Торопова и Гудкова доставили в МУР, где их оперативно, но поотдельности допросили Грязнов-старший и Борис Никифоров.

Голованову со Щербаком было разрешено наблюдать этот процесс из-за пресловутого стекла с односторонней видимостью. Сева смотрел, как Вячеслав Иванович вальяжно беседует с Тороповым, а Коля наслаждался допросом Гудкова. Боря Никифоров метал громы и молнии, Гудков их парировал.

Сопоставив через полтора часа свои впечатления, сотрудники «Глории» пришли к немудреному выводу, что задержанные ведут себя как партия и Ленин, то бишь как близнецы-братья. Выражаясь криминальным сленгом, Торопов и Гудков ушли в глухой отказ: они категорически не желали признавать даже факт похищения Ирины Сибиряковой и попытку ее убийства. По словам их обоих, Сибирякова сама первоначально попросила подвезти ее до дома, потом сказала, что у нее нет денег, но она готова расплатиться другим способом, потом передумала, потом заскандалила, в общем, что с нее взять, стервозная баба.

— Они еще не знают, что у нас есть показания Сибиряковой, — злорадно сказал Щербак.

— Ну и что? Их слово против ее слова, вот и все, — отозвался хмурый Голованов. — Для суда это не аргумент.

— Что тебя не устраивает, я не понимаю, — возмутился Щербак. — Когда ты уже будешь доволен? Когда они признаются в причастности к убийствам ученых?

— Вот именно!

— Значит, ждать тебе придется еще долго, — грустно подытожил Щербак.

Вскорости подъехал Денис, выслушал отчет и без особого энтузиазма заметил:

— Все это, конечно, замечательно, но Торопов и Гудков молчат, а организатор, узнав, что исполнители арестованы, начнет обрубать концы.

— Торопов и Гудков заговорят, никуда не денутся, — уверенно заявил Сева. — Не получилось расколоть сразу, расколются постепенно. По похищению и попытке убийства Сибиряковой у нас на них много чего есть. А мотивом для похищения и попытки убийства было заявление Сибиряковой, значит, к убийствам ученых и Эренбурга они отношение имеют.

— У нас есть запись голоса Торопова, который играл психа и пытался всучить нам вместо портфеля Эренбурга сумку с коньками, — добавил Щербак. — Идентификация по голосу — доказательство. У подполковника Мищенко среди вещдоков валяются зубы Гудкова, ДНК-тест — тоже доказательство. Проведем опознание соседкой Эренбургов и пенсионером Ивановым — тоже доказательство. Вячеслав Иванович обещал, что обыски у Торопова и Гудкова будут самыми тщательными. Обязательно еще что-нибудь найдем.

— Не о том речь, — поморщился Денис. — Исполнители — это полдела. Мы рискуем так и не узнать, кто организатор. Вот если бы ваш план удался на все сто и Торопов с Гудковым вначале указали нам на свое начальство, а потом уже взялись похищать и убивать…

— А может, они вообще не в курсе, кто организатор… — предположил Сева. — Мы ведь думаем, что это какой-то важный перец: академик или министр. Он не стал бы светиться перед киллерами и лично раздавать задания. Сами они, насколько мы с Коляном успели разобраться, к научной среде никакого отношения не имеют, в армии воевали, а не оборонные заводы охраняли. Короче, вряд ли их с боссом связывает нежная дружба.

— Я и не говорил, что они указали бы нам на босса. Наверняка есть некое передаточное звено. И это звено для нас ценнее всех — этот человек знает и босса, и исполнителей. И его босс, как только узнает об аресте исполнителей и поймет, что они могут расколоться, его босс попытается уничтожить.

— Почему — его? — возмутился Николай. — Ее, скорее всего. Мы же твердо знаем, что в организации есть женщина. Причем умная женщина. Трудно предположить, что наш главный злодей держит ее для редких, экстренных случаев вроде охмурения Эренбурга. Он все-таки не мафиози, людей у него по определению не может быть много, значит, использовать их надо по максимуму.

— Сева, — Денис всем корпусом развернулся к Голованову, — кто наша миледи?

— А что сразу — Сева?! Я типа прорицатель? У меня на примете только одна кандидатка — Ломонос Мария, менеджер по работе с персоналом, без устойчивого алиби, и познакомилась с Эренбургом в день, когда он встречался с Кропоткиным. Только мы так увлеклись Сибиряковой, что ни на Ломонос, ни на остальных у меня уже никаких сил не осталось.

— И Альбина еще, между прочим, — добавил Щербак. — Ее тоже нельзя сбрасывать со счетов. Я до сих пор не знаю, как расценивать ее наводку на саентологов — как бескорыстную помощь или как ловушку.

