Часть первая
«КИТАЙСКИЙ БЕЛОК»
Турецкий шел по перрону, посматривая то на номера вагонов, то на двигавшуюся параллельно с ним толпу. Четко выделялись «новые русские», преимущественно молодые мужики в длинных плащах, с неизменными телефонами около уха, в которые выдавались, видимо, ну очень важные указания, что подтверждалось значительным выражением туповатых физиономий. Вот, мол, какие мы крутые! Такой же, только спутниковый, — презент Славы Грязнова в его бытность хозяином частного сыскного бюро «Глория» — лежал и в кармане Турецкого. Но Саша редко пользовался подарком — дороговато, да и стеснялся он на людях пользоваться трубкой. Правда, в Питер «трубу» пришлось взять. Настояли и Меркулов, заместитель Генерального прокурора России, и Грязнов, начальник МУРа, верные друзья и соратники. Связь должна быть непрерывной и надежной!
Александр Борисович снова глянул на толпу. Печально шествовали командированные госучреждений (все поди директора, кто сейчас еще в командировки-то ездит?) с неизменными кейсами в руках и затравленным выражением лиц. Деньги приезжали выбивать, отметил про себя Александр, для своего великого города с областной судьбой. Деньги выпрашивают, а сами на «Красной стреле» катаются. По высшему разряду, усмехнулся он. Молчаливо и скорбно шагавших директоров «забивали» шумные стайки иностранцев — все сплошь старички и старушки, резво катившие чемоданы на колесиках и весело щебетавшие по-английски. Вот бы дожить до такой старости, позавидовал Турецкий. Заработать хорошую пенсию, путешествовать по свету, пожить для себя. Он представил на минуту, как он, сухопарый седой старичок, катит этакий чемоданишко, а рядом семенит старушка Ирина Генриховна, такая же сухощавая, с перманентом на седых волосах, в джинсиках и курточке и почему-то в огромных очках. Она тоже катит свой чемоданчик и говорит с мужем по-английски. Почему по-английски? Потому что в русском варианте такую картину просто не представить. Турецкий даже улыбнулся этому видению, неизвестно почему возникшему в его сознании. Да какие уж там путешествия! Вообще дожить бы до старости. Он снова подумал о Володе Фрязине и помрачнел.
— Добрый вечер, ваш билет, пожалуйста, — услышал Саша обращенный к нему женский голос.
Оказывается, он уже стоял около своего вагона. Протянув приветливой, средних лет проводнице билет, Саша вошел в сияющий чистотой и зеркалами вагон СВ. «М-да, совсем недавно посещал я славный град Петров, — вспомнил он расследование убийства питерского вице-губернатора, продвигаясь по ковровой дорожке к своему купе. — А до этого? Ну да, дело Канстантиниди . Тогда провожала меня, помнится, веселая компания: Грязнов с Ниной и Карина. А в Эрмитаже, как сейчас помню, взяла в клещи любвеобильная дама Вероника Моисеевна. Да, не очень-то приятное воспоминание о петербурженках оставила эта дамочка», — опять усмехнулся Турецкий. Сколько воды утекло! Грязнов расстался с Ниной. Карина, слава богу, вышла замуж, избавив Турецкого от угрызений совести по поводу загубленной роковой любовью жизни. Все проходит!
«Ну вот, в одном купе с женщиной!» — досадливо поморщился Александр Борисович, остановившись в дверях. — Сейчас начнется: «Выйдите, пожалуйста, не заходите, пожалуйста…»
— Добрый вечер, — произнес он вслух.
Стройная, выше среднего роста женщина в светлом плаще обернулась и улыбнулась Турецкому.
— Добрый вечер, — ответила она звучным, каким-то виолончелевым голосом. — Не заходите, пожалуйста! Я сейчас плащ сниму, вещи устрою и предоставлю вам возможность расположиться, — продолжая улыбаться и поправляя коротко стриженные каштановые волосы, проговорила она.
«Что и требовалось доказать!» — сказал себе Турецкий. Но никакой досады уже не было. Стоя в проеме, он невольно любовался ее легкими движениями, вдыхал свежий аромат духов.
— Прошу. — Женщина вышла, жестом пригласив Александра в купе и глянув на него большими, внимательными серыми глазами.
Проходя мимо нее, Александр почему-то вдруг смутился и едва не покраснел. «Этого еще не хватало!» — одернул себя «важняк».
Турецкий повесил на плечики куртку, сунул под полку сумку, достал из кармана неизменный «Честерфилд».
— Пойду покурю, — сообщил он почему-то попутчице.
— Пожалуйста, — разрешила та, усмехнувшись уголками рта и опять глянув на Сашу внимательными умными глазами.
«И очи как рентген просвечивают нас! Надо бы поменяться, — думал он, заглядывая в соседние купе. — А то рядом с этими очами и не уснешь». Но вагон, как назло, был укомплектован исключительно мужской половиной человечества. А предложить сероглазой красавице «обменять» себя на другого мужчину было бы как-то совсем глупо и оскорбительно для дамы. В тамбуре никого не было. Поезд плавно тронулся. Поплыл назад и быстро исчез из глаз почти пустой перрон. Александр глубоко затягивался, глядя в темноту, разрезаемую светом фонарей. Очередная желтая вспышка высветила из мрака трехногую анкерную опору силового трансформатора. Металлический корпус был выкрашен серой краской, на которой четко выделялась черного цвета надпись: «Осторожно! Опасно для жизни!»
Турецкий отпрянул от окна. Последние события вновь встали перед глазами.
…Володю Фрязина хоронили в субботу. Непривычно жаркую для последних дней августа погоду сменил какой-то очередной циклон, обрушившийся на столицу проливным дождем. Словно сама природа оплакивала молодого, здорового, замечательного парня, не успевшего оставить после себя ни дома, ни дерева, ни сына. Турецкий стоял у открытой могилы, подняв воротник куртки. Капли дождя непрерывно стекали с кожаной кепки, попадая за воротник, но он не замечал этого. Александр смотрел, как бережно опускали могучие муровцы гроб с телом Володи в набухавшую влагой землю, на его интеллигентную маму, тихо вытиравшую уголки глаз белоснежным платочком. На русоволосую девушку, которая поддерживала Елизавету Никитичну под руку и гладила рукав ее старенького плаща. На двух муровцев, державших огромные, открытые зонты над этими прижавшимися друг к другу женщинами и тщательно следивших, чтобы на них не упала ни одна капля. «Вот, и зонты над ними держат, как над семьей Президента, — думал Саша, глядя на маму и невесту Фрязина. — И караул есть почетный, и из автоматов сейчас грохнут. Да разве нужны им эти почести посмертные? Им Володя нужен, живой…»
Турецкий услышал Славу Грязнова, говорившего у могилы слова последнего прощания. «…Мы отомстим…» — раздавался его глухой голос. Саша почти не слышал друга. Чувство вины холодным обручем сжимало сердце. Зачем он отпустил Володю в МУР! Глядишь, был бы под боком, может, был бы жив. «Перестань!» — одернул себя Турецкий. — При чем здесь МУР? Просто работа у нас такая. В МУРе ли, в прокуратуре — все едино. «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты…» — вспомнил Турецкий строки любимого в юности Семена Гудзенко. «Это про Володю, — подумал он. — А что до МУРа, так как было не отпустить, если человек принял решение?»
С Володей Фрязиным они познакомились при расследовании серии убийств, прокатившихся по стране и даже за ее пределами . Жертвами были люди весьма известные, имевшие либо большую власть, либо большие деньги. Либо то и другое. Турецкий включил Фрязина, тогда новоиспеченного следователя межрайонной прокуратуры, в свою оперативно-следственную бригаду. Этот застенчивый паренек оказался весьма толковым следователем и вообще своим человеком, что не преминул отметить Вячеслав Иванович Грязнов, начавший активно переманивать парня в свое ведомство. Следствие по этому делу приняло неожиданный оборот: оказалось, что убийца — потомственный кадровый офицер, в общем-то достойный уважения человек, храбро сражавшийся в Чечне и потерявший там не один десяток товарищей. А его жертвы — подонки, так или иначе причастные к развязыванию этой кровавой бойни. Но Володю Фрязина потрясла более всего смерть молодой журналистки, Жени Клейменовой, собравшей большой материал о неблаговидной роли в чеченских событиях молодых «серых кардиналов» — референтов, пресс-секретарей, спичрайтеров, которые и вершили большую политику за спиной своих патронов. За собранный компромат Женя поплатилась жизнью, а заказчики ее убийства остались на свободе, при своих должностях. И сегодня мелькают на телеэкране почти ежедневно. Тогда Фрязин и сказал Турецкому:
— Александр Борисович! Я очень хотел бы работать под вашим руководством. Но не при Генпрокуроре. Слишком большие дела вы ведете, слишком большие люди в них задействованы и слишком мало шансов увидеть виновных на скамье подсудимых. А я хочу видеть результаты своей работы. Отпустите к Грязнову!
— Ты что, Володя? Ты ведь не крепостной. Какие у меня на тебя права? Иди.
Так ответил тогда обиженный Турецкий. «Индюк надутый! — ругал он теперь себя. — А сам не переживал ничего подобного? За любимым своим начальником, Костей Меркуловым, тоже ведь не побежал в свое время в республиканскую прокуратуру? Хозяйственными делами, видишь ли, побрезговал! То-то. Других мы судить умеем, а себя, любимого, ни-ни».
Грянул залп. Муровцы отдали последний долг погибшему товарищу. Русоволосая девушка подвела худенькую Володину маму к краю могилы, и та бросила дрожащей рукой комок земли на крышку гроба, в котором лежал ее единственный сын, теперь уже безучастный ко всему живому.
Елизавета Никитична не выдержала и зарыдала. Девушка, ласково приговаривая, отвела ее в сторону. Вереница провожавших Володю людей потянулась к могиле.
Здесь же, неподалеку, был организован поминальный стол. В автобусе, принадлежащем ведомству Грязнова, на спинки сидений были уложены фанерные щиты. Приехавшие на похороны муровские девчата накрыли их бумажными скатертями, сноровисто разложили заготовленные заранее бутерброды, разлили в одноразовые стаканчики водку. Друзья и просто сослуживцы Володи Фрязина поднимались в этот импровизированный домик через задние двери, продвигаясь по проходу, выпивали стопку-другую водки, жевали бутерброды и выходили через переднюю дверь, давая возможность помянуть погибшего товарища другим.
Турецкий с Грязновым и Меркуловым стояли чуть поодаль, наблюдая эту картину. Саша и Слава курили, пряча в кулак сигарету от струящихся дождевых потоков. Меркулов, с завистью глядя на них, усиленно вдыхал сырой воздух.
— Ладно, дайте и мне затянуться. Очень уж пакостно, — потянулся Константин Дмитриевич к сигарете Турецкого.
