он снял с пояса флягу и сделал маленький глоток. Сразу полегчало и чертовски захотелось сделать еще несколько глотков.
«Старайтесь в пути не пить, — вспомнил он слова Юшина, которыми он напутствовал новобранцев, пока они ехали по шоссе к исходной точке. — Только совсем чуть-чуть. Просто смочить губы. Иначе не сможете идти дальше».
Александр Борисович мужественно завернул флягу и повесил обратно на пояс. Не стоит — значит не стоит.
Отдельной группой двигались Герасим Севастьянович Бровкин, Феликс Светланов и примкнувший к ним Витя Солонин.
Герасим Севастьянович, как обычно, что-то рассказывал, поворачиваясь то к одному, то к другому. Иногда в его монолог вклинивался Светланов.
Витя Солонин большей частью молчал и слушал. Уставшим он не казался, шел бодро. Приключение было явно ему по вкусу.
«Молодой, — ворчал про себя Александр Борисович, — хорошо ему».
Александр Борисович Турецкий шел последним. Впрочем, сам он предпочитал термин «замыкающий».
Усталость, мрачные мысли и ворчание привели к тому, что внутри Александра Борисовича активизировался его внутренний голос. Он мужественно молчал целых два дня и всю первую половину пути, но все-таки не выдержал.
Ну да! Когда еще представится такой замечательный случай?
«Ну что, Турецкий? — ехидно поинтересовался внутренний голос. — Идёшь?»
Александр Борисович, решивший не тратить силы на ругань с самим собой, отвечать не стал.
«Как думаешь, сможешь дойти?»
Александр Борисович кашлянул и попытался сосредоточиться на созерцании африканского неба.
«Ты бы остановился, — любезно предложил внутренний голос. — Постоишь, отдохнешь. А потом быстренько нагонишь».
«Во время марш-броска самое главное — не останавливаться, — вспомнил он слова полковника Юшина. — Собьетесь с ритма, потом не восстановитесь. Терпите, но идите. Тогда откроется второе дыхание. Дышите носом».
«У меня сейчас откроется второе дыхание, — сообщил Александр Борисович своему внутреннему голосу, — поэтому я не стану останавливаться».
«А если не откроется? — предположил тот. — Турецкий, ты об этом подумал?»
«А если не откроется, значит, я здесь сдохну, — резко сказал Александр Борисович. — И ты, кстати, сдохнешь вместе со мной».
Идущая впереди троица — Бровкин, Светланов, Солонин — оглянулась на него.
— Саша, ты как? — не сбавляя хода, спросил Солонин.
— Нормально, — кивнул Александр Борисович.
— Отдохнуть не хочешь? — поинтересовался Герасим Севастьянович.
Александр Борисович отрицательно помотал головой и прибавил ходу.
«Неужели я все это говорил вслух? — подумал Александр Борисович. — Даже неудобно».
«Вот-вот, Турецкий, — поддержал тему внутренний голос. — Видишь, ты уже заговариваться начал. Еще немного — и ноги протянешь».
Пора было с этим что-то делать. Внутренний голос явно не собирался успокаиваться на достигнутом, его целью было добить Александра Борисовича.
Турецкий весь ушел в мысли о способах противостояния подлому внутреннему саботажнику и не сразу расслышал, что кричит ему Витя Солонин.
Он видел, что Солонин повернулся к нему и показывает рукой куда-то вперед, но в первую минуту мозг отказывался работать.
— Саша, мы почти дошли, — различил он наконец голос Солонина. — Там, впереди…
В указанном направлении виднелась синяя полоса океана.
Берег Скелетов. Конец пути.
Александр Борисович воспрял духом и почувствовал, как к нему возвращаются силы. Это и было пресловутое второе дыхание.
Правда, внутренний голос и здесь попытался напакостить.
«А может, это мираж?» — предположил он без особой уверенности.
«Сам ты мираж!» — невежливо ответил Александр Борисович.
Когда до океана Оставалось не более километра, Александр Борисович решил, что у него что-то не в порядке с головой.
Берег шевелился.
Остальные участники группы, казалось, не обращали на это никакого внимания. Более того, они резко прибавили шагу. Александру Борисовичу пришлось сделать то же самое.
Лишь подойдя почти вплотную к берегу, он понял, что с головой у него все в порядке.
Весь огромный берег был оккупирован морскими котиками.
Они расслабленно лежали везде где только можно и грелись на солнце. Время от времени отдельные особи лениво вылезали из общей кучи и, не стесняясь наступать на головы своих собратьев, направлялись к воде. На подошедших людей котики не обратили никакого внимания.
К счастью, те времена, когда эти миролюбивые животные безжалостно истреблялись человеком, канули в прошлое, и нынешнее поколение морских котиков не стало впадать в панику при виде царя природы.
Участники группы побросали свои рюкзаки на землю и полезли за фотоаппаратами.
Обессилевший Александр Борисович уселся прямо на землю.
В такой позе его и сфотографировал Витя Солонин.
— А ведь дошли! — радостно сказал он Турецкому и хлопнул его по плечу.
Александр Борисович поморщился.
