Глава третья
ЛЮБОПЫТНЫЕ ПУСТЫШКИ
«Девятка» цвета мокрого асфальта следовала за зелеными «Жигулями» метрах в ста – ста пятидесяти.
Пока парочка, уже сидя в машине, пережидала, когда проходящие сзади автомобили освободят им дорогу, дадут возможность выехать со стоянки у аэропорта, индифферентно прошвырнувшийся мимо Филипп Агеев успел припечатать к «заднице» «Жигулей» металлическую магнитную блямбочку. И теперь, едучи следом, сыщики, как они гордо себя именовали, имели отличную возможность слушать и даже, если потребуется, записывать разговоры в салоне «Жигулей». Но любопытного ничего не было...
– Ну как долетела?
Голос у спрашивающего был резковатый и чуть гортанный, как у многих кавказцев, постоянно проживающих в Москве. Акцент чувствовался, но речь была правильной, без кавказских загибонов вроде «дэвушка» там или «слюшай». В общем, нормальная речь, и если не видеть говорящего, то, пожалуй, и не сразу поймешь, какой он национальности.
– Нормально...
– Соскучилась?
– Да некогда было...
– Ну уж!.. Только не рассказывай мне, что заседали с утра до позднего вечера. Наверняка и на всякие удовольствия время оставалось? Не так, дорогая?
– Ты будешь сильно удивлен, но все было именно так, как ты думаешь. И заседали, и кое-что успели увидеть. Они, оказывается, перенесли семинар из Филадельфии в Бостон. Так... новые впечатления...
А вот у нее голос был явно усталый и равнодушный...
– Будем писать? – спросил Щербак.
– Пока ноль информации. Про семинар уже рассказала Самарина. Может, дальше чего будет? Ну давай включу... Стереть всегда успеем. – Филя потянулся к магнитофону и включил запись.
– Значит, ничего... Ну а этот американец, про которого ты рассказывала?
– А-а... Да. Был. Но это особый разговор. Не на бегу... Ты лучше скажи, как у тебя-то?
– Ай! Моя ханум скоро совсем озвереет от ревности. Не понимаю, кто ей мог донести? Ну и народ у нас!
– А что именно?
Она словно проснулась. А он захохотал.
– Ты ни за что не поверишь!.. В Пятигорске... Ну ты помнишь!.. Оказался то ли проездом, то ли торговал там – хрен его знает! – какой-то ее дальний родственник. Вот и выяснилось: он был когда-то на нашей свадьбе...
– И что?
– Да ничего! Она говорит: тебя видели в Пятигорске, что ты там делал? А чего делал? Я ж не могу ей рассказывать, как мы с тобой...
Он продолжал хохотать.
– Это совсем не смешно! – строго сказала она.
– Да брось ты! Не бери в голову. Чушь! Я ей так и ответил. Ошибся твой родственник. Покажи, говорю, мне его, я ему яйца оторву!.. Ну скажи, разве он мужик после этого? Предположим, увидел знакомого с красивой женщиной... Вроде тебя. Так что он должен делать? Бежать доносить? Он завидовать должен, как говорил наш бывший великий вождь и учитель!
– Так вот, может, он и позавидовал. А ты не обратил на него внимания. Не объяснил, что к чему. Он и подумал, что ты пренебрегаешь им. А где обида, там и месть рядом. Он и кинул тебе мелкую подлянку.
– Разве что так... Но я ей, кажется, сумел вдолбить, что всю командировку просидел безвылазно на приборостроительном, в Нальчике. А в Пятигорске если кто и мог видеть меня, так лишь один раз, когда я ездил в Минводы. Убедил, по-моему...
– Видишь теперь, насколько я была права?
– Дорогая, ты всегда права. И чем больше я тебя узнаю, тем больше в этом убеждаюсь. А сегодня, когда приехал в порт, как мы с тобой и договаривались, и вдруг вижу Кикимору, ну, думаю, сейчас она устроит нашему Масику по полной программе. И как тебе удалось?
– Эта дура считает, что у нас с ним может быть что-то этакое...
– А что, разве не может?
В его голосе заметно прозвучали ревнивые нотки.
– Так это ж он сам уже не может! – рассмеялась она. – Я понимаю, что с ним происходит. Он полностью, в отличие, к примеру, от нас с тобой, утонул в науке. И там все его и мысли, и желания. Пару раз... были мы там в гостях у одного ракетчика, расслабились – океан, пляж, полный кайф... Ну погладил он меня по коленке. А мне смешно стало: будто папаша дочку приласкал! Думаю про себя: да что ж ты такой?! Ну давай, действуй дальше, отпусти pучонки-то! Я ж ведь дам, тем более рядом ни одной живой души! Нет, погладил, улегся на спину, панаму такую здоровенную на нос нахлобучил и... захрапел. Чуть не убила его!
