1
В сгущающейся темноте и под шум осеннего дождя они приблизились к забору, ограждающему дом Треневой, прислушались, присмотрелись к светящемуся окну. Подошли еще ближе, но залаяла собака. И — отпрянули.
— Ну ты чего, Леха, — хрипло сказал один из них, коренастый, хрипатый, без шапки, в болоньевой куртке. — Ты ж говорил, пес тебя как родного встречает?
— Меня знает, а тебя нет, — огрызнулся второй, помоложе, длинный, сутулый и одетый в солдатский бушлат и шляпу с обвисшими полями на голове.
— Ты давай топай, — сказал коренастый и посмотрел на часы. — Скажешь родной тетеньке, типа, на последний автобус опоздал, попросишься переночевать. Иди, говорю, а то мне тут еще мокнуть.
— Иду, — сказал Леха. И не сдвинулся с места. Казалось, он никак не мог решиться. — Слышь, Игнат… Я все думаю. Может, сама отдаст бумажки, если хорошо попрошу, и чтоб никому ни слова?
— Уже просили ее, и по-хорошему, — покрутил головой Игнат. — Ну как знал. Что, жалко стало родную тетку? Тогда я пойду!
И двинулся к калитке. Снова залаяла собака.
— Подожди, — придержал его за рукав Леха. — Все-таки с детства ее знаю… Посылки мне в армию присылала. Весь взвод угощал. Потом в зону тоже присылала…
— А в зоне ты угощал весь барак… Слыхал уже. Ты чего сейчас об этом заговорил? — повысил голос Игнат. — Бабки взял?
— Ну взял… — смиренно согласился Леха. — Может, назад вернуть?
— И они возьмут, — кивнул Игнат. — И еще сопли те вытрут да по головке погладят… Ломом. Или чем потяжелее. Такая, милый, тебе вышла альтернатива. Или ты с бабками и девками, или кто-то другой.
— А кто другой?
— Я, придурок. Кто ж еще?
— Так ты и иди, — хрипло сказал Леха. — А бабки пополам.
Игнат не ответил, только усмехнулся, покрутив головой.
— Вроде обсуждали уже, а ты опять за свое. Я-то пойду, только…
— Тебе она не откроет, — кивнул Леха.
— И соседи моську твою услышат, даже бумаги взять не успею.
Леха оглянулся на соседние дома, где светились окна. Потом, промокший и продрогший, снова тоскливо посмотрел на светящееся окно со знакомыми занавесками в голубой цветочек.
— На вот, еще хлебни, племянничек… — Игнат достал стеклянную флягу с водкой, отвернул колпачок, протянул Лехе.
Тот жадно, будто стояла жара, стал пить. Вытер рукавом губы. И снова залаяла собака.
— Она меня год назад в дом не пустила… — припоминал Леха, распаляя себя и не отрывая взгляда от светящегося окна. — Видеть, говорит, не могу тебя, вечно пьяного. Как я ее, суку, ни просил, так и не пустила Представляешь? Говорит еще, чтоб больше в таком виде не приходил.
— На вот, пожуй, — озабоченно сказал Игнат и протянул ему специально заготовленный хлебный мякиш с мелко толчеными листьями табака как средство от водочного запаха. — А то дыхнешь ненароком. Опять не впустит.
— Я ей не пущу… — Леха мелко дрожал, набираясь решимости. — Ладно, пошел. Сама виновата. Зачем домой бумаги забрала? Их положено на работе держать, верно я говорю?
— Верно, верно… — Игнат подтолкнул его к калитке. — И не забудь, возьми деньги, как договаривались. И что там найдешь…
— Дай еще хлебнуть, — обернулся Леха.
— Хорош, говорю… — Игнат решительно толкнул его в спину.
— А что хоть в этих ее бумажках? — оглянулся Леха от самой калитки.
Игнат не успел ответить. А только присел за куст Скрипнула дверь, на крыльце появилась пожилая женщина, в ее руке светился ручной фонарик.
— Кто здесь? Рекс, уймись!
— Это я, тетя Галя! — громко сказал Леха, открывая калитку.
— Леша, ты? Чего так поздно приехал, случилось чего? — встревоженно спросила она.
