35
Коля почесал содранную коленку. Вот уже полчаса он сидел в этом кабинете, в кожаном кресле, которое противно липло к голой коже на ляжках — брюки бы, а не шорты, и сидеть было бы хорошо, мягко — он совершенно проваливался в это большое кресло. Пока ему все нравилось: и хозяин кабинета, и чай с сушками, которые были такие крепкие, что от них болели зубы, и интересные штуки на столе — телефон с рогульками, степлер, папочки в прозрачных обложках, и картинки на стенах, а особенно то, что слушали его здесь внимательно, как взрослого, разговаривали уважительно и все записывали. Коля был горд. Он и сам в глубине души считал себя абсолютно взрослым и опытным — недаром он столько шлялся, везде был, все видел, чего с ним только не происходило! И разве не он вывел из логова преступников Соньку, вон она сидит, глазами хлопает, сомлела от горячей еды, которой их тут накормили… Без него она б пропала, это точно! Что с нее взять. Девчонка…
Вячеслав Иванович Грязнов сидел вечером в своем кабинете на Петровке, 38, не ожидая ровным счетом никаких незапланированных происшествий. Скоро уже должен был наступить конец рабочего дня, тянувшегося так долго, так медленно. Несколько дел, бывших в ведении Вячеслава Ивановича на данный момент, совершенно от его активности не зависели — ему оставалось только присутствовать в кабинете на всякий случай и наблюдать, как постепенно развиваются события.
День выдался теплый, кабинет приятно нагрелся, было по-домашнему хорошо и скучно. Можно было бы почитать газету, спуститься в кафе или вообще уйти с работы пораньше, но Вячеслав Иванович придавал мелочам огромное значение, более всего на свете ценил пунктуальность и серьезное отношение к своим обязанностям. Этого он всегда требовал от подчиненных, того же старался придерживаться сам, чтобы вообще иметь моральное право что-то с кого-то требовать. Сотрудники знали за ним эту слабость, и потому дисциплина во вверенном Вячеславу Ивановичу заведении была на высоте, чем он втайне гордился.
Итак, он сидел в своем любимом кожаном кресле, в котором так приятно тонуло расслабленное тело — единственная потачка собственным слабостям и старым костям, — и, сложив руки на животе, практически дремал, прислушиваясь к мерному городскому шуму за окном, напоминающему шуршание морской раковины.
Из дремотных раздумий его вывел мелодичный звонок местного телефона, стоящего на столе прямо у него под носом. Еще прежде чем проснуться окончательно, генерал автоматически взял трубку и произнес дежурное:
— Грязное слушает!
— Вячеслав Иванович! — раздался на том конце провода голос помощника. — К вам тут… дети!
— Пропустите… — сказал Грязнов, медленно избавляясь от остатков сна, туманивших его мозг, и одновременно вспоминая, что где-то он слышал эту фразу — «пустите детей приходить ко мне»… И только потом, резко выпрямившись в кресле, переспросил: — Постой, Саша, я тут задремал, извини… Не мог бы ты еще раз повторить, мне со сна бог весть что почудилось…
— Вячеслав Иванович, — повторил Саша извиняющимся голосом, — к вам дети…
— Кто?! — изумился Грязнов.
— Два… двое. — Помощник с помощью интонации пытался передать начальнику, что он здесь совершенно ни при чем, как ему сказано, так он и докладывает, — два гражданина юного возраста, по пятнадцать лет, вернее, гражданин и гражданка… Хотят говорить только с самым что ни на есть главным начальником МУРа. — Произнося последнюю фразу, Саша подпустил юмору, приглашая Грязнова рассмеяться, но Вячеслав Иванович был настроен чрезвычайно серьезно и смеяться над детской наивностью вовсе не собирался. — Разрешите доложить, — подпустил в голос интимности Саша, — дело, кажется, серьезное… Я тут их немного поспрашивал, хоть они и отнекивались…
— Ну что ж. Веди их ко мне…
Положив трубку, Вячеслав Иванович встал, потянулся, хрустнув суставами, прошелся по кабинету, чтобы немножко размяться. Вскоре дверь кабинета чуть скрипнула, приотворилась и так замерла.