— Ты что, Костя? Я думал, ты уж отвык, — удивился Александр, но сигарету отдал. Заместитель Генерального прокурора России сделал две глубокие затяжки и закашлялся.
— Правильный все-таки этот обычай поминальный, — сказал Турецкий, кивая в сторону автобуса и незаметно отбирая у Меркулова сигарету.
Действительно, выходившие из автобуса люди, в отличие от молчаливой очереди у задней двери, переговаривались, закуривали, разбиваясь на группки. Кое-где даже слышался тихий смех. Что ж, жизнь продолжается, и только ханжа упрекнет этих людей в бесчувственности. Ведь каждый из них сам ходит под пулями и в любой день может оказаться на месте Володи.
Поддерживаемая под руку русоволосой девушкой, к ним подошла Володина мама.
— Спасибо вам всем, что помогли Володю похоронить, — сказала она, обращаясь к мужчинам.
Действительно, деньги на похороны выделили оба ведомства: и МУР, и Генпрокуратура.
— Эх, за что благодарите, Елизавета Никитишна? — у Славы заходили желваки. — Если бы мы ему жизнь помогли сохранить, тогда было бы за что спасибо говорить. — Грязнов бросил окурок, ожесточенно втоптал его в мокрую землю.
— Что ж поделаешь, — тихо ответила Володина мама. — Работа у вас такая. Я вас прошу к нам домой заехать помянуть Володю, — обратилась она к мужчинам. — Всех-то нам не принять, квартирка крохотная. Но вас, Константин Дмитриевич, и вас, Александр Борисович, и вас, конечно, Вячеслав Иванович, Володя очень любил и почитал. Еще я Димочку Чирткова позвала, он мне очень помогал в хлопотах этих печальных. И Володя с ним дружил. Так что, если вы можете, если не очень заняты, мне было бы приятно.
— Конечно, сможем, — брякнул за всех Турецкий, с болью глядя на эту маленькую женщину, сохранявшую удивительное достоинство даже в такую тяжелую минуту.
Вскоре прощание было закончено, люди разместились в автобусах, машинах, и скорбный кортеж покинул кладбище.
В крохотной квартирке блочной пятиэтажки было действительно очень тесно, но чисто и уютно. Бесшумно сновали пожилые женщины, родственницы и соседки, расставляя на столе миски с кутьей, салатами, винегретами, тарелки с селедкой, стопки блинов — нехитрую поминальную снедь. После нескольких рюмок и множества теплых слов, сказанных в память Володи, Меркулов поднялся.
— Спасибо, Елизавета Никитишна, но мы должны откланяться — служба.
— Понимаю, — ответила женщина, провожая гостей.
— Как же вы сейчас одна будете? — с нежностью спросил женщину Грязнов.
— Я не одна, со мной Верочка поживет, — обняла она стоявшую рядом девушку. — Они ведь с Володенькой заявление уже в загс подали. Я так радовалась, думала, внуков дождусь. Теперь уже не дождусь… — не удержалась она от слез, вынимая из рукава черного платья свой безукоризненно белый платочек. Заплакала и Верочка.
Мужчины неловко топтались на месте, опустив глаза.
— Простите меня, — спохватилась Елизавета Никитична и вытерла слезы.
— Это вы нас простите, — глухо ответил Грязнов, — что сына вашего не уберегли. Но мы вас одну не оставим. И вас, Верочка. Будем навещать.
Они вышли на лестницу, молча направились вниз.
— Вот здесь все и произошло, — указал на площадку между вторым и третьим этажом Дима Чиртков.
Мужчины не сговариваясь остановились, словно еще раз прощаясь с Володей.
— А вот здесь, — указал Дима на стену, — над Володиной головой надпись эта была, на стене. Стерли уже.
— Как там написано было, говоришь? — спросил Грязнов. Он только накануне вернулся из Мурманска, получив сообщение о трагедии.
— «Не мешайте. Опасно для жизни», — на память процитировал Чиртков.
— Ну сволочи! В конец оборзели! — заскрипел зубами Грязнов. — Слышишь, Саша, мешаем мы им. Ну я эту гадину, которая с Володей расправилась, достану. Я не я буду. И шкуру с него спущу.
— Успокойся, Вячеслав, — остановил его Меркулов. — Это не только твоя забота. И вообще я имею для вас, друзья, официальное сообщение. Так что предлагаю переместиться в служебные кабинеты и продолжить разговор.
Уже сидя в машине Грязнова, Саша сказал:
— А ведь я Володю последний месяц и не видел. В конце июля пересекались на совещании каком-то.
— Да я сам его последнее время мельком видел. Все больше в коридорах, на бегу, — сердито отозвался Грязнов, так же как и Турецкий коривший себя смертью Фрязина.
Действительно, вызывай он подчиненного почаще в свой кабинет, требуй ежедневного отчета, глядишь, и не совершил бы Володя какой-то оплошности, ошибки, приведшей к трагедии.
Но так работать невозможно. Каждый ведет свои дела, занят своими служебными заботами. У начальника МУРа их не меньше, а больше, чем у начальника 2-го отделения 4-го отдела МУРа.
Итак, ни обожаемый Володей Турецкий, ни горячо любимый начальник Грязнов не общались с Фрязиным почти месяц. А за месяц в таком большом городе, как Москва, происходит очень много событий.
…Жарким июльским днем через ворота одной очень специфической московской психиатрической больницы вышли на улицу два человека: крепкий, коротко стриженный мужчина лет тридцати пяти и среднего роста щуплый парень, лет на пятнадцать моложе первого, с ничем не примечательной внешностью. Парочка медленно продвигалась по улице, жмурясь в лучах яркого полуденного солнца.
— Не плохо бы отметить выход на свободу, а, Андрюха? — спросил тот, что постарше.
— Не плохо бы, — отозвался Андрюха. — У меня-то, считай, вообще праздник: от армии насовсем отмазался. Грех не выпить. Только на какие шиши?
— У мамаши попроси.
— Не даст. Вон встречать даже не пришла. Говорит, достал я ее. Слышь, Митяй?
— Плохо мамашу воспитываешь, — укорил спутника старший. — Ну да ладно, со мной, Андрюха, не пропадешь! Сейчас ко мне завалимся. Мои в деревне все — и баба, и дочка, и старуха. Старуха в деревне, а книжка ее сберегательная в городе, — хохотнул Митяй. — И это правильно! Зачем ей в деревне деньги? Там натуральное хозяйство. Вот мы пенсию старушонкину за два месяца и расшарашим. Деньжата, конечно, плевые, ну да на пару дней хватит. Еще кое-что в доме имеется. А там поглядим.
— Кто ж тебе ее пенсию даст? — удивился Андрюха.
— Кто? Дед Пихто! — пошутил Митяй. — У меня доверенность. Я своих баб в кулаке держу. Понял?
Увидев приближающийся дребезжащий автобус, мужчины перешли на рысцу и впрыгнули в полупустой салон.
В квартире Митяя витал затхлый, нежилой дух. Хозяин сразу же прошел к комодику, стоявшему в маленькой комнатке, выдвинул ящик и, порывшись в документах, извлек сберкнижку.
— Усе у порядке, шеув, — провозгласил он голосом Папанова.
Через час мужчины уже открывали пивные бутылки, жадно к ним присасываясь, срывали «бескозырки» с водочных поллитровок и опрокидывали прямо в горло теплую струю вонючей дешевой водки. Тут же шарили руками по столу, хватая то малосольный огурец, то помидорину, то ломоть мягкого душистого хлеба.
— Ну лады, давай сядем по-человечески, — утолив первый голод, пробасил Митяй.
Он начал наводить на столе порядок. Достал из кухонного шкафчика несколько тарелок.
— Давай помогай, — бросил он Андрюхе. — Я тут разложу все, а ты картошку почисти. Отварим, укропчиком посыпем. Красота.
Но захмелевший Андрюха не двигался с места, развалясь на табурете и потягивая из горлышка пиво.
— Слышишь, что говорю? Давай картоху чисти!
— Да ладно тебе, — лениво отозвался тот. — Неохота.
— Ты чего тут, спорить со мной будешь? — начал вдруг свирепеть Митяй.
— Да ладно тебе, — заладил одно и то же Андрюха, явно не замечая перемены настроения собутыльника. — Тебе охота жрать, ты и чисти, а мне и так хорошо.
— Ты что, падла, спорить со мной будешь? — неожиданно зарычал Митяй, бросаясь к парню.
Он схватил щуплого Андрея за ворот рубашки, рывком поднял его на ноги, треснул головой о стену и начал душить. — Я тя, падла, придушу сейчас, как кутенка, и ничего мне не будет.
Андрей с ужасом смотрел в побелевшие глаза Митяя, пытаясь отодрать его железные лапы от своего горла и чувствуя, что уже задыхается.
— Я… я… почищу, — успел прохрипеть он.
Митяй тяжело дышал, глядя на багровое лицо Андрея и слезы, полившиеся из его глаз.
— Ладно, живи.
Он швырнул Андрея на табуретку. Тот мучительно закашлялся, вытирая слезы.
— Ты чего, Митяй, я же пошутил, а ты меня чуть не угробил, — ныл Андрюха.
— А ты со мной не шути. — Митяй налил себе стакан водки и опрокинул его одним махом. — Я этого не люблю, понял?
Он посмотрел на парня тяжелым взглядом.
— Понял, понял, — закивал Андрей. — Где картошка-то?
— Ладно, давай выпьем, потом почистишь, — подобрел вдруг Митяй и протянул Андрюхе стакан.
Тот выпил, занюхал хлебом.
— Я это, пойду… — пробормотал Андрюха, поднялся и тут же рухнул на стул.
— Что, развезло? — ухмыльнулся Митяй. — Сиди не рыпайся. Не трону я тебя. Ты со мной не спорь, слушайся меня, и все будет путем, понял? Пойду в сортир схожу, в индивидуальный! Во радость-то! — хохотнул Митяй. — А ты сиди, понял?
Андрюха часто закивал. Он действительно хотел уйти. Он же сумасшедший, Митяй этот. Чуть не убил ни за что. И ведь знает, что ничего ему не будет. В крайнем случае посадят снова в психушку. Андрюха вспомнил, что такие же приступы неукротимой ярости накатывали на Митяя и в больнице. Но там не очень-то попсихуешь. Здоровенные санитары намертво запеленают в мокрую холщовую простыню. А она, когда высыхает, сжимается и начинает душить тебя. Сначала немножко, а потом все сильней. Так полежишь полузадушенный — быстро успокоишься. Или аминазина вкатят на всю катушку. Такая боль — сам смерти попросишь. Так что там Митяя быстро в чувство привели. А здесь санитаров нет, так он опять распоясался.
Не, надо идти.
