Глава 9

Они с женой были не то чтобы не похожи, просто всегда получалось, что жили они как будто в противофазе. Татка влетала в квартиру именно тогда, когда измотанный и физически, и морально вернувшийся со службы Лев только-только прикрывал глаза в обшарпанном, но уютном кресле. И с ходу развивала бурную деятельность:

– Господи! Что за вонища? Ты что, не мог сразу убрать говноступы и выстирать носки?.. Ага! Уже дрыхнет! А я, конечно, не устала! Мне еще вечер у плиты толочься!..

– Погоди, Тото, не шуми, – лейтенант Орехов приподымал чугунные веки, – через пару ми...

– Как это не шуми? Ты давно пришел? Почему картошки хотя бы на ужин не почистил? И с чего бы это ты так устал? Работа тяжелая? Ты мешки ворочал? Вагоны разгружал? В кабинете ведь сидишь почти все время! На жопе мозоль скоро будет! Разве что в спортзале размялся маленько. И что? Здоровый мужик! Храпеть здоров! Тебе волю дай – будешь лежать и хрюкать, как в свинарнике. И ждать, пока тебе вынесут ботвиньи.

– Тьфу ты! – Лева с трудом отклеивал зад от кресла.

Все, что выговаривала жена, являлось одновременно и правдой и неправдой. Лева был и вполне чистоплотен, и нормально аккуратен, и достаточно деятелен. Ему обычно на все его занятия даже времени не хватало. Но жить без нескольких минут расслабления он не умел. Вот если бы Татка задержалась на полчасика, застала бы его у кухонной плиты, готовящего ужин. Да, в те давние времена полковник не брезговал постоять у конфорки или протереть пол в их служебной комнатке. Но сию секунду, когда жена застукала мужа отдыхающим, ее упреки были справедливы – и оттого еще более обидны. От благодушного настроения Орехова не оставалось и следа. И когда Танька, спустив на мужа всех собак, вдруг делалась живой и веселой, помрачневший милиционер, вроде бы даже помимо своей воли, говорил какую-нибудь гадость. На этом, впрочем, он тут же успокаивался и начинал подлизываться к жене, но натыкался на неприступное: «Отвали!..»

Или возвращался, скажем, Лев Николаевич домой навеселе. Забежали с сослуживцами после трудного дня на пару кружек пива, «за жизнь» поговорили: пришли к выводу – это уже после третьей, – что при всей похабности существования эта жизнь не такая уж плохая штука...

Танька на кухне. Даже не поворачивает головы. Муж подходит сзади, обнимает, держа в руке шоколадку. Татьяна сбрасывает руки, передергивая плечами с таким омерзением, словно стряхнула таракана: «Не дыши на меня, ради бога!» Лейтенант пытается пошутить, рассказывает анекдот, в ответ на который жена не улыбнется даже, хочет объяснить – не понимает, надеется поцеловать – «Отвали!..»

И опять вроде все правильно. И опять не по делу. Снова не совпали. Ведь иной раз Татка и расслабится с удовольствием, и засосать рюмашку-другую не откажется.

Так и жили. Привыкали понемногу. Но не друг к другу привыкали, не с недостатками партнера мирились. В потихоньку накапливающейся озлобленности привыкли не замечать приятного: Танька в упор не видела генеральной уборки, завершенной к ее приходу, Лева – вкусного пирога, испеченного в обычный будний день, а не на праздник. Или новой прически жены. Ему даже на ум не могло прийти, что прическа, оказывается, для него, а не для самой Татки. Они не замечали этих мелких радостей, как не замечаем мы воздуха, которым дышим.

Ведь дышать свежим воздухом в семейной жизни это и есть, в сущности, счастье. Зато любой вредный выброс – ссора, обида, нечаянная невнимательность, преднамеренная грубость – отравляет семейную атмосферу, отдаляя супругов друг от друга. Они становятся чужими.

Так понемногу становились друг для друга чужими и супруги Ореховы. Иногда для развлечения заводили любовников. Но не измены стали причиной расставания. Так называемая измена – не самое страшное испытание для семьи. Камнем преткновения всегда становится необъяснимая уверенность каждого в том, что партнер должен думать и поступать именно так, как думаешь и поступаешь ты сам. Любое неизбежное инакомыслие воспринимается как измена, которая гораздо страшней возможной случайной неверности, поскольку свершается, в отличие от романов на стороне, ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Зацикливаться на этом – все равно что ежедневно получать дозу накапливающегося в организме стронция: отравление неизбежно...

Закончилось все банально. Они развелись через месяц после того, как вручили друг другу подарки на седьмую годовщину свадьбы. Таня откладывать больше не хотела, так как желала поскорее устроить свою личную жизнь. Проблем в суде не возникло. Слава Богу, детей у них не было...

Полковник Орехов лежал в полумраке. Предметы, окружавшие его, понемногу теряли четкие очертания и сливались со струящейся из незавешенного окна темнотой. Льву Николаевичу было лень подняться с дивана, задернуть шторы, включить свет. Возможно, это накатил один из тех моментов расслабления, о которых он только что вспоминал. Странно, что он вообще подумал о Татке. Вот уж почти полтора десятка лет он ни разу не встречался с бывшей женой и не поддерживал с ней никаких отношений. Впрочем, иногда он, пользуясь милицейскими связями, отслеживал ее судьбу. Из чистого любопытства. И знал, что теперь они вообще никогда больше не увидятся, потому что любимая некогда им взбалмошная, так и не повзрослевшая девчонка три года назад уехала из столицы в Иркутск, где жила ее двоюродная сестра, навсегда. Второй раз замуж она так и не вышла.

«А ведь скоро справили бы и серебряную свадьбу, – ухмыльнулся полковник. – Свят-свят!..»