— Заходите, заходите, — приветливо сказал Грязнов в сторону двери. — Пожалуйста!
В дверь просунулась остриженная голова мальчишки с грязными разводами на щеках, любопытные глаза обшарили кабинет и внимательно осмотрели начальника. Затем парень, решив, видимо, что жизни его ничто не угрожает, прошел в кабинет и встал, переминаясь, а за ним вошла и остановилась у двери белобрысая девочка.
— Смелее! — Грязнов сделал приветственный жест. — Проходите, не стесняйтесь. Я совершенно нестрашный. Разве что с виду…
— Да мы вас и не боимся… — сказал гость, шмыгнув носом.
— Так чего ж у двери стоите?
— Так… А вы действительно самый главный начальник? — спросил недоверчиво мальчик.
— Правда.
— Самый-самый?
— Пожалуй, что главнее меня никого нет в этом здании… Хочешь проверить мои документы?
Так как парнишка не улыбнулся, а лишь опять шмыгнул носом, генерал, ухмыляясь про себя, достал из кармана удостоверение МУРа и протянул мальчику. Мальчик внимательно изучил удостоверение, исподлобья взглядывая на Грязнова, как это делают таможенники на вокзалах. Вид у него стал гораздо более свободный, словно он все опасался чего-то и вдруг успокоился.
— Тогда нам надо с вами серьезно поговорить. У нас для вас важные сведения, — сообщил посетитель.
— Ну так, — сказал Грязнов, забирая у парня свое удостоверение, — теперь, когда вы знаете, что меня зовут Вячеслав Иванович — а для некоторых и дядя Слава, — сказал он, строго и свысока поглядев на детей, — неплохо бы и вам назвать свои имена и присесть, чтобы нам было удобно беседовать.
— Николай, — сказал мальчик, — А она вот — Соня.
— Очень приятно, — отреагировал Грязнов, — хотите чаю?.
Он нажал кнопку и попросил секретаршу принести два стакана.
— Ну-с… — Генерал приготовился слушать, но гость его уже отвлекся.
— Ух ты! — воскликнул он. — Ну тут у вас и кресло!
— Хочешь в нем посидеть? — спросил Грязнов.
Парень кивнул.
Вот так и случилось, что беспризорник Коля, болтая ногами, сидел в кресле начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, а сам генерал расположился при нем на стуле для посетителей, приготовившись слушать. Скромная, стесняющаяся незнакомых людей девочка Соня отошла и села в уголок на диван, дуя на горячий стакан и держа его обеими руками.
— Так что вас привело ко мне, Николай, — спросил Грязнов, — надеюсь, не пустое любопытство?
И тут Николай вздохнул тяжело, отставил стакан и принялся рассказывать:
— Ну, значит, так… Сам я немосковский, издалека… Бродяжу туда-сюда, в Москву часто к вам приезжаю — больно мне город ваш нравится, жить здесь хочу; вот вырасту и непременно в Москве жить буду. Вот… Ну и, короче, на вокзалах-то не очень, там и бомжи пихают, и ваш брат — милиционер… Вот, и так было, что я уже два дня не жравши — ну таскал из помойки у забегаловок ништяки… остатки в смысле, только там народ голодный подобрался — мало что оставляли, так, засохшую корочку в кетчупе… Я уж думал — все, или дуба дам, или украду чего, больно домой возвращаться не хочется. Ну и вот подваливают ко мне два типа в шляпах, аккуратные такие, типа того что — жрать, наверное, хочешь, пойдем, мы тебя на халяву ужином накормим. Ну я ж не дурак, знаю, что бесплатный сыр в мышеловке, и спрашиваю: а что мне нужно будет делать? Ну а они: ничего, мол, может, пару фотографий с тебя сделаем… Ну, думаю, с фотографий с меня не убудет… Вот, и привезли меня на квартиру, я сперва идти не хотел, потом подумал: авось не убьют… Действительно, ужином накормили, картошка там, хлеб, огурцы, потом еще заставили ванну принять — ты, говорят, грязный… Я уж думаю: усыновить они меня, что ль, хотят? Да не, не похоже было. И что интересно — типы такие модные, красивые, а квартирка так себе, вонюченькая, хоть и большая, дряни там всякой полно, лестницы какие-то старые, газеты на полу… Правда, техника: видак там, телик, и еще какие-то такие штуки к потолку прикручены, лампы большие в фольге, когда горят — очень жарко от них. Только одна комната и есть хорошая, и то напоказ — они там кино снимают, это они мне, значит, сказали… Ну вот, а потом спать меня отправили.