– Бедная девочка! – засмеялся он. – Так, значит, ничего и не получила? А что, сильно хотелось?
– Как видишь! – Она вздохнула.
– Ну тогда мы с тобой быстренько поправим это дело!
– А мне совсем не надо быстренько! И вообще, я соскучилась. Эй, друг, а куда это ты меня везешь?
– Как куда? К тебе домой.
– Здрасте! А Нолин?!
– А вот он как раз пашет, бедняга. В Нижнем он, на Сормове. Вернется, как я узнал у Серафимы, сегодня ночью, самолетом. Серафима мне, кстати, время и вашего прилета уточнила. А ей постоянно названивала Кикимора, можешь себе представить? Кажется, наш Масик уже полностью под колпаком у Мюллера.
– Зря смеешься. Это очень скверно.
– Почему?
– А потому, что дела предстоят серьезные. А ему никакие хвосты и соглядатаи не нужны. Они могут крепко помешать.
– Ту имеешь в виду американца?
– А кого же еще. Ладно, поговорим... Нет, нехорошо. Ну что-нибудь придумаем... Знаешь-ка что, у меня нет ни малейшей охоты ехать сейчас домой. Тебе ведь известно: я не люблю рисковать. В таких случаях.
– Боишься за супружескую постель?
Он, похоже, начал язвить.
– Ты до такой степени изголодался, что других мыслей в голове уже нет? Успеешь. Получишь. А поедем мы с тобой давай сейчас по Алабяна, по маршала Жукова и – прямо в Серебряный Бор. Я знаю место, где мы с тобой сможем чуть-чуть оторваться.
– А что там такое?
– Приедем – увидишь. Господи, да что с тобой?! Ну дача там самаринская. А ты разве не знал?
– Откуда? Я в его компанию не вхож. Хоть и одно дело делаем.
– Ну да, он – академик! Как же! Плохо ты, однако, людей-то знаешь... А он тебя ценит. И ты, кстати, это поймешь, когда я тебе все расскажу.
– Но только потом!.. А там, в Серебряном Бору, где?
– Огромная дача. И ключ у меня в кармане.
– Интересно!..
– Кажется, действительно становится интересным. – Филя многозначительно покачал головой. – Что скажешь, Николай?
– Блядский разговор, – мрачно ответил Щербак. – И сами они такие. Только я теперь не понимаю: если эта сучка не лепит горбатого, то какой смысл был у Самариной – это ведь она, надо понимать, Кикимора? – нас нанимать? Денег девать некуда? Или правду говорят, что ревность может полностью бабе глаза заслонить?
– А этой ты веришь? – с усмешкой спросил Филя.
– Ни одному слову. А чего они все какого-то американца поминают?
– Американец нас, Коля, не колышет. А вот что ключ от дачи Самарина в кармане этой сучки, это явно на что-то указывает!
– Поедем наблюдать, как эти будут трахаться? – все так же мрачно заметил Николай. – Знать бы, где дача, можно было бы их опередить...
– Ничего, – успокоил Филя, – есть у меня еще одна хитрая штучка.
Он помотал головой и полез в бардачок машины...
– А никто из них там случайно появиться не может? – после долгой паузы спросил вдруг он.
– Лето. Ребятня его где-то отдыхает. А Кикимора сюда практически не ездит.
– Это значит?..
– Ничего не значит, дурачок! Просто сам привык здесь работать. А ты разве не в курсе?
– О том, что он где-то здесь торчит постоянно, знают даже наши уборщицы. А у тебя-то какая роль?
– Самая главная! Фигаро здесь, Фигаро там! Странно, что он до сих пор тебя сюда не приглашал...
– Может быть, потому, что у нас не настолько доверительные отношения.
– Ну это дело мы, конечно, поправим. С одним условием.
– Каким?
– Ты должен быть умным и не ревновать. Вообще лучше смотреть на меня, как на пустое место. Сумеешь?
– Если дело потребует, буду стараться. Но не уверен.
– В чем же?
– В том, что мы наконец доедем. Слушай, а может, не станем ждать?
– Ты сошел с ума!
– Похоже на то... А ты разве не видишь?
– Еще как вижу!.. Терпи, казак!
– Ненавижу казаков!
– Это почему?
– Ты не поймешь... – Он вздохнул. – Это слишком глубоко в крови сидит... Толстого читай, у него все написано...
– Ага, поэтому вы на наших баб как оголтелые кидаетесь?
– Ты – особая статья. Ладно, не отвлекай, а то я уже весь не в себе...