Насколько все-таки комфортнее жить, не будучи связанным никакими обязательствами, кроме деловых. Ну да, каждому мужику хочется иногда побыть ребенком и уткнуться головой в уютный женский подол. Но для этого много ума не надо. Звонишь Регинке, приезжаешь с букетом, кормишь в ресторане – и самые сокровенные интимные желания реализуются безо всяких проблем. Чувствуй себя хоть послушным мальчиком, хоть доминирующим самцом. Надоедает энергичная спортсменка – так ведь и запасной деревенский вариант имеется. Чем не жизнь?

Зато времени свободного сколько для дела высвобождается! Разве смог бы он достичь нынешних высот, когда бы ежедневно торопился со службы домой – под каблучок к своей благоверной? Так и выслушивал бы до пенсии ее попреки по поводу протертых за письменным столом форменных штанов. Мало ли в милиции сорокалетних капитанов? Вон их сколько мельтешит! Достаточно в коридор из своего солидного кабинета выглянуть...

А после того как ощутил себя Лева полноценным холостяком, стал он завсегдатаем мужских компаний, в которых частенько присутствовали нужные люди. На хлебное место – в отдел по борьбе с коррупцией в органах государственной власти – восемь лет назад он, считай, через баню попал. И в том же буквально году – уже через прекрасно организованный выезд на рыбалку – познакомился со Славой, довольно молодым еще парнем, но уже большим человеком. Одним из заместителей тогдашнего президента Олимпийского комитета страны господина Бодрова. Бодров уже вовсю вертелся в Международном олимпийском комитете – у самых его верхов. Кормушку искал пообъемнее. Поэтому вскоре кресло освободилось, и энергичный Славка с воодушевлением принялся строить свое благополучие на новой высокой должности. Разве не за тем любой человек пробивается во власть?

Благодаря такому знакомству и в органах скоро сообразили, кому же именно можно доверить решение вопросов борьбы с коррупцией и в высшем руководстве российского спорта. И вот уже много лет полковник Орехов отдавал себя без остатка этой почетной службе. Боролся изо всех сил.

Самая беспощадная борьба велась на таможнях. Умышленное занижение стоимости товаров, неверное декларирование, попытки под видом никелевого, скажем, сплава провезти драгоценный кобальт, ввоз товаров животноводства из стран, откуда ввоз запрещен из-за карантина...

У таможни оказалось множество давно известных приемов, благодаря которым у больших таможенных начальников росли в элитных парковых зонах высокие дворцы. Но даже эти доходы не шли ни в какое сравнение с теми сверхприбылями, которые получали государственные чиновники самого высшего ранга, умело пользуясь законными или незаконными таможенными льготами или послаблениями.

Окунувшись в эту бесконечную борьбу со злоупотреблениями, майор Орехов вскоре приобрел крепкие связи на многих российских таможнях. В силу специфического служебного положения его интересы и на таможне были связаны с различными спортивными федерациями. Однако у быстро продвигающегося по служебной лестнице офицера и аппетиты росли стремительными темпами. Приходилось частенько выезжать в командировки даже на Дальний Восток, но больше всего любил Орехов «работать» с окном в Европу – петербургскими таможнями.

Ходили слухи, что и громкие скандалы на Выборгской, Санкт-Петербургской и Балтийской таможнях в 2004 году не обошлись без участия господина Орехова. Полковник провел хитроумную операцию, в результате которой после череды отставок неугодных Славе Калачеву лиц в кресло начальника Балтийской таможни сел давний приятель Орехова, бывший военный контрразведчик Иван Михайлович Макаров, а его однополчанин Ваня Овражный с поста начальника таможни Северо-Запада перебрался в кресло руководителя службы собственной безопасности Федеральной таможенной службы.

С этих пор служба у полковника и двоих его друзей-приятелей, которых он приобщил к общему делу, пошла как по маслу. Достаточно высокая милицейская должность позволяла ему прикрывать разного рода махинации одного из главных спортивных боссов страны.

А Калачев, пользуясь услугами коррумпированных милиционеров, обеспечивал им неплохую «зарплату». Кстати говоря, последняя продажа контрабандного спортивного инвентаря, неожиданно задержанного чрезмерно усердными таможенниками, и, таким образом, потерянная для официального использования, которая была совершена с ведома и с негласного одобрения «шефом», принесла начальнику отдела по борьбе с коррупцией и его подельникам весьма кругленькую сумму.

Впрочем, они не брезговали и заработками на стороне, никаким образом со спортивным ведомством не связанными. На очередном походе за грибами или на рыбалку инициативная троица придумывала очередную интересную схему, позволяющую договариваться едва ли не с самым принципиальным таможенным начальником. Обычно эта схема была проста, как все гениальное. И всегда строилась по принципу: ты – мне, я – тебе. Скажем, ты пропустишь пару сорокафутовиков без досмотра, а я тебе покажу, где ты можешь добрать пошлин в бюджет на миллионы рублей и вполне за это рассчитывать на скорое повышение.

Именно с подачи полковника Орехова петербургские таможенные органы нашли новый способ мобилизации платежей в бюджет: подвергать сомнению информацию производителей о выпускаемых ими товарах.

В частности, Петербургская таможня в течение двух месяцев не выпускала в оборот две дорогостоящие бурильные установки, привезенные из Австрии для использования в работах при строительстве кольцевой автодороги, доказывая, что это подъемный кран. В результате таможенникам удалось получить с владельцев бурильных установок дополнительно полтора миллиона рублей таможенных пошлин и платежей.

Техника была куплена российской стороной у известной австрийской компании и оформлена под таможенным кодом, соответствующим бурильным установкам. Получателю товара требовалось заплатить пять процентов таможенных пошлин и платежей от стоимости товара, то есть около двух миллионов рублей.