Ему было все равно. Больше всего сейчас Александр Борисович хотел упасть на спину, закрыть глаза и заснуть.
К нему подошли патриархи группы во главе с командиром.
— Александр Борисович, — торжественно провозгласил Юшин, — от лица всей группы поздравляю вас с боевым крещением. Можете собой гордиться.
Александр Борисович вяло улыбнулся.
— А теперь поднимайтесь, — серьезно продолжил Юшин, — нам надо идти дальше.
Александр Борисович Турецкий почувствовал предательскую дрожь в коленках.
— А разве это не Берег Скелетов? — спросил он.
Сергей Юшин выдержал паузу.
Пока длилась эта пауза, Александр Борисович прилагал все свои силы, чтобы не отключиться. Необходимость идти дальше его подкосила.
Наконец на губах Юшина появилась коварная улыбка.
— Берег Скелетов, — подтвердил он. — Но мы же не собираемся ночевать прямо здесь, на берегу.
На это предположение Турецкий мог возразить многое.
— Все в порядке, — вмешался в разговор Якуб, заметивший состояние Александра Борисовича, — Отсюда до мотеля не более пятисот метров. Там разбиваем лагерь и ужинаем.
— Ужинаем, — эхом откликнулся Турецкий.
До мотеля оказалось не пятьсот метров, а почти что километр, но Александр Борисович был благодарен Гожелинскому за то, что тот сразу не назвал эту цифру. Тогда бы Турецкий не пошел.
Да и сам мотель представлял собой совсем не то, что ожидал увидеть Александр Борисович.
Возле шоссе росло неимоверной ширины дерево с густой кроной. Оно было окружено на некотором расстоянии невысокой, в половину человеческого роста, стеной, сложенной из массивных, необработанных камней. С одной стороны располагался вход.
Таким образом, получалось нечто вроде дворика, в котором легко могла поместиться вся группа выживания.
Только сейчас Александр Борисович сообразил, что спать им предстоит под открытым небом.
Ужин состоял из разогретых консервов и легкого вина. После ужина Турецкий, собрав последние силы, разложил спальный мешок и, забравшись в него, тут же провалился в сон.
Проснулся он ночью, часа в три. Со всех сторон раздавался храп. Ночное небо было усеяно звездами, отчетливо было видно созвездие Южного Креста.
Поворачиваясь на другой бок, Александр Борисович вдруг заметил, что соседний спальный мешок, принадлежащий Вите Солонину, пуст.
«Прогулка под звездами, — засыпая, подумал Турецкий. — Романтика».
Витя Солонин действительно совершил этой ночью прогулку под ночным африканским небом. Но соображения, которыми он руководствовался, были отнюдь не романтические.
Когда участники группы заснули, да и сам Виктор уже готовился видеть сны, вдалеке послышался шум приближающейся машины. Сквозь полузакрытые глаза Солонин увидел, как Юрий Данилович тихо вылез из своего спального мешка и, аккуратно переступая через спящих людей, вышел из дворика.
Тем временем машина остановилась, не доехав до лагеря несколько сот метров.
Еще раз оглядев спящих, Юрий Данилович направился в ту сторону.
Когда он отдалился на достаточное расстояние, из лагеря так же осторожно вышел Виктор Солонин.
Ему пришлось пробираться в стороне от дороги. На каждом шагу он опасался с грохотом упасть, зацепившись ногой за какой-нибудь камень.
Машина стояла с потушенными фарами, но свет в салоне горел. Возле машины Солонин увидел Юрия Даниловича и двоих африканцев. Того, с которым Юрий Данилович встречался в ресторане, среди них не было. В какой-то момент Юрий Данилович повернулся, и в правом глазу у него что-то блеснуло. Присмотревшись, Солонин понял, что это увеличительное стекло, которое используют ювелиры. Что мог рассматривать Кокушкин с помощью такой лупы, следователь знал без подсказки.
Это могли быть только драгоценные камни. И эта камни Юрию Даниловичу привезли ночью два африканца.
«Теплее, — подумал Витя Солонин. — Уже теплее».
В это время стоявшие возле машины люди начали прощаться, и Виктор понял, что не успел заметать, куда делись камни — взял ли Юрий Данилович их себе или они остались у африканцев.
Солонин осторожно двинулся обратно к лагерю. Ему было необходимо успеть туда раньше Кокушкина. На половине! дороги он услышал сзади шум отъезжающей машины.
Витя как раз успел забраться в спальный мешок и застегнуть «молнию», когда во дворик вошел Юрий Данилович. Убедившись, что все спят, он так же аккуратно прошел на свое место и, судя по тому, что вскоре к общему хору добавился еще один храп, заснул.
Весь следующий день прошел в машине. Для того чтобы добраться до следующего препятствия, группе выживания необходимо было проехать за световой день более тысячи километров.
Три раскалившихся докрасна внедорожника неслись по африканской дороге на предельной скорости.
Участники группы выживания по очереди воздавали хвалу такому прекрасному изобретению человечества, как кондиционер. К счастью, никого из присутствующих в машине не укачивало.
