8
День был ясный, солнечный, необыкновенно теплый для сентября, а главное — в определенном смысле знаменательный для Владимира Владимировича Дубинского: он наконец понял (или думал, что понял), для какой такой таинственной надобности повешено за его спиной зеркало бывшими хозяевами кабинета.
Вызванного с утра пораньше для собеседования хозяина клуба «Энерджи» Сибиркина Гордея Васильевича его собственное отражение в зеркале явно смущало и выбивало из колеи, что следователю было только на руку… Человек, которому не по себе, врет гораздо меньше, чем находящийся в уравновешенном состоянии — не говоря о том, что ему куда труднее скрыть от собеседника излишнюю, совсем не соответствующую ситуации нервозность. Вот как Сибиркину, например…
В течение не более чем пяти минут, понадобившихся для заполнения формальной части протокола, Гордей Васильевич, по наблюдениям Дубинского, три раза вытер платком свою абсолютно сухую лысину, четыре раза без какой-либо надобности откашлялся и один раз перепутал собственный домашний адрес.
— Что же вы так волнуетесь, Гордей Васильевич? — добродушно поинтересовался следователь, ласково и внимательно глядя в лицо директора клуба. — Неужели самый обычный вызов в прокуратуру для уточнения некоторых деталей такое страшное событие?
— Я — волнуюсь?! — Сибиркин нервно хрустнул пальцами, бросил очередной взгляд в зеркало и жалко улыбнулся. — А ведь верно — волнуюсь… Наследие прежних времен, знаете ли… Тогда вызов в подобное место был чреват — в том числе и потерей работы…
— Так ведь сейчас вам об этом вряд ли стоит беспокоиться! Клуб, как мне сообщили ваши сотрудники, ваша собственность…
— И кто же это вам сказал подобную глупость?! У «Энерджи» несколько собственников, так сказать на паях. Ну да, и я в том числе, но, поверьте, не самый крупный, а совсем наоборот… В сущности, работаю за зарплату.
— Кто же в таком случае хозяин клуба?
— Скорее, хозяйка… Очаровательная женщина, бывшая модель, Регина Алексеевна Голубинская. Но она в клубе фактически не бывает, делами занимается ее представитель Аркадий Шварц… Доверенное лицо.
— Вы, кажется, упоминали, что клуб создан на паях…
— Ну да, десять лет назад… Третий собственник — бывший депутат Мосгордумы, это он десять лет назад был депутатом и именно ему принадлежала инициатива создания клуба… Кулемин Виктор Иванович. Он уже лет пять как проживает за границей, в Англии… Как видите, все заботы и хлопоты исключительно на мне!
— Сочувствую… — Дубинский и впрямь посмотрел на Сибиркина с жалостью. — Насколько я знаю, ваш клуб — заведение закрытого типа, исключительно для тех, кто является его членом и платит довольно существенные взносы.
— Ну существенные — это для посторонних, — несколько спокойнее пояснил Гордей Васильевич. — Для богатых людей, не имеющих отношения к деятельности в сфере энергетики. Я, кажется, упоминал, что «Энерджи» создавался как закрытое заведение для профессионалов, связанных с этой сферой? Работа у них ответственная, тяжелая, а в наше время спокойно отдохнуть, пообщаться… Ну не в ресторане же или казино каком-нибудь, где никто вам не гарантирует безопасности и возможности конфиденциально обсудить профессиональные проблемы?
Дубинский кивнул и задал следующий вопрос:
— Скажите, Гордей Васильевич, если ваш клуб действительно гарантирует своим членам безопасное общение, каким образом именно в его стенах стало возможным покушение на Мансурова?
— П-послушайте, товарищ следователь… — поняв, что сам свел разговор на неприятную тему, Сибиркин мгновенно побагровел. — Разве есть в мире гарантия от ЧП? Лично я такого не слышал, к тому же исключение только подтверждает правило, а у нас за десять лет ничего подобного не было, клянусь! Я… Я просто в шоке, несмотря на то что этот бандит своей цели не достиг… в тот раз.
— Ну хорошо… Мы опросили всех ваших сотрудников и тех немногих свидетелей из членов клуба, которые присутствовали при покушении. И никто — представляете? — никто не видел, каким образом, откуда и когда человек, бросившийся на Мансурова, проник в клуб. Возможно, что-то, до того как уехать, видели вы?
