Книга: Расчет пулей
Назад: Глава 11 Юбилей
Дальше: Глава 13 По трупам – как по шпалам

Глава 12
Последний шанс

Василий Георгиевич был доволен Мариной. В течение следующих дней дочка была спокойна и ласкова. Никаких всплесков эмоций, никаких депрессий. Сессию в Плехановском сдала на отлично. Как только закончились экзамены за четвертый курс, он купил ей путевку в Сочи, о которой договорился заранее. А вышло как будто экспромт, который Марина восприняла с благодарностью. Василий Георгиевич понимал, что, скажи он заранее, когда Марина была в депрессии, последовали бы слезы и отказ. А теперь все вышло как нельзя лучше.
Он, естественно, поехал провожать ее в аэропорт. Был солнечный день, и у Василия Георгиевича щемило сердце, оттого что он провожает такую юную, такую прекрасную дочь в неизвестность. И в то же время понимал, что против этого ничего нельзя поделать. Марине следовало развеяться, может быть, влюбиться чуть-чуть. А что может быть для этого лучше путешествия?
Марина была строга, собранна. Открытое летнее платье в маленький цветочек ей очень шло. С обстоятельностью истинной хозяйки она наставляла отца и просила его запомнить, где какие продукты лежат, какие блюда в холодильнике для него приготовлены. После смерти матери Марина всецело взяла на себя заботу об отце и, по существу, спасла его. Василий Георгиевич никогда не говорил с ней на эту тему, но всегда помнил.
Рейс отложили на два часа, и они смогли погулять вдвоем. Время пролетело незаметно. По просьбе Марины Викулов купил в буфете кофе, булочки, мороженое. И с нежностью глядел, с каким удовольствием дочка это все ела. У него ныло сердце, когда он думал о неудобствах, которые ее поджидают: перелет, устройство в санатории, штормы на море, может быть, дожди. И ухажеры, которым нельзя доверять.
Но люди вокруг были спокойны, самолеты ежеминутно взлетали с гулом и грохотом, и Викулов постарался взять себя в руки, чтобы также свободно и беспечно глядеть по сторонам.
Пока они ждали, подкатила машина прокуратуры, и из нее вышли Грязнов с Турецким. Саша улетал в Петербург в связи с заказным убийством важного чиновника, но Викулов никак не думал, что они здесь встретятся. Это произошло из-за задержки сочинского рейса. Встреча была нежелательной, но Марина оказалась на высоте. Ни тени растерянности, никакого намека на прежнюю влюбленность. Только легкая приветливость светской дамы. Викулову даже показалось, что Турецкий был слегка ошеломлен таким прохладным приемом. И поделом! Викулов торжествовал.
Объявили посадку на сочинский самолет. Регистрация билетов, прощания. Последние слова. И Викулов уже не видел никого – ни Грязнова, ни Турецкого, ни других, только любящие, грустные, слегка растерянные глаза дочери, которой эта разлука тоже давалась нелегко.
Маленький автобус увез ее на летное поле. И Викулов уже не мог различить свою дочь среди темных фигурок людей, поднимающихся по трапу.
Когда самолет взмыл в небо, Викулов стоял у летного поля, держась за чугунные решетки. В голове еще звучали мольбы за дочь. И нелепая мысль-угроза, обращенная к пилоту: «Ну, только попробуй не довезти!»
Под палящим солнцем, нагонявшим головную боль, поглаживая ладонью сжимающееся сердце, Викулов побрел к машине. И не заметил, что два человека, следившие за ним с утра, двинулись в том же направлении. «Волга» начальника НИИ рванула с места, водитель хорошо знал привычки своего шефа. Следом, немного поодаль, легкой тенью метнулась серая «тойота».

 

Викулов приехал в институт за полчаса до им же самим назначенного совещания. Эти мероприятия он любил. Природа, обделив его многими способностями, дала ему яркий дар. В отличие от очень многих ораторов, теряющихся перед толпой, Викулов как бы обретал силу, заряжался враждебностью скопища людей или же, напротив, скоропалительным непрочным одобрением.