Ехать целый день оказалось не менее сложным испытанием, чем марш-бросок по саванне. К вечеру все были измотаны и, остановившись возле очередного мотеля, высыпали из машины с радостью маленьких детей, которые наконец-таки доехали до своего пионерского лагеря.
Возле мотеля уже стояла одна машина. Ее водитель, белый европеец, опустив переднее сиденье до упора, спал. Из его ушей торчали наушники от плеера, а сам плеер лежал на сиденье рядом с водителем. Из наушников доносилась музыка.
От шума подъехавших машин водитель не проснулся. Очевидно, наушники ему требовались именно для этой цели.
Он проснулся спустя полтора часа, когда группа выживания уже разбила лагерь и принялась за приготовление ужина. От распространившегося по округе запаха горячей еды наушники защитить не могли:
Несколько раз потянув носом, водитель открыл глаза, выключил плеер и огляделся по сторонам. Заметив прибывшую компанию, он вылез из машины и, ничуть не смущаясь, отправился знакомиться.
Водитель представился Карлом. Говорил он по-немецки и сказал, что путешествует по Намибии в одиночку на взятом напрокат автомобиле.
Карла пригласили к столу. Отказываться он не стал. О роде своих занятий Карл предпочел не распространяться.
Наибольшего взаимопонимания он достиг с Юрием Даниловичем Кокушкиным, поскольку из всех присутствующих Юрий Данилович был единственным, кто владел немецким языком в совершенстве.
Наблюдая за их беседой, Александр Борисович Турецкий не мог отделаться от мысли, что эти люди прекрасно друг друга знают.
«Вот как плохо не знать языков, — корил себя Александр Борисович. — Приеду в Москву, обязательно займусь».
Он смотрел на остальных товарищей и пытался определить по лицам, не кажется ли им то, что кажется ему.
Насколько он успел понять, Герасим Севастьянович Бровкин знал немецкий язык, да и бывший интерполовец Феликс Светланов наверняка знал.
Однако ни тот, ни другой не проявляли никаких признаков беспокойства или удивления. Впрочем, оба общались с Карлом исключительно по-английски, на который тот решил переходить при общем разговоре.
Единственным, кто, как показалось Александру Борисовичу, чувствовал себя несколько не в своей тарелке, был Витя Солонин. Наблюдая за ним, Александр Борисович заметил, что Витя намеренно старается не смотреть в сторону Юрия Даниловича. Однако, как показалось Турецкому, внимательно вслушивается в каждое произнесенное им или Карлом слово.
«Слушает так, как будто знает немецкий, — подумал Александр Борисович. — А хотя, С другой стороны, может, он его действительно знает? Я ведь никогда об этом не спрашивал».
После ужина решили прогуляться по окрестностям. За время, проведенное в машине, все слегка надоели друг другу, поэтому пошли не единым гуртом, а разбившись по парочкам. При этом каждый выбрал себе в собеседники человека, ехавшего в другой машине.
Когда Александр Борисович огляделся в поисках Солонина, с которым ему не терпелось остаться наедине, чтобы поделиться своими наблюдениями, он с удивлением обнаружил, что Виктора нигде не видно. Наверно, он уже ушел. Не было видно и Юрия Даниловича с Карлом.
Александр Борисович почувствовал даже легкую обиду и решил вообще никуда не ходить, а вместо этого лечь спать. Завтра предстояло преодолеть каменную гряду, а это, насколько он знал, было труднее, чем марш-бросок. Александр Борисович счел благоразумным выспаться.
Поднявшись рано утром, он обнаружил рядом с собой пустой спальный мешок Вити Солонина. Оказалось, что Виктор проснулся еще раньше и теперь сидел на камне недалеко от лагеря и рассматривал каменную гряду, которую им сегодня предстояло преодолеть. Машины Карла, как, впрочем, и самого Карла рядом с мотелем не было.
— Он еще вчера уехал, — пояснил Солонин. — Прямо в ночь. Мы ему предлагали переночевать, но он ни в какую. Сказал, что любит ездить на машине по ночной Африке при свете фар. Для этого и спит днем.
— Слушай, Витя, — спросил Александр Борисович, — а тебе вчера ничего не показалось странным? Ну этот Карл и то, как они общались с Юрием Даниловичем?
— Не знаю, — почесал ухо Солонин. — Мне вообще показалось, что он русский.
Преодоление каменной гряды отличалось от марш-броска по саванне только тем, что идти надо было не по ровной местности, а пробираясь между каменными завалами.
Развернуться в такой обстановке было негде, поэтому группа двигалась, вытянувшись в цепочку.
На этот раз Александр Борисович решил не идти последним, а пристроился в середине, сразу за Герасимом Севастьяновичем Бровкиным.
И тому была причина.
— В этих камнях водится много змей, — спокойно сказал Герасим Севастьянович, перед тем как группа вышла на маршрут. — Так что будьте аккуратней.
А как, спрашивается, быть аккуратней?
— А змеи ядовитые? — поинтересовался кто-то из региональных отставников.
— Разные. Но много и ядовитых. Поэтому руками их лучше не трогать.