— Нет, — поспешно возразил Сибиркин. — Ваш человек показывал мне его снимок, беседовал со мной… Понятия не имею, откуда этот тип взялся!
Гордей Васильевич снова глянул на свое отражение, и Дубинский мог бы поклясться, что в его взгляде мелькнула паника. «А ведь он врет!» — с некоторым облегчением констатировал Владимир Владимирович, ничем внешне не выдав своей уверенности.
— Жаль. — Следователь покачал головой. — Вы рушите наши последние надежды, можно сказать. Менеджер, с которым вы так поспешно уехали сразу после встречи, так и не объявился?
На лице Сибиркина проступила печать подлинного страдания.
— Просто проклятие какое-то… У этого Григорьева были отличные рекомендации, да и взяли-то мы его всего на полтора месяца, пока мой заместитель в отпуске. Он два года не мог вырваться отдохнуть. Наконец привел ко мне этого Григорьева, с отличными рекомендациями. Ах да, насчет рекомендаций я уже говорил…
— Как вы понимаете, поскольку сразу же после этого рокового вечера господин Григорьев бесследно исчез, мы с неизбежностью должны сделать вывод, что именно он и провел каким-то образом, да еще незаметно, в клуб убийцу. Несостоявшегося, конечно, но все-таки убийцу. Расскажите, пожалуйста, еще раз о том, куда вы и почему в тот вечер столь поспешно уехали, даже не проводив своего гостя до машины, хотя это, насколько я знаю, противоречит сложившейся традиции?
— Боже мой! — Сибиркин вновь нервно хрустнул пальцами. — Но я уже дважды все рассказывал вашему… человеку… Ну хорошо-хорошо… Дима… Я имею в виду Григорьева… Его зовут Дмитрий Иванович… Словом, еще дня за два мы договорились с устроителями этой выставки — «Технокласс», что в тот день в половине восьмого вечера приедем для окончательного оформления договора. Вы, наверное, в курсе, что у нас буквально на днях открывается их экспозиция, связанная с энергетической промышленностью, вообще с энергетикой.
— А о том, что в этот же день планируется встреча с Мансуровым, вы ведь тоже знали заранее?
— Знал, конечно! Но никак не предполагал, что встреча затянется на целых три часа!
— Во время встречи вы были в зале?
— Совсем немного, поначалу. Потом меня вызвали в ресторан, потом возникла необходимость разобраться в документах по экспозиции еще раз. Словом, я закрутился и в зал не вернулся, но Григорьев присутствовал почти до конца, пока уже я сам его оттуда не вызвал. За какое время до завершения встречи — убейте, не помню! Меня об этом уже спрашивали, но я не помню!
— И что же, больше вы с Мансуровым не общались?
— Вообще-то если это можно назвать общением… Буквально на секунду я заглянул за кулисы — публика уже покидала зал… Предложил ему отужинать в нашем ресторане, но он отказался.
— А если бы согласился? Вы бы что, отменили ваш визит к устроителям выставки?
Сибиркин вздохнул и опять вытер лысину белоснежным носовым платком, который так и не выпустил из рук.
— Честно говоря, я не сомневался, что Ренат Георгиевич откажется, предложил из вежливости и уже во второй раз. О Мансурове в нашей среде многое известно, в том числе и о его привычках: он на такие приглашения не откликается… не откликался никогда. Я, когда предложил ему поужинать у нас — ну во второй раз… Меня Дима уже ждал за кулисами, мы очень торопились.
— И сразу же отключили мобильные телефоны, — напомнил следователь.
— Ну да… Нам нужно было по дороге еще обсудить кое-какие детали.
— От устроителей выставки вы уехали приблизительно в девять пятнадцать вечера, но телефоны так и не включили… Я имею в виду в тот день.
— Я понятия не имею, почему это не сделал Григорьев, я его с тех пор и не видел, как вы знаете. Что касается меня, я же пояснял! И жена моя может подтвердить: устал я в тот вечер, голова разболелась, приехал домой, принял ванну и лег спать, наказав жене, если кто-нибудь будет до меня дозваниваться по городскому телефону, говорить, что нет дома, даже если в клубе случится пожар. Кто мог предположить, что случится кое-что похуже пожара?! Только не я!.. Ну а мобильный я — да, не только не включил, но и утром про него вспомнил чисто случайно, уже по дороге на работу.
