ДЕНИС ГРЯЗНОВ
Утром Дениса ждала на столе стопка распечатанных на принтере листов.
«Любимая!»
Прочел он на первой страничке.
«Прости, что не смог сказать этого вслух. От близости с тобой я забываю все слова. Но я должен, я хочу объясниться. Поэтому пишу.
До сегодняшнего утра ты была для меня всего лишь светлым образом, иконой, которую я мог изредка видеть и молиться ей. Был один шанс на миллион, что ты заметишь меня. Я ждал только взгляда, улыбки. Ждал как манны небесной. Я испытывал волнение при одной мысли о тебе. Желание видеть тебя переросло в потребность, навязчивую идею. Ты свела меня с ума. Я погибал и готов был погибнуть.
Но ты спасла меня. Ты подарила мне целый мир. Новый мир. Я погрузился в него как в омут, и обратной дороги уже нет.
Ты ничего не обещала, но луч надежды… Яркий лучик надежды сияет, и я готов идти вслед за ним хоть на край Земли. Я убеждаю себя: завтра ты станешь моей навсегда.
Родион».
Денис выглянул из кабинета:
— Макс, что это за бредятину ты мне подсунул?
— Э-о э-э э-а-и-на! — донеслось в ответ, а через секунду в проеме двери возник великий хакер с набитым ртом. Он наконец прожевал и повторил уже более внятно. — Это не бредятина, это я расковырял компьютер твоей Коротаевой.
— И?
— Это письма.
— Ей?
— Точно.
— От кого?
— А вот этим я сейчас занимаюсь. И если бы ты меня не отрывал, — он засунул в рот остатки бутерброда. — То я ы у-э в-ы-я-ы.
— Закончишь, зайди, ладно? А я пока еще почитаю. — Денис выдернул наугад лист из стопки. Кто бы мог подумать, что в наше время кто-то еще пишет любовные письма. Телефона у этого Родиона, что ли, нет?
«Только что от скуки открыл сборник афоризмов. Представляешь, некоторые умники тщатся рассуждать о чувствах, пользуясь терминами мат. анализа. Например: «Количество нежности, излучаемой и поглощаемой каждодневно, имеет предел». Как тебе? По-моему, редкая чушь. А автор, наверное, написал и гордился собой всю оставшуюся жизнь, полагая, что контрастом между точностью выражений и совершенно алогичной природой чувств породит в ком-то волнение и восхищенный трепет.
Конечно, напиши он: «Любовь когда-нибудь вас обязательно утомит», и это сочли бы в лучшем случае банальностью, а в худшем самого этого умника удостоили бы звания параноика. Только невообразимый глупец станет кликать беду на собственную голову, только параноик станет собственными руками приближать конец всего самого лучшего, что (наверняка случайно) произошло в его жизни.
Тебя я буду любить всегда, и никто! Слышишь, никто не заставит меня пресытиться. Я буду упиваться восторгом любви как в первый день всю свою жизнь. Всегда. И никогда не устану повторять: «Ты единственная!» И тебе, я совершенно точно знаю, никогда не надоест слышать это. А когда в русском языке не останется больше неизбитых слов, я буду говорить тебе это по-французски, по-итальянски, на хинди или эскимосском наречии. И бесконечная вереница дней пролетит как одно мгновение, потому что мы счастливы».
Вот идиот! Неужели это тот самый новый возлюбленный? Денис проверил даты на посланиях. Действительно, переписка началась чуть больше двух месяцев назад. И продолжалась?.. А собственно, не прекращалась вовсе. Последнее письмо датировано позавчерашним числом.
Что она в нем нашла-то, решительно не понимал Денис. Он просмотрел еще пару страниц.
«А знаешь, один женский яичник может дать жизнь шестнадцати тысячам братьев и сестер. Группами по девяносто шесть близнецов».
«Ревность мучительна, но она укрепляет чувство».