Но ноги уже не слушались, а мысли прыгали как тараканы. А чего идти-то? Куда? К мамашке, ее нытье слушать и копейки выпрашивать? Здесь вон и жратвы полно, и выпивки. Ну не будет он с Митяем спорить, вот и все. Когда с ним соглашаешься, он очень даже ничего мужик. Добрый. Вон сколько денег потратил. А мог бы Андрюху отшить еще у больницы. Не, он хороший мужик. Спорить с ним не буду, и все.
— Ты чего, парень, спишь уже? — проснулся Андрюха от громкого, прямо над ухом, голоса.
Он и вправду заснул, уложив голову на мягкую краюху хлеба.
— Просыпайся, сейчас обзвон сделаем по бабам.
Митяй взял с холодильника раздолбанный телефонный аппарат, достал записную книжку.
— Наташу можно? А… Пардон. Зинка, ты? В отпуске. Лады. Иру позовите…
Митяй шерстил замусоленные страницы, крутил диск. Андрюха снова начал клевать носом.
— Во падлы! — опять начал свирепеть Митяй. — Все разъехались. Отпуск, вишь, у всех! Нормальному, половозрелому психу лечь не на кого! Ты что, дрыхнешь опять? — грозно уставился он на парня.
Тот резво вскинулся:
— Я? Я не, я ничего.
— Смотри не спи: замерзнешь, — зловеще пробасил Митяй.
«Жуткий он все-таки мужик. Надо домой валить», — опять просигналил красной лампочкой какой-то охранительный центр в одурманенном Андрюхином мозгу.
— Вот что, сейчас в шалман наш сходим. Уж местные-то «синеглазки» на Багамы не уехали. Выползли уже небось. Ищут, кто опохмелит. Вот и возьмем себе пару шалав. Мне сейчас все равно, кому вставить, хоть покойнице.
— Ага, — согласился Андрюха, почему-то сразу представив, как Митяй «вставляет» какой-то мертвой, опухшей бабе. Фу, аж мороз по коже. Ладно, главное — не спорить. На улицу выйдем, там я и отвалю, думал Андрюха.
Шалман, несмотря на дневное время и середину рабочей недели, жил своей жизнью. У стойки лениво протирал стаканы молодой чернявый парень. Большая часть высоких, без стульев столов еще ждала посетителей, но у двух из них уже стояли люди. Хмуро и жадно глотали пиво двое работяг в спецовках, пришедших с расположенной рядом стройки. Мужики явно мучились похмельным синдромом и, видимо едва дождавшись обеденного перерыва, пришли подлечиться. У другого стола стояла пара молодых ребят-«качков». Те со вкусом попивали водочку, закусывая горячей, ароматной бастурмой. Между этими двумя парами болталась по проходу, как парус под порывами морского ветра, жуткого вида баба, не то еще не протрезвевшая со вчерашнего дня, не то успевшая уже где-то схватить стакан-другой с утра. В любом случае было очевидно, что на достигнутом эта дама останавливаться не собирается. Она была абсолютно высохшая, с сизым лицом алкоголички и грязными клоками крашенных пергидролем волос. Определить ее возраст было невозможно. Ей могло быть и пятьдесят, и тридцать. Бабу качнуло в сторону работяг, и она ухватила одного из них за рукав.
— Слышь, ну дай пива глотнуть. Жалко тебе, что ли? — хрипло канючила баба, падая на работягу.
— Пош-шла ты, — с остервенением стряхнул ее мужик. — Че ты привязалась, вобла сушеная? Дай людям отдохнуть спокойно.
— Ну налей, я тебе хорошо сделаю, — приставала баба.
— Да вали ты, подстилка вонючая. Хорошо она мне сделает! После тебя на докторах разоришься.
Мужик опять с силой отпихнул бабу. Та собралась было упасть, но успела зацепиться рукой за соседний стол и удержалась на ногах. Она уставилась мутным взором на «качков». Подходить к ним было, конечно, опасно. Но жажда выпить и хоть чего-нибудь съесть была сильнее. Женщина подобралась, даже как будто стала выше ростом, одернула грязную, неопределенного цвета шелковую юбку и почти твердой походкой подошла к парням.
— Мужчины, угостите сигареткой, — светским тоном начала алкоголичка, обнажив в улыбке наполовину беззубый рот.
Те не отреагировали, продолжая беседу. Баба помялась, продолжая стоять рядом.
— Мужчины, — опять заискивающе проговорила она, тронув одного из них за рукав.
Тот, не оборачиваясь, сделал какое-то легкое движение, и несчастная отлетела в сторону, грохнувшись на пол возле стойки.
— Убери эту лярву, — спокойно приказал один из «качков» чернявому парню.
Тот вышел из-за стойки, подхватил невесомое тело под мышки и потащил к выходу.
— Ну что ты, Чита, все неприятностей себе ищешь на задницу? — укоризненно приговаривал чернявый, отворачивая лицо от дурно пахнувшей женщины.
— А что-то я ему сделала? — недоуменно вопрошала Чита, явно не собираясь подниматься на ноги. — Артурик, ну налей в долг, я отработаю, — канючила она, обвиснув в руках парня.
— Обойдешься, — сурово ответил Артурик. Придав телу женщины вертикальное положение, он распахнул двери и слегка толкнул ее в спину. Она вывалилась наружу прямо на подошедших Митяя с Андрюхой.
— Чита, ты, что ли? — встряхнув ее, с трудом определил Митяй.
— Я! А ты кто? Чтой-то не узнаю я тебя, — повиснув уже на руках Митяя, задумалась женщина.
— Конь в пальто! — остроумно ответит тот. — Митяй я.
— Митя-ай! — радостно завопила та и тут же полезла целоваться. Было очевидно, что ей абсолютно все равно, Митяй перед ней или, скажем, какой-нибудь великий герцог Лихтенштейна. Лишь бы дали выпить. — Так давай выпьем за встречу, — тут же и предложила женщина.
— Да мы вон с корешем уже начали.
Женщина перевела пьяный взгляд на Андрюху.
— Хорошенький, — потянулась она к парню.
— Но-но, не лезь к нему, — начал сердиться Митяй. — А я что, плохонький?
— Ты что-о, милый, — запела Чита. — Я тебе так рада. — Сейчас бы выпить по такому поводу.
— Нет проблем. Подругу какую-нибудь возьми для Андрюхи, и ко мне завалимся.
— Зачем нам подруга? — подняла тонкие брови женщина. — Ей же тоже наливать придется. А я вам обоим хорошо сделаю. Ну зачем нам подруга? Красавчик, тебе нужна подруга или я сгожусь? — обратилась она к Андрюхе, улыбаясь своей безобразной улыбкой.
— Я что? Я ничего, — тупо ответил Андрей, не очень соображая, что у него спрашивают.
Когда они вышли из дома, он почему-то не уехал, как собирался. Митяй каким-то странным образом сумел подчинить его себе, и Андрюха покорно следовал за старшим товарищем. По пути к шалману Митяй то и дело доставал из кармана прихваченную из дома бутылку водки, делал глоток и заставлял пить Андрюху. Красная лампочка, мигавшая в Андрюхином мозгу, видимо, устала подавать сигналы тревоги и отключилась. Андрей уже почти не воспринимал действительность.
Они вошли в тесную прихожую, и Митяй тут же поволок женщину в ванную.
— Я. Читка-Маргаритка, грязи не люблю, сама знаешь.
Послышался шум воды, потом Митяй выволок мокрое, голое тело и потащил в комнату.
Андрюха почему-то последовал за ними. Остановившись в дверях, он тупо наблюдал, как Митяй опрокинул Читу прямо на пол. Видел высоко задранные абсолютно белые, с синюшным оттенком худые ноги женщины, опутанные сетью здоровенных синих вен. Митяй с таким остервенением оттягивался, что Андрюхе почудилось, будто худющее тело Читы вот-вот рассыпется на атомы. Но та держалась вполне стойко, устремив сосредоточенный взгляд в потолок и мужественно ожидая завершения процедуры, после которой была обещана выпивка.
Когда дело было сделано, троица переместилась на кухню.
— Митяй, можно, я посплю пойду? — спросил Андрюха подобревшего Митяя.
— А чего это ты? Бабу не хочешь, что ли? — удивился тот, разливая водку.
Андрей с отвращением посмотрел на стоявшую около стола полуголую Читу, нетерпеливо следившую за действиями хозяина квартиры. Цепко схватив свой стакан, она быстро выпила и принялась хватать со стола еду.
— Ты куда коней гонишь, шалава? — опять рассердился Митяй. — Подожди людей-то. Чокнись по-человечески.
Чита что-то прошамкала в ответ с набитым ртом.
— Ну так я посплю, — повторил Андрей, уходя в маленькую комнату и слыша перебранку за спиной.
Он рухнул на узкий диванчик и тут же отключился.
Проснулся он от страшного грохота. За окном не то темнело, не то рассветало. В соседней комнате слышались глухие звуки ударов, грохот падающих предметов, стоны женщины.
Андрюха бросился туда. Чита, с разбитым в кровь лицом, скрючившись лежала на полу, пытаясь заползти под стол. Митяй остервенело бил ее ногами.
— Ты что, Митяй? — испуганно вскрикнул Андрей. — Ты же ее убьешь.
Тот повернулся, глянул на Андрея белыми, невидящими глазами.
— Уйди, — прохрипел он, — а то и тебя убью.
Андрей шарахнулся к входной двери.
— Стой, — заорал ему вслед Митяй. В один прыжок он оказался около Андрея, втащил его в комнату, швырнул на стул. — Куда собрался? Ментам меня сдать хочешь?
— Ты что, Митяй, я и не думал. Ты же сам сказал — уйди! — трясущимися губами ответил Андрюха.
Забившаяся под стол женщина сделала какое-то неловкое движение и уронила стул. Митяй, вспомнив о ней, выволок ее из-под стола. Все лицо Читы заплыло в один большой, багровый синяк. Из разбитой губы сочилась кровь. Она тихонько подвывала.
— Ты знаешь, что эта падла сделала? — ткнув ботинком в лицо женщины, спросил Митяй. — Обокрасть меня хотела. Я ее, суку, накормил, напоил, приласкал, а она что? Думала, я уснул, и давай по квартире шастать. Целую сумку барахла набрала, все деньги из кармана вытащила, я наблюдал. Мою семью обворовать хотела! Жену мою, доченьку, мать-старуху, — распалял себя Митяй, опять надвигаясь на женщину. Та от ужаса завыла еще громче. — Заткнись, гнида, — кинулся он к ней и вцепился здоровенной лапой в тонкую цыплячью шею. Женщина захрипела.
«Сейчас он ее задушит», — с ужасом думал Андрей, вспомнив эти железные пальцы на своем горле и не в силах отвести взгляд.
— А ну, возьми юбку ее, — приказал Митяй, не отпуская женщину.
Андрей встал как сомнамбула, поднял с пола тонкую, дешевого шелка юбку.
— Давай мне один конец, — приказал Митяй.
— З-зачем? — стуча зубами, спросил Андрей.