– Вэс нэ в сэбэ! – передразнила она. – Ох, все вы – кобели порядочные...
Дача стояла за высоким зеленым забором на четвертой линии Серебряного Бора, рядом с излучиной Москвы-реки. Поистине райское место в столице. По соседству с домом Самарина находились шикарные дома патриарха, иностранных послов и каких-то совсем уже новых русских. В общем, заповедное место.
«Жигули» подъехали к воротам и остановились. Мужчина и женщина вышли из машины. Он проверил дверцы и «вякнул» сигнализатором. Она тем временем открыла ключом калитку, и они удалились на территорию дачного участка.
Там было тихо. Собаки не лаяли, похоже, и сторожа отсутствовали.
Щербак подогнал машину почти вплотную к высокому забору. Филя легко вскочил на капот, затем на крышу, взялся за кромку ограды и через миг, перемахнув ее, мягко опустился... в глухие заросли крапивы. А вот на это он никак не рассчитывал.
Двухэтажный деревянный дом с длинной застекленной верандой находился в глубине участка, заросшего высоченными соснами и большими купами уже отцветшей сирени.
Агеев плечом раздвинул крапиву – приходилось двигаться почти на корточках – и снова огляделся. У ограды, возле ворот, находилась сторожевая будка. Это был небольшой одноэтажный домик с маленькими окнами, закрытыми деревянными ставнями. От него асфальтированная дорожка вела к веранде, дверь которой была открыта настежь.
«Нет, – подумал Филя, – туда нельзя». И он, пригибаясь, как это делал всегда во время проведения разведопераций еще там, в Чечне, где короткими быстрыми перебежками, а где медленно скользя через кусты, но так, чтобы колебание веток сходило за дуновение ветерка, приблизился к задней стене дома.
Здесь ставни на окнах были тоже наглухо закрыты. А к слуховому окну в высоком мезонине вела обыкновенная деревянная лестница-стремянка.
Еще раз внимательно осмотревшись, Филя ужом скользнул наверх. Полукруглое окошко было закрыто, но не заперто. Отворить его – дело нескольких секунд. И вот он уже спокойно, плавными шагами заскользил к лестнице, ведущей со второго этажа вниз, внутрь дома.
Послышались голоса. Смеялась женщина, и что-то невнятное бормотал мужчина. Они были так беспечны и заняты собой, что вряд ли услыхали бы какие-то посторонние шумы. И вот это уже было Филе на руку.
Он достал из-за пазухи плоскую коробочку, вытащил из торца ее и раздвинул в стороны усики антенны, а в открытый люк, отсекающий первый этаж от второго, опустил на тоненьком, почти паутинном, поводке крохотный микрофон. Вставленная в ухо «улитка» сразу перенесла Филю в центр событий. И в их разгар. Он усмехнулся и нажатием кнопки послал сигнал в машину, к Николаю, пусть и он заодно уж послушает эротические всхлипы и восклицания вошедшей в раж парочки...
Видимо, обоюдное желание тех было настолько сильно, что насыщение наступило быстро. Первой пришла в себя женщина и заговорила вполне нормальным и даже заметно суховатым голосом. Вероятно, в ее планы слишком уж продолжительный секс не входил. Чего совсем нельзя было сказать о мужчине, которого ей теперь приходилось останавливать, проявляя определенное недовольство его настойчивостью.
Филе давно наскучили бесконечные «охи» и «ахи», и слушал он монолог Ангелины безо всякого интереса. Там, на улице, Николай все записывает. Потом Денис Андреевич прослушает всю эту галиматью и если найдет что-то стоящее для себя и соответственно для дела, то и обратит на это внимание. Тем более что ее рассказ про какого-то американца, который чего-то хотел купить у них в институте, как показалось Филе, не имел отношения к тому заданию, которое «Глория» выполняла по заказу Самариной. Кстати, и имя ее мужа тоже ни разу не поминалось. Вероятно, парочка обсуждала какие-то свои сугубо личные дела.
Можно было, по идее, все это бросить и выбраться наружу, а затем и к машине, чтобы уже на колесах продолжать дальнейшие наблюдения за любвеобильной мадам. Филя чувствовал по настроению любовников, что этой фигней они уже пресытились и должны скоро расстаться. И потому удерживало его здесь исключительно одно: профессиональная привычка разведчика – ничего не оставлять на середине, а любое наблюдение доводить до конца. Хотя, может, никому это уже и не нужно.
Наконец они стали собираться. В смысле одеваться. Филя легко переместился в угол, за старинный комод: вдруг им придет охота заглянуть зачем-нибудь на второй этаж. Но их теперь интересовала только работа.
– У тебя с Ваней-то какие отношения? – спросила она.
