11

Телки, которых Калита доставил вчера на «десерт» в гостиницу, Потапу не понравились, и уже за полночь он приехал со своими «быками» в этот ночной клуб.

Калита, сопровождавший их на правах хозяина, уверял, будто здесь самый облом, самые клевые девки Москвы, хотя и самые дорогие. Те, что предпочитают настоящих иностранцев с кредитными карточками и авиабилетами Люфтганзы со свободной датой отлета. Иначе говоря, тех, кто в любой момент может отсюда выбраться сам и увезти с собой. Наши, пусть и с толстыми пачками баксов, интересуют этих сосок куда меньше. Они их не то что боятся, а просто не хотят попасть на субботник, где работать придется долго и бесплатно.

— Вези, — неопределенно сказал Потап. — Там разберемся.

Войдя в клуб, в отличие от сопровождающих лиц, он не подал вида, будто заведение произвело на него сильное впечатление. Братки только присвистывали, переглядывались, подталкивали друг друга локтями и покачивали головами, пялясь на девочек в коротеньких юбочках, танцующих под стереозапись в мерцающих разноцветных лучах в небольшом круге, вокруг которого находились столики.

У девиц были равнодушные лица работяг, ожидающих окончания смены. В стороне на небольшой сцене извивалась у металлического шеста, постепенно оголяясь, молоденькая стриптизерша.

Потап больше рассматривал собравшихся за столиками гостей, в основном тех, кого прежде видел все больше по телевизору, задержался взглядом — на секунду, не больше — на нескольких достаточно зрелых дамах с практически обнаженными бюстами, едва прикрытыми, несмотря на лето, мехами. Дамы курили и щурились на вновь прибывших, как если бы припоминали, где могли видеть их раньше, а если нет, то как они сюда попали, кто их впустил.

И во взглядах обслуживающего персонала можно было прочитать тот же вопрос: это еще кто?

Калита, который был здесь не в первый раз, кивнул кое-кому из присутствующих, мол, все путем, и сел по левую руку от Потапа, поскольку по правую садился только Слон.

— Телки здесь от четырехсот долларов, — сообщил он тоном менеджера. — Приходят сюда с мамками. Те и называют цену. Торговаться не принято. Если какая понравится, нужно подозвать халдея и показать на нее. Он спросит сначала мамку, потом доставит в качестве десерта к столу.

— На подносе? — отпустил кто-то шуточку, и все засмеялись, но Потап только равнодушно кивнул, и братва снова замолчала.

— Какие-то они здесь… неживые, как рыбы вяленые, — сказал Слон, пытаясь угадать настроение хозяина.

— Сикухи, — не сразу, выдержав паузу, согласился Потап, потом указал мощным подбородком в сторону ближайшей матроны с объемным бюстом и распущенными рыжими волосами, которая была не одна, с мужиком, сидевшим к Потапу спиной. — А эта сколько?

— Ее уже сняли, — пояснил Калита. — Не видишь? Заплачено.

Потап с интересом посмотрел на него, вспомнив, что Калитой этого белобрысого инженеришку с институтским образованием прозвали за то, что он захотел объединить под своим началом все славянские группировки, какие только были в Москве и Подмосковье, для отпора черным. Успеха это не возымело — сначала все согласились, но потом, как водится, авторитеты стали выяснять: а почему он, откуда он вообще взялся? И это привело к еще большей раздробленности и раздраю, на радость лицам кавказской национальности. Которые, кстати, стали объединяться. Даже азеры с армянами. Выскочке дали понять, где его место, а прозвище так и приклеилось. Теперь Калита ищет, кому дороже продаться. И, похоже, пока остановил свой выбор на Потапе. Хотя тот союзник Бурды, у которого он до сих пор числится в доверенных лицах…

— Тебя не об этом спрашивают! — буркнул Слон, проследив за едва уловимым изменением выражения лица хозяина, для посторонних остававшегося непроницаемым. — Сколько она стоит?

— Не знаю, не приценивался. Думаю, полтыщи, не меньше, — пожал плечами Калита.

— Ниче себе! — восхитились сопровождающие лица и заинтересованно уставились на матрон. — Это за что?