— Давай, — прошипел тот, — а то ты следующий будешь.
Женщина забилась в руках Митяя, отчаянно глядя на Андрея. Тот отвел от нее глаза, протянул Митяю один конец юбки.
— Скручивай ее теперь жгутом. Вот так. Теперь на горло ей накинь. Вот так. А теперь…
Митяй опрокинул Читу на пол, надавив на впалую грудь женщины ботинком и натягивая свой конец жгута.
— Тяни на себя, — приказал он Андрею.
Тот безвольно держал другой конец юбки, скрученной и затянутой петлей на шее женщины.
— Н-не надо, Митяй, — пролепетал Андрей. — Давай отпустим ее.
— Ты что, гад, засадить меня обратно хочешь? Она же отсюда прямо к ментам побежит, — не переставая тянуть в свою сторону жгут, процедил Митяй. — Тяни, падла, а то я тебя сейчас на куски порежу. Мне терять нечего.
Женщина отчаянно билась на полу под ботинком Митяя, пытаясь сорвать руками петлю. Лицо ее побагровело еще больше.
— Видишь, мучается человек? — усмехнулся Митяй, и Андрей с ужасом увидел, что тот возбуждается. «Да ведь он полный псих», — с ужасом подумал Андрей.
Закрыв глаза, он потянул свой конец жгута. Женщина наконец перестала биться, и Андрей бросился в туалет. Мучительная рвота продолжалась несколько минут. Когда он, шатаясь от слабости и пережитого ужаса, вошел в комнату, то увидел, что Митяй насилует уже мертвую Читу.
Андрей опять бросился в туалет.
Татьяна крутанулась перед зеркалом, еще раз придирчиво оглядев себя с головы до ног. Кажется, все путем. Маленькое черное платье, удачно купленное в секонд-хэнде, в меру строгое и в то же время элегантное. Густые волосы уложены в высокую прическу. Слава богу, это она умела делать сама. А то на парикмахерах разоришься. Чуть полноватые ноги казались длиннее в черных же туфлях на высоченных каблуках. Туфли были одолжены у Светки, соседки по комнате, и чуть-чуть жали. Как я простою в них всю ночь, подумала Татьяна. Ее обычной формой одежды были джинсы и кроссовки. Но ничего не поделаешь, служба!
— Хороша, хороша! — одобрила ее внешний вид хозяйка туфель. — Уходишь-то ты красивая, посмотрим, какая вернешься… — пробурчала она со своей койки.
— Не завидуй, а достигай! — ответила Таня, скинула туфли, уложила их в пакет, всунула ноги в привычную, стоптанную обувку и, схватив с вешалки куртку, исчезла за дверью.
Да, повезло несказанно! Тетя Нина только с пятого захода согласилась наконец пристроить дочь школьной подружки в свое заведение. А на стипендию не разживешься. Мать, правда, присылала кое-какие деньжата, но разве она понимала, каких расходов требует проживание в большом городе?! После окончания школы в Кутаиси тут же вышла замуж за солдатика срочной службы и уехала на родину мужа — в Старую Руссу. Да никуда больше и не выезжала, не видела столицы, не знала здешних цен. Пришлось надавить, заставить родительницу написать письмо однокласснице, Нине Вахтанговне Свимонишвили, жене какого-то ну очень крутого дядьки. Дядька-то был тот еще хмырь! Даром что старик, лет за сорок небось, а так ее, Таньку, разглядывал, что не знала, куда деваться. Зато он и уговорил жену дать бедной девочке-сиротке работу. Папаша-то спился, умер наконец от инфаркта. Так что мама обрела покой после многих лет мучений, но денег в семье не прибавилось. А тут такой заработок предлагался, что Танька едва не выронила дорогущую чашку с кофе, которым ее угостили на кухне. Удачно было и то, что практика уже закончилась, начались каникулы и нет нужды разрываться между ночной работой и дневной учебой.
Ну уж она расстарается! Таня еще раз прокрутила в голове наставления строгой работодательницы: о том, что делается в казино, никому ни слова — раз, с рабочего места не уходить ни на минуту — два. Еще раз повторила про себя слова, которые ей следовало произносить. Ну вот и казино! Внутренне перекрестившись, Татьяна открыла массивную дверь и оказалась в другом мире.
Широкое фойе казалось еще просторнее от обилия высоких, до самого потолка, зеркал. Вдоль стен стояли многочисленные диваны, кресла, столики со стеклянными столешницами. Мебель была дорогая, очень стильная. «Хороший вкус у тети Нины», — подумала Таня. Сквозь дверные проемы виднелись игорные столы. Окна в залах были наглухо зашторены. Все это великолепие прямо-таки придавило Татьяну, и она замерла на пороге.
— Кто такая? — спросил немедленно подошедший мускулистый парень в шикарном изумрудно-зеленом пиджаке.
— Это Нины Вахтанговны протеже, — ответил за Таню другой, в такой же спецодежде, «качок».
— Новенькая, значит? — оглядел девушку первый. — Давай знакомиться. Я — Максим, он — Михаил. Мы охранники. Ты около нас будешь. Ну раздевайся, через десять минут открываемся.
Таня прошла в служебку и вскоре вышла в полной боевой готовности.
— Ничего, — одобрил ее внешний вид Максим.
Раздался оглушительный звонок, и через минуту двери распахнулись. Публика неспешно полилась внутрь.
— Здравствуйте, как поживаете? Проходите, пожалуйста, мы рады вас видеть, — лучезарно улыбаясь, проговорила Таня заученный текст.
Мимо шествовали шикарно одетые дамы, увешанные драгоценностями. Дамы источали дивные ароматы. Сопровождали их не менее шикарные мужчины с золотыми перстнями на руках.
— Здравствуйте, как поживаете… — повторяла Таня, стараясь не пропустить ни одну из проходящих пар.
Если бы Татьяна читала Булгакова, она несомненно вспомнила бы бал у Сатаны. Но, как известно, новое поколение окончательно и бесповоротно выбрало пепси, и хорошо причесанную Танину головку не посетили никакие ассоциации. Входившие в заведение люди были не так хорошо воспитаны, как гости Воланда, и на Таню никто не обращал внимания.
Они пили весь день. В редкие минуты просветления Андрюха вспоминал, как они выволокли мертвую Читу под руки на улицу. Благо было пять утра и дорога была безлюдна. Он снова чувствовал холодеющую руку женщины, закинутую ему за плечо, которую он должен был держать в своей руке. Они тащили ее, словно пьяную, по пустым улицам, и Андрея захлестывали волны животного страха, что вот сейчас их кто-нибудь увидит. Милиционер постовой. Или машина патрульная из-за угла выскочит. Но никто не увидел, как мускулистый мужчина на берегу речки Клязьмы привязал к ногам Читы чугунный утюг, легко поднял ее на руки и швырнул в реку.
— Принима-ай же ты пода-а-рок от донско-о-го ка-а-зака-а, — пропел басом Митяй, глядя, как тело Читы скрылось под водой.
Потом Митяй приволок Андрюху обратно к себе домой, вытащил его паспорт, спрятал в свой карман. Похлопал Андрюху по щеке и ласково проговорил:
— Ну что, Андрюха, раз так получилось, я уж тебя отпустить не могу. Сам понимаешь. Или утопить тебя тоже придется, как Читку-Маргаритку.
— Не надо, как Читку… — пролепетал Андрюха и заплакал.
Все было ужасно. Всего сутки тому назад он был счастливым, свободным молодым человеком, свободным даже от армии. А сегодня он — убийца, заложник другого, еще более страшного убийцы. Главное, все эти перемены в его жизни были столь стремительны, что Андрюха никак не мог осмыслить происшедшее и только тихо, когда не слышал Митяй, поскуливал и старался напиться до бесчувствия.
Через день Митяй куда-то позвонил. Дело было утром. Андрюха не слышал из маленькой комнатки начало разговора, но, когда вышел на кухню, увидел, что Митяй заметно оживлен.
— Как дела-то, Доктор? — спрашивал Митяй, подмигнув усевшемуся напротив Андрюхе. — Ну да, на днях только вышел. — Митяй снова подмигнул Андрюхе и ухмыльнулся. — Что новенького на рынке? Да? Это интересно. Ну лады, подъеду. Я не один буду, с корешком. — Митяй опять подмигнул Андрюхе и положил трубку. — Слышь, Андрюха, дельце высвечивается. На миллион. Долларов.
Тот слабо улыбнулся.
— Чего лыбишься? Я серьезно. Вполне может лимон выйти, если клиент лапшу не вешает и если скумекать. Все, хорош пьянствовать, давай чай заваривай.
Андрюха даже отряхнулся от похмелья. Перед ним был совершенно другой человек — с четкими движениями, сосредоточенным взглядом. Этот человек что-то обдумывал, и, если бы не грязная майка, натянутая на крепкое тело, его, пожалуй, можно было бы принять за какого-нибудь конструктора. Впрочем, Чикатило вон тоже где-то там педагогом работал, в каком-то техникуме. И пятнадцать лет никто не знал, что он маньяк, думал Андрюха, быстро заваривая чай и поглядывая на хозяина. Тот поднялся, прошел в ванную. Зашумела вода. Через несколько минут Митяй вышел. Он был свеж, выбрит, с тщательно расчесанными на косой пробор волосами, в чистом белье.
— Дуй в ванную, вымойся и побрейся, — приказал Митяй.
Когда Андрюха вышел из ванной, хозяин, одетый в черные джинсы и футболку, разговаривал по телефону.
— Хорошо, Женечка, я рад, что детки здоровы, — говорил Митяй сладким голосом. — Загляну.
Он положил трубку, посмотрел на Андрея жестким взглядом и приказал:
— Садись пей и слушай.
Совещание проводил замначальника МУРа Валентин Борисович Погорелов. Самого Грязнова в Москве не было. Командир впервые за два последних года покинул столицу не по служебным делам — улетел на три дня на свадьбу. Старинный друг Вячеслава Ивановича еще по Пензенскому угро выдавал замуж единственную дочь. Невеста, любившая в детстве запускать пухлую ручонку в рыжую шевелюру нынешнего начальника МУРа, затребовала Грязнова на торжество.
«Вот, еду свадебным генералом», — шутил Грязнов перед отъездом, показывая сослуживцам фотографию симпатичной веснушчатой девушки. Делал он это с такой гордостью, словно был самым непосредственным образом причастен не только к готовящемуся бракосочетанию, но и к самому появлению невесты на свет.
— Володя, докладывай, — кивнул Погорелов Фрязину.