— Хорошо, делаем ставку на одну из этих двух барышень, — кивнул Денис. Почему-то в голову полезли нехорошие мысли о теории вероятности и разрезанной не на те слои Вселенной. Но он от них отмахнулся, сейчас уж точно не время колебаться и философствовать. — Я думаю, можно обеспечить, чтобы сутки информация об аресте Торопова и Гудкова не просочилась ни в какие криминальные хроники, попрошу дядюшку. Но больше времени у нас нет. Мы не знаем, не был ли предусмотрен между исполнителями и начальством какой-нибудь постоянный ритуал, означающий, что все у всех в порядке. Если они, к примеру, не появятся в своем тренажерном зале один день, нашу барышню это может насторожить. Но если они не придут туда и на следующий день, она забьет тревогу. А мы к тому времени должны плотно сидеть у нее на загривке. Поэтому до завтрашнего утра максимально прорабатывайте Николай — Альбину, Сева — Марию. Завтра одной из них мы покажем фотографии Торопова и Гудкова и сами сообщим, что они арестованы. По ходу разговора организуем прослушку…

— А если мы не определимся, кто из них? — справился Николай.

— Значит, будем работать с обеими.

— А если она тут же переоденется или зайдет позвонить в обитый железом подвал? — выразил свою долю сомнений и Сева.

— Прекращайте эти пессимистические настроения, — рыкнул на коллег Денис. — Чтобы совсем уж наверняка, нужно иметь прослушку и с другой стороны.

Сева даже закашлялся:

— Со стороны главного злодея?! Но мы же понятия не имеем, кто это. Ты же сам только что сказал, что барышня нас должна на него вывести.

— Мы не знаем наверняка, но можем предполагать. Я, пока летел, думал… По сути, у нас два основных кандидата: Беспалов и Полянчиков…

— Ну Полянчиков ладно, — не понял Щербак. — А Беспалов-то тут при чем?

— Но на Эренбурга напали после визита к Беспалову. И вообще, имидж рассеянного старикашки только маска. Он в своем Фонде фундаментальных исследований может знать все обо всем… Я бы еще добавил третьего кандидата — Бориса Рудольфовича Керна, но это резервный вариант. Керн — Ватсон при Беспалове.

— Ну бог с ними, — вынужден был согласиться Николай, — тебе видней, но как ты себе представляешь организовать прослушку их телефонов?

— Не знаю пока, буду соображать. И попробуем еще состыковать всех злодеев с третьей стороны. — Денис позвонил Максу. — Макс, что там с телефонами и адресами Вудбриджа?

— Я не волшебник, шеф, — пробурчал в трубку хакер. — Нужно время. Телефоны мобильные, регистрацию проверять долго…

— Сколько времени?

— Не знаю. Может, сутки, может, больше. Я делаю все, что могу…

— Так, Макс, отправь Вудбриджу письмо. Напиши что-то вроде: «Осторожно, Кимбл пустил по вашему следу Интерпол, деятельность придется временно свернуть». Можно покороче и потаинственней сформулировать.

— От кого письмо?

— Сможешь без обратного адреса?

— Совсем без обратного не смогу, но так, чтобы он не понял откуда, могу.

— Хорошо, пусть так. К письму обязательно пришей какой-нибудь вирус. Понятия не имею какой, но чтобы мы сразу узнали, кому он написал ответное письмо.

— Ладно.

— А потом продолжай проверять адреса и телефоны. Как только что-то будет, сразу звони. — Денис дал отбой и задумчиво протянул: — Будем надеяться, что Вудбридж ответит…

— И ответит не по телефону, а электронкой, — вздохнул Николай.

Утро для сыщиков началось в начале седьмого. Впрочем, этой ночью никто из них не ложился. Собрались на Петровке, в той же комнатенке, что и вчера, — Вячеслав Иванович выделил в безраздельное временное пользование. На этот раз присутствовали все, даже Макс вылез из своей берлоги.

Начали с итогов проверки барышень.

— Уверен, что Ломонос — это наш человек, — заявил Сева. — Она мне соврала. Когда я с ней встречался, она сказала, что познакомилась с Эренбургом случайно, что двадцать пятого июля ее фирма проводила презентацию где-то неподалеку от тех баров, в которых ежевечерне накачивался Эренбург, и потом они, мол, с коллегами зашли еще выпить, тут-то журналист ее и склеил. Туфта полная. Я успел вчера позвонить в ее контору и спросить про эту презентацию. Так вот никакой презентации не было ни двадцать пятого, ни вообще в июле. А фирма, между прочим, занимается оптовой торговлей лекарствами — вот вам возможность достать любые гликозиды и прочие яды. Называется «Росфармацея», и сидят они в районе площади Гагарина, а живет Ломонос в Орехове, так что случайно пересечься с Эренбургом на проспекте Мира у нее возможности не было. Значит, она вышла на него специально. Пересечений с Тороповым и Гудковым я не нашел, по крайней мере, один и тот же тренажерный зал и одну бильярдную они вроде бы не посещали. Но это ничего не значит, если они умело шифруются.