— Да нет, вот по делам в Полбине задержался, решил вас навестить. Может, пустите переночевать, а то на последний автобус уже опоздал…
— Опять с друзьями небось задержался! — Она придерживала за ошейник овчарку, которая теперь скулила от нетерпения и рвалась к племяннику.
Игнат наблюдал из-за куста, как Леха погладил овчарку и она потерлась о его ногу.
— Ас чего он вдруг залаял па тебя? — спросила хозяйка, пропуская Леху в дверь. — Не узнал, что ли?
— Так дождь ведь, запахи отбивает… Да и старый совсем. — Это было последнее, что услышал Игнат, когда Леха закрыл дверь.
— Где ж ты так промок? — спросила тетка уже в доме, близоруко щурясь на промокшего племянника. — Ходил где-то, все по друзьям… Выпивал, что ли?
— Ну так, помаленьку… — развел руками Леха, пряча глаза. — Все ж приглашают, все угощают.
— Садись, сейчас чай поставлю. — Она помогла ему снять тяжелый от воды бушлат. — На вот, тапки переодень, ноги сырые совсем… Как хоть там, в Красноземске, устроился, расскажи.
— Нормально, — сказал он, присаживаясь за стол. — Комнату снял, платят пока исправно. Мало, конечно.
— Какой-то ты странный, — покачала она головой, внимательно глядя на племянника. — Случилось что? Ты здоров?
— Да нет, ничего, выпил, конечно, боялся, не пустите такого, как в прошлый раз… — Леха жалостно вздохнул и снова отвел глаза.
— Сядь наконец. Согрейся. И переоденься… — Она стала копаться в шкафу. — Вон у меня остались от дяди твоего вещи — кальсоны, носки» свитер, пиджак… Маловаты, конечно. Но хоть сухие. Я их после похорон почистила, высушила.
Леха невольно взглянул на большую фотографию покойного дяди, висевшую напротив, и отвернулся. Показалось, что тот в упор разглядывает племянника, собираясь что-то сказать.
— Да ладно, теть Галь, ничего страшного.
— Заболеешь еще. Вон весь продрог, я же вижу… Садись, переодевайся. И выпей немного, что ли…
И поставила на стол початую четвертинку водки.
— Это я для компресса держу, что-то в горле стало першить, — сказала она, будто оправдывалась.
— Да ладно, ну что вы… — Леха слабо сопротивлялся собственному желанию надеть сухие вещи.
— Надевай, кому говорят! Меня стесняешься, что ли? Я выйду, посмотрю чайник, а ты сними все с себя, я потом перестираю, до утра подсохнет…
Она вышла, и Леха, посмотрев на себя в зеркало, потом снова на дядю, выпил водку прямо из бутылки. Потом быстро переоделся. Встал из-за стола, прошелся по комнате. Снова взглянул на сеоя в зеркало. Хорошо бы сейчас найти, где лежат эти бумаги и деньги, чтоб взять и втихаря уйти… Он прикрыл глаза, вышел на кухню.
Там тетя Галя собирала на стол. Нарезала хлеб, открыла рыбные консервы. Почувствовав запах пищи, Леха остановился, подумал, что сначала бы надо поесть, но потом разозлился на себя. Сколько можно, в натуре? Так вообще ни на что не решишься. А Игнат ждет. И те, заказчики-работодатели, тоже ждут. Игнат нашел ему это дело за неплохие бабки, каких он, Леха, отродясь в руках не держал, едва узнал, чей Леха племянник. И еще за него поручился. А отказался бы, и снова без работы, зато в отказе, как ненужный свидетель. Год как вернулся из зоны, с тех пор отовсюду гонят.
Он внимательно посмотрел на кухонный нож в крошках и колечках лука, потом на седой аккуратный узел волос, стянутый на затылке, потом ниже, туда, где начиналась шея, и замер на месте, затаив дыхание.
— Ты чего, Леша? — обернулась она, и он снова встретился с ее взглядом. — Да что с тобой?
— Тетя Галя… вы мне как мать… — всхлипнул Леха. — Вот как умерла она… Ведь никто, только вы одна… Что бы я делал, если б не вы!
