Глава 32
Первый свидетель
Таким Вячеслава Ивановича Грязнова Турецкий еще не видел. Неподвижные глаза, белая восковая маска. Как будто не живой человек, а гипсовая статуя, затянутая в мундир, восседала в чужом кресле, словно для каких-нибудь художественных съемок.
– Очнись, Иваныч! – произнес Турецкий с осторожностью. – Что случилось?..
– Да уж случилось, – хриплым голосом произнес Грязнов. – Закуривай!
Усталым движением он бросил пачку сигарет. Прокрутившись несколько раз на полированном столе, сигаретная пачка остановилась возле пальцев Александра Борисовича. Тот закурил и вернул пачку. Грязнов тоже достал сигарету, но переломил, раскрошил. И, собрав крошки в ладонь, рассыпал над корзиной.
– Накурился так, что режет глотку, – пояснил он. Потом коротко сообщил о событиях в аэропорту «Шереметьево» и похищении пяти миллионов евро.
– Есть подробности? – вскинул брови Турецкий.
Грязнов качнулся в кресле и все-таки взял сигарету.
– Погиб хороший человек, инкассатор Иван Мостовой. Хладнокровный, мужественный, твердый. Начальник охраны, кстати тоже убитый, не успел кобуру расстегнуть. А Мостовой встретил грабителей огнем. Благодаря ему мы знаем одного из нападавших. Уже провели дактилоскопическую проверку и сверились с фотографией, хотя лицо изуродовано. Это вор-рецидивист Храпунов по кличке Каленый. Сидел за ограбление магазина, за разбой. Был связан с очень опасным типом, неким Борцовым Геннадием Павловичем по кличке Борец. Я дал указание проверить: тот умер от рака три года назад. Значит, надо искать другие связи.
Грязнов смежил веки и откинулся на спинку кресла.
– Команду спецназовцам остаться возле «Боинга», – твердым голосом произнес он, – подал как будто бы начальник МУРа, то есть я, Вячеслав Иванович Грязнов. Это подтвердили все оставшиеся в живых.
Турецкий внимательно вгляделся в осунувшееся лицо друга и сказал:
– Крепко организовано. Сейчас подражателей-имитаторов развелось больше, чем артистов. Оказывается, это просто делается. И смешно. Конечно, не в нашем случае. Если сохранилась пленка, надо провести экспертизу.
– Уже делают, – кивнул Грязнов. – Конечно, бандитам помогла эта авария с самолетом. Поднялась паника. Какие-то «Уралы» промчались. С ними сейчас разбираются.
Пронзительный звонок «вертушки» заставил обоих насторожиться. Грязнов снял трубку.
– Да! – произнес он. – Слушаюсь!.. Есть!
Осторожно положил трубку и отодвинул телефонный аппарат с российским гербом вместо обычного диска.
Турецкий терпеливо ждал, пока Вячеслав Иванович соберется с мыслями. Наконец Грязнов шумно вздохнул:
– Звонил помощник. Вызывают к министру.
С прищуром отогнав облачко дыма, Турецкий погасил сигарету.
– Как он сказал? «К министру»? Или по имени-отчеству?
– По имени-отчеству.
– Это уже хорошо. Слушай, может, мне поехать с тобой? Подожду в приемной, схожу в буфет.
– Я что? Похож на ребенка? – Грязнов взглянул гневно, в упор.
– К сожалению, нет... – развел руками Турецкий.
– То-то!
Грязнов впервые усмехнулся и встал с кресла. Турецкий поднялся вслед за ним.
– Только, Слава, никаких инфарктов и инсультов! Ты меня понял? Жизнь еще не кончилась. Помни! Найдем и деньги, и бандюг.
Вместе они вышли из кабинета, прошли по коридорам. Спустились к машине. Пожали молча руки.
«Волга» укатила, увозя лучшего друга на тяжелейшее испытание.
Турецкий остался.
Бесцельно оглядываясь, он потоптался на месте, приводя в порядок свои мысли и чувства. По тротуару густо текла толпа. Он вспомнил, что конец рабочего дня, и подумал тут же, что народу на улицах бывает густо и в середине дня, и утром. Одним словом, Москва.
Пройдя к своей машине, он сел за руль, выехал на середину улицы и поехал в прокуратуру.
В Столешниковом переулке вообще было не протолкнуться. Оставив машину, Турецкий прошелся по улице, размышляя о своем. «Убийство Викулова в тот момент, когда он держал в руках какие-то нити, о которых не успел рассказать... Потом гибель того, условно говоря, ступинского киллера, на след которого бандитов навели очень осведомленные люди. Если бы того киллера успел взять Грязнов, многое сейчас уже было бы ясным. Кто же опередил начальника МУРа? Наверняка кто-то из окружения. Из ближайшего окружения. Кто?.. И наконец, это ошеломляющее наглое ограбление. Пять миллионов евро. Международный скандал! А ведь об этих деньгах знали считанные единицы наверху. Неужели же из Западной Европы пришел сигнал? Нет, надо искать здесь, – сказал себе Турецкий. – И чудится мне, все это звенья одной цепи.