В застольных посиделках он обычно прислушивался к мнению собеседника, но в публичной полемике не желал никого слушать и мог переговорить любого, а значит, склонить общественное мнение в свою сторону. Речи его обычно бывали ярки и убедительны. Правда, в печатном виде они почему-то теряли свою яркость и убедительность. Но это неважно. Нужен был первый эффект. Именно он доставлял удовлетворение. Поэтому Викулов обычно в начале каждого совещания чувствовал знакомый творческий зуд и необыкновенный подъем.
Теперь же, после проводов Марины, ему не хотелось не только выступать, но даже участвовать в совещании. Он знал, что не сможет успокоиться, пока не получит известие, что борт № 78542 благополучно приземлился в Адлере.
Вначале планировалось, что Викулов выступит сам. Но сегодня желания дискутировать совершенно не было. Поручив сделать короткий доклад своему заму Илье Крупнику, Викулов из президиума как сквозь сон слушал перечисление тем, которыми занимались секторы института и научные сотрудники. Естественно, доктор юридических наук Крупник в докладе привел цифры судебной статистики. А они свидетельствовали о росте организованной преступности. Убийств и ограблений только по одной Москве стало на тысячу больше по сравнению с тем же периодом прошлого года. Похищали людей. Количество изнасилований, драк, тяжких телесных повреждений непрерывно росло. Крупные банды контролировали рынки и мелкий бизнес. О крупном бизнесе была особая речь. Его решили пока не касаться. Как и в прошлый раз. Все эти цифры должны быть подвергнуты анализу докторами и кандидатами юридических наук, сотрудниками НИИ криминологии.
Со своего председательского кресла Викулов равнодушно оглядывал ведущих научных сотрудников института и приглашенных, в том числе ответственных министерских деятелей. И думал, что вот в зале сидят умные головы, около сотни умных, знающих людей, которые положили жизнь или полжизни на изучение причин преступности и мер борьбы с нею. А воз и ныне там. Даже хуже с каждым годом становится. Вон цифры, которые зачитывает хилый изможденный доктор Крупник. Они просто угрожающие. Однако никто не удивляется. Если бы, говорил себе Викулов, в зале не осталось ни одного равнодушного, может, дело и двинулось бы. А так три миллиона преступлений в год, сотни тысяч преступников, сотни тысяч заключенных, содержащихся в нечеловеческих условиях. А в Швеции, немаленькая страна, сидит в комфортабельной тюрьме всего сорок человек. Фантастика! Вот откуда здоровый дух в стране. А у нас... Цифры разбухают и разбухают. Число заключенных все увеличивается. А об условиях в тюрьмах и говорить нечего. Стыдоба!
Секретарша Лидочка, выполняя приказ, прошла между рядами президиума и вручила записку Викулову. Он развернул с непроницаемым видом, как будто записка касалась хода совещания и была поэтому чрезвычайно важна. Текст гласил: «Самолет долетел благополучно. Приземлился в Адлере в 16.45. Марина не звонила».
Не торопясь, чувствуя, как спадает тяжесть с сердца, Викулов обернулся и кивнул Лидочке. Она стояла возле дверей и ждала новых распоряжений. Викулов еще раз благодарно кивнул и дал понять, что новых распоряжений не будет. Лидочка без всякого выражения отступила назад и прикрыла за собой дверь. Викулов еще раз мысленно восхитился ее выдержкой, исполнительностью и каким-то внутренним благородством. Два года назад он взял Лидочку из сектора судебной статистики, где ее, младшего научного сотрудника, буквально загрызли улыбчивые коллеги и коллегши. Больше последние, хотя Лидочка была неплохим специалистом, вдумчивым аналитиком – Викулов читал ее отчеты по судебной статистике. Но обстановка в секторе на самом деле создалась нетерпимая. Викулов сделал несколько перестановок и взял Лидочку к себе. А она оказалась прирожденной секретаршей. Все у нее разложено по полочкам, исполнительна, преданна.