— Сегодняшняя операция проводится по оперативному делу о наркобизнесе в Москве, — заметно волнуясь, начал Володя. Несмотря на приобретенный за три года опыт работы, он так и не избавился от своей застенчивости. — По нашим оперативным данным, в казино «Терек» ведется торговля наркотическими веществами. А именно «китайским белком». Казино принадлежит жене младшего из братьев Висницких. Как известно, старший Висницкий — начальник Главного управления Минздрава России. Младший Висницкий — бизнесмен. Он уже давно подозревается в причастности к наркобизнесу, но привлечь его к ответственности до сих пор не удавалось. Люди они известные и влиятельные. Поэтому операцию мы проводим совместно с налоговой полицией, — Фрязин кивнул в сторону худощавого майора. — Сегодняшней ночью будет проведен рейд бригадой майора Грузанова по проверке финансово-хозяйственной деятельности нескольких казино. В их числе «Терек». В составе группы будут наши оперативники. В случае обнаружения распространения в казино наркотиков мы, может быть, сможет впрямую выйти на поставщиков «китайского белка». Если же таковой факт не обнаружится, мы будем под прикрытием налоговой полиции, чтобы, так сказать, не спугнуть дичь.
— Понятно. Петр Иванович, — обратился Погорелов к майору, — во-первых, спасибо за содействие. И во-вторых, что вы можете добавить?
— А что добавлять? Владимир Юрьевич все подробно обрисовал. А что до содействия, так у нас действительно идут плановые проверки заведений игорного бизнеса. Так что вы наших планов не меняете. А мы, если сможем помочь, будем рады.
— Кто обеспечивает безопасность операции?
— Наши ребята из службы физзащиты. Раз уж «вывеска» наша, так и бойцы должны быть наши, верно?
— Пожалуй, — согласился Погорелов.
— Да они у нас орлы, все как на подбор! — не удержавшись, похвастался Грузанов.
— Кто из наших едет? — обратился Погорелов к Фрязину.
Тот перечислил фамилии оперативников.
— И все? — проницательно глянул начальник на подчиненного.
— И я, — потупился Володя.
— Когда начинаете? — посерьезнел Валентин Борисович.
— Начало операции в двадцать четыре ноль-ноль, — четко отрапортовал Володя.
— Ладно, удачи вам! — закончил совещание Погорелов.
Фрязин влетел в свой кабинет, слыша еще из коридора, как надрывается телефон.
— Володя, — узнал он голос опера из своего отделения, ровесника и приятеля, Димы Чирткова. — Зайди ко мне, тут у нас субъект один объявился. Для тебя есть материальчик интересный.
Они вышли из метро на станции «Кропоткинская», завернули на одноименную улицу и пошли по тенистой аллейке. Андрей искоса поглядывал на спутника. Скажи кому, никто не поверит, что этот человек на днях убил и утопил женщину. Рядом с ним уверенно шагал мужчина с безмятежным взором законопослушного гражданина. На третьей скамейке справа, закинув ногу на ногу и покуривая, сидел лощеный молодой человек. Увидев их, он слегка махнул рукой.
— Привет, — поприветствовал сидевший Митяя.
— Привет, Доктор, — улыбнулся Митяй, присаживаясь рядом и сделав знак Андрею.
Тот тоже присел рядом с хозяином.
— Принес?
— Принес, — ответил парень, вопросительно глянув на Андрея.
— Не бойся, это брат мой кровный, — ухмыльнулся Митяй.
— Есть два вида, — понизив голос, начал франт. — Первый — концентрат. Там одну ампулу надо развести в стакане воды. Сечешь? Двести доз. Цена — три тысячи баксов за ампулу. Навар пятикратный.
— Что-то круто, — усомнился Митяй.
— Так ты не представляешь, что это такое! — жарко зашептал Доктор. — Он у нас недавно появился. В пять тысяч раз сильнее морфия. Сечешь?
— А второй?
— Второй вариант — уже разведенный, то есть в одной ампуле — одна доза. Для немедленного использования. Ну там в клубах, на дискотеках. Эти по двадцать пять баксов за ампулу.
— Надо попробовать, — сказал Митяй.
— Так давай. Я и парадняк присмотрел.
Мужчины поднялись, неторопливо прошли немного вперед, свернули в Сивцев Вражек, потом в Староконюшенный переулок, нырнули в заваленный мусором двор, а там — в полутемное парадное.
— Давай, брательник, рукав закатывай, — приказал Митяй. — Будешь у нас мартышкой подопытной.
Андрюха со страхом посмотрел на ампулу, заполненную желтоватой жидкостью, на шприц в руках франта, но приказ выполнил. Он, конечно, баловался иногда травкой, покуривал. Но так, не постоянно. Откуда на постоянное употребление денег взять? А колоться — не кололся. Черт его знает, чего там в ампулах этих. Вон парень этот говорил, что сильнее морфия. Он, правда, не расслышал, во сколько раз. А ну как насмерть уделают? Этому фашисту все по фигу, с ненавистью подумал он о Митяе. А… Может, и лучше. Забыться и уснуть. И не проснуться.
Но спать Андрюхе не захотелось. Уже через несколько секунд после того, как содержимое ампулы перетекло в его вену, он почувствовал необычайный кайф. Тело стало невесомым, эйфория кружила голову, перед глазами плыли разноцветные видения. Андрюха беспричинно захохотал, ему хотелось двигаться, и ноги, независимо от Андрюхи, задергались в каком-то своем ритме.
Митяй с интересом наблюдал за ним. Потом они с Доктором долго выгуливали Андрюху по арбатским переулкам. Тот все норовил пристать к проходящим мимо девушкам, за что каждый раз получал чувствительный тычок от Митяя.
— Ну лады, — сказал наконец Митяй, увидев, что Андрюха более-менее пришел в себя. — Поехали к тебе, — кивнул он Доктору.
— Тачку ловлю? — вскинул было руку Доктор.
— А ты что, угощаешь? — поинтересовался Митяй.
— Я? Нет, я на мели, — тут же отступил парень.
— Надо же, при таком выгодном деле — и на мели! — усмехнулся Митяй. — Вот и мы на ней же. Так что давай в метро. А на тачке я товар повезу.
В тесном вагоне электропоезда Митяй ввинтился в толпу, крепко держа за локоть Андрюху и оставив Доктора сзади. Их разделяла плотно утрамбованная потная людская масса.
— Ну, очухался? — прошептал Митяй.
Андрюха радостно кивнул. Ему было очень весело. Тоска, сжимавшая последние дни его сердце, растаяла, и бездумное веселье пенилось как шампанское.
— Кончай лыбиться! — приказал Митяй. — Все помнишь?
— Угу, — с готовностью опять кивнул Андрюха.
— Вот тебе деньги на тачку и адрес.
Митяй просунул в Андрюхин карман скомканные бумажки.
— И не вздумай финтить. Паспорт твой у меня. Попробуешь кинуть, достану. И тебя, и мамашу твою. Ты меня знаешь, — угрожающе прошептал он Андрюхе в ухо, сильно сжимая слабое запястье.
Тот тихонько взвизгнул от боли.
— Ну что ты, Митяй, я все сделаю, — жалобно проблеял Андрюха.
Вот зачем он так! Было человеку хорошо! «Человек идет и улыбается, значит, человеку хорошо…» — чуть было не запел Андрюха вслух. Но, встретившись глазами с тяжелым взглядом своего пахана, он опомнился. Да, придется делать что велено.
— Я боюсь, у меня не получится, — вдруг жалобно заканючил Андрюха.
— Что-о? — зашипел Митяй. — Тут и получаться-то нечему. Взял тачку и свалил. А то смотри, у тебя не получится — у меня получится!
Митяй опять вцепился в его руку и слегка ее крутанул. Андрюха снова взвизгнул.
— Молодой человек, что вы все крутитесь? Толкаете ведь пассажиров! — сердито воскликнула полная дама в крепдешине.
— Мадам, примите извинения за моего провинциального друга. — Митяй изогнулся в учтивом полупоклоне.
— Принимаю, — закокетничала вдруг толстуха.
Андрюха опять заколыхался от безудержного смеха, ему снова стало весело и нестрашно.
Они вышли в «Новых Черемушках» и через десять минут оказались в квартире Доктора.
— Проходите, — пригласил хозяин, зажигая в прихожей свет.
— Лешенька, ты? — прошамкал из глубины квартиры старушечий голос.
— Я, бабуля, — откликнулся Доктор. — Подожди, сейчас подойду.
Он прошел в свою комнату и вскоре вернулся, держа в руках несколько коробочек с ампулами.
— Вот. Одна коробка с концентратом и пять с одноразовыми дозами.
— Лады, — откликнулся Митяй. — Я забираю товар и еду к своему барыге. Кореш остается у тебя, пока не вернусь. Вроде как заложником. Так. Товару многовато. В кармане не повезешь. Пластырь давай.
Хозяин квартиры принес несколько упаковок пластыря, и Митяй приклеил ампулы к телу.
— Ну как? — спросил он, оглядывая себя в зеркале.
Свободная, навыпуск футболка, скрывала наклеенное на груди богатство.
— Нормально, — оценил Доктор. — Тачку бери, а то…
— Не учи ученого, — оборвал его Митяй, и Андрюха со страхом заметил в его глазах знакомый уже зловещий блеск. Но Митяй справился с собой. Все-таки Доктор был в квартире не один.
— Время? — спросил Доктор.
— Туда-сюда — часа полтора. Да на месте — с полчаса. Через пару часов ждите. Братишку моего не обижай, — погрозил Доктору Митяй. — Он у меня тихий, мухи не обидит.
И, слегка подмигнув Андрюхе, Митяй исчез.
— Ну что ж, проходи, братишка, — усмехнулся Доктор, приглашая Андрюху в свою комнату.
Андрюху сразу поразил человеческий череп, смотревший на него пустыми глазницами с маленькой столешницы диванного уголка.
— Это что, настоящий? — спросил Андрюха и смутился: видно же, что настоящий.
— Экспонат, — небрежно бросил Доктор.
— А ты чего, вправду доктор?
— А ты вправду братишка? — вопросом на вопрос ответил парень.
Андрей умолк. Отвечать на какие-либо вопросы было категорически запрещено Митяем.
— Ладно, братишка, посиди, я бабулю накормлю. Покрути пока диски, — небрежно кивнул Доктор на стоящий в углу музыкальный центр и вышел.
Андрюха не умел обращаться с этой штуковиной и от нечего делать стал разглядывать комнату. Собственно, единственной достопримечательностью жилища, помимо упомянутого черепа, был книжный стеллаж. Андрюха рассматривал стоящие на полке книги. Увидел рецептурный справочник врача, еще какие-то медицинские справочники. «Значит, действительно доктор», — подумал Андрюха. Возвышались стопки аудио- и видеокассет, компакт-дисков. Вдруг на одной из полок Андрюха увидел фотографию девушки в низко надвинутой на лоб мужской шляпе. Девушка его поразила. Темные, прищуренные глаза в длинных черных ресницах, чуть крупноватый нос с еле заметной горбинкой, красиво очерченные губы. Темные волосы спускались из-под шляпы на плечи девушки. Она была не то что хороша, она была демонически привлекательна. Прищуренные глаза смотрели прямо на Андрея, и он аж заволновался под этим взглядом.