– Нормальные. А в чем дело?
– Он вообще как – доволен работой? Зарплатой?
– Ну ты скажешь! Покажи мне того, кто сегодня удовлетворен своей зарплатой!
– Вот посмотришь на самого себя в зеркало и увидишь. Уж это я тебе твердо могу обещать. К примеру, сто тысяч «зелененьких», так, через недельку-другую. Устроило бы?
– Смеешься?
– Абсолютно железно. И Ване столько же. Может, чуть меньше. Как говорится, от вклада.
– А о чем вы договорились?
– О том и договорились. Встретимся днями и поставим точку. Бандура ваша очень их интересует.
– Ты имеешь в виду шестьдесят восьмую?
– А другие им не нужны. Причем условия диктуем мы. Они согласны. Там и надо-то... Господи, о чем разговор!
– А сам как отнесся?
– Так его ж идея.
– Ага. Понимаю...
– Ничего еще ты, Махмудик мой дорогой, не понимаешь, – засмеялась женщина. – И поймешь только тогда, когда получишь от меня десять пачек по десять штук в каждой. Вот тогда и мозги у тебя прочистятся, и глаза станут зоркими, как у настоящего горного орла... Эй, парень! Спокойно!.. А что ты станешь делать с такими деньжищами?
– Ну ты скажешь? Деньжищи... На хороший дом, конечно, не хватит, но большую квартиру куплю. Четыре девочки, а? Каждой своя комната скоро нужна будет! И ханум вот здесь у меня уже сидит! Дышать совсем не дает... Машину хорошую куплю. Стыдно в «семерке» кататься... А еще? Я хорошо с тобой погуляю! Не в Пятигорск поедем – за границу! На Канарские острова! А?
– Достойные планы... Вот ты что-нибудь эдакое нарисуй и Ване. Или мне самой за него взяться?
– Давай я поговорю, а там посмотрим. Прикинем. Он должен согласиться. Поможет... Это вы хорошо придумали.
– Цени, кавалер! Ну, ты готов? Поехали?
– Так не хочу никому тебя отдавать!
– Махмудик! Ты ведь настоящий мужчина! И должен понимать, где главное, а где просто удовольствие. Я же тебе ни в чем не отказываю – сам видишь! Но всему свое время.
По полу застучали ее быстрые каблучки и его тяжелые шаги. Хлопнула дверь, послышался щелчок замка.
Агеев со Щербаком «довели» Махмудика с Ангелиной до ее дома на Кутузовском проспекте, где и оставили. Махмуд тут же уехал, а женщина поднялась к себе в квартиру. На сегодня практически работа закончилась, Филипп договорился с Самариной, что под окнами их дома они торчать не будут, но если ее муж куда-нибудь соберется, она им просто позвонит.
Кассету с записью они отдали Грязнову и удалились, плотоядно улыбаясь: они уже предчувствовали, какое «удовольствие» получит их шеф во время прослушивания. Сами же, за неимением пока других срочных заданий, отправились в буфет Сандуновских бань – попить свежего бочкового пивка, с которым не идет ни в какое сравнение ни бутылочное, ни тем более баночное. Но это для тех, кто действительно понимает.
С их точки зрения, наблюдение не дало практически ничего. Если не считать, правда, того обстоятельства, что мадам Нолина не просто вхожа на дачу своего шефа господина Самарина, на чем, собственно, и настаивала супруга академика, но и считает вполне возможным устраивать там любовные свидания. Однако, по ее же словам, сам академик давно и прочно потерял мужскую потенцию и, следовательно, опасности для семейной жизни Самариных с этой стороны не представляет. Что, в общем, косвенно подтвердила и сама Людмила Николаевна, открыто заявив Денису Андреевичу, что давно уже не вступала с мужем в интимные отношения.
«А может, у бабы просто климакс? – размышлял Грязнов. – И все связано именно с ее нынешним психическим состоянием? И подозрения, и ревность, и даже ярость по отношению к воображаемой сопернице?»
И он решил не особенно напрягаться. Пусть парни еще походят за воображаемыми любовниками два-три денька и бросают это дело. Аванс, в конце концов, приличный, а отрицательная информация в данном деле куда лучше положительной.
Он сунул кассету в ящик стола, решив на всякий случай ее все-таки не размагничивать. Появился новый фигурант – некто Махмуд. Интересно, кто это? Надо бы, чтобы парни смотались в институт и выяснили этот вопрос. Тоже на всякий случай. Вряд ли он будет играть какую-то роль в этом деле, хотя...
Он же знаком с Самариной и зовет ее Кикиморой. Любопытно, по какой причине? Женщина, надо отдать ей должное, никак и ничем не напоминает это болотное чудище. Значит, что же, характер? Тут может быть объяснение.