Полнейшая галиматья. Хотя… вот это уже интересно.
«P.S. Я отправляюсь спать, зная, что ты с ним».
Когда это он? Примерно через неделю после начала романа. Значит, по крайней мере, об одном еще любовнике Коротаева ему рассказала. О ком, интересно, о дяде или о Вюнше?
Денис отобрал письма, начиная с десятого сентября.
«Ты не позвонила. Я ужасно волнуюсь. Как день рождения мамы? Не могу дождаться, когда снова увижу тебя».
Значит, где она, этот Родион не в курсе.
«Мне приснился кошмар. Я купил револьвер и пошел его убивать. Я шел по улицам, был как будто полдень, но небо вдруг начало темнеть. Оно стало пурпурным, прямо надо мной метались молнии, и солнце стояло высоко-высоко, но не давало света, а только усиливало ощущение темноты. Мне было холодно. И тут я увидел вас. Вдвоем. Вы шли обнявшись. Я обогнал вас и закричал на него. Он не испугался. Он тоже достал револьвер. Мы выстрелили одновременно, и обе пули попали в тебя. У меня до сих пор звенит в ушах от грохота.
Извини, что рассказываю тебе, но мне так страшно. Я помню о своем обещании. Я не прошу тебя порвать с ним немедленно. Но как мне хочется, чтобы это случилось уже сегодня.
P.S. Я волнуюсь. Где ты?»
«Маша. Сегодня услышал дурацкий слух: ты якобы пропала, тебя ищут родители. Отзовись, я схожу сума».
Не знает или симулирует незнание, размышлял Денис. Похоже, что действительно не знает и волнуется, даже письма вон стали насколько короче. И псевдонаучные рассуждения куда-то испарились…
Появился довольный Макс с тарелкой чипсов и двумя чашками кофе:
— Ну что, босс, поразишь меня глубиной дедуктивной мысли? Вычислил по почерку нашего Ромео?
— По почерку? — хмыкнул Денис. — Издеваешься?
— Ну не по почерку, какая разница? По длине предложений, количеству абзацев и пробелов, частоте употребления буквы «ы». И кофе пей, остынет.
— Не вычислил, колись давай.
— А я то думал… — разочарованно пробурчал Макс. — Что бы вы без меня вообще делали, а?
— Самораспустились бы, — рявкнул Денис. — Ты узнал, кто он, или нет?
— Естес-сно. Гмыза Родион Арнольдович, год рождения 1966-й, образование высшее, научных степеней не имеет, работает в Минфине, в информационно-техническом департаменте, увлекается историей математики, плавает. Холост, азартен, смотрит по преимуществу РТР, мнит себя эрудитом, любит сетевые игры и ни хрена не смыслит в том, как защитить домашний компьютер от несанкционированного проникновения.
— И все это по почерку?
Макс самодовольно ухмыльнулся:
— Ага. Кроме азарта и увлечений. Этот лопух ко всем своим недостаткам еще и наивен как ребенок: прилежно заполняет поголовно все дурацкие сетевые анкеты типа «хотите выиграть миллион баксов» или «хотите поучаствовать в организации нового халявного почтового сервера».
— Адрес и телефон тоже есть?
— Прилагается. — Макс потянулся за мышкой, умудрившись засыпать крошками Денису половину клавиатуры. — Вот смотри, я на твой компьютер все слил, в папочку «Маша».
— А что еще на компьютере Коротаевой кроме писем? — спросил Денис, пытаясь вытряхнуть крошки.
— Барахла немерено. Она, видимо, решила, раз винт на сто гектар, можно мусор за собой вообще никогда не убирать. Чуть не рехнулся, пока просматривал. Все в куче: документы, книги, игрушки, ворох каких-то дурацких примочек по моделированию прически, макияжа, одежды. Знаешь, есть такие — фотку в сканер засовываешь в купальнике или даже без оного, а потом извращаешься. Напяливаешь на себя всякие тряпки, можно свои, которые в шкафу висят, загнать туда же, можно новые придумывать, а комп тебе еще советы дает: это вам идет, а в этом вы как швабра…
— По делу есть что-то?