— У меня к вам еще один вопрос, на сегодня последний: вы уверены, что действительно не видели в тот вечер в клубе человека, покушавшегося на Мансурова? Я сейчас еще раз покажу вам фотографию…
— Господи, да что же это такое… — суетливо забормотал Гордей Васильевич, отводя взгляд от физиономии Иванова, запечатленной на снимке, который пододвинул ему следователь. — Вы мне, кажется, не верите… Клянусь вам…
Владимир Владимирович Дубинский редко брал своих подозреваемых на пушку — исключительно в случаях, когда в собственных догадках был уверен на все сто. Сейчас выпал именно такой случай.
— Гордей Васильевич, — в голосе следователя не осталось и намека на еще недавнее сочувствие, — вы ведь предупреждены о тех мерах, которые влечет за собой дача ложных показаний? Между тем один из ваших сотрудников все-таки видел этого горе-киллера, причем видел вместе с Григорьевым и с вами!
— Не может такого быть! — почти взвизгнул Сибиркин, отчаянно ломая пальцы. — Я… Мне кажется, я действительно видел куртку, похожую на эту, рядом с Григорьевым, но не этого типа, клянусь! Только куртку!
Владимир Владимирович вздохнул и подвинул к Гордею Васильевичу лист кальки с каким-то планом, напоминавший поэтажный план здания из тех, которые имеются в любом БТИ. Собственно говоря, в БТИ он и был получен накануне Игорем Калиной.
— Что это? — нервно вздрогнул Сибиркин, опасливо покосившись на бумагу.
— Не узнаёте? — удивился Дубинский. — Всего лишь план здания, в котором и располагается ваш клуб.
— При чем тут…
— А вы взгляните на него повнимательнее: вот, например, здесь — пожарная лестница, прямо под окнами вашего кабинета. А под ней, совсем как в названии какой-то популярной в прежние времена книжки, «маленькая железная дверь в стене». К слову сказать, сама стена выходит в пустынный такой переулок сразу с двумя стройками, и сама по себе стена эта довольно глухая. А теперь взгляните сюда: оказывается, за дверцей находится лестница в шесть пролетов, последний из которых ведет на чердак, а третий — на площадку, куда выходит еще одна дверь. Вы в курсе, куда через нее можно попасть?
На Сибиркина жалко было смотреть: в считаные секунды он съежился и как-то обрюзг, сдувшись, точно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Теперь он сидел ссутулившись, молча глядя в пол.
— А ведет она, — спокойно продолжил Дубинский, — непосредственно в комнату отдыха, смежную с вашим кабинетом. Вряд ли большинство сотрудников клуба о ней вообще помнят. Но вот наши сотрудники на основании осмотра данной дверцы и лестницы утверждают, что ею пользовались совсем недавно. Вы по-прежнему будете утверждать, что ни разу в жизни не видели Иванова, покушавшегося на жизнь Мансурова в стенах вашего клуба, не знаете, каким образом он туда попал, и вообще запомнили разве что пару раз мелькнувшую куртку?
В кабинете повисло тяжелое молчание. Дубинский ждал. Он не хотел торопить своего собеседника.
Наконец Сибиркин поднял на него полный отчаяния взгляд, губы у него по-стариковски дрожали.
— Я не виноват… — пробормотал он, — откуда я мог знать? Откуда? Я не мог знать… Не мог! Этот подонок обманул меня и скрылся. Вы мне верите?
— Пока не знаю. Не знаю, верить или не верить. Слушаю вас, Гордей Васильевич…
По словам Сибиркина получалась следующая картина. Менеджер Григорьев, временно принятый на работу в «Энерджи» по рекомендации зама Сибиркина, позвонил директору с утра и пожаловался, что его машина вышла из строя. Извиняясь, попросил Гордея Васильевича заехать за ним — не домой, а в кафе, где он, по его словам, будучи холостяком, ежедневно завтракает.
Кафе, как выяснилось, находилось как раз на пути между домом Сибиркина и клубом, так что никаких дополнительных хлопот директору эта просьба не доставила.
— Вы сами водите машину? — поинтересовался Дубинский.
— Да, я всегда за рулем сам, никому не доверяю, — кивнул тот. — Я автолюбитель, права получил еще в девятнадцать лет…
— Итак, вы посадили Григорьева к себе в машину возле кафе «Вечернее». Дальше?