— Их держат для пожилых банкиров, бизнесменов, министров и депутатов, — снисходительно стал объяснять Калита окружавшей его деревенщине. — У кого уже не стоит. Эти бабы ушлые, умелые, тайский массаж знают. Кому хочешь член поставят, хоть жмурику, и как гвоздь из гроба будет торчать. А ты думал, за что им платят? Только зачем она тебе, не понимаю? — спросил он Потапа. — Ты лучше посмотри, сколько сегодня сосок! На любой вкус. Здесь каждую неделю состав омолаживают.

— Сегодня конец недели, мы приехали к самому разбору, — напомнил Дурень, из молодых, тот самый, которому Игорь Ладейников уступил место в самолете и который, как и другие, оставил свою Зинку в гостинице аэропорта отсыпаться, еще раз пожалев, что потащил с собой в столицу. (Верно сказал Потап — в Тулу со своим самоваром.)

Потап строго посмотрел на Слона, тот отрикошетил его взгляд в Дурня. Дурень смиренно замолчал.

— И потом, здесь не аукцион, — назидательно проговорил Калита. — Раз ее сняли — с другим сегодня не пойдет. Таковы правила.

— Всегда бывают исключения, — возразил Потап, не отрывая тяжелеющего взгляда от понравившейся ему дамы. — Для таких, как я. Вопрос, с кем она. И кто у нее здесь «крыша».

— Это другой разговор, — согласился Калита. — Мужика со спины я пока не узнаю.

— Так узнай, — непреклонно сказал Потап. — Узнай и доложи.

Между тем подошел халдей с подносом и аккуратным фирменным блокнотиком.

— Будете сейчас заказывать или сначала посетите наше казино? — спросил он.

— Сначала мы снимем баб, — ответил Потап. — Каких захотим. А там решим, куда двигать дальше. Вот эта рыжая, к примеру, сколько?

Халдей смешался, бросил короткий взгляд на Калиту: мол, кого ты привел? Тот чуть пожал плечами и опустил глаза, что могло означать одно: я ему уже толковал. Попробуй теперь ты.

— Сейчас не помню, но с ее кавалером лучше не связываться, — предупредил халдей, согнувшись над Потапом. — Депутат Госдумы Соломин Павел Семенович, слыхали про такого?

— Соломин? Да он сперва мой земляк, а уж потом депутат, — откинул голову назад Потап, чтобы увидеть дерзкого халдея. — Я сам за него голосовал. И все, кому приказал, проголосовали, как я велел! Вот сейчас дам слуге народа наказ, типа отступного, чтоб передал мне свою бабу по описи, и сразу разойдемся по-хорошему. Вот так и скажи ему, усек?

— Но у нее тоже все расписано на месяц вперед, только строго по записи, — внушительно добавил халдей. — Поймите меня правильно, мы в нашем клубе стараемся уберечь гостей от унизительного отказа. Я вам лучше принесу фотографии других дам, уверяю вас, они ничуть не хуже Полины.

— А мне плевать на других! — громко повторил Потап, так что от соседних столиков на них начали оборачиваться. — Я эту хочу. Вот пойди к ней и скажи.

Халдей подошел к Соломину, почтительно склонился над его ухом, кивая в сторону Потапа.

— Есть новости, Полина Андреевна, — произнес Соломин, вытерев рот салфеткой, как только халдей замолчал и выпрямился, ожидая приказаний. — Одна плохая, другая еще хуже. Начну с последней. Тебя собираются у меня перекупить.

— Ты с ума сошел?

— Ну почему же? Я не шучу. Вот Славик только что сообщил. Я как раз не против рыночных отношений в области развлечений. Все-таки конкуренция, пиар. Твои котировки только вырастут.

— Это кто? — Полина сначала огляделась, потом недобро сощурилась на Славика. — Ну вас… Разыгрываете, да?

Она махнула рукой, открыла сумочку, откуда достала зеркальце и тюбик с губной помадой.

— Поля, я тут ни при чем, — извиняющимся голосом сказал Славик. — Ты же знаешь, это вообще не в правилах нашего клуба. Я только что все объяснил…

— Славик, все в порядке, можешь не оправдываться, — поморщился народный избранник. — Твое дело доложиться и ждать дальнейших указаний.