Уже в первые пять минут Грязнов нахмурился, потом вообще помрачнел как туча, потом прервал рассказчика и спросил:
— Может, есть хотите? — и распорядился принести поднос с обедом из столовой.
— Ну вот так я и попался, — рассказывал между тем Коля, болтая ногами, — иногда приводили каких-то наших… В смысле молодежь, — пояснил Коля. — Но мне сперва понравилось — не на вокзале ночевать, думаю, перебьюсь как-нибудь, поосмотрюсь… Ну и потом тоже ничего было, иногда смешно. Фотографировать меня не стали, а вот в кино хотели снимать. Правда, не сняли… Да какое там кино — глупость одна. Камерка маленькая, они с руки ею снимают, а потом смотрят в окошечко, что получилось. И снимают-то такое, что сказать стыдно. Я бояться стал — думаю, а ну как они сумасшедшие? Нет, гляжу — не сумасшедшие. Просто им за это бабки текут, от тех, кто это кино покупает; а вот те, я так понимаю, точно сумасшедшие… Ну а мне какой интерес на потеху психам плясать?
Ну а потом надоело — глупости все это, думаю. Ну мы и сбежали с Сонькой… Она вообще ничего, хоть и девчонка, не трусиха какая-нибудь, только молчит много, но я уж привык. Даже хорошо — другие девчонки, бывает, все время трещат, так что голова звенеть начинает…
— Сколько человек было в квартире? — спросил Грязнов, доставая лист бумаги из ящика стола, откручивая колпачок ручки и внимательно слушая мальчика.
— Да всего два, еще иногда тетка приходила, большая, голос такой еще громкий, вот она всех гоняла-то!
— А зовут их как, ты знаешь? Внешность описать можешь?
— Да могу, но вот зовут как… Они и по именам-то друг к другу не обращались. Щербинин, кажется, одного звали. Другого Авербух… И Мотя…
«Мотя, — автоматически отметил Грязнов, — где-то я уже слышал это имя совсем недавно…»
— А как обращались?
— Да нормально… Они за нами и не смотрели почти. Я так понимаю, у одного денег было меньше, а у другого больше. Вот он и шумел… А вот тетку я помню, зовут Лейла.
— Ну и что, что-нибудь необычное делали с тобой? — осторожно спросил Грязнов, чтобы не испугать и не задеть мальчика.
— Да нет, — пожал плечами мальчик и цинично усмехнулся, — не успели… Вы зря думаете, что я маленький, — пояснил он важно, — я с десяти лет из дому бегаю, меня все ловят и отправляют обратно, а я опять…
— Что, так плохо дома? — поинтересовался генерал сочувственно.
— Да не очень. Отец пил, дрался… Пока не посадили… Ну сами понимаете. Так что я немаленький, вы не глядите, я уж столько повидал, что не каждый большой, наверное, столько видел. Ну вы, наверное, видели, — примирительно поправился Коля, — вы ж милиционер, да еще начальник… И вы старый…
— Ну спасибо, — усмехнулся Грязнов, — давай рассказывай дальше… Да погоди, что-то у тебя нос прохудился — вот на тебе мой платок пока, он чистый… Рассказывай, я слушаю.
— Ну и вот. Ничего такого… Вообще-то вот что, — сказал он, подумав, — мне-то там ничего было, может, я бы еще погодил бежать, только вот
Сонька плакала. Дядек этих она боялась, по маме скучала. Она говорит, что другая девушка видела, как пацана убили и на пленку сняли… Что ей там делать? Ей и жить есть где.
— Убили? — нахмурился Грязнов.
Соня кивнула. По щеке тут же покатилась слеза.
— Ну ладно, — решил генерал, — мы потом об этом поговорим…
— А Соня туда так же, как и ты, попала?
— Не, ее дядька на улице увел, а потом передумал и этим двум отдал… Она сама рассказывала.