— Все это хорошо, — хмыкнул Щербак. — Но Альбина Яновна Зайцева нам тоже соврала. Познакомилась она с Эренбургом не за месяц до нападения на него, а двадцать шестого июля, то есть после его визита к Кропоткину. Я поднял с постели вначале тетушку Эренбурга, потом дантиста, у которого Эренбург лечился постоянно, и даже уговорил доктора среди ночи съездить к нему в стоматологический кабинет полистать журналы. Так вот выяснилось, что Эренбург ставил пломбу двадцать шестого июля, а до того появлялся только в марте, а после не появлялся вообще. А госпожа Альбина Зайцева к данному доктору наведалась впервые, и повода у нее особого не было — зубки в полном порядке, и в профилактическом осмотре и консультации она совершенно не нуждалась.

— Но у Ломонос была возможность достать любые лекарства, — не уступал Сева.

— А Альбина вывела нас на саентологов, под видом которых нас били Торопов и Гудков, — гнул свое Николай.

— Кончайте ругаться, — оборвал перепалку Денис. — Работаем с обеими.

— А у меня пока ничего, — развел руками Макс, поскольку теперь слово было за ним. — Телефоны и адреса Вудбриджа все не те. Ни Беспалова, ни Полянчикова, вообще никого пока из наших знакомых. Вудбридж на наше письмо тоже не ответил. Он его вообще еще не читал. Может, он уехал куда-нибудь и почту удаленно не проверяет?..

— Хреново, — сказал Вячеслав Иванович. Сыщики так увлеклись обсуждением, что не заметили, как он вошел. — И что будете делать?

— Действовать по ранее разработанному плану, — ответил Денис. — Сева и Николай идут каждый к своей барышне, показывают фотографии Торопова и Гудкова, сообщают, что эти люди арестованы по обвинению в убийстве Эренбурга, цепляют на барышень «жучки». Сделать это нужно, когда дамы пойдут на работу, но подальше от дома, чтобы у них не было возможности переодеться и лишить нас «ушей». Дальше слушаем и действуем по обстановке. Кроме того, Филя, приклеишься с Марии, Демидыч, — к Альбине, на случай, если им взбредет в голову молча зайти куда-нибудь и там оставить записку, или послать телеграмму, или сделать еще что-нибудь, чего мы не услышим.

— А если одна из этих дамочек закроется в своем кабинете и молча отправит боссу электронку? — поинтересовался Вячеслав Иванович.

— Я сейчас быстренько спишусь с сисадминами провайдеров, — пообещал Макс. — Думаю, в течение часа мы сможем взять это дело под контроль.

— Ну, хорошо, а потом? — не унимался Грязнов-старший. — Предположим, все получится. Вычислим одну из двух, она свяжется с боссом, доложит, пусть даже он, этот босс, открытым текстом перечислит, кого они уже на тот свет отправили и кого повременят отправлять, пока не найдут новых исполнителей. Что дальше? Прослушка несанкционированная. Предлагаете задержать замминистра или академика без ордера?

— Будем слушать, протоколировать, снимать на видео, все это сгружать в Генпрокуратуру, пусть заводят очередное дело, — сказал Денис. — И еще будем беречь даму-посредника. Как зеницу ока. Чтобы, не дай бог, с ней ничего плохого не произошло.

Сева встретился со своей барышней в 8.25 на автостоянке, откуда она забирала машину, чтобы ехать на работу. Показал фотографии, рассказал — все как договаривались. Мария Ломонос не выказала никаких признаков тревоги или волнения. Фотографии рассмотрела внимательно, но сказала, что никогда раньше этих мужчин не видела. Придерживая ее за локоток и помогая сесть в машину, Сева прицепил один «жучок» на легкий летний жакетик, второй — к подголовнику водительского сиденья.

Николай проделал те же манипуляции с той лишь разницей, что встреча произошла на час позже, и в машину «жучок» не понадобился, поскольку Альбина ехала на работу на такси. Она также не опознала Торопова и Гудкова и не выказала ни малейшего волнения.