Толпа на улице потекла еще гуще, огибая, как водный поток тонкие тростинки, влюбленную парочку и одинокую женщину, которая стояла к нему спиной. Что-то в ее облике было ему знакомо. Он двинулся к ней, но женщина, словно почувствовав это, быстро пошла вперед. Турецкий не привык путаться в догадках. Едва не потеряв женщину в толпе, он быстро ее нагнал и узнал прежде, чем она обернулась. Увидел глаза, полные слез, и в следующий миг обнял Нину.
– А я часто приезжаю сюда, – сказала она, смеясь сквозь слезы. – Стою и плачу. Думаю, почему он не хочет бросить свою жену и прийти ко мне навсегда? Почему я так поздно родилась и не встретила его раньше?
Настроение у Александра Борисовича было далеко от лирического. Но все же слова Нины Боярской поразили его. Обнявшись, они прошли несколько шагов.
– Ниночка! Я сам думаю о тебе каждый день, – сказал Турецкий, и как ему показалось – искренне. Маленькое преувеличение можно было себе простить.
– А где же выход? – тихо спросила она.
– Но я же не могу все бросить. Прожитые годы ведь «с белой ручки не стряхнешь и за пояс не заткнешь», как говорил мой великий тезка.
– Но мы можем хотя бы чаще встречаться? – спросила она.
– Конечно! – сказал Турецкий с решительностью, но, впрочем, не был в этом уверен.
Зато она обрела некоторое спокойствие и расцветала на глазах.
– Сегодня ровно месяц, как мы встретились. Я помню твое чудесное появление.
– Да?
Он совсем запамятовал. Но теперь неудобно было сразу расставаться. Мужской престиж требовал, чтобы женщине было доставлено какое-нибудь удовольствие. Если не постель, то хотя бы ресторан.
– Я предлагаю отметить эту дату, – быстро заговорил он. – Есть небольшой, но весьма приятный ресторанчик, куда мы с тобой поедем. Ладно?
Глаза ее засияли.
«Интересно, когда вернется Грязнов? – подумал Турецкий. – Наверное, через час можно будет позвонить». А вслух сказал:
– Отлично! Мне потом придется вернуться на службу. Такой день...
Она живо обернулась к нему:
– Слышала, в «Шереметьеве» разбился лайнер. Или во «Внукове»? Словом, где-то под Москвой.
– Вот в том-то и дело, – машинально ответил Турецкий.
Ресторанчик, возле которого он остановил машину, был примечателен вдвойне. Во-первых, по наблюдениям Турецкого, здесь не бывал никто из знакомых. А во-вторых, что более существенно, здесь произошла памятная история с Мариной Викуловой, а значит, была завязка и на самого Василия Георгиевича.
Допросы обслуги ничего не дали. «Обслуга... обслуга... – подумал Турецкий. – Была прислуга, стала обслуга. А что изменилось? Все возвращается на круги своя».
Нина заметно занервничала, когда они вошли в полутемный зал.
– Зачем мы сюда приехали? – спросила она. – Если бы я знала, что сюда, я бы тебя отговорила.
Турецкий закурил и немного удивился:
– Почему? Здесь очень мило.
– Ты здесь не первый раз? – спросила она.
– Конечно... – ответил Турецкий.
Нина фыркнула.
– Хочешь поглядеть, как местные гладиаторши раздвигают ноги? – проговорила она с досадой. – Я умею это делать не хуже.
– Но пока же на сцене никого нет, – отозвался Турецкий рассеянно. – Чего ты нервничаешь?
Он огляделся как бы невзначай и понял, что замечен обслугой. Его присутствие на допросах не прошло бесследно. У них мгновенно взяли заказ и быстро обслужили.
– Ты обладаешь магнетизмом, – усмехнулась Нина.
– Конечно, – согласился Турецкий, не вдаваясь в объяснения.
Он еще раз подумал, что допросы обслуги по делу Марины ничего не дали, потому что у следствия не нашлось ни одной зацепки. А надеяться на добросовестность торговой мафии было, по меньшей мере, наивно. «Зацепку эту следует искать. И немедленно, – размышлял он. – Сейчас же!»
Нина подняла бокал.
– За этот день! – произнесла она, и глаза ее заблестели.
Они чокнулись и выпили. Но Нина тут же спохватилась:
– Ты же за рулем!