— А фамилия твоя как? — аж привстал Грязнов.
— Бритвина… — прошептала Соня.
— Так ведь наслышаны мы про тебя, Соня Бри-твина! Обыскались тебя твои родители, уже и не чаяли, что ты жива…
Грязнов не имел опыта общения с сиротами. Следовало бы поскорее отправить ее к родственникам — кто там у нее, отец, мать? Пускай сами разбираются…
— Что ж ты с дядей-то незнакомым пошла? — расстроился Вячеслав Иванович. — Тебя разве родители не учили, что с чужими даже разговаривать нельзя? Ребята, вы даже не представляете, как вам повезло. Все это могло кончиться гораздо хуже, ну ничего, это вам урок. Что ж… Спасибо, Николай, за сведения. — Грязнов поднялся и направился к телефону.
— А что вы с ними теперь сделаете? — заинтересовался Коля. — В тюрьму посадите?
— А как же, обязательно… Нет у нас в стране таких законов, чтобы маленьких да слабых обижать, тем более — девочек… Вот вы нам адрес расскажете, и мы сейчас прямо поедем и всех арестуем, — пообещал генерал.
— Ух ты! — У Коли загорелись глаза. — А мне можно посмотреть, как вы арестовывать будете? Стрелять там будут?
— Нет, стрелять не будут, я думаю, — сказал Грязнов, — а вам незачем ехать. Мы уж как-нибудь сами справимся… Так где, ты говоришь, квартира-то?
— А я адрес не помню, — сказал, что-то прикинув, Коля. — Метро помню, а дальше я только так… глазами.
Грязнов посмотрел на Колю с подозрением.
— Что-то ты хитришь… Может, Соня знает?
Но Соня на диване молча покачала головой — не знаю.
— Ну хорошо, Коля, твоя взяла, — вынужден был согласиться Грязнов, — поедем, покажешь адрес. А Соню твою мы тогда сейчас домой отправим…
— Не, — сказала вдруг Соня первую свою фразу за сегодняшний день, — я с Колей…
— Чего — с Колей?
— Я с Колей поеду… — прошептала. девочка и надула губы, готовясь заплакать.
С одной стороны, следовало бы передать ее на руки родителям, и дело с концом. С другой — Грязнов прекрасно понимал, что девочка пережила тяжелый стресс… А к мальчику она привязалась, конечно, такой уж у нее возраст, он для нее сейчас ближе самых близких родственников, так что исходя из соображений пользы для девочки…
— Ну, молодежь, — развел руками Вячеслав Иванович, — и что мне с вами делать? Хорошо, поехали все вместе, только потом, чур, я вас сам, на своей машине, всех развезу.
— Хорошо, — легко согласился Коля, — пожалуйста… Как хотите.
Вызвав группу оперативников, Вячеслав Иванович погрузил детей в служебную машину и сам поехал с ними. Информацию о том, что Соня Бритвина нашлась, жива и здорова, он попросил передать Веронике Сергеевне Дениса.
По дороге пришлось остановиться, потому что Соня захотела внезапно в туалет, и подождать, пока она забежит в «Макдоналдс».
— И чего терпела? — выговаривал ей Коля. — Видишь, задерживаем операцию! На месте не могла зайти… — Видимо, он на правах старшего окончательно взял над девочкой шефство.
— Раньше я не хотела… — оправдывалась Соня.
— Ну давай бегом! — прикрикнул незло Коля, и Соня припустила бегом.
— Какой ты сердитый, — покачал головой Грязнов, — ты на нее не шуми… Ей и так нелегко пришлось.
— Да разве я шумлю? — поразился Коля. — Наоборот, девочек нельзя жалеть, вы что, не знаете — сразу слезы в три ручья; так ей только лучше будет.
— Надо же, какой ты знаток… — удивился Грязнов.
— А то!
Вернулась Соня, запыхавшаяся и смущенная, но довольная.
— Ну, все в порядке? — осведомился Грязнов, глядя в зеркальце дальнего вида. — Можем ехать? У всех все застегнуто, ни у кого живот не болит? Отлично… Поехали.
С небольшим опозданием приехали, и там Коля довольно толково и быстро объяснил адрес. Это оказалось недалеко, в высотке прямо у продуктового рынка.