— А где он? — снова спросила Полина.

— Если верить Славику, твой новый поклонник сидит прямо у меня за спиной, — ответил Павел Семенович. — Это Потап, мой земляк, преступный авторитет…

— О боже… — вздохнула Полина. — Так, может, нам уйти?

— Он здесь с охраной. И видит тебя в профиль. То есть может по достоинству оценить твой выдающийся бюст, о котором в Думе, с тех пор как увидели тебя со мной, говорят не меньше, чем о бюджете на следующий год.

— Все издеваешься, — проворчала она.

— Сделаем так. Пошли ему томный взгляд, улыбнись на всякий случай, поскольку мне не хотелось бы к нему оборачиваться: это может привести к нежелательным последствиям. А ты ступай, любезный, — обратился он к Славику. — И передай ему, что я хотел бы считать инцидент исчерпанным до того, как он разовьется в нежелательном для него направлении. Это в его же интересах, несмотря на всю его охрану. И добавь, что он меня с кем-то путает, я не сутенер, не биржевой спекулянт. И красивых женщин от своего стола к чужому не отсылаю.

— Браво! — воскликнула Полина, когда Славик с унылым видом отошел от них. — Сразу видно парламентского краснобая.

— Кстати насчет краснобаев. У тебя вчера был мой коллега Голованов? Он меня уже достал своим нытьем. Сел во время заседания рядом и умолял узнать, почему ты к нему столь бессердечна. Я из-за него пропустил реплику министра финансов.

— Не знала, как от него отделаться, — скривилась Полина. — Вот гнус! Год назад читал мне мораль — как, мол, я так опустилась, дошла до такой жизни! А сейчас меня же обвиняет: мол, после нашей первой встречи на жену у него не стоит, я сама виновата, что ему придется подавать на развод, а поэтому я должна выйти за него замуж!

— А что, завидный жених, даже семидесяти нет, не сегодня завтра станет председателем комитета по промышленности и торговле, — усмехнулся Соломин. — Правда, это потом не перейдет к тебе по наследству.

— Пошляк! — бросила она беззлобно. — А тебе не будет жалко, если я выйду за него замуж и мы с тобой больше ни разу не переспим? Ведь если я обзаведусь штампом в паспорте, то близко к себе никого не подпущу из посторонних!

Павел Семенович картинно развел руками — а что делать? Хотя и жаль, если честно. Все-таки лучший бюст Москвы…

— Ну да тебя больше молоденькие интересуют, — сказала Полина, гася тонкую коричневую сигарету в хрустальной пепельнице.

— Зато представляешь, какая информация польется в мои уши полноводным потоком! — даже зажмурился от такой перспективы Соломин. — Вот уж когда я тебя отблагодарю!

— Ну уж нет, — покачала головой Полина. — Тогда, дорогой Пашенька, все! Не мне судить, какая из меня шлюха, но женой я буду преданной. Никаких любовников, никакой платы натурой.

— Запомни. Преданные — это те, которых предали. Ты ведь филологический заканчивала, если не ошибаюсь, должна бы разбираться в семантике…

Она пожала плечами, закурила. И тут заметила, как остановился его взгляд, словно бы он кого-то увидел за ее спиной. Чья-то рука легла на ее плечо, и Соломин резко отодвинулся от столика, чтобы при случае вскочить.

— Слышь, земляк, с дамочкой-то познакомь, — услышала Полина над самым ухом негромкий хрипловатый голос.

Ну вот, подумала она, отдернув плечо и все еще не оборачиваясь, началось. Куда только администрация смотрит? Но только эта мысль пронеслась в ее голове, как рядом выросло несколько местных охранников.

Соломин спокойно посмотрел на соискателя прелестей своей дамы.

— Какие проблемы? — спросил самый высокий из охранников, желтоволосый, со шрамом поперек левой щеки. — Дама занята с другим гостем, неужели не видно? У нас полно других свободных девушек.

— Этих сикух оставь себе, — сказал Потап пренебрежительно, не отводя глаз от Полины. Только сейчас она встала и обернулась на голос земляка Соломина. И внутренне содрогнулась, встретив его взгляд. — Квелые они тут у вас, как горбуша после нереста. На мужиков не смотрят, ждут, когда мужики сами их позовут. А мне за мои деньги нужна только настоящая баба! Сколько бы она ни стоила. Готов ее перекупить.