И еще. У них явно затевается какое-то серьезное дельце стоимостью в несколько сотен тысяч долларов, если не больше. И состав участников весьма узок: сам академик, его помощница, этот Махмуд и некий Ваня. И уже гонорар разделили. Интересно.
Но, придя к такому выводу, Денис постарался полностью отстраниться от него, поскольку вся эта «фигня», как выразился Филя, не имела решительно никакого отношения к тому делу, которое было уже частично оплачено. Впрочем, по словам той же Ангелины, как бишь ее, Васильевны, что-то у них должно было решиться в течение двух-трех дней. Вот приедет американец и... А что «и», покажет наблюдение...
Пока же – пустышка. Хотя и любопытная.
Следующие два дня не принесли ничего нового.
К восьми утра к большому академическому дому на улице Вавилова подавалась сверкающая лаком темно-синяя машина – «Вольво-960», из подъезда появлялся подтянутый, молодцеватый академик, шофер сам открывал ему заднюю дверь, и они уносились в Химки, где находилось НПО «Мосдизель». Вероятно, не так уж и плохи у них дела, если директор ездил на такой дорогой и неэкономной машине. Да и внешний вид его вовсе не свидетельствовал об аскетизме, о бессонных ночах, отданных науке. Был академик высок, строен, розовощек и вообще имел вид спортивный и хорошо ухоженный. По некоторым данным – о чем, кстати, почему-то умолчала жена, – увлекался модным нынче теннисом и играл довольно-таки неплохо. Казалось несколько странным, что при такой внешней форме, да и возраст невелик – пятьдесят три далеко не старость, – Самарин не одаривал супругу положенной ей мужской лаской. Ведь и она была совсем не старухой, и внешностью обладала весьма привлекательной, вот разве что характер прямой и бескомпромиссный, а тут недалеко и до сварливости. Впрочем, кто их разберет, эти академические семьи, где черную икру, поди, ложками жрут, на дорогущих автомобилях раскатывают – мадам, между прочим, приезжала в «Глорию» на новенькой «тойоте» и сама за рулем сидела, – а сами у себя даже элементарного порядка навести не могут...
Примерно в это же время, то есть в начале девятого, из многоэтажки на Кутузовском проспекте выходили Роберт Павлович и Ангелина Васильевна Нолины, и служебная тридцать первая «Волга» увозила их в сторону МКАД, а там по кольцевой все в те же Химки. Супруги выглядели несколько комично – сутуловатый, невысокий муж и рядом с ним этакая роскошная кобылка, туго обтягивающее платье которой вполне могло быть и подлиннее. Первое впечатление – постаревший папаша с рослой дочерью-акселераткой. Она заботливо поддерживала его под руку.
«М-да... – осуждающе покачивал головой Филя Агеев, следующий за ними в «Ладе» девяносто девятой модели, в то время как Щербак сопровождал академика на разъездной «девятке», – за причинами далеко ходить не надо... Обычная история...»
Но почему же так старательно отрицала свои возможные связи с академиком эта дамочка с откровенно вызывающей внешностью? Наверняка типичные женские уловки. Одного любовника ей не хватает и при этом необходимо сохранять свое лицо?..
Объединение, как и любое закрытое учреждение, было обнесено высокой оградой со всеми необходимыми средствами защиты от проникновения на территорию посторонних – колючкой на растяжках, фонарями, висящими на кронштейнах, и наверняка всяческой контрольной видеотехникой. Во всяком случае, парочку следящих телекамер над широкими железными воротами никто и не скрывал. А о том, чтобы просто так заехать на территорию, где находились несколько типовых зданий, большой ангар и разнообразные складские помещения, и речи идти не могло: требовался определенный допуск.
Но сыщики и не собирались там ошиваться. В конце концов, если директор где-то и проводит интимные свидания со своей сотрудницей, то не в рабочем же кабинете. Для этих целей им вполне могла служить та же дача в Серебряном Бopy, где, судя по словам той же Ангелины, исключался всякий риск, которого так не любила экстравагантная женщина.
А если они оба знали, что ничем там не рискуют, следовательно, помещение чисто. Вот и придется его оборудовать соответствующей техникой. Грязное это дело, конечно, поскольку без очень серьезных оснований никакой суд не даст разрешения на установку подслушивающей и подсматривающей аппаратуры, а значит, все это противозаконно. А в этом случае недолго и лицензию потерять, и никто с тобой вообще разговаривать не станет: это ж только подумать, за кем слежку ведете?!
Оставив Щербака перекуривать и беседовать с охраной института – Николай зондировал возможность своего устройства к ним на службу, – Филипп рванул в Серебряный Бор.