Впрочем, у него были и другие причины восхищаться Лидочкой. Она очень поддержала Викулова в тяжелейший для него период. Смерть жены ударила по нему внезапно, сокрушительно. Бывает, человек долго болеет, родственники готовятся. Но чтобы так?! Здоровые, жизнерадостные, они поехали стылым осенним днем смотреть международные гонки на крылатских горах. Оказались не одни, пришлось выпить вина. Да на беду, вино оказалось ледяное. От водки ничего бы не было. А от вина ледяного у жены взялось горло. Жутчайшая ангина, абсцесс. Приехавший врач начал оперировать на дому. Занес инфекцию, может быть. Заражение крови невозможно было остановить. В три дня жена сгорела. Даже быстрее. На третий день уже гроб стоял.
Викулов держался мужественно. Помнил, что надо оберегать дочку. А потом занедужил так, что знакомые перестали узнавать.
В один из дней было особенно тяжко. Мыслей о суициде не было, но желания жить дальше он тоже не испытывал. Марина уехала на каникулы в Питер к родственникам жены. И Викулов подолгу засиживался в кабинете, потому что сил возвращаться домой просто не было. В один из таких дней в десятом часу он с удивлением обнаружил, что Лидочка тоже не покинула свой пост.
Викулов раздраженно спросил:
– В чем дело?
Ответа не последовало.
Лидочка стояла перед ним, одетая, как всегда, скромно, но со вкусом. Не девочка уже, почти ровесница жене. Викулов рявкнул:
– Вы почему домой не идете?
Не обращая внимания на его тон, она медленно и просто сказала:
– Я думаю, Василий Георгиевич, что нам с вами просто необходимо пройтись по вечерней Москве.
И он подчинился. А потом было и все остальное. Без ломания, без претензий, без дальних расчетов, что было ценнее всего. Слово «любовь» почти не мелькало в их разговорах. Но Лидочка сделалась ему совершенно необходима, как воздух.
Для нее Викулов тоже был, пожалуй, последним шансом в этой жизни устроить, хотя бы временно, личную судьбу. После трех коротких браков детей так и не было, и она взяла воспитанника из детского дома. Жалкий тощий цыпленочек требовал в первые годы неустанного внимания и заботы. Весь букет детских болезней вместе с хрупким мальчишкой переживала и Лида. И также теряла здоровье, недосыпала ночами, брала бюллетени, бежала с работы сломя голову, чтобы накормить, укутать, сберечь маленькую кроху. И без всяких мужей, казалось ей одно время, жизнь можно наладить, и нечего больше желать. Своей собственной любви к маленькому мальчику, которого она мысленно называла сынишкой, ей вполне хватало.
Но, видно, характер у Лиды был слишком мягкий или наследственность у подростка сказывалась, но он, подрастая, начал грубить и вести себя агрессивно. Курил в комнате, хотя она просила не делать этого, отталкивал ее в сторону, когда ему надо было выбросить окурки из пепельницы. И все в квартире сделалось не по нем. Он сорил, мусорил и упрекал в отсутствии порядка приемную мать. Даже посуду, как выяснилось, она мыла хуже других.
– Пусти! – все чаще кричал он, отпихивая Лиду от раковины. – Кто же так моет?
Дальше – больше.
Лида плакала потихоньку, но ничего сделать не могла и с ужасом видела, как растет, крепчает приемыш, а у нее самой остается все меньше жизненного пространства.
– Одно скажу, – говорила она подругам в минуты горького бабьего откровения, – никогда не берите чужих детей.