— Ты что тут разглядываешь?
Андрюха вздрогнул. Доктор подошел к нему, перехватил взгляд.
— Хороша девочка? Есть чем полюбоваться, — усмехнулся хозяин. — Ну что, давай, что ли, в картишки перекинемся, все равно делать нечего, — добавил он, доставая колоду.
Они перебрасывались в «очко», время от времени поглядывая на часы. Вернее, на часы поглядывал Доктор, а Андрюха украдкой смотрел на фотографию.
— Кончай пялиться, — не выдержал наконец хозяин. — Эта девочка не про таких, как ты. Ей князя подавай. Грузинского.
— Почему грузинского?
— Потому что сама грузинка. А пока князя ждет, такими делами ворочает, тебе и не снилось. Так что тебя она и ноги мыть не допустит. А меня допустила… — видно, желая уколоть Андрюху, разоткровенничался вдруг Доктор. — И не только до ног, — противно ухмыляясь, подмигнул он.
— Она что, артистка? — чтобы оборвать откровения Доктора, спросил Андрюха.
— Она-то? — расхохотался хозяин. — В своем роде — да. Еще какая! Столько ментов обставила, это талант надо иметь! Ну да за ней такие люди стоят, прикроют, если что. Про Свимонишвили слышал? — понизив голос, спросил Доктор.
— Нет, а кто он?
— Не он, а она.
— Не слышал, — хлопал глазами Андрюха.
— Откуда же ты такой дремучий взялся? — удивился Доктор. — А что до девочки этой, работаем мы с ней вместе. Иногда.
— В больнице? — спросил наивный Андрюха.
— В больнице? Ой не могу, уморил. — Хозяин аж раскис от смеха.
Почему Доктор так расхвастался и разоткровенничался с незнакомым парнем, он и сам себе объяснить не мог. Видимо, приятно было видеть вылупленные от удивления круглые глаза, да и привел парнишку Дмитрий, братишкой назвал. А с Дмитрием Доктор был уже давно знаком, проворачивал кое-какие делишки и вполне ему доверял.
Зазвонил телефон. Доктор вышел в прихожую.
— Я. Ну? Зачем на улицу?
По доносившимся репликам Андрюха понял, что звонил Митяй. Теперь начиналась его, Андрюхина, партия. Он тяжело вздохнул и, сам не зная почему, схватил фотографию девушки в шляпе и спрятал ее за рубашку.
— Слышь, братишка, — позвал из прихожей Доктор. — Пошли.
— Куда? — якобы удивился Андрюха, выходя в прихожую.
— На улицу. Старшой твой на тачке едет, просил на улице его встретить, чтобы он тачку не отпускал. Вот другого бы послал подальше, сказал бы, иди в дом, — продолжал рассуждать Доктор, когда они вышли на улицу. — А его почему-то не могу. Что-то в нем такое есть. Властное. Ты не находишь? — обратился он к Андрюхе.
«Да уж, — вспомнил Андрюха все, что связывало его с Митяем. — Знал бы ты то, что я о нем знаю».
С этими мыслями он кинулся наперерез ехавшему по проезжей части такси. Машина взвизгнула тормозами, водитель высунулся в окно, выкрикивая трехэтажные матюги. Андрей рванул дверцу, завалился на сиденье.
— Вперед на полной скорости, — завопил он. — Плачу баксами.
— У тебя что, пушка? — испуганно скосил на него глаза водила, выжимая, однако, газ. Машина рванула вперед.
— Пушка, — ответил Андрей, оглянувшись назад и видя Доктора, бегущего за ними следом с широко открытым ртом. — Жми на всю катушку, — приказал Андрей неожиданно твердым голосом. — У того гада, что сзади нас, — две пушки. Сейчас достанет, мало не будет!
— Е-е-е, — забористо накручивая друг на друга отборные матюги, завопил шофер. — Что ж мне так на вас, родимых, везет…
Машина неслась вперед.
Татьяна ошалело наблюдала со своего места за тем, что творилось в залах. Чинная в первые часы публика превратилась в безумную стаю. Жужжание рулетки, стук кидаемых костей сопровождались дикими воплями. Горестно завывали проигравшие, радостно визжали выигравшие. Пьяные мужчины бродили по холлу, приставая время от времени к Тане. Охранники вежливо их отшивали. В дверном проеме была хорошо видна высокая платиновая блондинка. Она постоянно проигрывала, злобно кричала на своего спутника, плешивого низкого старикашку. Таня как завороженная следила за дамой. Вот она сдернула с шеи бриллиантовое колье, швырнула его на стол. Крикнула что-то крупье, кинула шарик. Рулетка завертелась. В зале на мгновение стало тихо, слышалось лишь легкое жужжание. Через секунду оно прекратилось, и дама взвыла с утроенной энергией. Крупье, усмехнувшись, потянулся за бриллиантами. Блондинка вцепилась в них, не желая отдавать. Завязалась борьба. Женский визг вдруг сменился мужским.
— Она меня укусила, — вопил крупье на все благородное заведение. — Оторвите эту дрянь!
Миша с Андреем бросились в зал на помощь двум охранникам, которые не могли справиться с обезумевшей дамой.
К Татьяне тут же начали приставать какие-то кавказцы, бесцеремонно хватая ее за все, что им попадалось под руки. Таня в панике вырывалась, и тут у входа раздался громовой голос:
— Налоговая полиция, всем оставаться на своих местах!
В помещение ввалилось несколько (Тане показалось, очень много) человек в серо-стальном облачении. Массивные фигуры вошедших и экипировка делали их похожими на космонавтов.
Один из пришедших небрежно, как говорится легким движением руки, отмел от Тани лапавших ее мужиков. Трое темпераментных жителей гор разлетелись по холлу как осенние листья. В мгновение ока группа оказалась в зале. Слышалась возня. Таня видела, как лицом к стене разворачивали работавших в зале секьюрити. Заметила выскользнувшего Максима. Он быстро проговорил что-то в сотовый телефон, спрятавшись за портьеру.
«Ну и кино…» — вконец ошалела Татьяна.
Среди «космонавтов» были и люди в штатском. К одному из них подскочил менеджер казино.
— В чем дело? — прокричал он.
— Проверка финансово-хозяйственной деятельности, — невозмутимо ответил «штатский».
— Вы знаете, кто владеет казино? Госпожа Свимонишвили, жена и невестка братьев Висницких! — сообщил менеджер, рассчитывая потрясти этой информацией проверяющих.
— Нам хоть Висницкие, хоть Багрицкие, — равнодушно откликнулся «штатский».
Татьяна, слегка очухавшись, с интересом следила за происходящим. «Девчонкам расскажу — обалдеют!» — думала она, начисто забыв указания работодательницы. Главный «штатский» отвернулся от менеджера. Его коллеги снимали со столов выручку, заносили в протоколы показания крупье, пересчитывали разноцветные фишки. Внимание девушки привлек молодой человек из «штатских» с приятным, интеллигентным лицом. В отличие от своих коллег он ничего не собирал, не записывал, ни с кем не разговаривал. Он молча ходил по залу между столов, внимательно разглядывая служащих и посетителей.
Дверь в казино отворилась, в сопровождении двух охранников вошла сухощавая, средних лет грузинка, закутанная в меха, несмотря на теплую летнюю ночь.
— Нина Вахтанговна, наконец-то! — Менеджер бросился к дверям. Тетя Нина прошла мимо Тани, не удостоив девушку даже кивка.
Главный «штатский» вышел из зала.
— Майор Грузанов, — представился он. — Налоговое управление. Отдел расследований. Проверка финансово-хозяйственной деятельности. — Госпожа Свимонишвили, насколько я понимаю? — обратился майор к женщине. — Предъявите, пожалуйста, лицензию мэрии на право заниматься игорным бизнесом.
— Пожалуйста, — презрительно дернула плечами госпожа Свимонишвили, — для этого нужно беспокоить людей в два часа ночи? — язвительно проговорила она с грузинским акцентом.
— Во-первых, мы не имели намерения вас беспокоить, это ваши люди вас побеспокоили. — Майор отыскал глазами Максима. — Во-вторых, днем ваше заведение закрыто, не так ли? Что сделало бы нашу встречу менее волнующей.
— Пройдемте в мой кабинет, — сухо пригласила Нина Вахтанговна.
В этот момент из игорного зала вышел тот самый молодой человек с интеллигентным лицом.
— Обменный пункт, — проронил Фрязин, обращаясь к майору.
— Минуточку, — живо отреагировал Грузанов и направился вслед за молодым человеком. Женщина вдруг порозовела и направилась следом. Обменник помещался в глубине игорного зала рядом с коридором, который вел, видимо, в служебные помещения. Его квадратное окошко было наглухо закрыто плотно пригнанной дверцей. Майор постучал.
— Никому не открою без представителя банка, — нервно повторял из-за двери девичий голос.
— Это обменный пункт банка «Эллис», он не имеет к нам отношения, — излишне равнодушно сказала Нина Вахтанговна.
— Ну что ж, придется вызвать представителя банка, — откликнулся Грузанов. — Раз уж мы вас посетили. Не хочется проводить аналогий, но в казино «Эсмеральда», откуда мы к вам пожаловали, тоже есть пункт обмена валюты. Так там доллары прямо на фишки меняли, а это, как известно, нарушение.
— У нас приличное заведение. — Свимонишвили обдала майора ледяным взглядом. — Еще раз повторяю, наше казино не имеет никакого отношения к пункту обмена валюты. Банк арендует площади. Очевидно, им это выгодно.
— Очевидно, — согласился майор.
— Вы, кажется, хотели ознакомиться с лицензией? Прошу в мой кабинет.
Нина Вахтанговна резко повернулась, взглянула на одного из своих охранников, неизменно стоявших за ее спиной. Светловолосый, с приятным, располагающим лицом человек чуть опустил веки, потом отыскал взглядом кого-то в зале. Женщина быстро пошла по длинному коридору. За ней, толкаясь в узком проходе, направились Грузанов, сотрудники налоговой полиции, оперативник МУРа. Фрязин внимательно наблюдал за охранниками госпожи Свимонишвили. Белесый шел впереди хозяйки, отворил перед нею дверь кабинета.
— Ах ты, сволочь! — вскрикнул вдруг кто-то за их спинами. Процессия остановилась, все обернулись назад. В игровом зале шла борьба. Один из секьюрити валялся на полу, воя от боли. На нем сидел здоровенный сотрудник физзащиты, выкручивая поверженному руки.
— Гад, ты мне руку вывихнул, — орал тот благим матом.
— Что происходит? — грозно спросил Грузанов.
— Петр Иванович, этот деятель меня электрошокером ткнуть хотел, — доложил громила, не прерывая своего занятия. Из рук прижатого к полу парня действительно выпал электрошокер.