— Ну так это другой разговор! — Павел Семенович поднялся с места. — Вот это по-нашему, по-алтайски! Только сначала неплохо бы спросить у дамы: захочет ли? И за какую цену. Мне, к примеру, как постоянному клиенту, она всегда делает скидку.

— А мне она бесплатно сделает минет, — парировал Потап. — А вообще-то я, как избиратель, хочу сперва поговорить с моим депутатом, за которого голосовал. Отчет с него потребовать о проделанной работе, ясно?

Все замерли. К ним оборачивались от соседних столиков. Диск-жокей, почувствовав неладное, остановил музыку, подняв голову от клавиатуры. В воздухе отчетливо пахло озоном надвигающегося скандала с поножовщиной, вызовом ОМОНа и бригадой быстрого реагирования с телевидения.

Противники с минуту смотрели друг на друга. Мало кто выдерживал прямой взгляд Потапа столько времени. У Павла Семеновича это получилось. В его глазах было скорее ироническое любопытство: вот он какой, этот «матерый человечище» из Сибири, хотя, казалось, после Гришки Распутина там все давно обмельчали. Потом это выражение сменилось пристальным и неподдельным интересом: вот бы с кем иметь дело!

— Все нормально, — обернулся наконец Павел Семенович к охранникам. — И все свободны. Мы пошутили. А вас приглашаю к нашему столу, — сказал он Потапу. — Только без сопровождающих лиц. Здесь и обсудим вашу проблему.

Потап, подумав, сел рядом с Полиной.

— О боже… — Она беспокойно отодвинулась, физически ощущая мощь его вожделения, смешанного с запахом потного тела. Ее бросило в жар, потом в дрожь. Наконец она встала с места, чтобы пересесть подальше.

— Сядь! — приказал ей Соломин. — Твое время оплачено до утра, верно?

— Могу я отойти в дамскую комнату? — нервно спросила она.

— Не можешь, — жестко ответил Павел Семенович. — Пока не разрешу.

Он по-прежнему не сводил изучающего взгляда с соседа по столику.

— По-моему, вам и без меня хорошо, буду только мешать, — сделала еще одну попытку Полина, продолжая стоять, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

Затаив дыхание, Потап откровенно разглядывал ее тело, казалось от коленей до шеи лишенное костей.

— Сядь, тебе сказали, — негромко и веско уронил авторитет. — Бабки свои получила? Вот и сиди.

— Не обращай внимания. Это ее профессия, — заметил Соломин. — Она держится за это место. А будет выступать — шепну кому следует, и вылетит отсюда в два счета… Знаешь, сколько я отдал сегодня за нее со скидками?

— Ты мне другое скажи: сколько за нее хочешь? — бесцеремонно оборвал его Потап.

Господи, господи, взывала про себя Полина, как я домой хочу! Она уже боялась им противоречить — и тому, и другому.

— Может, познакомимся для начала? — предложила она. — Представь меня своему избирателю, прежде чем вы сойдетесь в цене на меня.

— Верно, — кивнул депутат Госдумы, протянув через столик руку Потапу. — Павел Семенович.

— Александр Григорьевич, — небрежно отозвался Потап, вовсе не собираясь отвечать на рукопожатие. Рука Соломина повисла было над столиком, но он своевременно взял зажигалку, лежавшую рядом с сумочкой Полины, и тем самым избежал непривычной для себя неловкости.

— Мне лично все равно, как зовут тех, кто отдал за меня свой голос, — пожал плечами Соломин. — А Потап — это что, кликуха? — спросил он, сощурившись. — Где-то она проходила, как сейчас помню, в наших ориентировках.

— А ты что, мент? — ощерился Потап.

— Почти. Контрразведка. И твое счастье, что сейчас я здесь в другом качестве, уж ты бы от меня не ушел просто так… Потому и прешь, как танковая дивизия на женский монастырь.

Потап не успел ответить, поскольку к столику приблизился Слон.

— Есть дело, — шепнул он хозяину.

— Срочное? — недовольно сдвинул брови Потап.