Как выяснилось, к удивлению Гордея Васильевича, Григорьев оказался там не один, а с этим «крайне непрезентабельным», по словам Сибиркина, типом. «Типа» посадили на заднее сиденье, Григорьев сел с директором рядом, негромко пожаловавшись, что вот, мол, родственник, какая-то деревенщина, двоюродной тетки троюродный племянник, внезапно свалился на голову. И не прогонишь, парень слегка не в себе, а у него как раз мать умерла. И в клуб его, такого запаршивленного, везти неудобно.
Тут-то сам же менеджер и вспомнил про эту проклятую дверцу: мол, незаметно отправим его наверх, а потом Григорьев уведет «родственничка» к себе в кабинет. Как, вероятно, известно следствию, кабинет старшего менеджера находится прямо напротив директорского. Григорьев якобы собирался этого типа там накормить, дать ему отоспаться с дороги, а после куда-то спровадить, к каким-то дальним родственникам, что ли… Точно Сибиркин не помнил. Но план Григорьева у него никаких нехороших подозрений не вызвал. Оставив машину возле «черной дверцы», он сам вошел в клуб с парадного входа, как обычно. Поднялся к себе, отыскал ключ от второй двери комнаты отдыха, отпер ее и спустился вниз, чтобы впустить Григорьева с его «родственником». Потом отдал ему ключи, сам же сел в машину и подогнал ее к центральному выходу… Это все!
— Клянусь вам, это правда, — плаксиво произнес Сибиркин. — Понимаете, я за день напрочь про этот дурацкий эпизод забыл! И когда мы вечером поехали в офис «Технокласса», Дмитрий меня буквально потряс. Он сказал таким тоном… Ну чтобы я навсегда забыл про этого типа в куртке…
— Каким тоном? — поинтересовался Владимир Владимирович.
— Ужасным! — В голосе Сибиркина послышался неподдельный страх. — Как вспомню — мороз по коже… И телефон он велел, можно сказать приказал, выключить…
— И вы послушались, — утвердительно произнес Дубинский.
— Вы бы тоже на моем месте послушались! — почти выкрикнул Гордей Васильевич. — Я человек слабый физически и от таких вещей далекий, ничего подобного со мной в жизни не бывало.
— Подобного чему?
— Такому тону разговора со мной. Мне кажется, у него в кармане был… пистолет был, он там руку как-то так держал. Вы не поверите, но я даже все, что происходило в «Техноклассе», плохо помню. Что-то там я отвечал, что-то подписывал. И все время думал об обратной дороге, потому что Григорьев на глазах превратился из интеллигентного человека в какого-то… урода! Такое лицо у него, когда он предупреждал, было…
— Он вам чем-то угрожал?
— Сказал, — прерывисто вздохнул Сибиркин, — что если я хоть одной душе… И на том свете найдет, а уж на этом-то точно. Скажите, теперь вы мне верите? Клянусь, я рассказал вам всю правду, все как было! А больше я ничего не знаю, и в тот вечер, приехав домой, я, правда, лег спать. Но жена смотрела телевизор и разбудила меня, когда все это передали в новостях. И больше уж я не спал до утра. Совсем…
— Но мобильный тем не менее не включили.
— Не включил! И вы бы на моем месте не включили, если бы вам это велели таким тоном и… и фактически угрожая пистолетом!
— Вы что, видели этот пистолет? Нет? Тогда почему решили, что у Григорьева было оружие?
— Ну… — Сибиркин сморщился, пытаясь объяснить свою уверенность. — Понимаете, он так сунул руку во внутренний карман пиджака, словно… В общем, так делают только вооруженные бандиты! И лицо у него сделалось какое-то жуткое… Я почувствовал опасность!
— Вы просто насмотрелись голливудских боевиков. Ладно, оставим это. Куда вы подвезли Григорьева после совещания у ваших партнеров по выставке?
— Слава богу, никуда! К моему величайшему облегчению, он со мной не поехал, сказал, что ему в другую сторону, и, по-моему, начал ловить машину — во всяком случае, пошел к обочине улицы, еще раз напомнив мне на прощание то же самое. Больше я его не видел, я сразу уехал и не смотрел, что он там делает.
— Где все это происходило?