Она улыбнулась, обняла его, прижала к себе, как маленького.
— Ну конечно, Лешенька, она ж мне родная сестра была. Как же иначе?
…Игнат, проклиная себя за то, что связался с Лехой, ходил, чтобы не замерзнуть, вдоль забора вокруг дома. Сколько можно, бормотал он про себя, он чаи там гоняет, разомлел от родственных чувств…
И — замер на месте за очередным поворотом, откуда уже была видна калитка, наткнувшись на темную машину с погашенными огнями, стоявшую к нему задом. Хотя он мог поклясться, что несколько минут назад, когда он здесь проходил, ее не было. Конечно, за шумом непрекращающегося дождя он мог не услышать, как она подъехала… Но чтоб не заметить? Или они так и подъехали — с погашенными фарами?
Пригнувшись пониже, он приблизился. Теперь он увидел черную «Волгу» с приоткрытыми окошками. И услышал — обрывочно, не всегда понятно — негромкий разговор тех, кто там сидел.
— Слышь, может, опоздали?
— Чертих… (неразборчиво). Вроде не должны… (снова неразборчиво). Свет вроде горит.
— Зайти, что ли, взглянуть?
— Собака, забыл уже?
— Да она на цепи.
— Хипеж поднимет, соседей разбудит…
— Вон она… Жрет, сволочь, видно, корм недавно вынесли.
— Если они вообще там есть… Если они вообще пришли.
— Там они, там, вон за занавесками… (неразборчиво) видишь? Чай, поди, с ней пьют. Для понта. Так что не все сразу… (неразборчиво).
— Игнат тоже там? Я думал… (неразборчиво) он поумнее будет.
— Черт их знает, где кто. Говорил тебе, надо было самим… (неразборчиво)…
— …(неразборчиво) здесь нельзя, придется дождаться. Кончим, и сразу в лес. А уж там я место приметил…
Игнат присел на корточки, потом, пятясь, стал отступать назад, пока не завернул на угол. Дела, подумал он. Мы пришли по ее душу, а эти, выходит, по нашу… А что, вполне можно было ожидать… И ведь говорили, суки позорные, уговаривали, мол, все будет путем, без обмана, только проверни это дельце… Большие бабки в этом деле, вот что… Знал ведь, старый хрен, коли тебе такие бабки отгружают, значит, приговорили тебя! И к гадалке не ходи, и думать тут нечего… хорошо, что к ней не пошел… И потому их засек… А все жадность одолела, как последнего салабона… Тьфу!
Он лихорадочно соображал, прислонившись спиной к мокрому забору. Кто они и как быть? Дождь шумит, по голосам узнать трудно, но можно. Только не в этом дело! Ждут они, когда дело сделаем… Чтоб сделать свое… Черт, раньше надо было думать. Выходит, я, старый пес, не нужен им стал? Кость кинут — и на живодерню? Это мы еще посмотрим… Можно, конечно, прямо сейчас дать деру, и черт с ним, с Лехой… Ну а если Леху схватят и начнут выпытывать, где, мол, Игнат… Да они из него душу вынут, чтоб узнать, где я схоронился! А Леха, сяв-ка, знает мою нору.
Он прислушался, потом постарался тихо зайти с другой стороны дома, отгородившись им от машины и собаки, которая с урчанием пожирала корм, вынесенный хозяйкой. Игнат привстал, приподнялся на руках, чтобы заглянуть в окно. И тут же вздрогнул, услышав женский крик, так что снова присел.
— Лешенька!.. Ты что! Лешенька! Ой помогите! Помогите!
Игнат, подтянувшись на руках, перевалил через забор, свалился на землю, потом вскочил, услышав лай собаки, и рванулся к дому.
Подбежав к окну, он увидел за занавеской мятущиеся тени, ударом локтя разбил окно.
— Кончай! — громко сказал Игнат. — Да не туда… По глотке ее полосни, чтоб орать перестала…
И увидел обезумевшие глаза Лехи и окровавленный нож в руке. Его лицо было забрызгано кровью. Он снова и снова, в слепой ярости, наносил беспорядочные удары по обвисшему на нем, залитому кровью телу тетки.