Хотя Александр Борисович и не собирался трогать ядовитых и вообще никаких африканских змей руками, он на всякий случай занял место рядом с Бровкиным, который, как он помнил из рассказов Гожелинского, был большим специалистом по этим пресмыкающимся.
Сам Александр Борисович змей не любил. Более того, он их боялся. Даже безобидных ужей.
Где-то он читал, что инстинктивный страх человека перед змеями берет свое начало в печально известной истории грехопадения Адама и Евы. С этим заявлением, безусловно, можно было бы поспорить, но одно было несомненно — инстинктивный страх человека перед змеями имеет место быть.
Хотя, как и в любой ситуации, в наличии на данном испытании змей был свой плюс.
Впрочем, сам Александр Борисович подумает об этом, только когда каменная гряда будет уже позади.
Оглянувшись, Турецкий вдруг поймет, что практически не устал. Всю дорогу он будет думать исключительно о коварных ползучих созданиях, подстерегающих помощника заместителя генерального прокурора в каменных расщелинах, и это отвлечет его от всего остального — от тяжелого рюкзака, от трудной дороги, от недостатка воды. И даже внутренний голос Александра Борисовича будет тактично помалкивать.
Змеи в этих камнях и вправду водились в избытке.
Солнце уже светило вовсю, и Александр Борисович то и дело замечал на камнях очередную переливающуюся шкуру и плоскую голову с длинным, постоянно дрожащим жалом.
У страха, как известно, глаза велики.
Через какое-то время восхождения Александру Борисовичу стало казаться, что змеи на него смотрят. Каждый раз, проходя мимо очередного пресмыкающегося, Александр Борисович думал, что равнодушие змей уж слишком нарочито. Все они ждут только одного — когда пройдут люди, ждут для того, чтобы стремительно сползти со своих камней и броситься вслед.
Шло время, а Александр Борисович продолжал так думать.
Вдруг идущие впереди люди остановились.
— Герасим, подойди, пожалуйста, сюда, — раздался из начала колонны голос Сергея Юшина, — срочно требуется твоя консультация.
— Что случилось? — тревожно спросил Александр Борисович.
Впрочем, одно он понял сразу — дело пахнет керосином.
Герасим Севастьянович начал пробираться вперед, и Турецкий машинально начал двигаться следом.
То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Это было гораздо хуже всего, что он ожидал увидеть.
Александр Борисович, не раздумывая, двинулся бы назад, к месту их предыдущей стоянки, если бы страх не сковал ему ноги.
Слева от тропы, на расстоянии метра, лежал большой клубок змей. Сама по себе эта картина была неприятной. Но худшее было не в этом.
Ежесекундно из этого клубка высовывалась какая-нибудь змея, а иногда сразу несколько, и с совершенно определенными намерениями делала бросок в сторону дороги. Справа камни поднимались практически отвесной стеной, так что никакой возможности обойти это место не существовало.
Кроме всего прочего, весь клубок угрожающе шипел.
Участники группы выживания в нерешительности столпились в паре метров от змеиного лежбища и ждали, что скажет Герасим Севастьянович.
Молчали даже такие бесстрашные асы экстремального туризма, как Юшин и Гожелинский.
Герасим Севастьянович прошел вперед и посмотрел на змеиный клубок. Расстояние между ним и змеями было не более метра.
— Осторожней, — выкрикнул кто-то сзади.
— Попрошу не учить, — не оборачиваясь, ответил Бровкин.
Над группой повисла тишина.
— Ядовитые, — удовлетворенно сказал Герасим Севастьянович. — Яд действует на человека по-разному, в зависимости от организма. От сорока минут до трех часов.
— А потом? — на всякий случай уточнил Александр Борисович.
— А потом все, — сказал Герасим Севастьянович. — В общем, ничего страшного.
Улыбнувшись товарищам, Герасим Севастьянович бодро сделал несколько шагов вперед. Сразу три змеи дернулись в его сторону, но Бровкин был уже для них недосягаем.
Народ был ошарашен. На Бровкина посыпались вопросы:
— Как ты это сделал?
— А если бы они укусили?
— А если укусят, то что тогда делать?
Герасим Севастьянович пошел навстречу пожеланиям публики. Как известный фокусник, он поднял обе руки ладонями вперед:
— Ладно, ладно. Тест на внимательность. Показываю еще два раза.
Он так же спокойно прошел мимо клубка к застывшим зрителям, после этого развернулся и повторил маневр в обратную сторону.
И опять оба раза в его сторону бросались змеи, и оба раза Герасим Севастьянович умудрялся избежать непосредственного соприкосновения.
И снова никто ничего не понял.
— Уж так и быть, объясню, — любезно согласился Бровкин. — Данный вид змей, название которых вам все равно ни о чем не скажет, действительно очень ядовиты. Однако более чем на пятьдесят сантиметров они броситься не могут. Встретить одну такую змею гораздо опасней, чем клубок. В клубке они связаны друг с другом, так что до вас попросту не дотянутся. Здесь около метра, так что можете не опасаться. Да, когда будете проходить мимо них, — засмеялся Герасим Севастьянович, — глаза лучше не закрывать. А то, не ровен час, оступитесь и рухнете прямо на это гнездовье. Ну, давайте по очереди.