Места уже знакомые. Однако, не теряя осторожности, Филя, прежде чем проникнуть в дом уже известным ему и апробированным способом, все-таки внимательно оглядел и дом, и все остальные пристройки и помещения. Охрана, конечно, имелась, но она занималась в основном ловлей рыбы в Москве-реке и ленивым распитием пивка: урна возле сторожки, напоминавшей увеличенную в несколько раз собачью будку, была полна пустых пивных банок. Понял Филя и почему никакой охраны не было здесь в прошлый раз: вся середина дня уходила у дежурного охранника на послеполуденный кайф. Иначе говоря, либо сидел он на реке, либо крепко спал в своей будке, твердо зная, что в эти часы хозяин здесь не бывает.
И вот, дождавшись, когда сторож – бородатый дядька в поношенных камуфляжных портках и зеленой майке, – забрав удочки, удалился в сторону прибрежных камышей, Филя начал действовать.
Наученный профессиональной осторожности, он первым делом решил убедиться, в самом ли деле чист дом от всяческих «проникновений» со стороны. Если что-то здесь и могло интересовать, то в первую очередь большая гостиная и спальня, где в прошлый раз кувыркались любовнички. Кухонька была крошечная, в ней с трудом разместились бы двое человек. Да и время секретных разговоров на кухнях уже миновало.
Методично, шаг за шагом осматривая помещение и выбирая наиболее удобные точки для установки следящего устройства, Филя нашел два подходящих места: угол в гостиной, где висела на полированной подставке большая голова оленя с ветвистыми рогами, запыленная и с паутинками на кончиках отростков, – их, видать, лет сто уже не касалась рука с мокрой тряпкой и еще столько же не коснется, – и хрустальные бра в спальне. Этих, последних, было четыре штуки – по светильнику на каждую стену. Расположены были бра довольно высоко, и их хрустальные листья, свисающие на золоченых нитях, тоже были пыльными, но это обстоятельство здесь никого не беспокоило.
Филя понял фразу мадам Ангелины о том, что Кикимора не любит сюда заглядывать: верно, женской руки не чувствуется.
Бра включались последовательно от одного выключателя. Плотные ставни делали комнату совсем темной. Но в полной темноте такая дама, как Ангелина Васильевна, вряд ли будет заниматься любовью, вот и в прошлый раз здесь был рассеянный свет. Значит, расчет правильный – камера будет питаться прямо от сети.
Установить и замаскировать миниатюрное устройство было для Фили делом пяти минут. Перейдя в гостиную, он решил то же самое проделать и с головой оленя. Как и в спальне, он придвинул стол, поставил на него стул – потолочки-то о-го-го! – метра под четыре. Забрался Филя поближе к оленю и стал внимательно осматривать его. Правый глаз чучела животного был серый от пыли. Филя передвинулся к левому и... чуть не рухнул со своего сооружения! На него глядел чистенький темный глазок такой же, как у него, миниатюрной телекамеры. Ну, блин!
Филя замер. Потом неслышно слез и передвинул стол, чтобы выйти из сектора обзора. Снова поднялся и стал изучать прибор. От головы шел к сети едва заметный проводок. Но в настоящий момент камера была отключена. Филя с облегчением вздохнул.
Питалась она тоже от электросети, и включение ее производилось довольно хитроумно: для этого достаточно было в одной из комнат просто включить свет. Филя знал эту систему. Предполагал также и кто ее мог тут установить – скорее всего, Федеральная служба безопасности. Получается, не все так уж и просто!
Требовалось принять срочное решение. Ставить в другой глаз свою – можно крепко влипнуть. Подключиться к этой – еще опаснее. И Филя слез со стула, со стола и поставил мебель на свои места. В конце концов, на столе или в креслах в гостиной любовью вряд ли занимаются, для этого имеется другое, более подходящее место. А вот государственные тайны, если таковые решаются в этой гостиной, пусть они останутся на совести тех служб, которые в них и заинтересованы. Сделаем так, чтоб мухи отдельно и котлеты – тоже отдельно. И мы здесь, на рогах, не были и ничего не знаем. С тем Филипп Агеев и покинул слишком уж, оказывается, гостеприимную дачу академика Самарина...
Простое, в сущности, дело – уличить беспечных любовников. Но Денису все не давал покоя многократно упомянутый американец. Оборонка, конечно, и есть оборонка, однако академик Самарин не являлся полностью закрытой фигурой, как еще в недавнем прошлом знаменитые создатели ракетных и противоракетных систем – те же Королев, Челомей или Глушко, как тот же президент Академии наук Мстислав Келдыш, которого разве что весьма узкий круг знал в качестве Главного Теоретика. И Денис отправил своего бородатого компьютерщика Макса пошарить в сети и собрать все, что известно о деятельности Всеволода Самарина. Хорошо бы и то, что неизвестно.
