Глава 2. ДОЧЬ АДВОКАТА

– Принято, – согласился Гордеев. – А расположены ли вы по утрам к диетическому питанию?

– С похмелья – да, – успел вставить Турецкий, а Юрий Петрович уже доставал из шкафа кастрюльку и продолжал, не поддерживая шутку; он понимал, что Турецкий, интуитивно точно предчувствуя серьезность разговора, хочет шутками создать атмосферу свободного обсуждения: – Я хочу предложить вам молоко. Правда, сухое.

Он приглашающе поднес кастрюльку уже усевшемуся за кухонный стол Турецкому:

– Прошу.

Турецкий поднял крышку и заглянул:

– Любопытно.

Потом потянул носом и повторил:

– Весьма любопытно.

Гордеев поставил кастрюльку на стол и аккуратнейшим образом извлек из нее блюдце с пакетиком, повторив:

– Прошу.

Турецкий проделал с пакетиком примерно те же филигранные действия, что и Гордеев незадолго до этого, затем вздохнул, с грустью посмотрел на Гордеева и спросил сочувственно:

– Кокаинчик-то откуда?

– Так, значит, это все же кокаин! – воскликнул Гордеев. – Все же кокаин, – повторил он возбужденно и едва не схватил пакетик пальцами, но все же удержал занесенную над блюдцем руку.

– А вы думали, что это не молоко, а сливки? – с иронией спросил Турецкий, ожидавший, разумеется, пояснений.

– Думал: героин, – серьезно сказал Гордеев. – Впрочем, мои познания в наркотиках, как выяснилось сегодня, с профессиональной точки зрения совершенно недостаточны.

– Ну и я тоже не могу сказать с точностью, что за порошочек оказался в этом милом пакетике, – успокоил собеседника Турецкий. – Экспертиза покажет. Однако, насколько я понимаю, вы, Юрочка, пригласили меня потому, что обстоятельства, при которых эта штука попала к вам в кастрюльку, выглядели несколько странно. Вы явно не на улице его нашли...

– Увы, – вздохнул Гордеев. – Когда обнаруживаешь наркотики в собственной квартире, хочется быть правильно понятым. И понятым без понятых и протоколов изъятия.

– То есть я нужен вам затем, чтобы принять вашу добровольную явку с повинной. – Может, потому и пригласил Гордеев именно Турецкого разбираться в обстоятельствах этого утра, что еще при первоначальном знакомстве почувствовал и оценил живость ума Александра Борисовича, его умение оторваться от формальной логики и в то же время не терять почвы под ногами. – Ну что ж, рассказывайте все, как было.

И Гордеев рассказал Турецкому, как был обнаружен пакетик среди конфет в вазе. Но рассказал не все: из рассказа исчез, начисто исчез Елисей. Дед, Павел Яковлевич, развлекая и увлекая Юру историями из своей многолетней практики, не раз обращал внимание внука на то, что во всяком деле существуют обстоятельства, которые к делу никакого отношения не имеют, но, как правило, осложняют расследование и часто пускают это расследование по ложному пути. Да, говорил дед, эти обстоятельства могут сказать немало о психологии действующих лиц, иногда вывести на другие двусмысленные случаи и даже преступления, но все же фантазии надо давать укорот и не доверять принципу: улика к улике, как, впрочем, и принципу: деньги к деньгам.

Юрий Петрович ко времени разговора с Турецким был убежден, что Елисей лишь нашел пакетик в конфетной вазе, а не подложил его. Дело даже не в том, что подкладыватель обычно не становится обнаруживающим лицом. То, что в пакетике, скорее всего, находится кокаин, проясняло очень многое. Это и следовало рассказать Турецкому, а не то, почему люмпен-интеллигент Елисей Осинин не может начинать очередного дня своих умственных скитальчеств без кофе с молоком. Совпадения для того и существуют, чтобы мы на них не обращали внимания, – в этом Гордеев был убежден до глубины души.