Филя доехал за Марией до ее конторы на площади Гагарина, Демидыч проводил Альбину до Останкина. Ни одна из них не сделала попытки немедленно, после расставания с Севой и Николаем соответственно, связаться с кем-нибудь по телефону или заехать на телеграф.

Теперь оставалось только ждать.

Силы разделили поровну: Денис с Агеевым и Головановым окопались поблизости от «Росфармацеи», Щербак, Демидыч и Макс засели под Останкином. К последним присоединился и Грязнов-старший, которого это дело наконец увлекло настолько, что торчать в своем кабинете и ждать новостей у него не хватило терпения.

Мария Ломонос, поздоровавшись с коллегами, выпив кофе с какой-то Валей и поболтав о погоде в Амстердаме, из которого эта Валя недавно вернулась, удалилась в свой кабинет, и с того момента в наушниках сыщиков раздавался только шелест бумаг и стрекотание клавиш компьютера. Сева, набегавшийся за ночь, начал потихоньку дремать, Денис от скуки включил радио — никакие умные мысли все равно в голову не лезли. Как организовать прослушку у Беспалова и Полянчикова, он так и не придумал.

У второго экипажа дежурство шло веселей, но ничего достойного внимания тоже не происходило. Альбина вначале присутствовала на каком-то производственном совещании, и сыщики минут пятнадцать слушали вдохновенные тирады о борьбе за повышение рейтинга, потом пошли столь же профессиональные разговоры в какой-то студии, там что-то монтировали и ругались, что сюжеты бездарные, а порезать нельзя, так как тогда не хватит на передачу.

Время от времени сыщики перезванивались, делились неутешительными новостями.

После двух часов бесплодного сидения Денис уже начал подумывать о том, что они ошиблись и обе девушки не имеют отношения к убийствам.

По радио нудным голосом читали стихи:

…Гляжу в их зрачки глазастые.

И задыхаюсь…

Какая бедность, какая невостребованность

за этими окнами, где сидят инженеры, гении

и несостоявшиеся музыканты.

Меня охватывает ревность.

Ведь я нашелся. Я прейскуранты.

А-а-а, не надо иллюзий.

Все это стало однозначно проторено.

Я слышу блюзы, но как-то странно и ускоренно.

А кроме того, у них есть братья, которых могут забрать

и заставить убивать.

Поэтому нет ничего лучше мягкого хлебного мякиша

и желания спать.

Просто отсутствует иерархия.

Анархия.

Я рожден в водовороте народа.

Осталось лишь воспоминание о люльке,

в которой меня качала мать.

Лучше не просыпаться, лучше спать…

Правда, что есть купол неба?

Правда, что под куполом женщина

с перламутровыми глазами кидает крошки хлеба?

И, долетая до земли, они обращаются снежинками —

белыми осколками неба…

Белый я, чистый белый, белого снега белей,

Где эти милые ласковые порою слишком доверчивые —

от этого веселей.

И как щенок обалделый…

Сева что-то мурлыкал во сне в такт заунывному ритму. А Денис вдруг как ужаленный подпрыгнул на сиденье:

— Господи, иерархия — анархия!!! Это Венцель! Не Беспалов, не Полянчиков, а Венцель!

Сева непонимающе захлопал глазами со сна:

— Где Венцель? Какой Венцель?

Но Денис не ответил, он уступил Агееву место за рулем и скомандовал:

— В Останкино! — А сам уже набирал Макса: — Макс, у тебя есть на диске энциклопедия?

— Есть. А что?

— Посмотри там Кропоткина.

— Угу, — замычал хакер, ноутбук у него, разумеется, был с собой. — Какого тебе, тут есть два: Кропоткин Петр Николаевич — геолог и Петр Алексеевич — князь, революционер.

— Второго.

— «Кропоткин Петр Алексеевич (1842–1921), князь, российский революционер, теоретик анархизма, географ и геолог. В 60-х гг. совершил ряд экспедиций по Восточной Сибири. В начале 70-х гг. обосновал широкое распространение древних материковых льдов в Северной и Средней Европе. В 1872—74 член кружка „чайковцев“, вел революционную пропаганду среди петербургских рабочих. В 1876–1917 в эмиграции, участник анархических организаций, член научных обществ. Автор трудов по этике, социологии, истории Великой французской революции. Воспоминания „Записки революционера“ (1-е издание на русском языке, Лондон, 1902)».

— Замечательно. — Денис радовался как ребенок. — Срочно выясни мне все телефоны Венцеля: домашний, мобильный, рабочий…

— Не части, — попросил Макс, — записывай домашний, есть в телефонной книге. И может, объяснишь, что происходит?

