Книга: Игра на опережение
Назад: 17
Дальше: 19

18

 

Любезнова проводили в кабинет вице-премьера, где Анисимов встал ему навстречу, протянув руку для рукопожатия.
— Добрый день, Леонид Анатольевич, присаживайтесь…
— Здравствуйте, Петр Сергеевич, извините, если отнимаю время.
— Что делать, о проблемах СМИ нам надо постоянно напоминать… — развел руками вице-премьер. — Хотя, признаться, я не совсем понял из нашего телефонного разговора, чем я-то могу помочь вашему изданию, которое я всегда и с удовольствием читаю? Профиль ведь не мой. Или в Минпечати вам в чем-то было отказано?
Любезнов глубоко вздохнул и с сожалением посмотрел на Анисимова. Неужели этот обаятельный, доброжелательный умница не догадывается и до сих пор не понимает либо не желает понимать, что, согласившись на этот пост после смещения Забельского, он приобрел себе могущественного врага? И теперь у всех на виду их отношения? Каждый его шаг, каждый его поступок, жест и слово могут, как в той ритуальной полицейской формуле, быть обращены против него?
— Что вы так на меня смотрите? — улыбнулся Анисимов, взглянув на часы.
— Вы очень спешите? — спросил Любезнов.
— Да, я сегодня приглашен на прием в английское посольство, все-таки день рождения королевы. Самому не хочется, но кому-то надо отбывать эту протокольную повинность… Еще надо заехать за супругой. Я вас слушаю, говорите.
— Петр Сергеевич, разговор касается целиком только вас. И потому он сугубо конфиденциальный и останется между нами.
— Слушаю, слушаю…
— В мои руки попал один материал, касающийся вашей частной жизни… — Редактор пристально смотрел в глаза вице-премьеру. Неужто не понимает, о чем идет речь? Или уже научился держать себя в руках и не подавать виду?
— Ну… И что? — спросил Анисимов.
— Начну издалека, чтобы вас подготовить к тому, что собираюсь вам рассказать… — вздохнул Любезнов. — Все ведь знают, где и когда вы перебежали дорогу Григорию Ивановичу Забельскому.
— Ну что вы… — Анисимов откинулся на спинку кресла. — Не могу сказать, чтобы мы дружили, но, как мне кажется, наши отношения не выходили за рамки… И он мне помогал освоиться на его посту. Никогда мне не отказывал. Да вот же недавно совсем была показана по его каналу РТВ передача о моей семье!
— Он сам просил вас о том, чтобы сделать передачу о вашей семье?
— Да… И о чем это говорит? Конечно же он лично ко мне обратился и был очень любезен. До этого, я знаю, у них снимали и потом показывали других наших министров и депутатов, точно так же, в кругу семьи, и просьба всегда исходила от продюсеров программы.
— Большой же чести он вас удостоил. Ничего не скажешь…
— О чем вы? — не понял Анисимов. — Мы потом всей семьей смотрели. Правда, в видеозаписи, поскольку я прихожу домой поздно… И нам понравилось. Там все было сделано деликатно, тонко, с легкой иронией. Честное слово, никогда еще не видел себя таким… Так все-таки, Леонид Анатольевич, почему и откуда возник у вас этот вопрос, по которому вы решили меня навестить?
— Я не сам приехал, — сказал Любезнов. — В смысле не по своей воле. Меня к вам прислал, в качестве парламентера, тот самый Григорий Иванович, о котором вы только что так хорошо говорили. Меня, знаете ли, он тоже в свое время удостоил высокой чести… И я попал в расставленный им капкан… А, ладно, — махнул он рукой. — Не обо мне сейчас речь. Дело в том, что Григорий Иванович лично попросил вас сняться для своего канала, как только в его руки попала одна видеозапись, запечатлевшая вас в некоем ночном клубе с Олей Замятиной, племянницей Корецкого Ильи Михайловича.
Редактор говорил, стараясь не смотреть на вице-премьера. Но, замолчав, все-таки не выдержал, взглянул. И, к своему удовлетворению, увидел: Анисимов не испугался и, похоже, оправдываться не собирался. Его лицо окаменело, глаза ввалились, только на обтянутых гладкой кожей скулах непроизвольно заходили, задвигались желваки.