Однако ход событий принял неожиданный поворот. Сотрудники Петербургской таможни, невзирая на сопроводительные документы и нужные сертификаты, заявили, что ввезенная техника не является бурильными установками, а представляет собой не что иное, как подъемный кран. В соответствии с собственными выводами таможенники изъяли оборудование, отправили его на склад конфиската и составили протокол, что таможенные брокеры неправильно указали код. При этом получателю товара было заявлено: меняйте декларацию, оформляйте технику под другим таможенным кодом. Проведение бурильных установок под кодом подъемных кранов увеличило таможенные пошлины и платежи до четырех с половиной миллионов рублей.

В результате получателю ничего не оставалось, как заплатить таможне дополнительные деньги и переоформить бурильные установки как подъемный кран.

И не важно, что задержка уникальной техники на таможне обернулась убытками для дорожно-строительной компании и затягиванием сроков строительства кольцевой автодороги. Зато «бригада капиталистического труда» полковника Орехова, провезя свои товары без досмотра, получила несколько сот тысяч рублей на карманные расходы...

В общем, неплохо жилось, рассуждал полковник, лениво развалясь на диване. И если бы шеф в последнее время не стал требовать все больше и больше, можно было бы его командование терпеть и дальше. Неисповедимы все-таки пути человеческие. Кто еще год назад мог бы подумать, что своего босса – почти родного! – придется собственными руками?..

В общем, жадничать не надо – вот что. И на чужих девок зариться!

Орехова аж передернуло, когда он вспомнил, как собственными ушами слушал в наушниках специального приборчика, снимающего звуковую информацию по микровибрации оконных стекол в номере Альтовой, сладострастные стоны и вздохи. Поначалу сразу хотел вбежать и убить гада. Вместе с сучкой этой. А потом ничего. Даже понравилось. Даже возбудился, представляя себе фривольные картины... А месть отложил ненадолго. По плану-то оно еще приятней получится. Но все-таки, все бабы стервы – и говорить тут нечего. И Алка тоже стерва, несмотря на то что спортсменка и чемпионка. И сама она ведь не прочь оказалась с бойфрендом подружки закадычной перепихнуться. Но стоило Регинке налево намылиться – она уже тут как тут с доносом: Левочка, я тебе, как другу, по большому секрету...

Понятно, что Альтова ему не жена, не любимая – так... Ныне и на законную супругу пояс верности не очень-то наденешь. А тут взрослая баба. Свободная, в общем-то, если честно. А поди ж ты, все равно обидно до соплей. Так что за удовольствие, Славик, всегда приходится платить. А ты что думал?

Полковник вспоминал тот поздний вечер с улыбкой, как люди вспоминают обычно о завершенной тяжелой, но добросовестно проделанной работе. Сделать все оказалось не так трудно, как думалось поначалу. В тот вечер охрану Калачева осуществляли охранники ЧОПа, которое курировало подразделение Орехова. Полковник по просьбе Петра Семеновича Майстренко сам в свое время привлек это предприятие к сбережению в целости и сохранности тела начальника. Сам же и устроил так, что дежуривших в тот вечер бойцов Стецюка и Гайдамака будто бы невзначай подхватили под руки две проходившие мимо симпатичные путаны. Простодушные хохлы, недавно получившие лицензии телохранителей, посчитали, что в столь поздний час вряд ли кто-то попытается проникнуть к Калачеву. И большой беды не случится, если они спустятся с девчатами на часок-другой в круглосуточный бар, чтобы выпить холодного пивка...

Понятно, что, когда большая беда все-таки случилась, два любителя хмельного солодового напитка даже под пытками не признались бы, что отлучались со своих постов в двух противоположных концах коридора на четырнадцатом этаже элитного отеля. Поскольку пыток не предвиделось, следователи услышали от недобросовестных охранников только одно: никого из посторонних в момент происшествия в номере Калачева, которого они берегли как зеницу ока, не находилось...

Степанов тогда остался у двери калачевского номера «на стреме», а Орехов с Бочкаревым вошли к уже заждавшемуся их президенту РОК. Славик немного нервничал, но не оттого, что опасался предательства, а просто волновался за исход совещания в Москве, где решалось, быть или не быть ему президентом в очередной раз.

Самое смешное, что решение в самых верхах было принято все-таки в его пользу. В тот вечер Лева с Виталиком действительно привезли боссу новости о том, что он остается на посту еще на один срок. Хотя сами знали, что произойдет иначе. А сам Калачев даже не подозревал, насколько коротка будет его радость. Обмолвились тогда мужчины и о деньгах, но чека на огромную сумму милиционеры Калачеву так и не отдали – этот чек как раз и был их «заработной платой» за убийство.

Орехов умело забалтывал доверчивого Славу, а в это время Бочкарев зашел сзади и ударил его кастетом в основание затылка. Босс потерял сознание, а дальнейшее было уже делом техники...

Орехов за приятными воспоминаниями даже задремал на своем диванчике, но, всхрапнув, от собственного же храпа и встрепенулся. Нет, не время почивать на лаврах. Так ведь можно проспать все самое интересное на свете. А надо бы еще с новыми боссами обсудить одно намечающееся дело. Он пошарил рукой под собственной задницей, достал мобильный телефон и нажал цифру один.

– Слушаю вас, Лев Николаевич! – Официальный тон был вызван, скорее всего, наличием посторонних в кабинете Сухарева.

– Родион Иванович, у меня возникли кое-какие соображения по поводу того небольшого дельца, которое вы мне поручили спланировать. Когда я могу вам перезвонить? А еще лучше сразу к вам заскочить?..