В объяснениях, похоже, нуждался не только Макс, Сева с Агеевым тоже косились на Дениса с явным подозрением, как на буйнопомешанного. Но он в первую очередь с Севиного мобильного позвонил Венцелю. Того дома не было, ответила какая-то женщина, Денису некогда было разбираться, кто она: домработница, жена, сестра, секретарша? Он легко соврал, что Марка Георгиевича разыскивают из Российского фонда фундаментальных исследований, а женщина, ничего не заподозрив, сказала, что Марк Георгиевич сейчас на студии записывает передачу.

— Быстрее, Филя, — поторопил Денис. И бросил Максу, который все еще был на проводе: — Не отключайся, держим постоянную связь. Альбина встретится с Венцелем в любую минуту, они оба в Останкине в двадцати шагах друг от друга.

— Но почему Венцель? — по-прежнему недоумевали Сева и Филя.

— Потому что Венцель, когда записывалась передача «Эврика», та самая, заинтересовавшая Эренбурга, уже знал, что следующим будет Кропоткин. Про иерархию и анархию — это была фрейдистская оговорка. Как сексуально озабоченный человек называет резервуар то резервативом, то презервуаром, так и Венцель вместо «иерархия» сказал совершенно не к месту «анархия». Его мысли были уже всецело заняты подготовкой убийства Кропоткина, а тут еще четыре надутых придурка за столом рассуждают об этих самых убийствах и даже пытаются предположить, кто будет следующим. Он даже при желании не мог в тот момент выбросить Кропоткина из головы. А самая стойкая ассоциация на Кропоткина какая?

— Какая? — спросил Сева.

— В школе надо было историю учить, — отмахнулся Денис. — Кропоткин — теоретик анархизма. Анархизма!

Пока Денис и компания добирались до Останкина, Вячеслав Иванович поставил на уши останкинскую службу безопасности. Там ему быстренько выяснили, что Альбина Зайцева работает в редакции программ для детей и юношества, а Венцель соответственно обосновался среди научно-популярных проектов. В данный момент там у Венцеля действительно идет запись передачи, но примерно через полчаса все закончится. Заодно Вячеслав Иванович разжился пропусками для всех сыщиков, чтобы в самый интересный момент не возникло трудностей с проходом в какой-нибудь заповедный уголок.

Альбина, которую слушали теперь все с максимальным вниманием, поинтересовалась у кого-то, будет он бутерброд или пиццу, получила ответ «бутерброды», зашелестела бумагами, потом отодвинулся стул и равномерно зацокали ее каблучки.

— Она прется в буфет, — глубокомысленно заметил Щербак.

— И там будет ждать Венцеля, — кивнул Денис. — У нас есть план здания? Там наверняка несколько буфетов.

Плана здания не было.

— Сева, Филя, Демидыч — бегом туда. Альбину найти, но на глаза не показываться, она может знать всех нас в лицо. Кого она точно не знает, так это Макса. Макс, войдешь в буфет и смотри в оба. Телефон не отключай, докладывай поминутно.

— Погоди-погоди!.. — Макс не мог оторваться от своего ноутбука. — Кажется, ползет!

— Вудбридж?

— Ага! Он отвечает. Отвечает. Отправляет. Проверяем…

На экран вывалился бегунок, отсчитывающий секунды до определения адреса. Все поголовно затаили дыхание. Синяя полосочка удлинялась медленно, словно издеваясь. Ползла, останавливалась, дергалась на точку-две.

— Давай, родная!.. — уговаривал Филя. — Еще капельку, и еще капельку!..

Секунд сорок, тянувшиеся как два часа, наконец закончились, на экране высветился адрес.

— Маза фак ю, сукин ты, блин, сын! — выдал Макс. И от содержания, и уж тем более от экспрессии, с которой это было сказано, у сыщиков просто челюсти поотваливались. — Венцель, Денис Андреевич! Причем прямо на рабочий адрес: «Эврика», собака и тэ дэ. Содержание: донт уорри, все будет о’кей, не боись, короче…

— Тем более бегом туда, — рявкнул опомнившийся первым Вячеслав Иванович. — Радоваться гениальной прозорливости потом будем.

Сева, Филя и Демидыч рванули и в самом деле бегом, Макс нехотя потрусил следом.

— Точно, все сходится. Теперь абсолютно все сходится, — бормотал себе под нос Денис, поражаясь, как не додумался до этого раньше. — Эренбург на самом деле до конца ничего не понял. Он правильно ухватил, что организация международная, что заказчики могут быть и за границей. Но он пошел по наиболее легкому и порочному пути: попытался найти пересечения между жертвами, замыкания на одних и тех же персонажах. И тут он погряз, утонул в Соросе и саентологах. Это было красиво, из этого можно было сделать сенсацию, и он убедил себя, что это не только красиво, но и правильно.

