Глава 6
ВЕРСИИ СЛЕДСТВИЯ
Егор нервно повел головой, ловя легкий ветерок, приятно холодящий волосы. Хорошо хоть, шлем не торопят напяливать, а то совсем бы спекся. Впрочем, это, наверно, говорило в Егоре прежнее желание приспустить пар. Хотя одежки на нем по такому теплу было и многовато: шерстяное белье под комбинезоном для защиты от пота и сквозняков, страховочный подшлемный воротник «хенс», плотно, как хомут, облегающий шею, высокие ботинки. Но чувствовал он себя вполне комфортно, поскольку сам комбинезон был тщательно подогнан, гладко, словно вторая кожа, облегал фигуру.
На приятном серебристом оттенке комбинезона броско выделялась эмблема команды «Маньярди». Такая же эмблема была и на капоте болида, в котором Егор ожидал своего часа. Он старательно считал круги, которые делали периодически проносившиеся мимо машины с такими же эмблемами их «конюшни». Да, виражи ребята отрабатывали вполне добросовестно, рисково — почти как на соревнованиях. Сейчас они отстреляются, и тогда покатит он — начнет Испытывать на трассе модель, на которую его команда пересядет в следующем сезоне. Вот он, главный принцип богатеньких участников «Формулы»: каждый год на трассах новая машина — более совершенная, более мощная, чем предыдущие, у каждой команйы своя, и у каждой команды — секреты, охраняемые от конкурентов как святая святых…
— Ну что, русский, покатишь или так и будешь стоять? — услышал он сквозь рев в очередной раз проносящегося мимо болида.
Рука говорившего красноречиво постучала по шлему, который лежал у Егора на коленях. Это был Макс, с неприятно улыбчиво-угодливым выражением налице. Внешне все вроде правильно, так все вроде и должно быть: раз Егор пилот, то для обслуги он бог и царь, и механик перед ним должен лебезить и заискивать. Но Макс не просто лебезил. Он глядел с нарочитой, шаржированно подчеркнутой угодливостью, за которой явственно угадывалась издевка.
То ли дело Петрович… Вот уж кто действительно считал гонщиков небожителями и смысл своей жизни видел именно в служении им. Еще бы — ведь пилот может то, чего он сам, простой механик, не сможет ни при каких обстоятельствах. Нет, не зря он получил у Егора русское имя!
В отличие от Макса, старший механик понимал, что случай (везение, неожиданный спонсор) может обломиться каждому, только вот далеко не каждый может (или хочет) по-настоящему им воспользоваться. Поэтому недовольно цыкнул на Макса:
— Ты что человека дергаешь? Чего ему раньше времени в шлеме париться? Даст итальянец команду — и наденет!
В общем, подумал Егор насмешливо, в отношении к нему, к чужестранному гонщику, «посеянному» в «Маньярди» Соболевским, как бы проявились сейчас две мировых тенденции. Традиционная — выражаемая старшим механиком, для которого, похоже, все равно, чьи в обороте деньги, лишь бы дела шли хорошо, и нигилистская — не то националистическая, не то антиглобалистская позиция Макса: нельзя свое, родное отдавать чужому капиталу (да еще такому бандитскому, как русский)…
Обе тенденции пришли к непродолжительному примирению, когда Берцуллони наконец разрешил Егору старт, — оба механика дружно помогли ему надеть шлем, закрыли колпак кока и дружно отпрянули от машины, когда движок взревел, словно самолетная турбина. «Давай, Каляш!» — услышал он сквозь двигатель, выкатываясь на покрытие трассы. Фамилия у Егора была знаменитая — Калашников, в родной стране болельщики звали его Калаш, во французской же стороне он превратился в Каляша — так галлам было удобнее.
Егор с удовольствием глядел, как стрелка спидометра всплывает к делению «200» и в который уже раз подумал: «Какое счастье, господи, что ты сподобил меня родиться мужчиной!»