— Ах ты, сука! — придушенно орал он. — Ты мне за мать была, да? Учить меня будешь, учить?
Еще меня пырнет, мельком подумал Игнат. И оглянулся на соседний, через ограду дом. Там теперь тоже лаяла, заливалась собака, потом погасло одно окно, заскрипела дверь. Рвать бы отсюда, тоскливо подумал Игнат.
— Кончай, говорю, если жить хочешь! — сказал он громче. — Прыгай сюда, пока цел! Да не возись ты…
Леха снова встретился с ним взглядом, кажется, что-то сообразил. Отбросил нож, попятился от окна.
— Менты? — шепотом спросил он.
— Хуже! — не выдержал Игнат. — Бумаги и бабки взял? Прыгай!
Леха кивнул и рванулся к окну. Они перескочили один забор, другой, третий. Вслед им несся собачий лай. Когда пробегали мимо пруда, Игнат протянул руку за папкой, которую Леха прижимал к груди, и, как только тот отдал документы, столкнул его в воду.
— Ты чего?.. — стал захлебываться Леха, протянув к нему руку — Я ж плавать не могу…
Лучше там бы тебе и оставаться, подумал Игнат, схватив его за руку и рванув на себя.
— Чтоб кровь смыть, дурила, пока не застыла, — сказал он, толкнув Леху снова, теперь уже в направлении леса, возле которого было шоссе. — Все равно дождь хлещет, какая теперь разница…
— Так на мне все сухое было, — чуть не плакал, выбивая зубами дробь, Леха. — Она мне в дядино переодеться дала!
А ты за это глотку перерезал, подумал, озлобясь, Игнат. И с еще большей силой толкнул его — так, что тот упал.
— Вставай! Беги, согреешься!
— Нож потерял… — сказал Леха, шаря по траве.
— Черт с ним… Бежим! — крикнул Игнат, заметив сполох автомобильных фар на пустынном шоссе. — Может, подфартит, успеем…
Когда они выбежали на шоссе, Игнат рванулся едва не под колеса «жигуленка», который невольно затормозил, столкнув его на асфальт, потом стал разворачиваться, но на его пути теперь выскочил, размахивая палкой, Леха и ударил ею по смотровому стеклу. Невольно свернув в сторону, «жигуленок» ткнулся носом в кювет и заглох. Оттуда выскочил какой-то пузатый коротышка в кожаной куртке и, что-то крича, побежал в сторону поселка, откуда навстречу уже бежали люди с фонарями.
Морщась от боли, Игнат с трудом поднялся, не отпуская папку с документами, сел за руль. Ключи зажигания были на месте.
— Толкай! — заорал он на Леху и включил двигатель. Визжа колесами, «жигуленок» выкарабкался из кювета, так что Леха, потянувшись за ним, ткнулся мордой в грязь.
— Залазь! — крикнул ему Игнат и рванул его на себя за шиворот, втянув в кабину. Потом, не дав закрыть дверцу, врезал по газам.
Они оторвались от преследователей, потом, проехав несколько километров, свернули в лес. Леха пьяно всхлипывал, дрожал от холода и размазывал по лицу грязь вместе с кровью. Вот связался, в который раз подумал Игнат, искоса глядя на него.
Они свернули с проселочной дороги в лес, где Игнат постарался проехать как можно дальше, пока не застряли в кустах.
— Приехали? — спросил Леха, ошалев от пережитого и при свете фар тупо уставясь на заросли.
— Ну. Вылезай… — сказал Игнат, все еще не веря себе, что удалось скрыться. — Пошли.
И мотнул головой в обратную сторону. Леха послушно шел за ним, бормоча и причитая себе под нос, больше ни о чем не спрашивая.
Игнат вел его к заброшенной лесной заимке, которую облюбовал еще летом. Туда он заблаговременно свез продукты, теплую одежду — на тот крайний случай, который представился именно сегодня. Они долго петляли, несколько раз Игнату казалось, что они заблудились, хотя места были знакомые: чтобы отвести преследователей от своего убежища, он бросил машину в стороне. Шли всю ночь, уже еле тащили ноги, пока Игнат не увидел наконец свою заимку.
