— …Вот и все, что я могу вам сказать об этом деле, дорогой Саша. Налицо противоречие, из которого старый Моисеев не извлечет практической пользы в любом случае. Если у меня прокол, заказчик будет только рад, тем более что не надо будет платить. А вот если, и скорей всего, мои наблюдения правильные… не знаю, как господин Бибарцев сдюжит выплатить мне гонорар. Так что, скорей всего, Саша, будем считать мою работу культмассовым мероприятием среди пенсионеров прокурорской системы.

Таким резюме закончил Семен Семенович Моисеев свой устный рапорт о компьютерных кражах в банке «Дюк».

Александр Борисович Турецкий выслушал старого приятеля и бывшего коллегу внимательно и не перебивая. В этом не было необходимости — излагал Семен Семенович обстоятельно и квалифицированно. После того отчета бывший прокурор-криминалист стал прополаскивать натруженное горло чаем с медом и ромом.

Некоторое время Турецкий молчал, переваривая услышанное. Затем ободряюще сказал:

— Вам, Семен Семенович, еще работать бы и работать. Как чувствовали, когда говорили мне, что первым ваши соображения выслушаю я. Я и передам их Бибарцеву, а заодно и заставлю его выплатить причитающийся вам гонорар!

— Нет-нет, заставлять не надо!

— Почему?

— Понимаете, Саша, если бы он мне отказал, тогда другое дело, а так, может быть, достаточно просто намекнуть.

— Да-да, намекну… Скажите, Семен Семенович, как вам думается: зачем он это делает?

— Вопрос можно поставить иначе — для кого?

— Вы думаете, за ним стоят рэкетиры?

— Возможно. Это слишком, как теперь говорят, круто — обирать родного папашу для того, чтобы иметь на карманные расходы. К тому же старший Бибарцев — человек современный, он взял сына на работу и платит ему жалованье.

— Это хорошо, — вздохнул Турецкий, — когда можно свое чадо взять к себе на работу!..

— Как видите, не всегда.

— Э, богатые тоже плачут, и пусть их, Семен Семеныч! Вы не пробовали пить по отдельности ром и чай?

— Саша! Я не пробовал пить только из кружки Эсмарха и живой вены!

— Так, может, того — вздрогнем? А то на улице слякоть, сырость и страх перед чеченскими террористами…

— Оно можно, конечно…

— Что, роль сторожа вспомнили?

— Да. Ну как, пригодилось?

— Еще бы!

— А вы знаете, Саша, в чем отличие рома от водки?

— В градусах?

— Не только. Ром — напиток тропический и поэтому не греет так, как водка.

— У меня есть и водка.

— Да? О, я и забыл, Саша, куда вы поднялись!

— Да ну, Семен Семеныч, перестройкой занесло. А как занесло, так и сдует…

— Только не говорите, что не по заслугам! Это уже будет кокетство.

— Беда-то в том, что понятие «заслуги» у каждого начальника имеет свой смысл. Выпьем, Семен Семеныч, за нас и всех наших без смущения.

— Ваше здоровье, Саша!.. Мне кажется, вы захотите поговорить с мальчиком прежде, чем пойдете к управляющему банком.

— Вам не кажется, я так и собираюсь поступить. И с чего вы взяли, что он мальчик, этот лоб ребром ладони кирпичи кроит!

— Вот как? Тогда, возможно, у меня не старческая блажь.

— А в чем дело-то?

— У меня сложилось впечатление, что парень чувствует себя уверенно и идет по жизни довольно целеустремленно…

Александр Борисович Турецкий недолго ломал голову над тем, каким образом заманить в прокуратуру Эдуарда Бибарцева. В свое время он сам дал подставу. По указанию старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры, следователь Мосгорпрокуратуры Олег Величко, ведущий дело по статье 227-й УК РФ о деятельности в Москве изуверской секты «Путь истины», просто вызвал к себе казенной повесткой в качестве свидетеля гражданина Бибарцева Э. С.

И вот снова родные стены. Александр Борисович невольно глубже стал втягивать в себя воздух коридора Мосгорпрокуратуры. Родные стены — пошловатое, конечно, выражение. Какие они, к черту, родные!.. Хотя, с другой стороны, только по времени сравнить: где его проведено больше — дома на диване или здесь, в следственном кабинете, морща лоб от напряжения ума и табачного дыма, — и окажется, что живем мы здесь, а дома иногда ночуем. В те времена, когда «следствие вели знатоки», принято было этим гордиться и восхищаться, вот, мол, служба дни и ночи! А кому она нужна, такая служба? Подсчитал бы кто-нибудь, когда кончается толк от бдений, чтоб не бдели, не парились тут понапрасну, и даже во вред себе. И Делу — с большой буквы!