— Несчастный случай? Не знаю… — помолчав, откликнулся Денис. — Что рулевую колонку реконструировали — это норма, гоночный болид всегда подгоняют под основного пилота команды. То, что это было сделано непосредственно перед стартом, — это странно. Но в газетах чего только не напишут. Всю эту информацию как муку просеивать нужно. Хотя и дыма без огня не бывает. Вообще я в несчастный случай тоже слабо верю. Калаш был прекрасно подготовлен, у него была лицензия водителя «Формулы-1»! Такую лицензию получить не легче, чем стать космонавтом, поскольку пилот на максимальных скоростях испытывает те же перегрузки, если не больше. Пилотов, имеющих лицензию «Формулы», всего-то человек пятьдесят, от силы сто. Плюс у Калаша была стажировка во Франции. Одно только количество часов, проведенных за рулем самых совершенных болидов, это как?
— Так, может, что-нибудь на трассе было? — прогудел Вячеслав Иванович. — Помните, Дорошенко, шоумен наш, ведь тоже гонщик по совместительству. Я читал, он в какое-то масло на трассе въехал. Как бы Аннушка масло разлила. Прямо «Мастер и Маргарита».
— Лох твой Дорошенко, — отрезал Денис. — Шоумен — он и есть шоумен, а никакой не гонщик. Ну попал колесом в масляную отработку и врезался в отбойник, так смотреть нужно! Ты, дядя Слава, сравнил божий дар с яичницей… Калаш гонщик от Бога, а этот… И вообще, если бы что на трассе было, масло или повреждение полотна — это и на других машинах сказалось бы. Все ведь проходили примерно в одно время.
— Эх, — вздохнул Турецкий, — даже если это и не был несчастный случай, кто сказал, что меня, Александра Борисовича Турецкого, государственного советника юстиции, можно использовать как палочку-выручалочку? И ведь, в сущности, вся подоплека яснее ясного: Соболевский жмет на генерального, генеральный давит на Костю, а Костя не придумал ничего лучше, как давить на меня. А тут еще и градоначальник звонит, тоже интересуется.
— Ну-у, на то он и градоначальник. Тем более что у них с олигархом долгие перипетии по поводу автодрома были. Соболевскому разрешение на строительство не давали. Года полтора бодяга шла. Все что-то поделить не могли.
— «Что», «что»! Ясно — что. Любая стройка — это же миллионы. Из которых большая часть учету не подлежит.
— М-да-а… Олигарх заявы пишет, мэр пользуется телефонным правом. Обложили со всех сторон. Товарищ, налей товарищу! — обратился Турецкий к Вячеславу.
— Это мы запросто, — откликнулся Грязнов, но, не отрывая глаза от извлеченной из кармана газетенки, приказал: — Денис! Налей старшим по званию.
Выпили еще по одной, зажевали бутербродами.
— А что, Санечка, излагает в своем заявлении олигарх? — поинтересовался генерал, закуривая. — По ком он звонит в колокол — ясно: по Калашникову. А что за звон?
— Пустозвонство одно. Уверен, что Егора убрали преднамеренно. Что это акция, направленная против отечественного автоспорта вообще и против него лично как инвестора.
— Что ж, и такое теоретически возможно. А что же неведомые злодеи не кокнули самого Соболевского? То-то радость была бы всенародная!
— Это, Слава, девичьи грезы. Он у нас живуч как вечный жид. Или как вечный вор.
— Кстати, угадайте с трех раз: что громче всех кричит вор, стащивший на базаре кошелек?
— Держите вора! — в один голос вскричали Александр и Денис.
— Вот-вот! Кричит и указывает пальцем, куда этот вор побежал. А другой рукой крепко держит в кармане стибренный кошелек.
— Интересная мысль, — заметил Турецкий. — Не хочешь ли ты сказать, что это Соболевский заказал Калашникова?
— А что? Он у нас известный мистификатор. То сам на себя покушения организовывает, то еще что-нибудь выкинет. Театр одного актера.
— Только какие у него мотивы, у Соболевского? — возразил Денис. — Вложился в команду по самое некуда, да и Калашу большие бабки платил, судя по тем же газетам. Самое время пришло купоны стричь — и что? Угробил лучшего гонщика? Курочку, которая должна была нести золотые яйца?