— По делу ничего, кроме вот писем Гмызы. Кстати, она ему почти не отвечала, а если отвечала, то два слова: люблю, целую, и все. А еще в кэше эксплореровском валялись странички с туристических сайтов. Греция, Анталия, Красное море. Может, она на курорт собиралась, а может, просто любила рекламу почитать, не знаю.
— С кем-нибудь еще переписывалась?
— С родителями и с какой-то Кариной Симонян, но никому ни слова о том, что собирается куда-то. Можешь сам посмотреть.
— И точно больше ни с кем?
— Слушай, Денис, не доставай. Если я говорю: ни с кем, значит, ни с кем. Она папку исходящих год не чистила, а если бы даже почистила, все в «корзине» бы валялось. О том, что из «корзины» потом надо еще раз удалять, ей, видимо, рассказать забыли, когда с компом ее знакомили.
— Ладно, верю. А что с тем взломом нашего сервера, узнал, кто ломал?
Макс мгновенно помрачнел.
— Узнаю, тебе первому доложу.
— И последний вопрос…
— Может, хватит, а? Я есть хочу.
— Короткий вопрос, — поклялся Денис. — Я тут куртку свою оставил вчера вечером, а сегодня не могу найти, не видел?
— Не видел.
— И вместо подушки точно ночью не использовал?
— Отстань от меня со своей курткой. После тебя тут только Щербак оставался, у него и спрашивай. Он уже пришел, сидит, пасьянсы мечет.
Денис выглянул из кабинета:
— Николай, куртку мою не видел?
Щербак пружинисто вскочил и потянул Дениса к выходу:
— Пойдем покурим на воздухе.
— Холодно без куртки и дождь там, — попытался отказаться Денис, разговоры Макса о еде и в нем пробудили зверский аппетит, а в столе как раз завалялся пакетик «Горячей кружки» с лапшой и грибами.
Николай вытащил куртку из сейфа:
— Одевайся и зонтик захвати, если хочешь.
Денис ничего не понял, но оделся и вышел вслед за Щербаком на крыльцо:
— Что случилось? Рассказывай.
— Я вчера ночью с аппаратурой возился, приемник, который мы для прослушки используем, фонил не переставая. Причину искал. И нашел. У тебя в куртке под воротником. — Он разжал кулак. На ладони чернела маленькая булавка с круглой плоской головкой с копеечную монету.
— Жучок?
— И как ты догадался?! — съязвил Щербак. — Жучок, причем короткодействующий, то есть тот, кто тебя слушал, постоянно должен был тереться где-то рядом.
— Не заметил. Ты офис проверил?
— Проверил, в конторе чисто. Но ты вчера на разборе полетов в куртке сидел, так что все, о чем мы говорили, уже для кого-то не тайна. А кроме того, «насекомых» могли не только на тебя навесить, вот я и хотел посоветоваться с тобой для начала наедине, что делать будем? Можно всех и без их ведома проверить в принципе. Но с другой стороны, может, имеет смысл жучков не снимать, даже твоего вернуть на место и попробовать выяснить, кто нас слушает, просто не говорить вслух о деле?
— А как ты будешь со свидетелями разговаривать? — усмехнулся Денис. — На языке жестов или записки писать будешь? Нет, жучков будем истреблять, а те, кто нас слушает, сами проявятся.
— Думаешь, это те же ребята, что финансистов запугивали? То есть весь сыр-бор из-за Попкова?
— Ну не из-за Коротаевой же? Наш сервер, между прочим, давеча ломали.
— И что Макс?
— Пока ничего, разбирается. Так что атака идет по всем направлениям, кому-то очень не хочется, чтобы мы доказательства невиновности Попкова нашли.
