17
Гордеев остановил машину возле загородной шашлычной. До Зеленогорска было километров десять. Тут у него была назначена встреча. Он не сомневался, что человек, с которым он договорился, придет. Он не сразу заметил его, Простужаев неплохо загримировался.
– Рад встрече, – сказал Гордеев, присаживаясь за столик и знаком показывая официанту, что есть не будет, а вот минералочка не повредит.
– Прямо уж, – фыркнул Простужаев. – Чего надо, начальник? Я в завязке.
– Да? А почему прячешься?
– Да потому что мой родной городок – это какое-то осиное гнездо. Мне тут делать больше нечего и, если бы не наша встреча, еще вчера бы уехал.
– Ладно, – вздохнул Гордеев. – Расскажи, что у вас с Малафеевым случилось.
– Понятия не имею, кто его грохнул, – быстро сказал Простужаев. – Наверно, дотошный опер наступил кому-то на хвост, это единственное, что в голову приходит.
– Например?
– Он мне не докладывал. У ментов местных спрашивайте. Я что, справочное бюро?
Гордеев принялся его уговаривать:
– Это ж дело прошлое, верно? Чего тебе бояться? Ты покороче, на пальцах разжуй мне – кто кого подставил и так далее.
Простужаев отложил недоеденный шашлык, вытер свои длинные музыкальные пальцы, которые еще не так давно были главным его достоянием, и рассказал, что с Малафеевым встречался время от времени и базарил за жизнь. Что опер, по его разумению, что-то такое важное искал и был жутко напряжен последнее время, правда, всякой мелкой шушере все равно спуску не давал. Но самое интересное, что вся эта криминальная суета заслонила другое событие.
– Какое же? – поинтересовался Гордеев.
– Культурное. Высококультурное.
– То есть?
– В городе открылась радиостанция.
– Знаю, я там был по делам. И что же в этом такого важного?
– Заметьте, что Малафеева это очень заинтересовало.
– Ничего не понимаю, – признался Гордеев.
– Сами соображайте.
– Так не получается же, – пожаловался Гордеев. – Хочешь, я тебе с работой помогу? Мне в офисе в Химках человек нужен – на звонки отвечать, почту разбирать и все такое. Секретаршей, короче, поработать не хочешь?
– Издеваетесь?
– От всей души предлагаю, – заверил Гордеев.
– Ценю, – после паузы сказал Простужаев. – Будет надо – обращусь.
– Так что же все-таки заинтересовало Малафеева в той радиостанции?
– Я думаю, владелец. Он же – хозяин химической фабрики Полторак. Наверно, оперу показалось, что это – странное сочетание.
– Почему? И воровать, и делать честный бизнес можно по-всякому.
– Стебаться будем или слушать?
– Извини.
– Как учил меня в юности один знакомый медвежатник, – обойдемся без имен, – хочешь кое-что иметь – никогда не бери, что попало, а только самое хорошее, а самое хорошее начинается там, где кончается просто хорошее, и смотреть при этом надо наверх, а не вниз.
– Ничего не понял, – сознался Гордеев.
– Что же тут непонятного? Лучшее начинается там, где можно сказать про хорошую женщину, хорошую квартиру и хорошую машину, что это – мое. Так вот, лучшее начинается там, где еще лучшую женщину, или даже нескольких, еще лучшую квартиру и более шикарное авто, или несколько, называют своими. И если ты все это имеешь, значит, ты принадлежишь к лучшему меньшинству общества, а не к тому большинству, которое гораздо хуже его. Вот поэтому-то, когда ищешь цель, смотреть при этом надо наверх, а не вниз.
– Интересно.
– Жизненно, – возразил Простужаев. – Тогда ты автоматически входишь в лучшие круги общества. Сознание того, что ты собственник материальных ценностей, приносит радость, так же приносит ее и ощущение, что ты собственник людей. Ну если уж нет химического завода, где можно заставить кого-то работать на себя, то наверняка есть собственный уклад домашней жизни, при котором найдутся такие люди, в основном особы женского пола, вот их-то и можно заставить работать на себя. И не только собственных жен, конечно. Или есть информационное пространство, где можно эти свои идейки оглашать. Или есть и то, и другое, и третье...
Гордеев вспомнил эмансипированную москвичку Грушницкую. Ей бы такие речи показались весьма примечательными. Впрочем, бог с ней, с Грушницкой, тут, похоже, дела серьезные закручиваются.
– Ты это все к чему мне говорил?