— Офис «Технокласса» на Тверской, недалеко от Брюсова переулка, там и было, на той стороне, где переулок…
— Как далеко от перехода?
— Наверное, метрах в десяти… Точно не скажу, у меня глазомер не очень хороший.
— Когда вы в последний раз связывались с вашим замом, рекомендовавшим этого Григорьева?
— Павел звонил мне примерно за два-три дня до этого кошмара, сказал, что они с женой решили рвануть в Египет, в Турции им что-то не понравилось. Обещал оттуда позвонить, но так и не позвонил. И мобильный у него не отзывается — отключен…
Об этом Дубинский уже знал — выяснил сразу после того, как стало ясно, что Григорьев исчез бесследно, и обнаружилось, что в клубе он работал временно, замещая Левина Павла Борисовича, который и рекомендовал его вместо себя, отправляясь в длительный, взятый сразу за два года отпуск. Несколько попыток связаться с ним по мобильному номеру оказались безрезультатными. Молчал и телефон супруги Левина.
Что касается домашнего адреса Григорьева, указанного, как утверждала кадровик клуба, в его паспорте, он оказался фальшивым. По месту, где якобы был зарегистрирован Григорьев, находилась сауна. Судя по всему, фальшивым был и сам паспорт. Поэтому Владимир Дубинский в постановлении о розыске и аресте «Димы» его фамилию на всякий случай указал как двойную: «Степанов», возможны документы на имя «Григорьев». Ясно было одно: фальшивый полковник, забравший Иванова из больницы, и менеджер Григорьев — одно и то же лицо.
Совпадало и словесное описание главврача с описанием внешности менеджера, полученным от сотрудников клуба. Перечитывавший его бессчетное количество раз Дубинский почти видел перед собой высокого, круглолицего мужчину с тяжелым подбородком и маленькими, глубоко посаженными серыми глазками, поймать взгляд которых практически невозможно.
Впрочем, что касается их цвета — в наше время и его можно подделать, обзаведясь соответствующими линзами. А волосы перекрасить и того легче…
Владимир Дубинский вздохнул и понял, что уже некоторое время в его кабинете стоит тишина. Он перехватил опасливый взгляд Сибиркина и встряхнулся: пора было отправлять этого труса восвояси, а затем еще долго и нудно разбираться, не солгал ли он еще в чем-нибудь, все ли концы с концами в его «правдивых» показаниях сходятся, не затаилась ли между строк пауза, за которой кроется умолчание. А для этого еще и еще раз прослушивать аудиозапись опроса.
— Скажите, — нерешительно поинтересовался Сибиркин, наблюдая, как следователь, явно неохотно, подписывает ему пропуск. — Что теперь будет… со мной?.. Вы ведь не выдадите меня, если поймаете этого Григорьева? На Западе, например, существует целая программа по защите свидетелей, а у нас…
— Я вижу, вы западное законодательство знаете лучше, чем отечественное, а лучше бы наоборот! — холодно прервал его Владимир. — В таком случае не только бы не лгали в своих показаниях, но и не скрывали бы от следствия важных фактов, зная, что за это придется отвечать!
— Я не скрывал! — заволновался Сибиркин и, вновь глянув в зеркало, хрустнул пальцами.
«Так я тебе и поверил, — мысленно возразил Дубинский, — явно где-то соврал, скотина трусливая. Ну погоди, как говорится, не в последний раз видимся».
Вслух он на этот раз не сказал ничего. Дождавшись, когда Гордей Васильевич, пробормотав по дороге три раза «До свидания» и «Всего наилучшего», пятясь как-то боком, покинет его кабинет, следователь выбрался из-за стола и, подойдя к окну, с трудом сдвинул шпингалеты. Хотя форточка была открыта все это время, Владимиру Владимировичу хотелось открыть еще и окно, чтобы проветрить комнату после визита Сибиркина как можно основательнее.
Он и сам постоял возле него — посмотрел на залитую солнцем улицу, посередине которой проходило оживленное шоссе, и лишь после этого вернулся к столу. Перемотав запись этой довольно длинной беседы, Дубинский сосредоточился, прикрыл глаза и включил пленку сначала — с того момента, как Сибиркин вошел в его кабинет. Намереваясь прослушивать все раз за разом до тех пор, пока не поймет, где же все-таки Гордей Васильевич в очередной раз солгал.