— Только не надо мне ничего объяснять или передо мной оправдываться, Петр Сергеевич! — прижал руки к груди Любезнов. — Я сам эту кассету видел. Он мне ее специально показал. И если он смонтирует и покажет — сначала вы в кругу семьи, а потом вы же на тайном свидании с любовницей — и все, включая вашу супругу, увидят и услышат, о чем вы там разговариваете, все однозначно оценят происходящее. На этом и строится его расчет.
— Вы узнали ее? — спросил Анисимов.
— Да. Но не это важно. Поймите меня правильно, Петр Сергеевич, при всех моих к вам симпатиях: ваш разговор с Олей Замятиной воздействует похлеще любых постельных сцен. Ибо здесь — неподдельное, искреннее чувство. И потому это тем более воздействует на телезрителя. Здесь Забельский, как опытный интриган, все верно рассчитал. Я повторюсь: сначала он вас вознесет в глазах телезрителя как прекрасного человека и семьянина, а потом сбросит с этого пьедестала, продемонстрировав на всю страну эту тайную видеозапись, если…
— Если? — наклонил голову вбок, как бы прислушиваясь, Анисимов. — Кажется, я начинаю понимать, в чем состоит его условие. А какой ваш интерес в этом шантаже? — сухо спросил Анисимов. — Почему вы согласились принять участие в этом бесстыдстве?
— Вы правы. — Любезнов поднялся с кресла. — Это самое настоящее бесстыдство. Я виноват перед вами, но прежде всего перед собой. И своими близкими, когда поддался его шантажу.
— Вас он тоже в чем-то уличил? — спросил Анисимов, продолжая сидеть в той же позе, но и не приглашая гостя снова сесть.
— Я взял у него беспроцентный кредит, чтобы выкупить дом в дачном поселке Чижи, который он основал. Там много таких, как я…
— И у всех беспроцентный кредит?
— Вы правильно поняли… У всех нужных ему людей.
— Чего он от меня хочет? Да вы сядьте, не стойте.
— Он мне не сказал. Но я, кажется, догадываюсь. И вы тоже. Возможно, речь о выставленном на Торги «Телекоминвесте», где вы будете председательствовать. И он хочет, чтобы вы ему подсудили.
— Иначе?
— Откуда мне знать, — опустил голову Любезнов. — Вы человек молодой, плохо помните то время, время эйфории от дарованной нам сверху свободы! За что теперь мы расплачиваемся… Тогда мы были пьяны и слепы от открывающейся перед нами новой жизни и новых возможностей. Мы думали о себе и о других лучше, чем есть на самом деле. И кое-кто сумел эффективно воспользоваться нашей благоглупостью… И сесть нам на шею. Извините, я лучше пойду. Спасибо за вашу честность и прямоту, за то, что я устыдился своей роли в этом грязном деле. Но хочу вас предупредить: Забельский ни перед чем не остановится! Он обязательно снова повторит передачу о вашей семье, а потом покажет вас в обществе Оли Замятиной в интимной обстановке… И обоснует это тем, что мы живем в свободной стране, и потому общественность имеет право знать, кто нами руководит — люди с двойной моралью! А уж если я потом не дам в своей газете рецензию об этой инсценировке… Он меня и мою семью просто раздавит. Это его подлинные слова. Он сделает это, поверьте, если…
— Если? — как эхо повторил Анисимов. — Опять же если контрольный пакет «Телекоминвеста» не попадет в его карман? Он это хотел мне передать через вас? Я правильно понял?
— В общем, да. Думаю, на самом деле он метит выше. Он рассчитывает, что сработает эффект домино. Упадете вы, за вами упадет правительство. И он по-своему объяснит широкой общественности причину. И предложит свой вариант правительства президенту.
— Я сам подам в отставку, — решил Анисимов и поднялся с места. — Как только проведем эти торги, сразу же и подам. А сейчас, извините, мне надо ехать.