— Черт его знает, — задумчиво ответил Вячеслав Иванович. — А может, баба вклинилась? Вон смотрите, что папарацци пишут. Это, конечно, желтая пресса, но все же…
Он пододвинул собеседникам одну из самых скандальных городских газет.
— Дядя Слава! Неужели ты такую гадость читаешь? Там же вранье сплошное, ну еще порнуха всякая.
— Но-но; молод еще генералам указывать! В каждой куче брехни можно найти зернышко правды. Нужно уметь отличать зерна от плевел, не ты ли давеча ту же мысль высказывал? Вон полюбуйтесь.
На развороте с крупным заголовком «Крушение надежд» была напечатана схема аварии. Далее, на следующей странице, — цветная фотография некой красавицы и интервью с нею. У материала была двусмысленная шапка: «Я близко знала Егора Калашникова…» — и подавался он так, будто речь шла не о реальной гибели реального человека, а о каком-нибудь голливудском блокбастере…
В беседе с журналистом красавица и, как было сказано, дама, весьма приближенная к Соболевскому, утверждала однозначно: она точно знает, что Егора убили, что никакой это не несчастный случай, и даже знает, кто именно был заказчиком этой смерти. Но предпочитает пока до поры до времени об этом* не говорить…
— Тьфу, чушь. — Турецкий отодвинул газету. — Ты посмотри, Слава, дамочке на вид лет тридцать пять, а одежды на ней как на пятнадцатилетней девахе с избыточным гормональным фоном — то есть по минимуму. Судя по длине ног — бывшая модель. Знаю я таких примадонн: из бикини вылезут, лишь бы привлечь к себе внимание публики. Типичный эксгибиционизм. Правильно мэр сказал: слишком много вокруг этой смерти пены.
— Зря ты так свидетелями бросаешься, пусть и эксгибиционистками. Во-первых, дама явно желает сотрудничать со следствием. Во-вторых, тридцать пять — не такой уж безнадежный возраст. Что-то я тебя не узнаю. И потом, чем черт не шутит, пока боголюбы спят? Может, это и есть правильная версия?
— Какая именно?
— Шерше ля фам!
Турецкий с сомнением покачал головой:
— Ты мне, Денис, лучше про Францию расскажи. Какая там травма у Калаша во Франции была? Помнится, комментатор по «ящику» о травме говорил.
— Да об этом лучше других Берцуллони знает, как свидетель событий- Я-то — по газетам.
— И его спросим, как уже было обещано. А что газеты сообщали?
Но ответить Денис не успел. Через внутреннюю связь Турецкий был вызван к генеральному.
— Что ж, придется прервать столь полезный для меня ликбез.
— Так еще продолжим, Сан Борисыч! Вы только свистните, я мигом… Должны мы в этом деле разобраться! В память о Калаше!
— Разберемся! — пообещал Турецкий. — Ладно, друзья, мне еще пару строк нужно набросать, прежде чем пред светлы очи предстать. Думаю, вызывают меня в связи с этим делом Калашникова.
Оставшись один, Александр Борисович взял чистый лист бумаги и ручку, записал: «Версии следствия. Первая: имел место человеческий фактор, ошибка пилота или техперсонала, готовящего машину к заезду. Однако если это не несчастный случай, а убийство, тогда второе: умышленно созданная или неустраненная техническая неисправность и как результат — поломка, отказ системы и тому подобное. Третье: диверсия, так как конкуренция на «Формуле» очень высока. Четвертое: причиной всему некая случайность, которая может выявиться только в процессе расследования, или что-то, чего следствие пока, в самом начале пути, не знает…»
Шествуя по длинному коридору здания на Большой Дмитровке, он думал о том, что помимо беседы с олигархом, содержание которой он представлял себе так ясно, словно разговор уже состоялся, необходимо как можно быстрей связаться с тренером погибшего гонщика, Леонардо Берцуллони.