– Все, мне это больше не с руки и так уже наболтал – себе дороже, – объявил Простужаев и поднялся на ноги.
Гордеев понял, что это действительно конец разговора. Тут в кармане завибрировал мобильный телефон.
– Привет, – сказал Гордеев, глянув на дисплей: это звонил Денис Грязнов.
– В магазине «Ле Футюр» появилась настоящая находка для начинающих шпионов – миниатюрное фоторужье весом всего сто пятьдесят пять граммов, оно совмещает в себе цифровую камеру, видеокамеру и микрофон!
– И сколько стоит?
– Не спрашивай. А еще там есть водонепроницаемые чехлы для мобильных телефонов.
– Денис, – разозлился Гордеев, – ты зачем мне голову морочишь?!
– Звоню сообщить, что нашли мы твоего злодея.
– Которого? – быстро спросил Гордеев.
– Ого, – оценил Денис, – вижу, ты весь в делах. Похвально, старик, похвально. Знаешь, я тут недавно по радио слышал забавное выраженьице: у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба.
– И что?
– Это про тебя. У тебя вся жизнь борьба. Совершенно разучился удовольствие от простых вещей получать.
– Иди ты.
– Сам иди, – сказал Денис и отключился.
Гордеев вздохнул и набрал его номер.
– У аппарата, – послышался бодрый голос.
– Извини, вырвалось. Устал я что-то в этой провинции...
– Вот, – назидательно сказал Денис, – а ведь ты там толком еще и не жил.
– Может, ты все-таки скажешь, зачем звонил? Какого злодея нашли?
– С татуировкой. Напомни, что у него там было написано?
– «Святой Отец, спаси и сохрани раба Божьего Ми...»
– Митрича.
– Митрича? – удивленно переспросил Гордеев.
– Говорю же, Митрича.
– Так это он Митрич, что ли?!
– Нет, он действительно оказался Василием. Только не Кияшко, а Баклановым.
– А при чем тут тогда Митрич?
– Вот, это самое интересное. Митрич – известный в криминальной среде человек, выходец из Зеленогорска, а твой Василий входил в его группировку, он тоже из Зеленогорска. Все придурки в его команде сделали себе татуировку – в знак верности боссу, что ли. Бывают же на свете совпадения и почему-то достаются они исключительно адвокатам!
– А теперь, значит, не входит он больше в группировку Митрича, – хмыкнул Гордеев.
– Не входит, – подтвердил Денис. – Потому что группировки уже нет. И самого Митрича нет.
– Объясни, – потребовал Гордеев.
– Все очень просто. Известный бандюган Митрич был убит в мордовской колонии усиленного режима при попытке к бегству полтора месяца назад.
– Хорошо, – с чувством сказал Гордеев.
– А твой Бакланов ушел на вольные хлеба, занимался всем понемногу, в самых разных вещах подозревается. Так что ты закругляйся там и приезжай опознавать гада, мне с Петровки друзья звонили, искали тебя. На этом Бакланове – пара нераскрытых убийств, автонаезд – и это еще мелочи, понял?
– Понял. Значит, его «колонули»?
– Еще бы.
– И он что-то рассказал?
– Запел как соловей!
– Это касается Зеленогорска? Слушай, Денис, – осенило Гордеева, – а он тут, в Зеленогорске, никого не угробил?
– Не знаю, я же не следователь. Приезжай в Москву, сам все выяснишь.
Денис еще что-то говорил, но Гордеев уже слушал его вполуха, он думал, что заведение «У Митрича», которое он уже несколько раз посетил, вполне возможно, неспроста имеет такое название. Он попрощался с Денисом и позвонил Сергеенкову.
– Петр Петрович, это Гордеев. Ты можешь для меня кое-что выяснить?
– Снова-здорово, – проворчал Сергеенков.
– Тут у вас, в Зеленогорске, есть один кабачок. «У Митрича», знаешь?
– Конечно.
– Под кем он теперь? Что за «крыша», кто хозяин – можешь узнать?
– А что тут выяснять, – сказал Сергеенков. – Никакой «крыши», все законно, все легально. Конечно, я знаю, чей он сейчас. Солидному человеку принадлежит. Вам фамилия нужна?
Черт, подумал Гордеев, получается, это же та самая газетная новость, что валялась у меня в Москве на балконе: известный музыкальный продюсер открыл радиостанцию в Подмосковье... А зачем, интересно? На хрена попу гармонь, спрашивается?