— Занесите в протокол, — бросил подчиненным Грузанов.
Нина Свимонишвили небрежно сбросила с плеч норковое манто, которое тут же подхватил кто-то из ее свиты, прошла к своему письменному столу, села в крутящееся кожаное кресло, принялась неторопливо выдвигать ящики. В кабинет вошел один из оперативников МУРа.
— Владимир Юрьевич, — обратился он к Фрязину, — вот, посмотрите, изъяли у посетителей.
Он выложил на стол хозяйки кабинета пару коробочек с ампулами, одноразовые шприцы и пакетики с желтоватым порошком.
Госпожа Свимонишвили мельком глянула на стол, пожала плечами: дескать, я-то при чем?
Володя взял одну из ампул. Мутноватая, желтоватая жидкость. Он уже видел такие ампулы раньше.
— Судя по виду, «китайский белок»? — неизвестно кого спросил Фрязин, посмотрев при этом на Нину Вахтанговну.
Ресницы женщины слегка дрогнули, но лицо осталось непроницаемым, сохраняя холодную презрительность.
— Мы, конечно, ничего не знаем, — вроде как про себя пробормотал Володя.
Но что-то в кабинете его настораживало. Он еще раз осмотрел присутствующих. Ну да, нет белесого охранника. Когда же он исчез? Володя вспомнил, что тот открывал дверь кабинета, чтобы пропустить хозяйку, потом была возня в зале, которая всех отвлекла, а потом… потом он его не видел!
— Оформите изъятие и задержите владельцев, — бросил оперативнику Фрязин, направляясь к двери.
— А что, налоговое управление и наркотики ищет? — услышал он за спиной насмешливый женский голос с грузинским акцентом. Чертыхнувшись про себя, Фрязин вышел в коридор.
Там никого не было. Володя быстро пошел в противоположную игровому залу сторону.
Коридор огибал служебные помещения каким-то замысловатым образом. Фрязин завернул за угол и увидел белесого. Тот не спеша шел ему навстречу, на ходу застегивая ширинку.
— Тебе чего, мужик, тоже в сортир надо? — обаятельно улыбаясь, поинтересовался он. — Пойдем, провожу.
Фрязину ничего не оставалось делать, как пройти под конвоем в сверкающий чистотой туалет.
Они вернулись в кабинет вместе. Нина Свимонишвили быстро глянула на охранника и отвела глаза. Майор Грузанов внимательно рассматривал лицензию. Документ был в полном порядке.
— Товарищ майор, приехал представитель банка, — отрапортовал сотрудник физзащиты, пропуская в кабинет крупного рыхлого мужчину лет тридцати в очках с сильными линзами.
Мужчина отыскал глазами госпожу Свимонишвили. Его испуганный взгляд как будто вопрошал о чем-то. Встретившись с непроницаемым взором черных грузинских глаз, он вздохнул и спросил присутствующих:
— В чем дело, господа? Какая крайняя необходимость заставила вас поднять занятого человека среди ночи с постели?
Майор Грузанов в очередной раз пропел про проверку заведений игорного бизнеса и предложил представителю банка дать команду своей бдительной сотруднице открыть неприступные двери, дабы удостовериться в абсолютной правильности проведения операций по обмену валюты на территории казино. Представитель банка пожал плечами — дескать, мы что? мы пожалуйста! — и направился к обменнику, сопровождаемый Грузановым, ребятами из налоговой, Фрязиным и подчиненным ему оперативником МУРа. Еще двое остались у кабинета госпожи Свимонишвили, которая наотрез отказалась присутствовать при проверке обменного пункта.
— Катерина, открой, — приказал рыхлый мужчина, стукнув костяшкой пальца в закрытое окошко. — Это я, Альберт Григорьевич!
Но Катерина не отзывалась. Сделав еще две безуспешные попытки докричаться до несговорчивой Катерины, представитель банка недоуменно пожал плечами, достал собственную связку ключей и отомкнул замки. Фрязин, предчувствуя неладное, оттеснил его плечом и распахнул металлическую дверь. Девушка сидела спиной к входу, лицом к открытому настежь сейфу. Одна рука лежала на столике, в ней был зажат шприц. Фрязин шагнул внутрь, заглянул в ее бескровное лицо. На него смотрели пустые, с расширенными зрачками глаза. Другая рука девушки безвольно свисала вдоль туловища. Володя тронул запястье. Пульса не было, девушка была мертва.
Такси остановилось.
— Ну вот. Череповецкого, дом четырнадцать. Приехали.
Шофер все еще с опаской поглядывал на щуплого пассажира. Андрюха смотрел на улицу. «Свалить, может? — мелькнула у него отчаянная мысль. — Я-то, может, и свалю, так этот гад мамашу достанет». Андрюха опять вспомнил задушенную Читу. В этот момент из парадного соседнего дома, под номером 12, не спеша вышел Митяй. Сунув водителю деньги, Андрюха вышел из машины. Митяй подождал, когда такси отъедет, и подошел к Андрюхе.
— Ну как, порядок?
— Ой, Митяй, я думал, помру от страха. А если бы он тоже тачку поймал и догнал меня?
— Догнал бы — убил, это факт, — весело откликнулся тот. — Но ведь не догнал! Так что ты, Андрюха, справился с первым боевым заданием. Вернее, со вторым.
Митяй многозначительно ухмыльнулся.
«Гад, — с тоской подумал Андрюха. — Как же мне от тебя, гада, отвязаться? И ведь пришьет тут же, чуть что не по нему. Плевать ему на меня, да и на всех, психу этому. У Доктора меня оставил, а сам с товаром смотался. А если бы Доктор и вправду догнал да подключил кого надо — не один же он по наркоте работает, наверняка в команде какой-нибудь. Изрезали бы на полоски…» — Андрюхе стало так жаль себя, что он тихонько заскулил.
— Ну что ты воешь, чмо? — с угрозой спросил Митяй.
— Я ничего… — всхлипывая, ответил Андрюха.
— Чего разнылся как баба? Сейчас к Женьке придем, оттянемся. Да мы с таким товаром — миллионеры. Другой бы на моем месте бросил тебя у Доктора, а я тебе адрес оставил. Цени, убогий.
— Да зачем я тебе, Митяй? — хныкал Андрюха, пока они шли дворами. — Ну какой с меня толк? Отпусти ты меня. Я, клянусь, ничего, никогда…
Он захрипел, прижатый к стене дома. Горло его было стиснуто железной рукой.
— Отпущу я тебя только под воду, — жутко улыбаясь и глядя побелевшими глазами на парня, медленно проговорил Митяй. — Ты, падаль, забыл, кто ты и кто — я! Я — сверхчеловек, а ты — мое домашнее животное. Чтобы мне скучно не было. А как станет мне с тобой скучно, так это будет последний день твоей плевой жизни. Понял?
Андрюха отчаянно закивал.
— То-то. — Митяй ослабил хватку. — Считай, что это — последнее предупреждение. Еще раз завоешь — удаляю с поля. С красной карточкой. — Митяй отпустил наконец Андрюху и зашагал дальше. Андрюха, молча вытирая слезы, семенил следом.
Он не заметил, как они дошли до нужного дома, вошли в лифт. Все силы Андрюхи были сосредоточены только на одном — не гневить хозяина. Это было трудно сделать: Андрюхой овладела истерическая плаксивость.
Дверь квартиры отворила молодая женщина в расшитом драконами шелковом халате.
— Проходите, мальчики, — улыбнулась она, направляясь на кухню.
Митяй со своим «домашним животным» прошли следом. На кухне обедали дети. Мальчик лет двенадцати, шустро поглощая котлету, кинул на пришедших быстрый, взрослый взгляд. Рядом с ним ковырялась ложкой в своей тарелке пухлая кудрявая девочка лет пяти.
— Мама, я больше не хочу, — ныла девочка.
— Татусенька, еще две ложечки, — ласково уговаривала дочку драконистая мама.
Андрюха во все глаза разглядывал кухню. Такой интерьер он видел лишь на экране телевизора в рекламных роликах типа «Сделано с умом» или «Тефаль, ты всегда думаешь о нас!». Было очевидно, что и неведомая Андрюхе фирма «Тефаль», и все остальные зарубежные фирмы заполонили российский рынок с главной целью — сделать жизнь хозяйки квартиры исключительно приятной и удобной. Светлая кухонная мебель была нашпигована всякими благами цивилизации: встроенной стиральной машиной, электрической плитой с абсолютно ровной поверхностью, на которой были обозначены круги нагревательных спиралей, высоким холодильником (он у меня такой умница!), посудомоечной машиной и кучей всякой другой бытовой мелочевки.
«Вот ведь как живут, сволочи! — с завистью подумал Андрюха. В памяти возникло собственное убогое жилище, состоящее из одной комнаты, которую ему приходилось делить с мамашей. — Да, наркота — это золотое дно, это тебе не гайки крутить», — вспомнил он времена своей недолгой работы на «шарикоподшипнике».
— Что будете пить? — спросила женщина гостей.
— Да мы люди простые, нам можно водочки, — добродушно улыбаясь, ответил за двоих Митяй.
Женщина достала из холодильника бутылку водки и пластиковую бутыль тоника, три высоких бокала. Плеснув в бокалы водки, она потянулась к бутылке с тоником.
— Женечка, нам не разбавляй, мы мужики серьезные, — остановил хозяйку Митяй.
Та чуть презрительно улыбнулась, добавила тоник в свой бокал. Пухлая Татуся справилась наконец со своей порцией, и мать отправила детей в комнату.
— Большой уже пацанчик у тебя, Женечка, — зная, что женщине всегда приятно поговорить о собственных детях, начал Митяй.
— Да, — с гордостью ответила женщина. — У него уже свой бизнес.
— Да что ты? — удивился Митяй.
— Ну. Геру помаленьку толкает. В гимназии своей. Так, среди пацанов.
— Да что ты! — восхитился Митяй. — Ай да мужик подрастает! И что, не попадался?
— Как же он попадется, когда в районе восемьдесят процентов парней — его клиенты. Кто его закладывать будет? Он по-божески: и в долг дает, и простить может какой-нибудь должок маленький. А если что, так ведь за ним родители, чай, не сирота, — усмехнулась она, подняв свой бокал. — Так ты с чем пожаловал? — она посмотрела на Митяя.
— Давай сначала выпьем за встречу, Женечка! — протянул тот свой бокал.
Они чокнулись, выпили. Выпил и Андрюха.
— Да вот, клевый товарчик. Посмотри.
Митяй достал из кармана пачку сигарет, извлек оттуда ампулу.
— И что это? — поинтересовалась женщина.
— «Китайский белок», — ответил Митяй.
Женя взяла из рук Митяя ампулу, посмотрела на свет.
— Что ж, внешне похоже. Но ведь надо проверить.