На приспособленной под казенную надобность банкетке возле двери в кабинет следователя Величко сидел рослый, крепкий парень, одетый по той моде, которую приняли за основу новые российские бизнесмены: отличные, но непригодные для ходьбы по мокрым улицам туфли, темно-синий с искрой костюм под распахнутым длинным пальто.

— Эдуард Сергеевич Бибарцев? — окликнул его Турецкий.

— Да, — спокойно и достаточно вежливо ответил тот, но не встал.

— Проходите, пожалуйста.

— Но хозяин кабинета, по-моему, уже там и меня пока не приглашал.

— Ничего, теперь уже можно.

Они вошли.

Олег приветственно кивнул, показал на стулья, мол, располагайтесь. Затем проверил, все ли убрал со стола, надел форменный прокурорский пиджак со знаками отличия юриста второго класса и подошел к Турецкому с заранее подготовленной извиняющейся улыбкой:

— Александр Борисович, вы на машине?

— На своей.

— Экая досада!

— А в чем дело?

— Да надо обернуться в одно место, все машины в разгоне, а на перекладных не успею.

Турецкий порылся в кармане и протянул Олегу ключи:

— Бери мою старушку.

— Да нет, что вы!

— Бери, говорят! Мах на мах: ты мне служебную хату, я тебе — личную тачку.

Олег взял ключи.

— А это… Александр Борисыч…

— Легко найдешь, — понял с полуслова Турецкий. — Там за воротами такая уродина одна, ярко-красные «Жигули»…

Он скороговоркой сказал номер и выпроводил Олега за дверь. Он был слегка раздражен, казалось, что решение подобных вопросов при постороннем, а тем более при возможном подследственном, разрушает созданную преддопросным ожиданием тонкую напряженность между следователем и человеком, с которым следователь работает. Особенно если этому человеку есть что скрывать.

И вот они одни.

Турецкий за столом, Эдик — на стуле, почти напротив, но только почти. Пока только беседа, как бы не допрос. Турецкий тянет паузу, чтобы убедиться, что струна напряженности сохранилась.

— Простите, я что-то, наверное, не понял, — заговорил как будто спокойно Бибарцев-младший. — Повесткой меня вызвали к следователю Величко. Если я правильно понял, это он куда-то умчался. Кто же тогда вы?

«Чует кошка, чье мясо съела! — удовлетворенно подумал Турецкий. — Будь твоя совесть чиста, как твой ботинок, какая тебе разница, кто тебя вызвал и куда…»

— Я старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре, — скучно сказал Турецкий. — Звание — старший советник юстиции. Зовут меня Александр Борисович Турецкий.

Эдик сглотнул слюну.

— А… в чем, собственно, дело?

— Скажите, пожалуйста, почему вы так резко, в середине семестра, оставили учебу в престижном заведении и вернулись домой?

— Это важно?

Эдик не получил никакой подсказки и задумался, затем, по прошествии минуты, начал бойко и беззаботно:

— Причин всегда бывает несколько. Если это вас так интересует… Там учиться посложнее, чем здесь. Я просто устал, побоялся, что без передыху не справлюсь, ну и решил сделать перерыв.

— А почему в заявлении на имя ректора вы написали, что отпуск вам нужен по семейным обстоятельствам?

Так, заерзал — из-под полуприкрытых век отмечал малейшее движение Бибарцева следователь. Заерзал, значит, беспокоится, что это нам там надо, в его недавнем прошлом.

Но Эдик не собирался так быстро ломаться. Он широко улыбнулся:

— Вы же понимаете, как я могу написать правду, что перестал тянуть? Это значит, крест на себе поставить! Вот и написал самое распространенное у нас заявление.

— Понятно. И каковы ваши планы на будущее? Вернетесь осенью в Германию или останетесь дома?

— Вы такие вопросы задаете, будто покупать меня хотите!

— А у вас есть цена?