— Если ему не дать понять, что вы приняли его условия, он покажет видеозапись еще до торгов. Все-таки вы плохо представляете, с кем имеете дело.
— Посмотрим! Спасибо, что предупредили. Чего-то такого, признаться, мне бы следовало ожидать, — добавил он глухо. — А разве вы, Леонид Анатольевич, не едете туда же на прием? Я видел списки приглашенных. По-моему, вы там тоже есть. Я вас подвезу.
— Спасибо, действительно, я там тоже есть. Но я поеду на своей редакционной машине, она меня ждет.
Они вместе вышли из кабинета, прошли секретариат, вышли в коридор.
— В своей газете я не буду публиковать материал об этой гнусной истории, — глухо сказал Любезнов. —Пусть изгоняет из своих Чижей, наплевать. У меня еще есть двухкомнатная квартира, переживем.
— Кстати, Забельский там тоже будет, — напомнил Анисимов. — И придется делать вид, будто я… Я что, ничего не знаю? Черт, даже не знаю, как теперь себя с ним вести. С подлецами как-то не приходилось, знаете ли… Может, посоветуете?

 

В английское посольство они приехали по отдельности, в разное время. Анисимов с женой, Любезнов один.
Григорий Иванович скользнул внимательным взглядом по лицу Любезнова, потом, широко улыбнувшись, устремился навстречу вице-премьеру, которого жена держала под руку.
— Вот кого я давно не видел! Здравствуйте, молодые люди! Мне мои телевизионщики говорили, что вы на редкость очаровательная и телегеничная супружеская пара. Мол, таких, как вы, у нас еще не было! И вот я сам в этом убедился… Ну как, вам понравилась передача? Мне — очень.
— Вы знакомы? — спросил Анисимов, представляя супруге Забельского. — Аня, это Забельский Григорий Иванович, собственной персоной… Жена моя Анна Семеновна.
— Очень приятно, — улыбнулась Анна Семеновна, подав руку Григорию Ивановичу, которую тот галантно поцеловал. — Вы не обращайте на Петю внимания. Когда он устает, он всегда не в духе.
— Смотря что или кто меня утомляет, — пожал плечами Анисимов. — Григорий Иванович, мне тоже весьма понравилось, как это было сделано. Чувствуется рука мастера. А сейчас нас извините, у меня здесь намечена деловая встреча… Пойдем, Аня, я познакомлю тебя с мистером Симмонсом… Еще увидимся.
Они отошли, и Григорий Иванович с некоторой грустью посмотрел им вслед. Потом обернулся и увидел стоявшего здесь же неподалеку Илью Корецкого, в чьей благородной лысине отражался свет хрустальной люстры.
— Илюша! — развел руки Григорий Иванович, изображая несказанную радость. — А почему ты один? Где твоя очаровательная племянница?
— Гриша! — еще громче отозвался Корецкий, так что все обернулись в их сторону. — Олечка сейчас далеко отсюда, она в командировке, выехала в Чечню, хочет снять репортаж о спасенных тобой солдатах российской армии…
— Что ты говоришь… Что ты говоришь… — покачал головой Забельский. — Как жаль, что я не увидел ее, нашу красавицу… Я же помню ее девочкой, вот такой… — Он показал рукой от пола. — Представляю, как она бы сейчас блистала! — Он обвел рукой зал. — И всех бы затмила, так что мужчины забыли, по какому поводу сюда пришли… Неужели в Чечню, в самое пекло?
— Нет, конечно. Сначала они с группой обоснуются в Дагестане, там безопаснее… Ты хотел мне что-то сказать?
— Отойдем, есть приватный разговор… — вздохнув, шепнул Забельский и снял пару бокалов с шампанским с подноса у ближайшего лакея.
— Будем пить за здоровье ее величества или как? — поинтересовался Корецкий, когда они отошли к камину, где было меньше народу.
— Сначала за встречу, — хмыкнул Григорий Иванович. — А уж потом за здоровье царствующей особы, благодаря которой мы сейчас можем не изображать борьбу нанайских мальчиков на потеху широкой публике, а поговорить, как два давно знающих друг друга человека, чьи интересы когда-то сходились…
— Это было золотое время, — вздохнул Корец-кий. — Хочешь сказать, что, когда мы выйдем из посольства, наша нанайская борьба начнется сначала?