Результаты, даже первые, что называется навскидку, озадачили. Ну академик, один из самых молодых, генеральный директор объединения, хобби – теннис, причем небезуспешное участие в московских соревнованиях, значит, демонстрация своей открытости, частые выезды за границу на оружейные салоны. Однако направление его деятельности совсем не располагало к подобной открытости. Предметом его исследований были энергосиловые установки с принципиально новыми техническими характеристиками на морских и воздушных торпедах. В чем могла заключаться эта принципиальная новизна, имели представление разве что узкие специалисты. Денис себя к таковым ни при каких обстоятельствах отнести не мог. Да и не собирался. По информации Макса, к данным исследованиям прикован пристальный интерес многих иностранных фирм и научных заведений, занимающихся той же тематикой.
И в этой связи особо настораживало Дениса теперь сообщение Филиппа Агеева, обнаружившего на даче академика следящее устройство. И здесь на первый же вопрос имелось два ответа: либо имеет место научно-технический шпионаж, либо господин академик находится под довольно прочным колпаком у наших собственных спецслужб. Камера стоит не первый день, на что указывает довольно приличный слой пыли вокруг. Хотя настоящим умельцам «запылить мозги» ничего не стоит. Филя правильно сделал, что не стал ничего предпринимать в отношении этой неожиданной находки. Но сам процесс слежения за академиком, предпринятый по требованию его эмоционально взбалмошной супруги, мог пахнуть чем-то более серьезным, а возможно, и чрезвычайно опасным, нежели обличительные фотографии самого элементарного адюльтера.
Придя к такому выводу, Денис решил наблюдения за обоими действующими лицами не снимать, но обязательно посоветоваться на этот счет с родным дядей, начальником МУРа Вячеславом Ивановичем Грязновым. Его опыт в делах подобного рода не подлежал сомнению.
В конце рабочего дня Денис позвонил на Петровку, 38, и не вдаваясь в подробности, попросил дядю уделить ему некоторое внимание, иначе говоря, проконсультировать в связи с одной возникшей проблемой, причем довольно скользкой.
Грязнов-старший немедленно воспылал интересом: что ж это за скользкие проблемы возникли вдруг у его родной «Глории»? Но Денис ответил, что, похоже сам того не подозревая, он влез в чужую епархию. И дело, как говорится, может запахнуть керосином. Этого было достаточно. Вячеслав Иванович велел прибыть к нему домой, на Енисейскую улицу, в районе десяти вечера.
– Вот и Саня обещал нынче подъехать. Так что, племяш, не вешай носа, подгребай. О напитках можешь не беспокоиться, на этот счет твой дядька чувствует себя достаточно уверенным...
– Хорошо, буду обязательно, – улыбнулся Денис. И на всякий случай решил прихватить с собой уже «имеющиеся в наличии» материалы, как предупредил Грязнов-старший.
Вячеслав Иванович был непривычно подтянут, поскольку изображать чрезмерную усталость не имел морального права. Двухнедельный отпуск «на водах», проведенный им, похоже, небезуспешно, убрал заметную в последнее время хмурь с лица, заставил распрямить плечи и вернул знакомую всем его друзьям лукавую насмешливость.
Он с удовольствием изображал гостеприимного хозяина, раскладывал по тарелкам закуски, хотя в обычные дни терпеть не мог этого занятия. Нет, зачем же прямо на газете? Можно и в тарелки, но их ведь потом мыть... Обильная трапеза – она для ресторана, а дома можно и... Денис обещал потом лично перемыть всю посуду, чем успокоил родного дядьку.
Первоначальный ритуал был совершен с молчаливым удовольствием: Грязнов-старший, Турецкий и Денис выпили, – после чего беседа естественно перетекла к проблеме, мучающей Грязнова-младшего. И он стал рассказывать. Все с самого начала, со звонка Юры Гордеева, подсуропившего ему такую вот странную клиентку.
И пошло-поехало... Денис показал распечатку досье на академика Самарина, выданную пройдохой Максом, предъявил и фотографии главных действующих лиц, сделанные Агеевым и Щербаком из машин. Выложил на стол кассету с записью разговоров, состоявшихся в автомобиле Махмудика и на даче академика. Выдал имеющиеся уже краткие сведения о самом Махмуде Мамедове, ведущем конструкторе на «Мосдизеле», сведения о его семье – жене Раисе Гасановне, дочках. Добавил и немногие пока сведения об Ангелине Васильевне Нолиной и ее супруге Роберте Павловиче, докторе технических наук, заведующем лабораторией там же, в институте, словом, все, что было на руках.