Собственно, знаковое пересечение Кропоткина и Джонсона он уловил точно. Но истолковал совершенно неправильно. Он предположил, что поскольку Джонсон — саентолог, то и его интерес к Кропоткину, и последующий скандал вызваны саентологическими соображениями. На самом же деле Джонсон в первую очередь финансист и интерес к Кропоткину и его проекту бы у Джонсона чисто финансовый. Если бы русские опередили Кимбла, корпорация WW-TEL понесла бы многомиллиардные убытки. Они уже вложили в Кимбла миллионы и наверняка поназаключали кучу фьючерсных контрактов, а тут лезут какие-то русские, и что самое обидное — эти русские действительно могут обгадить и WW-TEL, и Джонсона, директора по науке, а значит, напрямую ответственного за проект, всю малину.

Дальше вообще все просто: о проблемах Джонсона и WW-TEL узнает Вудбридж и предлагает сделку: он решит проблемы WW-TEL с Кропоткиным за смешную сумму — миллиона два-три. И решает.

— А вот этого ты уже не знаешь наверняка, — бесцеремонно перебил Вячеслав Иванович.

— Знаю. Не могу доказать — другое дело. Но это пусть теперь доказывает официальное следствие, согласись, дядь Слав, разоблачать транснациональные корпорации — это несколько не наш масштаб. Дело не в том. Самое главное, что Эренбург наверняка и не подозревал, что организатор убийств с российской стороны тоже ученый, причем не самый зачуханный. Эренбург просто надувал щеки и гордился своей проницательностью. Скорее всего, в идеале он собирался не просто вытащить на свет божий преступную организацию, о структуре которой не имел понятия, но и предотвратить убийство Кропоткина. Это, конечно, была бы настоящая бомба.

Однако он слишком много болтал. Несмотря на сложившееся о нем у его же коллег мнение как о чрезвычайно скрытном и осторожном человеке, он непростительно много болтал. Пошел предупреждать Кропоткина, расспрашивал потом о нем Беспалова. Беспалов, скорее всего, рассказал Венцелю, а тот уже и так все знал: его люди водили Кропоткина, готовя убийство, и засекли Эренбурга. Но после информации от Беспалова он окончательно решил от Эренбурга избавляться. Не рисковать. Он, конечно, подослал Альбину, чтобы выведать, что на самом деле известно Эренбургу, но журналист опять надувал щеки и делал умное лицо. Наверняка похвастался Альбине своими умозаключениями по поводу Сороса и саентологов, не зря же она нас потом сориентировала именно на саентологов. Но Венцель не мог быть уверен, что Эренбург ограничится ложным следом, выпустит репортаж и забудет обо всем. Журналист ходил к Кропоткину, мог сгоряча пойти и в милицию, а повышенное внимание к персоне профессора преступникам меньше всего было нужно. Короче, Эренбурга срочно нужно было убрать, а все материалы по делу у него изъять.

Ну а дальше мы уже все видели сами. На месте Эренбург не умер, так как был пьян, портфель с записями по той же причине потерял, а с ним и ключи от квартиры, а Барбара Леви не удовлетворилась дежурной отмазкой о нападении хулиганов и наняла нас, любимых. Которые все и распутали.

— Но оказались жуткими тугодумами, — добавил ложку дегтя в такую аппетитную бочку меда дядюшка.

— Да, признаю, — согласился Денис. — Венцель долго водил нас за нос. Мы как послушные собачки бегали из одной расставленной ловушки в другую. Ходили провоцировать фонд Сороса, чуть не ввязались в войну с саентологами, ругались с замминистрами, получили на свою голову внеплановую проверку, едва не лишились лицензий… Венцель со свойственной ему основательностью все четко спланировал и очень ненавязчиво, даже незаметно руководил нашими действиями.

— Одного я не пойму, — подал голос Щербак, — зачем, если все было так рационально…

— Трепаться кончайте, — перебил в наушниках Макс. — Я их вижу обоих, сижу в трех метрах, громко говорить не могу. Что делать?

— Мы одним ухом слушаем тебя, — ответил Щербак шепотом, — а другим — ее. А ты смотри в оба.

Заговорила наконец Альбина:

«Здравствуйте».

«Как кофе?» — Голос Венцеля.

«Не очень».

— Они сели рядом, — доложил Макс. — У нее пакет с бутербродами, у него вроде ничего в руках нет, то есть обмениваться ничем не будут.

«Они засыпались» — Альбина.

«Оба?» — Венцель.

«Да. Я возьму отпуск, пожалуй».