Эдуард помолчал, затем признался:

— По-видимому, я утерял нить разговора…

— Разговора еще и не было, Эдуард Сергеевич, так, тренировочная разминка. Сейчас я кое-что вам расскажу, а вы затем, если будет необходимость, меня поправите. В настоящий момент вы работаете в банке «Дюк» программистом, оператором ЭВМ. Руководит банком ваш отец. Некоторое время назад он обратился ко мне за дружеской помощью. Ему удалось установить утечку денежных средств со счетов банка и его филиалов. Причем способ воровства насколько простой, настолько, казалось бы, и невозможный. Злоумышленник по компьютерным сетям проникает в сейфы банка, ломая электронные коды и похищая миллионы долларов. Все происходит, так сказать, из-за слепой веры компьютеру. В банке «Дюк» все наиболее крупные финансовые операции осуществляются по системе кодов. То есть для того, чтобы перебросить деньги со счета банка на любой другой счет, человек, осуществляющий эту операцию, должен знать коды, которые меняются каждый день. Коды меняют управляющий и его заместители, соответственно, они и сообщают нужный код клиенту, с которым осуществлена договоренность. Так совершается сделка. Где-то в этой маленькой цепочке образовалась брешь. Управляющий начал негласную проверку своих сотрудников. Заместители оказались ни при чем. Им просто невыгодно грабить свой банк. Они ведь не наемные работники, а совладельцы контрольного пакета акций закрытого акционерного общества, каковым является «Дюк». Три оператора, работающие с кодированными счетами, тоже были нами проверены. Опять же оказалось, что им выгоднее работать честно на вашего папу, пока во всяком случае. Получается, как было говорено в одном старом фильме: нечистая, братцы! Вот после этого ваш отец и обратился ко мне за помощью. Я не мог отказать и прислал к нему одного серьезного специалиста. Тот поработал у вас один день и принес мне отчет, понимаете? Не вашему отцу, потому что его это известие убьет, а мне. А следует из его доклада, что денежки у папы из большого-пребольшого долларового кармана таскает не кто иной, как вы, Эдуард Сергеевич…

Выражение лица у Бибарцева-младшего, казалось, не менялось, но лицо, и без того жесткое, скуластое, словно каменело под тяжестью услышанных обвинений.

— В данном случае вы действовали как знаменитый петербургский математик Владимир Левин, который, как известно, похитил по компьютерным сетям более десятка миллионов долларов из сейфов американского Сити-банка… Мне известен также номер счета, на который вы перевели большую часть денег. Вы работаете на себя или на кого-то еще?

После очень долгой паузы Эдик попросил:

— Воды можно?

— Пожалуйста.

Он, расплескивая, налил из графина в стакан воды, выпил в два глотка, поставил пустой стакан на поднос, тщательно утерся большим белоснежным носовым платком и только после этого спросил:

— Можно ли рассчитывать, что вы не пойдете к отцу?

— Сначала скажите мне причину.

— Нет никакой причины! Сколько бы старый ни башлял на карман, по тамошним меркам это мелочь, недельный заработок самого неквалифицированного пахаря. А хороших друзей и хорошие связи можно заиметь не в классе за книжкой, а в элитных клубах и кабаках. Он же устраивает здесь всякие презентации, только тут на них, как правило, собирается всякая журналистская и властная шушера. Он, наверное, думает, что там все пашут так, как он. Пашут те, у кого есть дело. Остальные тусуются и ждут завтрашнего дня! Вот для чего мне нужны эти деньги. Ваш специалист успел проверить, что я их не обналичиваю тут же, а размещаю под процент? Вот и все причины. А еще то, что я не хочу жить и работать в этой стране, какие бы реформы здесь ни ворочали.

— Понятно, — почти сочувственно произнес Турецкий.

— Так что, не пойдете к старому? — повторил Эдик вопрос.

— Есть несколько вариантов разрешения этой проблемы. Первый и самый, как мне кажется, предпочтительный: вы сами все расскажете отцу. Скорее всего, отругав вас, он закроет эти деньги на некоторый срок для вас же, чтобы было с чем выходить в самостоятельный бизнес. Но сначала он позвонит мне и спросит: накопал что-нибудь? Я скажу: нет. Он скажет: и не копай. Таким образом, отец будет счастлив узнать, что о его позоре никто не знает. Второй вариант: отцу все рассказываю я. Итог этого разговора непредсказуем, впрочем, может кончиться как и первый, но без доверия и взаимоуважения. Третий вариант: вы выплачете у меня честное слово, что я вас не выдам. Так и случится, но если вы будете продолжать воровать деньги, отец наймет кого-нибудь другого, и финал тот же, если не хуже. Есть вопросы?

— Почему отец вам позвонил?

— Вопрос несущественный, но отвечу: потому что в молодости мы с ним в одном клубе занимались самбо.

— Понятно. Скажите, можно мне подумать?

— Только до вечера. Иначе с утра автоматически начинается второй вариант.

— А где вас можно будет найти? Здесь?

— Нет. Я работаю в другом месте.

Турецкий протянул парню визитную карточку, на которой были указаны адрес и телефон.