Один за другим участники группы проходили мимо шипящего змеиного клубка. Каждый раз Александр Борисович Турецкий говорил себе, что не стоит смотреть, как змеи бросаются в сторону дороги. Но оторваться от этого зрелища он тоже не мог.
Наконец настала его очередь, и он без страха и сомнения тоже пошел вперед.
И прошел.
Как он на это решился? На этот вопрос Александр Борисович так никогда и не сможет себе толком ответить.
В половине второго ночи Александру Борисовичу позвонил по роумингу Вячеслав Иванович Грязнов:
— Здорово, Турецкий. Ты как там, живой?
— Привет, Слава. Вообще-то я сплю. У нас с тобой разные часовые пояса.
— Ну извини, — хмыкнул Грязнов. — Я тебе анекдот хотел рассказать. От нашего компьютерщика.
— Опять про Билла Гейтса? — лениво спросил Александр Борисович.
— Не совсем, — Славка радостно засмеялся, — хотя на эту же тему. Слушай. Компания «Майкрософт» выпустила специальную клавиатуру для своей операционной системы «Виндоуз миллениум». На клавиатуре всего три кнопки. Контрол, альт и делит. Понял?
— Не понял, — Александр Борисович широко зевнул. — И чего?
— Имеется в виду, что она постоянно виснет, — объяснил Грязнов, — и ее приходится перезагружать.
Турецкий, а ты для меня африканскую женщину сфотографировал?
— Нет, Слава, пока не сфотографировал.
— Турецкий, ты обещал. — Вячеслав Иванович сделал паузу. — А у вас там правда ночь?
— Ночь, Слава, — подтвердил Александр Борисович. — Самая настоящая ночь.
— Никогда не верил, — послышался из трубки голос Грязнова. — Ладно, Саша, спи. Извини, что разбудил.
— Ничего, Слава, — проговорил Турецкий. — Был рад тебя слышать.
И снова целый день они ехали на машинах по Намибии. Еще один световой день — и снова надо было преодолеть больше тысячи километров до места следующего испытания — до гряды песчаных дюн, за которой Турецкого должен был ждать переводчик Майкл, чтобы вместе с ним отправиться в деревню верховного вождя народа гереро. Туда, где должен, по идее, находиться вывезенный из России внук заместителя министра иностранных дел Горностаева.
Весь день Александр Борисович думал о предстоящем разговоре с верховным вождем. Как тот отреагирует на просьбу Александра Борисовича отпустить мальчика обратно в Россию.
Горностаев говорил, что Джо был нужен наследник. Получается, что теперь, когда Джо нет, необходимость в наследнике только возросла?
В таком случае любой разговор будет бессмысленным.
И хорошо еще, если удастся обойтись без эксцессов.
А в этом Александр Борисович Турецкий уверен не был.
Верховный вождь в трауре. А у всех народов период траура не самое благоприятное время для ведения переговоров.
В очередной раз Александр Борисович понял всю несуразность собственной миссии.
Чужой человек в чужой стране пытается найти чужого ребенка.
Впрочем, Александр Борисович отгонял от себя эти мысли, понимая, что думать надо было раньше, когда он соглашался выполнить «деликатное поручение». Теперь же поздно. Позади, как говорится, Москва.
Перебираясь через дюны, Турецкий продолжал думать о верховном вожде и о том, что ему делать в том случае, если верховный вождь просто пошлет его куда подальше.
Возвращаться в Россию и говорить Горностаеву: мол, так и так, ничего не вышло?
Разумеется, никаких претензий к Александру Борисовичу не будет. Он и так сделал все, что от него зависело. Хотя вполне мог бы этого не делать. Его даже поблагодарят.
Но это было не в характере Турецкого.
Бороться надо до конца. Более того, настоящая борьба начинается только тогда, когда не остается ни единого шанса.
И короткий опыт участника группы выживания убеждал его в этом. Александр Борисович постоянно вспоминал свой первый переход — по саванне к Берегу Скелетов, когда внутренний голос уговаривал его остановиться, но он продолжал идти и в результате дошел.
Стиснув зубы, Турецкий перебирался сейчас через дюны, и опытные товарищи по группе выживания, наблюдая за ним, переглядывались между собой, говоря друг другу — наш человек, наконец-то вошел во вкус.
Но дело было не в том, что Александру Борисовичу нравилось преодолевать пустыню. Он рвался вперед от нетерпения, желая как можно скорее принять бой и заняться своим настоящим делом.
Таким, где на карту ставятся человеческие жизни и твоя собственная карта в любой момент может быть побита.
Возле следующего мотеля Александр Борисович увидел припаркованный внедорожник, рядом с которым прогуливался чернокожий мужчина под тридцать в очках.
Сбросив рюкзак, Турецкий направился прямо к нему:
— Вы Майкл?
— Да, я есть Майкл, — на ломаном русском ответил мужчина. — А вы Александр Турецкий?