– Мне друзья давние – Тюльпановы их фамилия – эту квартиру сдали. Они сейчас в Голландии на ПМЖ. Тюльпановы – в стране тюльпанов. Неплохой каламбурчик? – Невзрачный мужчинка с козлиной бородкой и в круглых, похожих на пенсне, очках застенчиво улыбнулся. – Саша, приятель мой, после защиты докторской диссертации получил приглашение работать в Королевском институте метеорологии. Волны в море изучает. Не знаю, зачем это голландцам. Вот уже лет десять друзья всей семьей там живут. Дом купили. Но квартира здесь осталась. Специально приезжали, чтобы приватизировать. Теперь у них кругом недвижимость. Буржуи! А я пока за имуществом присматриваю. Правда, одна комната под потолок мебелью заставлена. Но мне оставшейся за глаза хватает. Мне вообще-то и кухни хватает вполне. Вот ночами за компьютером сижу, кофе пью. А спать захочется – так я прямо на кушетке.

Галина Романова мельком огляделась. Овальный стол, на одном конце которого немытая тарелка с остатками гречневой каши, а на втором – включенный ноутбук. Кушетка, где вполне можно приткнуться, свернувшись калачиком. Над небольшим холодильником маленький телевизор на кронштейне. На тумбочке у плиты несколько пустых банок из-под кофе. Под ногами – из-под пива. Было похоже, что бывший муж Заславской действительно способен был прожить всю жизнь на этих двенадцати квадратных метрах. Галина мысленно себя похвалила за то, что не поленилась выехать к свидетелю. Вызов в прокуратуру, похоже, напрочь лишил бы этого интеллигента дара речи. А здесь он чувствовал себя на своей территории.

– Простите, Радек Васильевич, – начала она, слегка запнувшись на имени, казавшемся уменьшительным. Но обладатель его сразу это заметил и подбодрил:

– Не смущайтесь. – Он снова продемонстрировал такую улыбку, будто вот-вот собирался заплакать. – Это маманя меня таким имечком осчастливила. Она рьяной комсомолкой была, верила печатному слову, вечно сама письма писала в «Комсомольскую правду» – это, видно, я в нее такой писучий – и преклонялась пред светлым образом самого беспринципного коммунистического журналиста. Но Карлом называть не стала. Записала отчего-то Радеком. Впрочем, все меня зовут Радиком. И мне это даже нравится.

Он старался быть в речах небрежен, но про мать говорил с нежностью в голосе.

– Простите, Радек Васильевич. Я побеспокоила вас в связи с трагическим происшествием, случившимся с вашей бывшей супругой.

– Да, понимаю. Очень жаль Ларису. Она была великой женщиной. И я не обиделся даже, когда она от меня ушла. Кто я? Литературный поденщик. Живу сочинением биографий известных людей, которые часто и двух слов связать не могут. На жизнь мне хватает. Мне, но не ей...

– Скажите, пожалуйста, вы знали, над чем она работала в последнее время?

– Нет. Я и раньше-то никогда не знал. Она скрывала это практически от всех.

– Дело в том, что нам необходимо найти ее телохранителя, который исчез после трагедии.

– Этого прощелыгу?

– Почему прощелыгу? – удивилась Галина Михайловна. – Вы были знакомы? Вы его знаете?

– Знаю – громко сказано. Видел единственный раз. Я, понимаете ли, тоже посещаю литературные вечера, презентации, выступления. Не в первых рядах, конечно, но бываю. На празднование юбилея их органа тоже был приглашен, хотя Лариса о том даже не догадывалась. Да и не заметила меня в толпе поклонников. А я хоть и в очках, но вижу хорошо.

– Но почему прощелыга?

– Потому что жулик. Знаете, литератору, чтобы люди верили тому, что он пишет, приходится быть наблюдательным. Вот и мне приходится обращать внимание на разные мелочи и стараться через них понять суть вещей. Самое трудное для меня – угадать в толпе потенциального победителя, но зато я сразу обнаруживаю будущего неудачника. И человека, который прячет свою суть под маской, тоже вижу всегда.

Романова с интересом взглянула на собеседника.

– Да, да. Вы не глядите, что я похож на канцелярскую крысу. Я видел жизнь и достаточно хорошо понимаю людей. Потому и пишу неплохие стихи. Не гениальные, но неплохие. Вся остальная же моя писанина – полная ерунда. Приходилось писать даже слезливые любовные романы и детективы. Хотите, я скажу, о чем вы подумали?

– Ага, – кивнула заинтригованная Галя.

– Вы поначалу обрадовались, что я знаю ее спутника, а теперь разочаровались...

Галина удивленно покачала головой, подтверждая догадку.

– А зря, – широко улыбнулся «инженер человеческих душ». – По крайней мере, я знаю, что зовут этого вашего красавца Виталием Бочкаревым. И работал он в органах в то время. Не думаю, что вам будет трудно его отыскать.

– Но откуда?..

– Ну не специально же выяснял, – продолжал улыбаться Радек Грибков. – Просто в моей жизни всегда так получается. Если что-то нужно, если что-то просто интересно, обязательно само все откуда-то берется. Я сейчас уже даже не помню, кто мне про него рассказал. Может, Крыска – подружка Ларкина. Может... Не важно. Но это имя звучало. И я помню его абсолютно точно...

Первые дни московского октября напоминали о скором приходе настоящей осени. Пока в сочинских субтропиках отдыхающие со всех концов страны продлевали себе погожие летние деньки, столичный ветер давно унес далеко куда-то легкие паутинки бабьего лета. Стало заметно прохладнее. Мельчайшие капли дождя повисли в воздухе, не торопять падать на землю. Они оседали на руках и одежде. Ими приходилось дышать. Пока Галя прошла два квартала до троллейбусной остановки, успела пожалеть, что у нее в груди легкие, а не жабры, и представила себя золотой рыбкой в огромном аквариуме высотой до неба, на дне которого валяются валуны московских небоскребов и колышутся водоросли тополей и кленов. Рыбкой, которой вместо трех желаний приходится исполнять бесчисленные поручения начальника следственной группы...

Вот уже второй день, как Галя Романова снова носится по столичным адресам. И уже позабыть успела, как на Черном море может припекать в эти дни южное солнце.