Жизнь в доме уже была сплошным мучением, когда она заметила, что людям бывает и хуже, чем ей. Сама она старалась приходить на работу в приличном виде и выглядеть вполне уравновешенной и довольной. А ее начальник генерал-лейтенант милиции Викулов прямо на глазах совсем сник и потерял себя. В его глазах была такая неизбывная тоска, что было больно смотреть. В три дня он потерял жену и не мог с этим свыкнуться. Никакие утешения не помогали. Они просто не имели значения. В один из вечеров, когда Лиде показалось, что Василий Георгиевич не собирается дожить до утра, она решила действовать и взять ситуацию в свои руки. Тогда она и предложила вечернюю прогулку, за которую Викулов потом ее долго благодарил.
– Ты меня спасла! – не раз повторял он.
Прошло уже полгода, как они встречались урывками, украдкой. Но это была уже совершенно другая жизнь. Достигнув солидного положения, Викулов не мог объявить о своих чувствах. Стеснялся дочери. А Лида не хотела ставить в известность своего приемыша. В действительности она ни на что и не рассчитывала. Сама по себе неожиданная влюбленность уже была как божий дар, которого она не ждала. И Лидочка благодарила судьбу за каждый прожитый день.
С отъездом Марины немолодые влюбленные могли встречаться спокойнее и не прятаться. Подавая Василию Георгиевичу записку, Лида надеялась, что и он думает так же. И Василий Георгиевич взглядом дал ей понять, что это именно так.
Они заранее договорились, что Лидочка придет к нему в девять часов. Она поехала домой, чтобы переодеться, привести себя в порядок. И уже не слышала, как взбодрившийся Викулов взял заключительное слово. Выступил он блестяще, как всегда. И несколько веских ядовитых стрел пустил в адрес ведомства Игнатова.
Игнатов сам не приехал на совещание, прислал своего подчиненного. Тот огрызался по ходу викуловского выступления, но оказывался неизменно в проигрыше. И это все видели.

 

Приемыш запаздывал, задержался где-то на гулянке, и Лидочка была этому несказанно рада. Она надела новое белье, купленное для такого случая, перемерила несколько платьев, наконец выбрала синее с воланами, которое скрывало некоторую полноту и в то же время подчеркивало выгодные стороны фигуры.
Москва изнывала от жары, а Лидочке казалось, что воздух чист и свеж, когда она ехала к Викулову. Нетерпение ее сделалось так велико, что она не рассчитала и приехала раньше, чем условились. Перед домом старики играли в домино на лавочках. Возле детских грибков горланила пьяная молодежь, расшатывая эти самые грибки и вкопанные рядом качели. Словом, все были заняты своими делами. Но Лидочке казалось, что все смотрят на нее, видят незнакомую женщину и догадываются, зачем она пришла. Не помня себя, она поспешно вошла в подъезд. Открыла кодовый замок, поднялась на третий этаж. Позвонила, но никто не открыл. Насчет ключей они не договаривались, наверное, оба забыли. И Лидочка, почувствовав неловкость, замерла на лестничной площадке.
С лязгом стукнула наружная дверь. Лидочка поглядела сверху на головы вошедших – «Не он!» Вошли двое, рыжеволосая женщина в сваливающихся башмаках и низкорослый крепыш. Даже сверху было видно, какого он маленького роста.
Вошедшие не стали никуда подниматься. Может быть, поговорили. А скорее всего, обменялись жестами. Голосов она не слышала.
Время остановилось, и Лидочка не могла сказать, через сколько минут входная дверь лязгнула снова и появился спешивший наверх Викулов с желтым портфелем. Он не стал дожидаться лифта и начал подниматься по ступеням. Низенький крепыш отвлек его внимание белым халатом и вырвал желтый портфель. Рыжеволосая женщина выступила вперед и дважды выстрелила. Это были слабые хлопки, но кровь из головы Василия Георгиевича брызнула в разные стороны.
Убийцы – женщина и коротышка – тотчас скрылись. Сломя голову, Лидочка пронеслась четыре лестничных пролета и прижала к груди окровавленную голову Василия. Не пытаясь разобраться, почему это случилось, она поняла одно: это закончилась и ее жизнь.
Назад: Глава 11 Юбилей
Дальше: Глава 13 По трупам – как по шпалам