— Сейчас проверим, — с готовностью откликнулся Митяй. — Андрюха, закатывай рукав. Шприц у тебя, я думаю, найдется?
— Найдется, — откликнулась хозяйка.
Она выдвинула один из кухонных ящиков и достала одноразовый шприц. Андрюха с готовностью закатал рукав, предчувствуя сладостное парение.
Женщина умело ввела иглу, и Андрюха в предвкушении праздника следил, как желтоватая жидкость втекала в его вену. Потом женщина и Митяй внимательно наблюдали за радостным возбуждением Андрюхи.
«Прямо как врачи нацистские», — думал Андрюха, покатываясь от смеха.
Женщина закурила сигарету, щедро подлила Митяю водки, немного плеснула себе. Из закуски на столе стояла лишь плошка с маслинами.
— Ну что ж, товар, похоже, качественный. Сколько хочешь?
Митяй назвал такую сумму, что у Андрюхи в голове совсем помутилось. Он никак не мог сосчитать, какой навар они получат, — выходило слишком много. Женщина задумчиво курила, видимо тоже занятая подсчетами.
— Хорошо, — согласилась она. — Только дело вот в чем: дома я, как ты понимаешь, такой суммы не держу. Деньги в банке, на имя мужа. А его сейчас в городе нет, вернется через неделю. Но вам ведь хочется побыстрей, так?
Митяй кивнул.
— Тогда предлагаю сходить к приятелю моему, он тут неподалеку живет и только что реализовал большую партию. Баксы еще у него дома. Я ему уже звонила. Сказал, что выручит. Товар можешь здесь оставить, — небрежно бросила Женя.
— Ну что ты, Женечка, разве я похож на дурака? — ласково поинтересовался Митяй. — Товар я только в обмен на баксы отдам. А ты сходи сама, мы тебя подождем. Или позвони приятелю своему, пусть он сам сюда подойдет.
— С чего бы это ему сюда идти? Это ведь вам деньги нужны, а не ему. И здесь я вас одних не оставлю. Я ведь тоже на дуру не похожа, верно? — не менее ласково ответила женщина.
— Тогда — вперед, — заулыбался Митяй.
— Вперед, — согласилась женщина. — Давай выпьем еще на ход ноги, и поднимай своего кролика подопытного.
Она щедро наполнила бокал Митяя и чуть плеснула себе. Митяй с нехорошей улыбкой наблюдал за ее действиями. Они чокнулись и выпили.
«Ох, не нравится мне эта улыбочка его», — на секунду сосредоточился Андрюха на напарнике, но тут же снова уплыл в свою страну грез.
…В казино поднялась паника. Замершая от ужаса Татьяна фиксировала взглядом прорывавшихся к выходу посетителей. «В первый же день работы — убийство! Что-то слишком уж круто!» — проносилось в ее хорошенькой головке. Почему Таня решила, что смерть девушки из обменника была насильственной, она не могла себе объяснить.
Дежурная оперативно-следственная бригада, прибывшая в казино, четко и слаженно выполняла свою работу. Ослепительные вспышки фотоаппарата фиксировали положение трупа, находящиеся на столике предметы, внутренность распахнутого настежь сейфа. Криминалисты исследовали замки, поверхность стола, сейфа. Судмедэксперт измерял температуру тела мертвой Катерины. В глубине обменного пункта была обнаружена другая дверь, выходящая в один из изгибов служебного коридора. Дверь была заперта.
— Володя, посмотри! — окликнул Фрязина специалист по наркотическим веществам старший оперуполномоченный МУРа Олег Лойко.
Лойко держал длинным карцангом найденную на полу разбитую ампулу из-под новокаина емкостью в пять миллилитров. Он указал на нижнюю полку сейфа, плотно заставленную картонными коробочками. В коробочках аккуратными рядками лежали меньшего размера запаянные ампулы с желтоватой жидкостью.
— Похоже, оно, — сказал Лойко.
— Понятые, прошу вперед. — Фрязин пропустил в тесное пространство респектабельную семейную пару из посетителей заведения и следователя прокуратуры, руководителя дежурной группы. Лицо холеной дамы выражало смесь отвращения и любопытства.
Пока следователь заполнял протокол осмотра места происшествия, Володя пытался успокоиться. Сделать это было достаточно трудно. Он уже встал в стойку. Длительная, многомесячная, бесплодная охота за новым, страшной силы наркотиком, кажется, принимала новый оборот. Теперь очень важно было допросить людей, которые могли быть причастны к этому бизнесу. Внезапность проводимой операции, присутствие большого количества сотрудников МУРа и налоговой полиции, устрашающий камуфляж парней из физзащиты могли лишить самообладания кого-нибудь из преступников хоть на некоторое время. По крайней мере, Фрязин на это рассчитывал.
— Свимонишвили? — спросил Володя оперативника Николая Емельянова.
— Сидит в кабинете. Грузанов обещал минут тридцать ее попрессовать с документами. Глаз не спускаем.
— Хорошо. Где представитель банка?
Рыхлый мужчина стоял прислонясь к стене узкого коридора, закатив близорукие глаза.
«Струхнул, приятель. Переигрываешь, однако. Не верю», — подумал Фрязин словами классика отечественной режиссуры.
— Альберт Григорьевич! Мне нужно задать вам несколько вопросов. — Володя ткнул в близорукие глаза Гнездина своим служебным удостоверением.
— Боже, какой ужас! — дрожащим голосом отозвался рыхлый Альберт Григорьевич. — Конечно, — словно спохватился он. — Я к вашим услугам.
— Коля, проследи, пожалуйста, чтобы нам не мешали, — попросил Фрязин Емельянова, затем отыскал глазами два кресла, расположенных в служебном коридоре и разделенных журнальным столиком с телефоном. — Присядем, — пригласил он. — С вашего позволения, я включу диктофон. — Мужчина, пожав рыхлыми плечами, кивнул. — Представьтесь, пожалуйста.
Один из сотрудников физзащиты встал у выхода в игорный зал. Другой расположился в противоположном конце коридора, уходящего под прямым углом направо.
— Гнездин Альберт Григорьевич, исполнительный директор банка «Эллис», — дрожащим голосом начал рыхлый мужчина, поглядывая на громил в стальном облачении и ожидая, видимо, немедленного применения к себе методов физического воздействия.
— Назовите фамилию, имя и отчество оператора обменного пункта банка «Эллис», расположенного на территории казино «Терек».
— Горностаева Екатерина. Кажется, Александровна.
— Почему — кажется?
— Я не помню. Она ведь молодая, лет двадцать с небольшим. Ее по отчеству никто и не называл.
— Как вы характеризуете Горностаеву по службе?
— Претензий к ней не было, — пожал рыхлыми плечами Альберт Григорьевич. — Впрочем, она ведь у нас недавно. Как я могу ее характеризовать? Я ее и не видел практически. Я нахожусь в банке, она здесь.
— Как вы можете объяснить факт обнаружения в служебном сейфе коробок с ампулами, содержащими неизвестное вещество?
— Боже мой! Ну как я могу объяснить! — заволновался Гнездин и даже засучил толстыми ногами. — Никак! Я вообще здесь не бываю, я уже объяснял. Выручку привозит в банк наш курьер. Кто же знал, что она наркоманка! Я так потрясен! — запричитал Альберт Иванович.
— Почему вы решили, что ее смерть связана с наркотиками? — напрягся Фрязин.
— Я?.. Я ничего не решал, — сбился Гнездин. — Просто я подумал, что раз ампулы нашли, да без маркировки…
— У вас есть данные, что Горностаева употребляла или распространяла наркотики?
— Ну… Как вам сказать… Я сам не видел, но… кто ж его знает. С чего бы ей умереть-то, молодой такой? Вон что с собой сделала!
— Вы уверены, что это она сама с собой сделала?
— Боже мой, а кто же? — округлил глаза Гнездин.
— Но в обменнике есть еще одна дверь. Кто имеет ключи от этой двери?
— Катерина имела. И я. Но у меня алиби! Когда я приехал, она уже была мертва! — нервно вскричал представитель банка, озираясь по сторонам и призывая, видимо, в свидетели суровых физзащитников.
— Успокойтесь, Альберт Григорьевич. Скажите, не было ли у нее врагов? Или неприязненных отношений с кем-либо?
— Не знаю, господин Фрязин, — вскинув пухлые руки, возопил Гнездин. — Прошу учесть, что уже три часа ночи. Я крайне утомлен и взволнован. Это весьма неприятное событие. Но должен заявить, что наш банк имеет безупречную репутацию. И мы к нахождению каких-то там ампул не имеем отношения. Если служащая, которую, кстати, взяли, можно сказать, с улицы, учитывая ее тяжелое материальное положение, оказалась замешана в каких-то махинациях или, упаси бог, операциях с наркотиками, это ее дело, и она одна, как это ни жестоко звучит, несет ответственность за содеянное.
Всю эту тираду Гнездин прокричал прямо в диктофон, тщательно выговаривая слова. Фрязин молча, с ненавистью смотрел на него. «Конечно, — с горечью думал он, — вали на мертвого. Для этого и угробили девчонку».
— А кто принял Горностаеву на работу и по чьей рекомендации? Ведь в банки с улицы, как вы изволили выразиться, на работу не принимают. Что-то я о такой благотворительности не слышал.
— Принимал я. А по чьей рекомендации, сейчас не помню, — еще больше занервничал Гнездин, и рыхлое лицо его покрылось красными пятнами. — Я повторяю, я утомлен и более отвечать на ваши вопросы не в состоянии. Прошу вызвать меня официально, повесткой. А сейчас позвольте откланяться.
«Что-то очень уж ты задергался, боров жирный. Кого-то ты боишься гораздо больше, чем нас», — отметил про себя Фрязин и сухо осведомился:
— Я предупреждаю вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний.
— Ну знаете… — театрально вскричал толстяк.
— Господин Гнездин, вы, безусловно, еще будете вызваны нами для дачи показаний по этому делу. Поэтому очень советую вспомнить, кто порекомендовал вам Горностаеву. Это в ваших интересах. Пока все.
Гнездин с трудом поднялся и резво потрусил к выходу.
«…И очень советую вспомнить, кто порекомендовал вам Горностаеву… Пока все».
Белесый услышал, как, тяжело сопя, выбирается из кресла Альбертик, послушал еще несколько секунд. Но разговор, видимо, был закончен. Он вогнал антенну в корпус портативной рации, сунул ее в карман. Задумчиво пожевал губами, раскачиваясь на крепких ногах, и не спеша вышел из подсобки в дальнюю часть коридора.
В это время уже опустевший игорный зал огласил женский крик. Фрязин быстро прошел вперед и увидел пару скромно одетых людей. Невысокая седая женщина билась в руках пожилого мужчины.
— Катя, Катенька, что с тобой сделали, — кричала женщина.
— Родители Горностаевой, — тихо сказал Володе Олег Лойко.