Турецкий кивнул.
– Давай, тосты буду поднимать я, а ты только чокайся.
Турецкий снова наполнил бокалы.
– Ко мне милиция не будет придираться за сто граммов, – сказал он. – Если я, конечно, не нарушу правила. А у меня есть привычка их не нарушать.
На сцену вышли полуголые гладиаторши.
– Ну вот, ты дождался, – сказала Нина с досадой. – Что, интересно, у них есть такое, чего у меня нет?
– Я на них не смотрю, – сказал Александр Борисович. Он с нежностью взял руку молодой женщины, поднес к губам и стал внимательно разглядывать каждый пальчик. В это время гладиаторши на сцене тузили друг друга, и слышны были хлесткие удары.
– Расскажи мне историю этого перстенька, – попросил Турецкий.
– О! Это от мамы, – живо отозвалась Нина. – Тут настоящий бриллиант.
– Вижу! – отозвался Турецкий. – Мне это не надо доказывать.
Нина поправила перстенек на пальце: золотая веточка с крупным, по обычным понятиям, бриллиантом.
– Первый раз я его надела, когда мне было шесть лет, – сказала она. – Потом я выпрашивала его у мамы на каждый день рождения, на все праздники. А когда закончила институт, мама подарила его насовсем.
Турецкий поцеловал пальчик на узкой ладони.
– Вот он, оказывается, какой загадочный перстенек, – произнес он. – Должен тебе сказать, что сейчас он весьма дорого стоит. Я бы не советовал его носить, когда идешь от своего метро через рощу.
– А я его прячу в сумку, если приходится поздно возвращаться. Между прочим, моя подруга приехала из Сирии. Она вышла замуж за сирийца. Всю жизнь мечтала выйти за иностранца, но лучше сирийца не нашлось. Англичане и французы как-то проносились мимо. Так вот она говорит, что у них в Сирии такой перстенек стоит чуть дороже килограмма мяса. Представляешь? Наверное, поэтому они там в большинстве вегетарианцы.
– Тогда тост за Россию, – предложил Турецкий.
Они чокнулись и пригубили вино. Чтобы развлечь подружку, Турецкий ловко вызвал ее на воспоминания о детстве и о матери. Нина разговорилась.
Голые гладиаторши, выполнив свои трюки, ушли со сцены. Зазвучала тихая музыка. Нина и Александр Борисович переглянулись.
– Может быть, потанцуем? – спросил он.
– С удовольствием, – отозвалась она. – Только не быстро.
Они дождались, когда оркестр заиграл танго, и вышли в круг вместе с другими парами.
Нина прижалась к нему всем телом с такой истосковавшейся откровенностью, что Александр Борисович порадовался полумраку, царившему в зале. Когда они вернулись к столику, Нина сказала веселым голосом:
– Если ты еще когда-нибудь пригласишь меня в ресторан, я все равно попрошу в какой-то другой.
– Чем тебе тут плохо? – недоуменно поднял брови Турецкий.
– Не люблю, и все! – просто сказала Нина. – Раньше я тут бывала. Но месяц назад стала свидетелем жуткой сцены. Какой-то мерзкий тип со своими подручными потащил молоденькую девчонку к выходу. Такое впечатление, что ее собирались насиловать. Кавалера избили до бесчувствия. И думаешь, кто-нибудь вступился? Я по мобильнику вызвала милицию. Та примчалась и, как всегда, никого не нашла.
У Турецкого от напряжения заломило шейные позвонки. Он медленно повернул голову и спросил невинным тоном:
– Ты сама это все видела?
– Я же говорю! Мы зашли с подружкой. Была середина дня.
– А этого главаря-заводилу не помнишь?
– Я его отлично видела. Седые волосы ежиком. Нос с горбинкой. Они сперва сидели совсем недалеко. Вон за тем столиком.
Турецкий знаком подозвал официанта:
– Рассчитайте. Быстро!
Официант услужливо склонился, полистал записную книжку и назвал сумму. Турецкий расплатился.
– Мы уходим? Так быстро? – разочарованно произнесла Нина.
– Но есть же другие рестораны, моя любовь! – улыбнулся Турецкий.
Вальяжной походкой, взяв под руку свою очаровательную даму, он вышел из ресторана. Церемонно открыл дверцу машины и помог Нине устроиться. Не торопясь, обошел свою «Волгу», уселся за руль. Улыбнувшись, тронул машину с места. И только промчавшись пару километров и не заметив за собой слежки, вновь сделался жесток и прост.