Потихонечку вся «команда Турецкого» оставляла ласковый курорт, оказавшийся таким негостеприимным для президента Российского олимпийского комитета, и возвращалась на привычные рабочие места. Помимо Володи Яковлева, который главенствовал над местными кадрами, еще прикомандированными к центральной следственной группе и продолжающими рутинную работу по выявлению возможных свидетелей преступления, только Рюрик оставался в Сочи – держать связь с Москвой и выполнять роль тамошнего координатора. Но, похоже, Сан Борисыч и их скоро оттуда выдернет. Да и нечего им там больше делать. Все пути ведут в третий Рим...

Про Аллу Борисовну Куклову Галя узнала из Интернета.

Вернувшись из Сочи, она позвонила Денису Грязнову и, договорившись о встрече, заехала в «Глорию». Конечно, особого повода не было, просто она соскучилась по этому рыжему парню. Но признаваться в этом ей было страшно даже себе. А уж ему она никогда и слова не сказала бы. Поэтому пришлось придумать причину для визита: попросилась – если можно, конечно, – поработать по старой памяти в каком-нибудь свободном помещении агентства. Как когда-то. Все-таки удобнее, чем в сутолоке Генеральной прокуратуры, не говоря уж о родном милицейском кабинете. Денис не отказал, тем более что прежний «кабинет», где Галя уже работала вместе со Светой Перовой, когда Турецкий искал пропавшего академика Дубовика, до сих пор пустовал. Руки не доходили у сыщиков вернуть все в исходное состояние. Только компьютер Макс оттуда изъял, но теперь, по первому же намеку Дениса, поставил снова, настроил и подключил ко Всемирной сети.

Зная от Турецкого о роли Регины Альтовой в деле Калачева, Галина из чистого любопытства набрала в поисковике это имя. К ее удивлению, ссылок на биатлонных див в Интернете нашлось превеликое множество. И Романова, увлекшись, потратила минут сорок драгоценного времени на изучение всякого рода сплетен вокруг этого вида спорта. Наткнувшись на упоминание «алкогольного» скандала и ссоры Альтовой с Калачевым, прочитала, что Регину в этой войне горячо поддерживала ее давняя соперница и хорошая подруга Алла Куклова. «Интересно, – мелькнула мысль, – а вдруг подружка знает что-то, что сама Альтова упустила, посчитав незначительным. Что-нибудь о взаимоотношениях президента РОК и известной спортсменки. Но такое, что еще не стало достоянием желтой прессы?..»

Спроси ее потом, что двигало ей в эту минуту, Галя, наверное, не ответила бы. Но сейчас ее вел какой-то инстинкт, вероятно, сродни охотничьему. В родном департаменте она быстро выяснила телефон спортсменки и набрала номер прямо из «Глории». Куклова оказалась дома, что само по себе было редкостью. А еще, по счастливой случайности, она и жила на Неглинке. В пяти минутах ходу.

Галя представилась, сказала, в связи с чем заинтересовалась персоной спортсменки, и пояснила, что не хотела бы отвлекать биатлонистку, загруженную подготовкой к предстоящему сезону, от ее дел вызовом в официальные органы. Но если Алла Анатольевна может в ближайшие полчаса подойти по указанному адресу на официальную беседу, следствию по делу гибели президента Российского олимпийского комитета она очень поможет.

Через десять минут Куклова была в «Глории». И Галина действительно допрашивала ее недолго. Разговор касался исключительно взаимоотношений Альтовой и Калачева. Начиная с давешней неприязни и заканчивая совместной поездкой в Сочи.

– Как по-вашему, находились ли Альтова и Калачев в любовной связи?

– Мне Региша ничего об этом не говорила. Но я очень сомневаюсь.

– Почему?

– Ну, потому что на нее не похоже. Она в постель к кому попало никогда не прыгала. Я знаю, конечно, о ее любовных связях, которые были раньше. Но у кого их не было? Вы тоже женщина – должны понимать. Но со Славой?.. Наш Михалыч – мужик сам по себе видный. Был, – поправилась Алла Анатольевна, вспомнив. – Но казановой я бы его не назвала. Регина же никогда влечения к нему не испытывала, чтобы вдруг разом так перемениться. Тем более сейчас.

– А что такого сейчас происходит, что могло бы помешать?

– Есть у нее любовник постоянный. Или, как их модно обзывают, бойфренд. Не знаю, правда, как давно они встречаются, но мне подруга о нем обмолвилась уже с полгода как. Солидный вроде дядька. Наведывается. Подарки дарит. Может, у них что-то серьезное выйдет? И зачем ей, спрашивается, опасная интрижка?

– Действительно... – Галина на секунду призадумалась, прикусив нижнюю губу. – Да, некоторая нестыковка получается. А имя его вы знаете?

– Да. Она говорила. Обещала и познакомить по случаю. Но все пока не выходит как-то.

– И все-таки?

– Левой его зовут. Лев Орехов.

Ирина Генриховна, склонившаяся над газетой, хохотнула негромко, но тут же закашлялась.

– Ириша, господи, что же у тебя за кашель-то такой? Когда пройдет уже?

– Вот помру – и все пройдет, – жена улыбалась, но от смеха удержалась, чтобы не спровоцировать очередной приступ кашля.

– Ты шути, но постарайся в следующий раз поумнее. Ладно? А эскулапа твоего, чувствую, пора к ответственности привлекать за халатность. Может, у тебя уже астма? А он и не чешется.

– Ты, Шурик, ненамного умнее шутишь, – отпустила ответную шпильку супруга. – А кашляю я значительно меньше уже. Помогли таблетки-то эскулаповские. Он, пока ты по курортам раскатывал, антибиотик в меня впихнул все-таки. Рентген показал, что воспаление было, хотя явно не диагностировалось. Но сейчас легкие приходят в норму. Теперь вот восстанавливающие витамины прописал... Не переживай. Прорвемся. Я себя, правда, значительно лучше чувствую.