«В Европе сейчас очень жарко…»

— Черт! Она уронила пакет, а пока подбирала, он ей что-то в стаканчик влил! Что делать, мужики, что делать?!!

— Успокойся, — попросил Денис, — смотри и рассказывай.

— Он уходит. Она еще сидит. Пьет!..

— Не писхуй, пусть пьет, Венцель не дурак, это не цианид, прямо там она не умрет. Что дальше?

— Она допивает. Оставляет стаканчик на столе. Встает. Собирается уходить.

— Хорошо. Подойди к столику, забери стакан, неси сюда.

А Вячеслав Иванович уже накручивал «скорую», предварительно вызвав передвижную муровскую медицинскую лабораторию.

— Мы сейчас рискуем и делаем глупости, — покачал он головой, раздав все распоряжения.

— Да, — не отрицал Денис. — Но зато приобретаем самый ценный источник информации. Источник, который знает все.

Альбине стало плохо через полчаса. Венцеля к тому моменту в телецентре уже не было. Он, нашпигованный «жучками», уехал к себе на дачу.

«Скорая», разумеется, успела вовремя, поскольку ждала у входа. Анализ остатков кофе показал наличие смертельной концентрации соединения мышьяка, такого же, как обычно используется в крысиной отраве.

Альбина все прекрасно поняла — она же интеллектуалка. Поняла: кто ее отравил, почему отравил.

И когда Щербак заглянул в салон «скорой», она поняла и кому обязана своим спасением.

Врач «скорой» сказал, что ей чертовски повезло и дней через пять ее отпустят из больницы, если не случится осложнений. Николая интересовало, когда она сможет говорить, и врач пообещал, что уже завтра.

— С ней все будет хорошо, — доложил Щербак, возвратившись к своим. И впервые за последние несколько часов все дружно вздохнули с облегчением.

— Прогресс великая вещь… — глубокомысленно заметил Макс. — Вот не было бы у нас у всех мобил, «жучков» и Интернета по мобиле, и что бы мы сделали? Сидели бы как лопухи и считали проплывающие мимо трупы…

— Это ты к чему? — справился Николай.

— К тому, что если вам еще в голову взбредет заставлять меня так бегать и так нервничать, то я от вас уйду. Насовсем.

— Радуйся, несчастный! — расплылся в улыбке Сева. — Ты впервые в жизни спас жизнь человеку. Не по Интернету! А руками и ногами!

Александру Борисовичу Турецкому в который раз не повезло. Свалились заботы и на его многократно битую голову. Когда Альбина Зайцева начала давать показания, Генпрокуратуре не оставалось ничего, кроме как признать «серию». А разматывать ее и поручили «важняку» Турецкому.

Правда, жаловаться ему особо не приходилось. Знай себе пиши протоколы, оформляй чистосердечные признания.

Через неделю после чудесного спасения Альбины был арестован Венцель, а Александр Борисович в компании с Вячеславом Ивановичем Грязновым нанесли визит в «Глорию». Визит почти официальный, ибо Александру Борисовичу вменили в обязанность передать сотрудникам ЧОП высочайшую благодарность от генерального за выдающийся вклад понятно куда. А заодно с благодарностью уведомить о высокой оценке данной деятельности сыщиков самим президентом, который держал расследование на контроле, да только до вмешательства Дениса со товарищи толку от этого держания не было никакого.

Официальная часть закончилась секунд за тридцать, а дальше последовала неофициальная, разумеется, с коньяком и всеми вытекающими из оного последствиями. Но после первого тоста «за дальнейшие успехи в безнадежных предприятиях» сыщики насели на «важняка» с расспросами. Интерес понятен — с тех пор как все материалы были переданы в Генпрокуратуру, следить за ходом расследования у них возможности уже не было. И Александр Борисович, конечно, ломаться и рассуждать о тайне следствия не стал.

— Самый занятный персонаж в этой истории, конечно, Венцель, — восхищенно заметил он. — Чем больше с ним разговариваю, тем больше поражаюсь. В принципе ведь добрейшей души человек, и умен чертовски, и деньги его особо не интересуют, а вот подался в злодеи. По сути, из-за обиды и неудовлетворенности. Ну не любил он ученых, особенно гениальных. Сам вроде был ученым, а ученых не любил.

— Ну не из нелюбви же он их мочил? — возмутился Сева Голованов. — За деньги все-таки?