Александр Борисович кивнул:
— Можно просто Саша. Майкл, вы давно меня ждете?
— Уже примерно около где-то полтора часа, — ответил Майкл, посмотрев на часы. — Вы уже готовы сейчас ехать?
— Да, я готов, — подтвердил Александр Борисович. — Сейчас, я только предупрежу своих.
Решив не терять времени, Александр Борисович подошел к Вите Солонину:
— Витя, мне сейчас надо уехать. Если что, объяснись как-нибудь с Юшиным и с остальными. У меня сейчас на это нет времени.
— Это по поводу того дела, ради которого ты сюда приехал?
— Оно самое.
— А он кто? — Солонин кивнул в сторону Майкла. — Ты в нем уверен?
— Переводчик. Мне посоветовали его в нашем посольстве. Там знают, что мы поедем вместе. Так что на этот счет я спокоен.
— А как все остальное? — спросил Солонин.
— А насчет всего остального я не уверен, — скептически улыбнулся Александр Борисович. — Но, как говорится, там видно будет.
— Ну что же, удачи, Саша.
— Спасибо, Витя. И тебе тоже.
— Да, — как-то слишком растерянно согласился Солонин, — и мне тоже.
До деревни верховного вождя, как и говорил Федор Хмелев, ехать оказалось действительно недолго. Практически всю дорогу молчали.
Александр Борисович был погружен в свои мысли, а Майкл, видя это, предпочитал не задавать лишних вопросов.
Лишь когда до деревни оставалось совсем немного, он нарушил молчание.
— Мы практически приехали до конца, — произнес он, поворачиваясь к Александру Борисовичу.
— Скажите, Майкл, — отреагировал Турецкий, — а вы знаете верховного вождя?
— Да, я видел его много раз. Я часто езжу в этих краях. Но лично мы, конечно, не знакомы. Я из другого народа. Мой народ — овамбо — более сильный, большой, чем гереро, — добавил он с гордостью. — У меня есть свой верховный вождь.
— А он может отказаться встретиться со мной?
— Может. Да, — кивнул головой Майкл. — Но я скажу, что вы приехали из России специально, чтобы встретиться с могущественным вождем Кауримо Ритуако. Тогда он не есть будет вам причины отказать.
Хотя Майкл и бессовестно нарушал грамматические правила русского языка, Александр Борисович был поражен, как этот чернокожий африканец, который, по словам того же Федора Хмелева, знал все местные диалекты, умеет правильно выражать свои мысли.
…Верховный вождь народа гереро Кауримо Ритуако принял Александра Борисовича в своей хижине.
Перед этим его и Майкла тщательно обыскали, а также проверили их машину.
По деревне они шли, окруженные конвоем, и Александр Борисович постоянно ловил на себе любопытные взгляды жителей деревни. Ситуация была, мягко скажем, неприятной.
Кроме верховного вождя в хижине находилось двое вооруженных короткоствольными автоматами охранников. Охранники стояли по обе стороны от вождя, и дула их автоматов были направлены на внезапных гостей.
Войдя, Александр Борисович первым делом поклонился, как его учил Федор Хмелев, и после этого произнес длинную речь о цели своего визита.
Все это время не понимавший ни слова Кауримо Ритуако молчал и равнодушно разглядывал лицо Александра Борисовича.
Турецкому от этого взгляда было не по себе, но он старался абстрагироваться и ничем не показывать своего смущения.
Наконец Александр Борисович заметил, что начал повторяться, и замолчал, предоставив слово Майклу.
Верховный вождь слушал перевод, и теперь уже Александр Борисович рассматривал его лицо.
Пока говорил переводчик, на лице Кауримо Ритуако не дрогнул ни один мускул. Взгляд по-прежнему был равнодушным, а глаза устремлены на Александра Борисовича.
Когда переводчик закончил говорить, Кауримо Ритуако какое-то время сидел молча, а потом сказал несколько слов. Александр Борисович повернулся к Майклу:
— Что он сказал?
— Он сказать, что это его не касаться, — виновато перевел Майкл и добавил: — Мне очень жаль. Нам надо сейчас уходить.
Но не тот был человек Александр Борисович Турецкий, чтобы вот так вот развернуться и уйти. Он вдруг почувствовал, что его охватывает чудовищная злоба на этого старика.
Он, Турецкий, помощник заместителя генерального прокурора Российской Федерации, плюнул на все свои дела, уехал от семьи в канун Нового года на край света, как последний кретин надрывался на испытаниях — и все ради чего? Чтобы ему, как последней шавке, указали на дверь?
Ну уж нет!
— Скажи ему, что я продолжу, — обратился Александр Борисович к Майклу. — И обязательно узнай, могу ли я говорить откровенно? Или верховный вождь предпочитает, чтобы с ним разговаривали вежливо?
Александр Борисович схитрил.
Он не собирался говорить ничего предосудительного. Он был бы дураком, если, находясь под прицелами двух автоматов, решился бы на это.
Но в русской народной дипломатии, о которой не подозревал верховный вождь гереро, существует некое загадочное явление, которое условно можно обозначить как процесс раздирания на груди рубашки.