— Я обязательно сегодня же позвоню, хорошо?

Эдик выглядел теперь как запуганный участковым подросток.

— Обязательно позвоните, — кивнул Турецкий.

Эдуард Бибарцев ушел, а следователь не мог отделаться от чувства, что парень ушел не с чувством признательности, а, скорее, затаив злобу.

Александр Борисович прошелся по кабинету, некоторое время стоял и сосредоточенно смотрел на конторский прибор для питья — графин, два стакана и прозрачный синего стекла поднос. Один стакан, еще с утра поставленный уборщицей вверх дном, так и стоял. Второй был еще влажен после того, как из него пил Эдуард.

Если он не просто запутавшийся прекраснодушный человек, думал Турецкий об Эдуарде, то он, возможно, серьезный противник. Это раз. Во-вторых, мне бы не хотелось иметь с ним дело, потому что Серега достанет просьбами.

Александр Борисович подошел к своему модному кожаному портфелю, достал из него целлофановый пакет, осторожно поместил в него стакан, которым пользовался Эдуард, — намеревался отправить этот вещдок в криминалистическую лабораторию.

Остаток дня прошел в рутинной работе. Сегодня Турецкий освободился достаточно рано — в восемь часов. Много времени ушло на то, чтобы задним числом составить прокурорское постановление и проект приказа от имени главка МВД по организованной преступности о том, что капитан милиции Майер откомандирован со спецзаданием в Германию и Японию как внедренный в банду преступников оперативник. Дальше надо было связаться со своими из МВД, а также с соответствующими службами Японии, чтобы работники оных не швырнули Боброва — Майера в каталажку, если он вдруг попадется к ним в лапы.

Безнадежно учтивые японцы выразили готовность к сотрудничеству, особенно в вопросах, касающихся секты «Путь истины», но принимать у себя сотрудников российского розыска мягко, непрестанно извиняясь, отказались. Японцы навешали москвичам комплиментов за то, что те раньше их поняли всю грозную опасность, исходящую от деятельности новоявленных сектантов, и пообещали пригласить в гости представителя прокуратуры России, когда будет закончено предварительное расследование деятельности секты в Японии.

На улице было уже темно, когда Александр Борисович вышел в переулок, где притулился к обочине его видавший виды «жигуленок». Сырой и неутомимый ветер весны сумел дотащить до центра столицы неизменно волнующий запах влажной оттаявшей земли, пробудившихся от зимнего сна, хотя и не одевшихся еще в листву, деревьев. Весенний ветер коварен, однако Турецкий несколько раз жадно и глубоко вдохнул этот газовый коктейль.

Он уже открыл ключом дверцу, но не стал садиться, остановился возле машины, пытаясь понять, что его беспокоило. Ага, вот! Из бензобака, почти неразличимый в темноте, тянулся вниз, к заднему колесу, тонкий прозрачный шнур. Турецкий открыл крышку, прикрывающую горловину бака. Шнур уходил внутрь, под пробку.

— Говорили ребята, — пробормотал сам себе следователь. — Говорили: купи замок-пробку, а то насыплют в бак какой-нибудь гадости…

После некоторого раздумья Турецкий решил не рисковать, пробку не откручивать. Посмотрел, куда шнур уходит другим концом. Оказалось, недалеко — привязан к колпаку правого заднего колеса.

— Похоже на взрывное устройство, — пробормотал Александр Борисович. — Гордись, Турецкий, вот и ты мины дождался.

Он оглянулся. Детей поблизости не было.

Турецкий вздохнул и пошел звонить специалистам саперного дела из НТО московского милицейского главка.

Взрывное устройство, предназначенное для очень беспечного и рассеянного человека, оказалось хоть и простым в употреблении, но достаточно мощным. Итак, один конец шнура был привязан к колесу, на другом болтались погруженные в бензин запал от гранаты и двести граммов тротила. Машина трогается, колесо, проворачиваясь, дергает шнур, кольцо выдергивается из запала, запал взрывается вместе с тротилом и бензином… И нет больше зануды Турецкого!

Убийцы сделали все как надо, но явно торопились. Цилиндрик тротила, перед тем как сунуть в бак, хранили где-то в тепле, так что он слегка размяк Поэтому на нем проглядывались довольно отчетливо два пальцевых следа, практически готовых для обработки в криминалистической лаборатории.

Кряхтя и вполголоса матерясь, Александр Борисович с помощью саперов облазил всю машину, больше ничего опасного и непонятного не нашел, сел и поехал домой. Но, крутя баранку, ерзал на мягком сиденье чаще обычного…