– Ну хорошо, если так. Пусть живет пока костоправ твой.

– У самого-то как дела? Мальчика отпустили? Живого-здорового, надеюсь?

– Этот мальчик живее-здоровее нас, вместе взятых, будет. А чего это ты вдруг о его здоровье забеспокоилась? Давно ли ты меня в изверги записала?

– Это я под действием печатного слова, – не удержалась от смеха Ирина. Но на этот раз обошлось без кашля. – Вот. Нинке подружка подсунула «Тульские известия». Полюбуйся. Тут протокол допроса оперативного работника по поводу жалобы на неправомерные действия милиции.

«Я, старший оперуполномоченный капитан милиции Витницкий, по существу заданных мне дознавателем вопросов поясняю следующее.

Вечером 16 июня с. г. около 23 часов я и эксперт старший лейтенант Рюмин зашли в ресторан, чтобы купить сигареты. В зале мы увидели гр. Суркова по кличке Гараж, полученной от братвы за большие габариты.

Данный гражданин, находящийся во всероссийском розыске, был пьян и приставал к неизвестной женщине. Мы с Рюминым хотели провести с ним воспитательную беседу, но Сурков вытащил из кармана пистолет системы ТТ, выстрелил в нашу сторону и попал в бармена, легко его ранив.

После этого Рюмин выбил у Суркова пистолет, а я свалил его на пол. Но гр. Сурков не успокоился и начал нагло, с особым цинизмом биться печенью, почками и лицом об мои и Рюмина ботинки с целью завладеть нашим табельным оружием, что могут подтвердить официанты и посетители ресторана.

Позднее уставшего гр. Суркова мы доставили к следователю в районное отделение милиции. Следователь Кокорин, увидев пистолет задержанного и услышав его матерные выражения в адрес российской милиции и себя лично, начал стыдить гр. Суркова и объяснять, что он не прав. В припадке раскаяния Гараж стал плакать и случайно ударился об угол сейфа той частью мозга, которая заведует устными показаниями.

Следователь Кокорин записал добровольные признания гр. Суркова. Потом я и Рюмин пальцами раздвинули задержанному веки, самотравмированные в ресторане, чтобы он мог видеть и подписаться под протоколом, что он и сделал.

В дополнение к вышесказанному хочу добавить, что с моей стороны, а также со стороны Рюмина и следователя Кокорина никакого физического воздействия к гр. Суркову не применялось, а его заявление прокурору – наглая ложь и провокация с целью опорочить нашу родную российскую милицию».

– Да уж. – У Турецкого заметка вызвала даже не улыбку, а какую-то болезненную гримасу. – Это юмор?

– Вроде бы, – насторожилась жена.

– Дурак сочинял.

– Если отвлечься от ваших милицейских реалий, а сразу читать как юмореску, то вполне даже смешно.

– Ну-ну. Значит, я тупой.

– Нет, Шурик. Это у тебя просто чувства юмора нет, – продолжала веселиться жена.

– Есть. Но мне, мать, не до него просто сейчас, – вполне серьезно отозвался Александр Борисович. – Ну, что? Спим?

Супруги забрались в кровать и пожелали друг другу спокойной ночи. Турецкий щелкнул выключателем висевшего над головой бра, потянулся до хруста в костях, забросил руки за голову и с надеждой на отдых прикрыл усталые глаза.

Но не спалось.

Последняя полученная информация тяжело ворочалась в голове, стараясь улечься на самое удобное место, соответственно толкаясь локтями и пытаясь отпихнуть предыдущие сведения куда-то вбок. Но те упирались, вступали в схватку, толкались в ответ, входили с новой информацией в клинч. Так потихонечку находилось место и новичкам, но отнюдь не такое шикарное, как им думалось поначалу. В конце концов все раскладывались по разным полочкам, и после этого можно было оглядеть поле завершившейся битвы, чтобы понять: а что, собственно, появилось нового? Что подтверждает, а что опровергает предыдущие домыслы и гипотезы?

Сегодня Турецкий узнал две весьма полезные новости. Во-первых, Денис Грязнов порадовал. То поручение, которое Александр Борисович ему давал в свой прошлый визит, рыжий племянник Вячеслава Ивановича выполнил превосходно. И сегодня он доложил, что неизвестным автором записки, найденной в пиджаке Калачева, скорее всего, является один из заместителей министра экономического развития страны Вадим Строганов. Помочь сориентироваться Денису помог тот факт, что круг поисков с самого начала был весьма ограничен. Стройками государственного значения – а именно таким является строительство будущих олимпийских объектов – как правило, управляет либо Минпромэнергетики, либо Минэкономразвития. Найти и проверить Вадимов, входящих в руководство этих министерств, было делом техники. Когда же выяснилось, что Строганов является еще и членом исполкома Российского олимпийского комитета, стало понятно, почему премьер именно ему поручил курировать строительный комплекс в Сочи и Красной Поляне. Дальше шли, казалось бы, мелкие детали биографии Вадима, но они тоже были важны. Поляков в свое время был учеником главы концерна «Диалог» Петра Семеновича Майстренко, некогда принимавшего участие в строительстве спортивных сооружений к московской Олимпиаде. А ныне именно концерну этого господина покойным Калачевым было поручено возведение объектов предполагаемых зимних игр в Сочи. Становилось ясно, что такой человек, как Строганов, вполне имел право и мог писать записочки главному российскому «олимпийцу». Более того, стало очевидно, что речь в записке шла не о сроке заключения, а об очередном сроке возможного олимпийского президентства Владислава Михайловича. Клубок завязался тугой. Теперь предстояло его размотать и узнать, каким боком к нему прислонилась криминальная милицейская троица.

Второй сногсшибательной новостью была та, что главарь преступного синдиката Орехов был, как оказалось, любовником спортсменки, которую взял с собой на курорт для любовных же утех покойный Калачев.