Турецкий мельком взглянул на фото Самарина и отложил в сторону. А вот фотография Нолиной его явно заинтересовала. Он как-то странно хмыкнул и попросил Дениса описать ее более подробно.
Потом он протянул фото Грязнову и небрежно заметил:
– Взгляни, Слава, никого тебе не напоминает?
Грязнов вздернул брови да так и застыл. Затем осторожно посмотрел на Саню и многозначительно поджал губы.
– М-да... – протянул несколько растерянно. Помолчал и сказал с улыбкой: – А чего это вы там успели понаписать? Послушать-то хоть можно?
– Затем и прихватил, – ответил Денис. – Но в записи интересны лишь начало и конец, а вся середина – это сплошные восклицания. Пособие для стареющего эротомана.
Денис конфузливо хмыкнул, будто сказал о чем-то непристойном в очень приличном обществе.
– Тем не менее, – продолжал уже напряженно улыбаться Грязнов. – Ты не против, Саня?
– Против чего?
– Ну, послушать. И насладиться.
– Давай... – И, отвернувшись, сказал, словно в пустоту: – Полагаешь услышать что-то новое?
Грязнов натянуто рассмеялся и покачал головой:
– Эх, Саня, стареешь, что ли?
– Нет, просто в эротоманы уже не гожусь.
– Не ханжи. Включай, Денис...
Всю кассету прослушали молча. От начала до конца, не делая никаких купюр. Просто пару раз Вячеслав Иванович наполнял рюмки, и они выпивали так же молча, не чокаясь. Наконец лента зашелестела и остановилась.
– Ну что ж, теперь можно и обсудить, – решительно сказал Александр Борисович. – Здесь исключительно свои, поэтому и вещи будем называть своими именами. Вот послушай, Денис, что нам расскажет твой дядька. Только уж ты поподробнее, Слава.
Закончив свой недлинный, но абсолютно честный рассказ, Грязнов закурил и заметил, что все это, конечно, чепуха на постном масле, но у продолжения могут возникнуть самые непредсказуемые последствия. И дело здесь, конечно, ни в какой не эротике, а, как, вероятно, очень правильно и своевременно сказал Денис самому себе, в неизвестном пока американце. И, как опять-таки правильно подметил Денис, делать здесь «Глории» абсолютно нечего. А потому, по его мнению, самое приемлемое и разумное в данной ситуации – это сушить весла. Или, другими словами, как на то указывает практика: что главное в профессии жулика? Вовремя смыться. Но, возможно, у Александра имеются иные соображения?
Турецкий солидно заявил, что это дело, как говаривала в таких случаях покойная Шурочка Романова, бывшая грязновская начальница, земля ей пухом, трэба разжуваты.
А это означало, что он понимает информацию не так однозначно, как его друг Вячеслав, и здесь трех умных голов явно маловато.
– Ты понимаешь, о ком я подумал? – Он посмотрел на Грязнова-старшего.
– А то! – Вячеслав Иванович помолчал и спросил: – Владьку, что ли?
– Кого ж еще, – Турецкий кивнул. – Но это уже совсем другие игры. И, я полагаю, совсем не для Дениса с его архаровцами.
Они оба вспомнили о Владлене Богаткине, полковнике ФСБ, с которым год с небольшим назад раскручивали дело об убийстве американского консула в московской гостинице «Мегаполис» [См. роман Ф. Незнанского «Ищите женщину» (М., 1999).]. Некоторые детали, прозвучавшие в магнитофонной записи, подсказывали, что информация Дениса может представить достаточно серьезный интерес для контрразведчика. Штаты были как раз в его профиле.
– Но торопиться тем не менее я бы не стал, – задумчиво заметил Вячеслав Иванович. – Да и Владлен может еще подождать. Тем более что наши подозрения тоже могут оказаться безосновательными. Бизнесом занимаются все, а кто американец – мы не знаем. А вот за Махмудом, вероятно, придется походить. Не нравится он мне.
– «Не нравится» – это, Слава, совсем из другой оперы, – возразил Турецкий. – Ребятам платят за вскрытие факта адюльтера, а не за шпионские страсти, которых, я согласен с тобой, может вовсе и не оказаться. Хотя оленья башка настойчиво указывает на обратное. Значит, что же? Ни в коем случае не суйтесь под камеру в гостиной. Ну а койка – другой компот. Хотя никто нынче не возьмется утверждать с уверенностью, в каком месте решаются главные дела. Верно, Вячеслав? Вот так, ребята... А вы говорите – пустышка! Не знаю, не знаю...