— Непременно, — кивнул Забельский. — А как иначе?
Он достал из внутреннего кармана фрака несколько листков тонкой бумаги.
— Что это? — заинтересовался Корецкий.
— Вернее, кто это, — поправил Забельский. — Это донесения на твою персону в мой адрес со стороны небезызвестного начальника третьего отдела ФСБ господина Агеева.
— Меня не интересуют всякие сплетни обо мне, — поморщился Корецкий. — Гриша, скажи прямо то, что ты хотел сказать.
— Я одно хочу сказать, Илюша! Не будь идиотом. Эта дезинформация в нашем узком кругу успеха не имела. Слишком бездарна. Тебе ведь он тоже стучит на меня, как дятел. Причем каждый день, но это он делает уже не с моего ведома и не с моей подачи. И помолчи; пока я не закончил. Я одно хочу спросить: нам с тобой это надо? Он несет мне дезинформацию о тебе, а тебе — информацию обо мне, но высосанную из собственного пальца, что, по существу, все та же дезинформация… Можем мы с тобой заключить конвенцию о недопущении к своему уху этого бездарного двойного агента ноль-ноль?
— Но если ты обо мне так думаешь…
— Илюша, милый, не надо лишних слов! — прервал его Забельский. — Ничего страшного, мы с тобой, как две великие державы, ведем друг против друга разведку. Ведем, ну и что? Это нормально. Главное, чтобы наши разведчики, даже если они двойные агенты, не были столь бездарны. Поэтому давай воспользуемся нашим водяным перемирием, которое мы только что заключили по случаю дня рождения ее величества. У нас и так мало времени. Так да или не да?
— Заметано, — отрывисто, глядя в сторону, сказал Корецкий. — Ты только это хотел сказать?
— Нет, я еще хотел тебя спросить о главном: на какой пакет акций «Телекоминвеста» ты претендуешь? На контрольный или блокирующий?
— Там посмотрим… — Илья Михайлович теперь глядел Забельскому прямо в глаза. — А ты?
— Это зависит от того, как договоримся, — неопределенно сказал Забельский. — Или заранее найдем компромисс, или так столкнемся лбами, что одни вздрогнут, а другие свалятся с пьедестала.
— Загадками говоришь… Или ты так теперь угрожаешь?
— Только предупреждаю, — поправил Григорий Иванович. — У меня есть материал на Анисимова и твою племянницу, который по твоему заказу сделал Агеев и сдал его мне.
Корецкий тоскливо смотрел по сторонам, не отвечая.
— Гриша, еще раз: сколько тебе надо? — наконец спросил он.
— Неужели ты дашь мне столько, сколько я попрошу? Считаешь, что холдинг у тебя в заднем кармане брюк? Вместе с правительством?
— Вот ты о чем! — рассмеялся Илья Михайлович. — Ты лучше оглянись и посмотри, сколько народу сейчас за нами наблюдает. И всерьез думают: там стоят два человека, которые вершат судьбу России… Смешно.
Он сделал приветственный жест наполненным фужером в чью-то сторону. Потом поклонился в другую.
— Так ты не ответил мне…
— Иди в жопу, Гриша, — сквозь зубы, с чувством и напряженно улыбаясь кому-то, ответствовал Корец-кий и отошел, не оглядываясь, в сторону.
…Вечером, вернувшись с приема в английском посольстве, Забельский позвонил Ансару:
— Ансар, дорогой, у меня мало времени, поэтому постараюсь покороче. Появилась возможность заработать столько, сколько запросишь.
— Неужели… — хмыкнул Ансар. — А что, как, где…
— Не по телефону. Скоро сам все поймешь. Это твой шанс. Других не будет. Или ты получишь все, что от меня требуешь, или ничего у нас не получится!.. И тогда я умываю руки, предупреждаю сразу.
— Да понял я, Гриша, все понял… Какой-то ты загадочный стал.
Назад: 17
Дальше: 19