— За деньги. Хотя, что первично — это еще вопрос. Не он это, как выясняется, начал, но когда два года назад вдруг ни с того ни с сего стали происходить нападения на деятелей науки, по преимуществу случайные и в большинстве своем не заканчивавшиеся гибелью жертв, Венцель решил воспользоваться ситуацией и заработать, а заодно доставить себе моральное удовлетворение. Сам он никогда не был гением и только благодаря имени и авторитету отца прописался в научной среде. Но недюжинными способностями к логике он все-таки обладал, и это помогло ему изобрести простой, но эффективный план. Венцель вступил в сговор с Вудбриджем и нашел в Москве через Альбину пару обиженных военных, пострадавших от сокращения армии и искавших денежную работу по специальности.

— Стоп, но если не Венцель начал «серию», — прервал Денис, — выходит, Эренбург и в этом ошибся…

— Эренбург ваш вообще попал пальцем в небо, — усмехнулся Александр Борисович. — «Серия» действительно есть, но, во-первых, Венцель вовсе не циклился на естественниках, убирали того, за кого платили, а платили, как выясняется, и за историков, и за юристов. А во-вторых, пересечений с той «серией», которую на данный момент признает Венцель, со списком Эренбурга имеется только два: Кропоткин, которого вы так блестяще размотали, и Леонид Качинцев — кибернетик, который погиб во время пожара на собственной даче. Возможно, всплывет что-то еще, однако пока на Венцеле и компании шестеро ученых, Эренбург и случайные жертвы автомобильной катастрофы.

— Но мы-то хоть не ошиблись с Вудбриджем и вообще с механизмом организации заказов? — спросил Щербак.

— Вы не ошиблись. Вудбриджа сейчас отрабатывает Интерпол, а параллельно им заинтересовалось ФБР. Есть подозрение, что ему так понравилось решать научные конфликты радикальными методами, что структуры, подобные русской, он начал потихоньку организовывать и в других странах. Но автором самой идеи такой структуры, решающей все проблемы, был Венцель. Являясь популяризатором науки и известным человеком, он был отлично осведомлен о самых новейших российских научных разработках, плотно общался с учеными и легко подбирал занимающиеся аналогичными проблемами западные институты и исследовательские организации. Вудбридж вступал с их руководством в переговоры, пугая тем, что русские готовят против них судебный иск за нарушение авторских прав, это грозило огромными судебными издержками, в то время как Вудбридж предлагал решить проблему за один-два миллиона. Как правило, ему удавалось навязать свои услуги, и тогда в России подручные Венцеля убивали очередного деятеля науки. В чем, собственно, была главная загвоздка, почему официальные расследователи не видели в серии «серию»? Потому не видели, что привыкли отрабатывать схему «заказчик — организатор — исполнитель». Если исполнителя нет — не поймали по горячим следам, пытаются вычислить заказчика, разобрать: кому выгодна смерть? А тут заказчик каждый раз разный. Плюс еще общая картина замусорена похожими убийствами, не имеющими отношения к «серии»…

— И Торопов с Гудковым, между прочим, запели как соловьи, — добавил молчавший до сих пор Вячеслав Иванович.

— Да, — подхватил «важняк». — Они все-таки военные, а не профессиональные киллеры, поэтому кое-где, к несчастью своему, наследили-таки. В частности, дома у Гудкова была обнаружена пленка с видами двора Седьмой клинической больницы. Как ни странно, это и стало последней каплей. Когда ему популярно объяснили, что массовое убийство (а в той аварии погибло, в конце концов, семь человек) квалифицируется как террористический акт и светит ему пожизненное без всяких амнистий и помилований, он сломался. А за ним и Торопов. Альбина Зайцева тоже рассказала все, что знала. Но в детали подготовки убийств Торопов и Гудков ее не посвящали. Она была исключительно посредником вплоть до последнего дела, когда пришлось лично поучаствовать в разборках с Эренбургом. Вот, собственно, и все пока. Ну и лицензию вашу, естественно, никто теперь не отберет. А если вдруг что, ссылайтесь прямо на генерального и президента.

Репортаж Эренбурга на радио «Свобода» так и не вышел в эфир. Руководство московской редакции долго согласовывало с Генпрокуратурой детали, и в конце концов выяснилось, что Эренбург не так уж много раскопал и, главное, в своих умозаключениях сделал слишком много ошибок. В итоге прошла только короткая передача, посвященная самому Эренбургу: много горячих, возвышенных эпитетов и метафор, и в самом конце — туманная фраза: «…свою жизнь Константин Эренбург посвятил поискам истины, а его смерть послужит торжеству справедливости. Материалы, собранные Константином Эренбургом, оказали неоценимую помощь следователям Генпрокуратуры РФ в раскрытии серии убийств российских ученых…» Генпрокуратура против такой формулировки не возражала, а непосвященные в детали слушатели радио «Свобода» могли додумывать недосказанное в меру собственного воображения.