— Так вот, значит, где у нас располагаются притоны разврата… — протянул Вячеслав Иванович. — А ведь не скажешь… Такой мирный молодой район, мамаши с детьми гуляют, женщины беременные…
Они подошли к дому.
— Вот, здесь это, — подпрыгивал обрадованный Коля, — здесь, да, Сонь, видишь, вот и замок на двери чудной! — Он показал на вращающийся диск домофона — вот здесь девяносто пять надо набирать, я запомнил…
— Наш пострел везде поспел, — удивился Грязнов, — за тобой, оказывается, глаз да глаз нужен.
— А как же! Все думают, что я маленький, ничего не понимаю…
— Угу, а ты, стало быть, маленький и все понимаешь.
Поднялись по лестнице, стараясь не шуметь. Коля указал квартиру, генерал нажал кнопку звонка — никто не отозвался.
— Придется ломать, — озабоченно сказал Грязнов, — что-то тихо у них там… Не нравится мне это.
Приехавшие с Грязновым оперативники аккурат — но высадили дверь плечом. Забежали, держась за оружие, в квартиру, быстро осмотрели все помещение. Позвали Грязнова:
— Заходите, Вячеслав Иванович! Можно!
— И Коле с Соней?
— Им тоже…
Вячеслав Иванович переступил порог. Квартира была пуста. Совершенно пуста. Нет, кое-что осталось — продавленный диван, стул на кухне, старый холодильник, такому только на помойке место, течет, наверное, нещадно, — и все. Ни хозяев, ничего. Даже не верилось, что раньше тут жили.
— А ты не перепутал? — спросил Вячеслав Иванович у Коли. — Точно тут, Соня?
— Да, — сказала Соня, — вон сосна, я ее помню из окна…
— Надо же, какие быстрые ребята… Как они успели? Нет, я понимаю, сами сбежали — это и Коля их мог напугать, — но вывезти всю технику… Ну что, Коля, острые ощущения сегодня отменяются… Не судьба тебе присутствовать при операции задержания.
— Вячеслав Иванович, глядите! — Оперативник подошел, поманил Грязнова за собой — в коридоре за вешалкой обнаружились пустые картонные коробки и две полных — с видеокассетами. — Я думаю, это те самые… Кассеты старые, они их по дешевке приобретали… Видите — с надписями даже — вот тут — «Девочки», вот тут — «Мальчики»…
— Да, — генерал бегло глянул на коробки, — спасибо, ребята, это тогда заберите, приобщите… Ну что, Коля, — повернулся он к мальчику, — что делать будем? Хитрые твои знакомые оказались. Здорово ты им своим бегством досадил. Придется теперь вам опять к нам ехать, будем фотороботы составлять… Погоди-ка…
Зазвонил мобильный телефон. Грязнов отошел с трубкой в угол. Звонил Денис. Вячеслав Иванович рассказал ему все в двух словах…
— Ага, — сказал Денис, переварив информацию. — Если что новое — ты мне сразу звони, пожалуйста, а пока отсылай ее домой, немедленно!
— Хорошо, постараюсь, — пообещал Грязнов.
— Да, тут Лузанский рассказал, где обретается глава порнобизнеса.
— Правда? И кто же это?
— Некая Лейла Ладода.
— И что ты предлагаешь?
— Ехать и задержать ее немедленно.
— Каким образом? У тебя что, есть такие полномочия?
— Будут задерживать оперативники. А мы… подсобим. Но может уйти… Судя по тому, что ты рассказал, они уже начали линять. Так что можем не успеть.
— Понятно… Значит, через полчаса выезжаем.
Грязнов повернулся к Соне:
— Ну что, София, домой тебя требуют. Я тебя передаю сейчас сотруднику, и он тебя отвезет. Хорошо? Пожалуйста…
— А Коля?
— Ничего не случится с твоим Колей, у нас с ним свои мужские дела. Надо в случае чего преступников опознать. Как мы их закончим, он тебя навестит, правда, Коля?
— Точно, — покивал мальчик, польщенный «мужскими делами», — ты езжай, чтобы родители не волновались, а я к тебе завтра же… Зуб даю.