– Слушай меня внимательно, Ниночка! – произнес он. – Сейчас мы поедем на Петровку, тридцать восемь. Тебе дадут тысячу фотографий, и ты, не торопясь, попробуй найти того типа, который затеял в ресторане историю с девчонкой. Весь уголовный розыск ищет его уже много дней. Но у нас не было ни единой зацепки. Обслуга и музыканты со страху молчат. Хотя, конечно, знают, о ком идет речь. Но до сих пор никого не раскололи. Если ты нам поможешь, весь уголовный розыск и вся прокуратура станут перед тобой на колени. И я буду первым.
Нина мельком взглянула на водителя.
– Мне достаточно тебя, – шутливо-озабоченно произнесла она.
Они приехали на Петровку, 38, прошли в оперативный отдел. Александр Борисович объяснил задачу дежурному офицеру. Тот принес кипу фотоальбомов. Турецкий, сняв пиджак и засучив рукава, принялся вместе с Ниной рассматривать карточки разных типов, в большинстве своем знакомых, известных своим богатым уголовным прошлым.
Они работали вместе примерно час. Потом о приезде Турецкого стало известно, и его попросил подняться в кабинет вернувшийся из Министерства внутренних дел Грязнов. Александр Борисович поручил опекать свою даму дежурному офицеру, а сам поднялся к Вячеславу Ивановичу.
– Ну что, Слава?
По ответному быстрому взгляду Грязнова понял, что оправдались надежды на благоприятный исход.
– Получил взбучку. Если не сказать грубее. Но пока оставлен в должности. До особого распоряжения. С Игнатовым разбираются. Но формулировка о неполном служебном соответствии над ним висит. А чего вернулся ты?
– Во-первых, за тебя волновался.
– А еще? Главное?
– Боюсь сказать. Но кажется, нашел свидетельницу в деле Марины Викуловой.
– Ну ты по женской части всегда был мастак.
– Не сглазь!
– Ладно.
– Я думаю, история с Мариной и убийство Викулова – одна цепочка.
– Мы думаем много. А нужны доказательства.
– Слушаюсь, товарищ генерал. Будем работать.
– Копай! Копай!
Грязнов заказал кофе. Они выпили по чашке, выкурили с десяток сигарет. Вячеслав Иванович подробнее поведал о разговоре с министром внутренних дел.
После этого Турецкий отправился в оперотдел, где была сосредоточена информация о профессиональных преступниках города Москвы.
На столе было разбросано множество фотографий. Дежурный офицер покинул Нину. Она сидела расстроенная.
– Нет ничего, – с убитым видом призналась она.
– Ты внимательно смотрела? – мягко спросил Турецкий.
– Конечно. Я же помню про твое обещание, – слабо улыбнулась она.
Он погладил ее по волосам.
– Мое обещание остается в силе, – признался он. – Несмотря ни на что.
И все же скрыть разочарование ему не удалось. Слишком разыгралось воображение, полагаясь на случайную удачу. Разгадка представлялась слишком близкой. Требовалось заново возводить карточный домик.
Плохое настроение он сорвал на дежурном офицере. Тот появился с новой кипой альбомов с фотографиями. Одного взгляда было достаточно, чтобы узреть – это были снимки давно погибших уголовников.
– Что вы несете, лейтенант? – рявкнул Турецкий. – Это же все из прошлого.
– Простите! Это было рядом. Виноват, – пролепетал молоденький лейтенант, выронив пачку из рук. Несколько карточек веером разлетелось по столу. – Разрешите все убрать? – спросил лейтенант.
Нина стремительно поднялась:
– Постойте! Вот!..
Она держала в руках карточку с мятыми уголками. На ней был изображен горбоносый, с хищным выражением лица человек, еще крепкий, хотя уже сильно изможденный тюремным режимом.
– Вот!
Турецкий мягким, но быстрым движением взял фотографию.
– Нина Сергеевна, тут написано в справке, приколотой к фотографии: этот человек умер три года назад, – ровным бесстрастным голосом произнес он. – И диагноз указан: рак желудка.
Ему казалось, что вопрос исчерпан. Но Нина ловко вырвала из его рук фотографию.
– Да нет же! Именно его я видела в ресторане. Такой же нос с горбинкой, такое же выражение глаз... Как бы это лучше сказать... безжалостное. На карточке волос нет, но они могли подрасти. Я точно помню плотный седоватый ежик.
Несколько мгновений Турецкий оставался неподвижен. Затем протянул фотографию дежурному офицеру:
– Быстро размножить.
Повернулся к Нине:
– Мое обещание остается в силе, дорогая. Но сегодня мой рабочий день продлится далеко за полночь.
Она поняла. Кивнула:
– Вижу!
– Тебя отвезут на машине. Я дам указание. Потом созвонимся. Хорошо?
Последние слова он произнес машинально. И она снова кивнула, понимая его состояние. Они успели поцеловаться и проститься до того, как вошел дежурный офицер.