Турецкий даже плечами чересчур активно повел, потревожив начавшую было засыпать супругу. За что получил ласковый втык, повернулся на бок и продолжил свои умственные упражнения.

Сомнительно было, что Калачева лишили жизни исключительно из ревности. Ознакомившись с личным делом, послужным списком и имея теперь представление о тайной деятельности Орехова, Турецкий не мог представить себе полковника в роли страстного мавра. Однако дополнительный мотив для устранения президента РОК у Льва Николаевича, безусловно, появлялся. И подобный факт конечно же будет учтен судом, перед которым предстанут убийцы. В этом первый помощник генерального прокурора России уже не сомневался.

Турецкий был почти убежден в том, что Владислава Калачева убили не из личных побуждений, а из-за огромных денег, которые в связи с предстоящей Олимпиадой потекли рекой в его ведомство. Выгодные подряды были поручены давнему соратнику Калачева, во всем что касалось возведения и ремонта спортивных сооружений, заслуженному строителю Майстренко. Но его конкуренты, обиженные таким положением вещей, пытались изменить ситуацию. Весьма вероятно, что причастными к смертям людей из окружения Петра Семеновича могли быть другие строительные магнаты. В частности, были у Турецкого соображения о руководстве фирмы «Оптима-Строй», которая вела активное строительство в этом регионе еще до тендера на право возводить объекты Олимпиады. Господа Поляков и Сухарев побывали и на приеме у спортивного министра Красина, пытаясь, видимо, решить дело через официальные инстанции. А когда не выгорело, вполне могли прибегнуть к методам, знакомым господину Сухареву по собственному криминальному прошлому...

Ну что же, все это предстоит подтвердить или опровергнуть наблюдением за фигурантами, прослушиванием телефонных переговоров, перехватом корреспонденции...

Так, потихонечку рассуждая о делах насущных, Александр Борисович Турецкий незаметно и заснул.

Высокий спортивный парень занял удобную наблюдательную позицию, отгороженный от подъезда массивного шестиэтажного дома сталинской эпохи, ставшего предметом его внимания, плотной стеной колючей акации. От входной двери соглядатая заметно не было, но сам он сквозь теряющие листья ветки подъезд видел неплохо. Правее подъезда стоял сверкающий черным лаком «мерседес» со слегка притемненными стеклами. Коротко стриженный водитель ждал хозяина за рулем.

Наблюдатель знал о его хозяине все. Но и о самом водителе тоже знал многое. Борис Казаков был чемпионом мира 2003 года по боевому самбо и чемпионом России 2004 года по боям без правил. Начинал зеленым пацаном с кикбоксинга под руководством легендарного Ступенькова, когда тот еще жив был. Отлично владел огнестрельным и холодным оружием. Прекрасно водил автомашины, мотоциклы и другую технику на колесах. Вот уже четыре года имел охранную лицензию, свидетельствовавшую о квалификации высочайшего класса. С момента возвращения Михаила Красина в Россию был его бессменным телохранителем.

Громко хлопнула дверь подъезда, и под его козырьком появились «сам». Он был в безукоризненном светлом льняном костюме. Ветровку, без которой было уже весьма и весьма прохладно, надевать не стал – нес перекинутой через руку. Крупный, почти квадратный, как и его бодигард, то есть личный телохранитель, этот бывший спортсмен со стриженым седым ежиком на большой голове, при всей кажущейся его медлительности, тяжести и неповоротливости в движениях, говорят, всегда был очень быстр и ловок в минуты опасности. Да и сейчас, похоже, не растерял еще реакции.

Казаков, выскочивший из машины за секунду до появления «хозяина», поспешно открыл ему дверцу. Министр физического здоровья нации исчез в темном полумраке «членовоза». Автомобиль резво тронулся с места.

Михаил Красин ехал на пресс-конференцию, на которой он решил объявить о своем решении баллотироваться в президенты Олимпийского комитета России. Ограничение после заседания Олимпийской думы было снято, теперь по закону глава Росспорта имел право занять пост президента ОКР.

Соглядатай вышел из-за кустов и за углом сел на переднее сиденье рядом с водителем «БМВ» третьей серии выпуска середины девяностых годов с двухлитровым мотором – неброскую и запыленную. Не привлекающая особого внимания машина тут же тронулась и выкатила со двора минутой позже красинского «мерседеса». А из соседнего переулка достаточно резво выкатилась «девятка» с плотно тонированными стеклами.

Продукт отечественного автопрома, прибавив газу, обошел сопровождаемую им машину уже при выезде на набережную и, нарушая скоростной режим, быстро умчался вперед. Орехов, сидевший за рулем, знал, что сотрудников ГИБДД на набережной сейчас нет, и был прекрасно осведомлен о том, что сам Красин поедет небыстро, поскольку терпеть не может превышения скорости без крайней нужды.

Лев Николаевич знал также, где произойдет все, им намеченное. Рядом с автобусной остановкой, на набережной, был установлен светофор, который при необходимости могли перевести на красный свет пешеходы. Всего на какие-то секунды загорался перед автомобилистами запрещающий сигнал, но секунды эти давали возможность приостановить поток машин и пересечь проезжую часть без опасения, что на тебя кто-нибудь наедет.

«Девятка» проскочила светофор на постоянный зеленый свет и немедленно притормозила у бордюра. Орехов включил аварийную сигнализацию и, оставив двигатель работающим, подошел к светофору. Остановился и стал поджидать автомобиль ВИП-персоны, который был ему хорошо виден издалека. Выглянувшее вдруг из осенних туч солнце весело бликовало на его лаковой поверхности. Полковник оглянулся: никаких прохожих рядом не было, и если кто и собирался переходить дорогу, то это разве что он сам.

За «мерседесом» следовали три или четыре машины, среди которых и приземистый пыльный «бумер», дальше набережная пока была пустой.