Что выглядит более искренним и неподдельным, чем человек, со слезами на глазах рвущий на груди рубашку?
Разве что только человек, с горящими от гнева глазами, жестким, ледяным голосом интересующийся: могу ли я говорить с вами откровенно?
Вслед за полученным разрешением обычно следует предельно откровенное и бескомпромиссное превознесение до небес ума, мудрости, таланта и всех остальных качеств своего непосредственного начальника.
Или, как в случае Александра Борисовича Турецкого, того человека, от которого необходимо получить нужное решение.
Выслушав перевод, Кауримо Ритуако поднял бровь и внимательней посмотрел на Александра Борисовича.
Тому оставалось только сделать вид, что шутить он не намерен, а вот высказать всю правду-матку в лицо верховному вождю ему не слабо.
— Пусть говорит, — разрешил Кауримо Ритуако.
И Александр Борисович заговорил. И на этот раз он говорил не как в первый раз.
Перед вождем Ритуако развернулась целая античная трагедия, в которой Александр Борисович Турецкий выступал сразу во всех ролях. Если у Турецкого и было актерское дарование, то сейчас он использовал его по максимуму.
Он приносил соболезнования вождю в связи со смертью сына и тут же в красках описывал несчастных русских людей, потерявших своего. Но если Джо уже нельзя было помочь, то тем людям было можно. И только от верховного вождя зависит счастье этих людей. И так далее и тому подобное.
Описывая страдания московских родственников мальчика, Александр Борисович чуть было не прослезился.
В конце он великодушно предложил верховному вождю обменять себя на мальчика. Над тем, нужен ли он верховному вождю, Турецкий не задумался.
Александр Борисович говорил минут тридцать без остановки, и Майкл даже взмок, переводя верховному вождю слова Турецкого. О том, чтобы запомнить всю эту тираду и перевести ее по окончании всю целиком, не могло быть и речи.
Речь Турецкого произвела впечатление на верховного вождя. Он помрачнел.
— Мальчика здесь нет, — сказал Кауримо Ритуако.
— А где он? — растерялся Александр Борисович. — С ним все в порядке?
— Мальчика взял под свою охрану Сэм. Он находится в его деревне.
— Я могу его увидеть?
Кауримо Ритуако усмехнулся:
— Конечно, тебе надо поговорить с Сэмом.
Александр Борисович почувствовал, как у него быстрее забилось сердце.
— И после этого я смогу увезти Алешу домой в Россию?
— Нет, — коротко ответил верховный вождь.
— Но почему?
— По законам нашего народа я не могу отдать тебе мальчика. Он мой внук, — Кауримо Ритуако сделал паузу, — хотя и побочный. Он останется со своим народом. Другого решения не будет.
Кауримо Ритуако отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. Охранники двинулись на Александра Борисовича, вытесняя его из хижины.
Александр Борисович предпочел выйти сам.
— И что ты теперь собираешься делать дальше? — спросил его Майкл, когда они оказались на улице.
— Поедем к этому Сэму. Я должен убедиться, что этот старый лис мне не соврал.
Фраза Александра Борисовича вызвала у Майкла недоумение.
— Верховный вождь не может солгать. Если он сказал, что с мальчиком все в порядке, значит, так оно и есть.
— Я привык во всем убеждаться сам, — ответил Александр Борисович. — Майкл, узнай, пожалуйста, где находится эта деревня.
Спустя десять минут они уже ехали по дороге в нужном им направлении, и Александр Борисович размышлял о своих дальнейших действиях.
Законы народа гереро его не устраивали.
«Черт знает что, — ругался про себя Турецкий. — Это что же получается, Алеша останется здесь на всю жизнь?»
Из слов верховного вождя следовало именно это.
«Раз он так уверенно и гордо говорил о законах своего народа, значит, обращаться в официальные учреждения бесполезно, — думал Турецкий. — А что же тогда делать? Что тогда делать? — обратился Александр Борисович к своему внутреннему голосу. — Скажи, ты же у нас самый умный. Или мы умеем только досаждать, а когда доходит до дела, мы помалкиваем?»
«Мы не помалкиваем, — немедленно отозвался внутренний голос, — мы думаем. Есть такое полезное занятие — думать».
«И много надумали?» — на этот раз съехидничал сам Александр Борисович.
«Есть одна мысль. А вот уверенности, что ты на это согласишься, нет».
«И что за мысль?»
«Послушай, Турецкий. А тебе не по барабану все эти законы народа гереро?» — поинтересовался внутренний голос.
«К чему это ты клонишь?» — подозрительно спросил Александр Борисович.
«Ты уже понял к чему».
«Хочешь сказать, что…»
«Именно это. Сейчас уже темно. А когда доедешь, будет еще темнее. Машина у тебя есть. А дорогу Майкл знает. Заберешь мальчика — и в российское посольство».
«А как же этот Сэм, который взял его под свою охрану?»
«А ты действуй аккуратно, Турецкий. Или в Москве никогда не забирался без приглашения на территорию чужой собственности? В конце концов, правда на твоей стороне. А это главное. Так что не дрейфь, Александр Борисович. И не в таких ситуациях оказывались. И ничего, слава богу, живы».