— Срочнее не бывает, — подтвердил Слон, окинув Полину откровенным взглядом.

Они отошли в сторону.

— Насчет пальбы в Домодедове, — добавил он. — Калита мне только что рассказал: это их ребята палили. Они решили, будто в «тойоте» Хмырь сидит, а он Бурде сорок штук задолжал, полгода прятался и был приговорен. У гаишников проверили номер машины. Зарегистрированный, все путем. Знаешь, кто этот жмурик?

— Откуда? — хмыкнул Потап.

— Это Косой, авторитет из команды Урюка. Ты его должен знать.

— Ну знаю. А что он там делал?

— Встречал в аэропорту свою бабу с юга. Два часа ее ждал.

— А не нас?

— Урюк с Бурдой плохо ладят. Пацаны обознались. Теперь заварится каша…

— Это их дела, — оборвал Потап. — Ты только за этим меня звал?

— Вроде Урюк теперь тоже наш союзник, — осторожно сказал Слон.

— Это мне решать, кто на сей момент наш союзник, а кто не наш… — отрезал Потап, теряя терпение. — Значит, Косой не нас встречал?

— Говорю тебе, Косой ждал свою бабу, она прилетела через два часа после нас… Теперь все понял?

— Понял, что Урюку мы до фонаря. Это Бурда проявил уважение, прислал Калиту, и тот встретил честь по чести. Сделал стол. А Косой, выходит, свою бабу встречал? Они же знали о моем прилете… Ты на всякий случай выясни: откуда она прилетела, каким рейсом. И почему он ждал ее два часа? Была задержка или нет? Может, это все — для отвода глаз? Решил посмотреть, кто кого встречает…Может, она и не прилетала вовсе. А приехала на автобусе и прошла туда через зал ожидания с чемоданом, вроде как только что с самолета?

Слон крутил головой, тяжело вздыхал: столько вопросов сразу — не осилить. Хотя все правомерные.

— Бирка у нее на сумке аэрофлотовская, — сказал он наконец. — И на чемодане. И расцеловались, вроде давно не виделись. Загорелая вся, как с курорта…

— Я тебе таких бирок знаешь сколько натяну? И на чемодан, и на нос, и на жопу. И с какого такого курорта прилетают в Домодедово? Это тебе не Шереметьево-2, понял? И даже не Внуково. А Крым у здешних марух уже не котируется… Им, сучкам, теперь Италию с Испанией подавай… Все равно лучше проверить, что-то здесь не сходится, как ремень на пузе после кабака. Вот и разберись.

— Все понял, — смиренно отозвался Слон.

Потап смерил его взглядом. Когда-то он поставил Слона, как своего человека, над бывшими ментами, уволенными по сокращению и сразу попавшими под его, Потапа, пристальное внимание. Стоило им, нигде не работающим, с кучей детей, предложить хорошие бабки, как сразу на все согласились. Но братве это не очень-то понравилось: один из бывших ментов в свое время посадил пару-тройку из бригады, другой кое-кому пересчитал зубы на допросах… Сейчас они, по сути, предают своих прежних коллег, оставшихся в органах, — возможно, из чувства зависти. Как бы не предали снова, едва только запахнет жареным. Вот и пришлось поставить над ними Слона — личного телохранителя, проверенного в деле, лучшего угонщика в Барнауле (из угнанных им иномарок братва составила свой автопарк), возвысив его над другими братками, что тоже мало кого обрадовало. Вслух этого никто не произносил, но Потап сразу усек недовольство, скрываемое до поры до времени.

Он нетерпеливо, как это делал не раз в продолжение разговора, взглянул со стороны на Полину. Она привлекала его все больше. С какой стороны ни посмотришь, все бы, кажется, отдал за ночь с такой женщиной. Переспать и умереть… Или в Барнаул ее забрать, что ли? Нинка, сожительница, ей глаза выцарапает. С местными шлюхами она примирилась, эти шалавы ей не ровня, в подметки не годятся, а такую холеную и цветущую, — нет, ее Нинка не простит. Не гарем же, в самом деле, заводить. Все-таки он православный человек, на церковь жертвует, могут не так понять.

— Потом договорим, — сказал Потап Слону и направился обратно к столику Соломина.