Вот «мерседес» приблизился настолько, что красный свет еще должен был его остановить. Орехов нажал на кнопку светофора и считал про себя секунды. «Мерседес» приближался, но зеленый уже заморгал. Какой-то «француз» вырвался вперед, проскакивая на авось уже на желтый. Красинский автомобиль начал притормаживать, но для того, чтобы он остановился наверняка, полковник сделал решительный шаг на проезжую часть. Машины с обеих сторон резко затормозили, разрешая ему перейти дорогу. Он сделал еще шаг-другой, опасливо при этом озираясь...

Когда машина министра затормозила, черный «бумер» оказался в соседнем ряду. Боковое стекло немного приспустилось, и оттуда высунулся ствол автомата. Раздалась трескучая дробь очереди, звон осыпавшегося стекла был перекрыт громким ревом баварского мотора. Завизжали покрышки стартующего «БМВ», оставив на мокром асфальте черный, сухой, дымящийся след. Еще на красный свет машина с убийцей рванула вперед. Немногие очевидцы происшествия не успели закрыть разинутых от удивления ртов, а «бумер» свернул с набережной в первый же проулок и скрылся из виду. Испуганный пешеход, передумав переходить улицу, вернулся к своей «девятке» и уехал, никуда не торопясь и ни от кого не скрываясь. Но когда к месту происшествия примчалась, гудя и сверкая мигалкой, ближайшая ПМГ, важного свидетеля уже и след простыл.

По счастливой случайности Красин не пострадал, его спасли миллиметры: одна из пуль прошла вплотную с шеей, оставив на ней малюсенькую царапину, которая фактически даже не кровила. Выступившие капельки сразу же запеклись. Шофер и охранник Казаков получил пулю в левое плечо. Он оказался человеком верным и мужественным. Как только выяснилось, что они с шефом оба остались в живых, не дожидаясь подъезда кареты «скорой помощи», несмотря на потерю крови, Борис доставил Красина в больницу. Врачи министра осмотрели, продезинфицировали царапину, заклеили ее пластырем и отпустили, наказав явиться завтра на перевязку, а Казакова сразу же положили на операционный стол.

С небольшим опозданием, вызвав из министерства другую служебную машину, Красин явился на пресс-конференцию и провел ее с присущим ему блеском.

Он в первых же своих словах извинился перед журналистами за опоздание и объяснил, что подвергался шантажу в последние дни в связи с тем, что твердо решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах президента Российского олимпийского комитета. Что шантажисты выполнили свои угрозы и несколько минут назад покушались на его жизнь. Но он – ведомый заботой о благе российского спорта – не откажется от своего замысла даже под дулом автомата. И будет баллотироваться на свободный пока пост.

Известие это было встречено бурными аплодисментами, а журналисты не отпускали Красина почти на час дольше запланированного срока. Министр отвечал на самые разные вопросы, но большинство из них касались перспектив принять зимнюю Олимпиаду у нас в стране.

– Скажите, пожалуйста, Михаил Юрьевич, то, что Сочи не готов сейчас принимать на своей базе соревнования международного уровня такого масштаба, не сослужит ли дурную службу при голосовании в МОК?

– Уверен, что этот факт, напротив, может сыграть нам на руку, – отвечал Красин, поглаживая рукой пластырь на шее. – Голосование начнется только через год. Если мы сумеем к тому времени завершить нулевой цикл работ на запланированных объектах и убедим комиссию МОК, что сможем ввести их к нужному сроку, – это будет дополнительным козырем. Ведь это будет означать, что все соревнования пройдут на самых современных спортивных сооружениях. Лучших, какие только будут в мире. Разве же это не хорошо?

– Всем известно: у нас в стране никогда ничего к сроку не сдается, – свой вопрос корреспондент газеты «Спорт-Экспресс» начал с очевидного утверждения. – Что нужно, чтобы, несмотря на эту особенность национального строительства, не ударить в грязь лицом?

– Честность, компетентность, желание и энергия. Именно для того, чтобы привлечь к строительству и должное финансирование, и исполнительные, инициативные фирмы, я собираюсь возглавить Олимпийский комитет...

Закончив одно интервью, министру пришлось сразу же отправиться в Московскую городскую прокуратуру – для следующего.

На месте происшествия уже побывала оперативно-следственная группа ГУВД Мосгорпрокуратуры. Следователь Николай Найденов и оперативники нашли двенадцать стреляных гильз калибра 5,45 миллиметра. На первый взгляд стреляли из «калаша», то есть из автомата Калашникова. Гильзы уже были аккуратно упакованы и отправлены на судебно-баллистическую экспертизу. Юрист первого класса Найденов возбудил уголовное дело по статьям 30 и 105 Уголовного кодекса Российской Федерации – приготовление и покушение на умышленное убийство.

На первом же допросе Красин заявил, что это покушение на него было заказано теми лицами, которые не захотели, чтобы он навел порядок в РОК.

Красин объяснил следователю, что несколько дней подряд ему звонил один и тот же мужчина и требовал, чтобы он снял свою кандидатуру на пост президента Олимпийского комитета, угрожая физической расправой. Поначалу министр угрозы всерьез не воспринял, считая звонки просто попытками запугать его и отказаться от участия в выборах. Но, выходит, что неизвестный шантажист не шутил.

При возможности, сказал следователю Красин, он узнает этот голос, отчетливо его запомнил.

Раненый Казаков прямо в больничной палате дал еще более ценные показания: он успел увидеть лицо убийцы! Тот сидел рядом с водителем и приоткрыл стекло машины в тот момент, когда стал палить по ним из своего автомата. Это был брюнет, лет двадцати девяти – тридцати, в армейском камуфляже. Потерпевший Казаков заявил Найденову, что при проведении опознания обязательно узнает этого человека, так как успел хорошо его запомнить.