Этой ночью должно было все решиться. На небе светили звезды, из темноты доносились крики африканских животных.
Если все пройдет благополучно, то меньше чем через три часа они будут в Виндхуке.
Первым делом — в российское посольство. Наверняка все необходимые документы уже готовы. Министр иностранных дел должен был об этом позаботиться.
На машине посольства их доставят прямо к самолету, и никто, ни Кауримо Ритуако, ни Сэм, ни сам черт, не сможет помешать им.
Из посольства надо будет обязательно связаться с Витей Солониным и ребятами из группы выживания. Нельзя допустить, чтобы они Подвергались риску.
Но это в последний раз!
Никогда, никогда больше не ввязываться в подобные авантюры! Даже если цели будут самыми благородными.
Но почему же до сих пор не вернулся Майкл?
Александр Борисович посмотрел на часы, они показывали полночь. Значит, Майкл ушел сорок минут назад. Он должен был уже вернуться. Неужели с ним что-то случилось? Он-то здесь совсем ни при чем.
Турецкий перекатился на другой бок и всмотрелся в темноту.
Впереди виднелись силуэты хижин, среди которых своими размерами выделялся дом Сэма. Обычный двухэтажный щитовой дом, но на фоне хижин он выглядел настоящим дворцом.
Они оставили машину недалеко от дороги. В темноте все равно никто не заметит. Отсюда до нее около семисот метров. Бежать недолго.
«Господи, — подумал вдруг Александр Борисович, — но ведь это же чистой воды безумие. На что я надеюсь? На то, что Сэм не проснется? На то, что он не сможет догнать нас? Но ведь самое паршивое, что Сэм защищает этого мальчика. Может быть, если бы не он, мальчик был бы уже мертв. Нет, никогда больше. Это точно в последний раз».
Впереди послышался шорох, и Александр Борисович сильнее вжался в землю.
— Это я, Саша, — послышался шепот Майкла. — Все нормально.
— Майкл, почему так долго? Я подумал, что-то случилось.
— Если бы что-то случилось, ты бы услышать. Просто я стараться быть как можно более аккуратный.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Александр Борисович. — Ты его видел? Ты видел мальчика?
— Да, видеть. Он есть в тот большой доме. Никакой охрана я там не видеть. Он спит на первой этажа. Ты мочь проходить туда через дверь на задняя стена. Я смотреть, там есть засов, но он очень простой открываться.
— Ты хочешь сказать, что мальчик один во всем доме?
— Никакой охрана я там не видеть, — повторил Майкл. — Саша, ты уверен, что хочешь делать так?
— Уверен, Майкл, уверен. Возвращайся к машине и жди меня там. Если услышишь шум, то сразу не уезжай. Иначе за тобой погонятся. Выжди пару часов. Если меня поймают, я скажу, что один. В Виндхуке иди сразу в российское посольство и сообщи Хмелеву, где я нахожусь. Может быть, он сумеет что-нибудь сделать… А теперь я пойду.
— Саша, — спросил Майкл, и в темноте Турецкий увидел, как блеснули его белки, — этот мальчик на самом деле твой сын?
— Нет, Майкл. Это не мой сын.
— Это сын твоей близкой знакомой девушки?
— Нет.
— Саша, а почему тогда ты делать все это?
— А черт его знает, Майкл, — усмехнулся Турецкий. — Я и сам толком не понимаю.
Прислушиваясь к каждому звуку, Александр Борисович медленно пошел к деревне. Ему казалось, что он производит слишком много шума. Каждый раз, когда под его армейскими ботинками раздавался хруст, он застывал на месте и какое-то время стоял не шевелясь.
Обойдя деревню, он осторожно подобрался к нужному дому. В доме, как и во всей деревне, стояла мертвая тишина.
Александр Борисович заглянул в окно.
Мальчик действительно находился там. Он лежал на низкой кровати, укрытый простыней, и спал.
Если бы он только знал, что за ним пришли! Насколько бы тогда все было проще. А теперь нужно не только не разбудить Сэма, но и не испугать мальчика. Если он закричит, все пропало.
Александр Борисович отодвинулся от окна и подошел к задней двери.
Вот засов, про который говорил Майкл. Турецкий попробовал поддеть его, но ничего не вышло.
Черт! Не хватает еще только провозиться с замком. Майкл сказал, что он открывается легко. Надо было спросить, как именно он открывается.
Александр Борисович предпринял еще одну попытку — и снова неудача.
Главное — успокоиться. Все получится. Только надо успокоиться.
За его спиной раздался шорох, и вдруг Александр Борисович Турецкий со всей отчетливостью понял, что у него за спиной кто-то стоит. Ему показалось, что он чувствует дыхание этого человека на своей шее.
Тогда он повернулся.
Перед ним стоял почти двухметровый африканец с жестким, словно выточенным из камня, лицом.
В руках африканец сжимал автомат.
В следующий момент он резко взмахнул прикладом, и Александр Борисович потерял сознание.