– Начнем ab ovo. – Турецкий перешел на латынь, язык лекарей и юристов, но лишь затем, чтобы вновь вернуть свою мысль в формы шести падежей, двух склонений и слов-паразитов, которыми зачастую ощущения выражаются тоньше, чем при помощи, скажем, нового сладостного стиля. – Пакетик аэрофлотовский. Все же, может быть, после посещения фри-шопа в Берлине и покупки с последующим опорожнением одной-двух пластиковых фляжек виски на борту, так сказать, воздушного судна вы, Юрочка, непроизвольно прихватили молочко для, как мы установили, возможности утреннего опохмела и все дело в этой подробности? Мало ли: выпили – не закусили, а пассажирка на соседнем кресле была так очаровательна... Вы уверены, что случайно не оказались в числе наркокурьеров?

– Из Берлина в Москву?! – криво усмехнулся Гордеев. – Не то направление. – Но он готов был обсудить и этот вариант, чтобы окончательно его отвергнуть. – Действительно, я купил в берлинском фри-шопе бутылку джина «Beefeater», ликеры – «Balleys» и датский вишневый, польскую «Зубровку»...

– Удивительно многообразный вкус, – вставил Турецкий.

– Вишневый ликер отвез маме, «Зубровку» с приятелем выпили. – Гордеев не стал, естественно, уточнять, что приятелем был Елисей, который даже не обратил внимание, что пьет не кристалловскую «Зубровку», а польскую – с длинной травинкой кумарина в бутылке. – Джин стоит в баре. Готов распить его с вами, Александр Борисович. Но только после того, как мы выясним, как прилетел в мою конфетницу этот якобы аэрофлотовский кокаин. А во время полета я выпил только немного рислинга, который развозили стюардессы, да и прекрасной спутницы рядом не оказалось. Сидел между лысоватым немцем, кажется, бизнесменом средней руки, и каким-то угрюмым нашим дедом, которому, верно, не очень-то понравилось в Германии, впрочем, его понять можно... Нет, пакетик сюда кто-то внес.

– Кто? Когда вы наполнили эту вазу конфетами?

– Я ее не наполнил, я ее пополняю. Но дело не в наполнении вазы. Я убежден, что пакетик появился в ней в течение последней недели, не раньше.

– Юрочка, не тяните время, объяснитесь.

– Я, Александр Борисович, намеренно рассказываю с подробностями, чтобы вы меня останавливали в сомнительных местах. Там, где нужно насторожиться.

– Ну что же, давайте настораживаться вместе. Значит, было какое-то событие, раньше которого пакетик не мог оказаться в вазе? Какое? Подозрительный визитер?

– Да, визитер был. Но не подозрительный, а очень даже милый и трогательный. И не здесь в квартире, а в моей консультации.

И Гордеев, не торопясь, подливая Турецкому вновь заваренный чай, от которого «важняк» не отказался, рассказал следующее.

Летом в юридической консультации номер десять на Таганской улице, 34, где работал Гордеев, жизнь тянулась медленнее, чем в прочие сезоны. Москвичи разъезжались на отдых, по дачам, а приезжие зачастую отправлялись решать свои проблемы в более известные и удобные места. На прошедшей неделе Юрий Петрович пришел на дежурство в юрконсультацию, не только начиная страдать от навалившей с утра жары, но и оттого, что в жаре придется сидеть весь день, время от времени изматывая себя консультациями на приеме граждан. И хотя Гордеев был специалистом по уголовному праву, летом, в пору отпусков, нередко приходилось вести гражданские дела.

В приемной, ожидая его появления, сидело трое: седовласый мужчина в старой рубашке-финке, джинсовый парень и рядом светловолосая девушка с печальным лицом, хотя его выражение не могло скрыть миловидных черт. Есть такие лица, которые хороши не только в радости. Гордеев мог бы подумать, что парень и девушка пришли вместе, но, пока проходил через приемную, понял, что это не так: парень сосредоточенно перелистывал бумаги в довольно толстой папке, а девушка в это время сидела, глядя прямо перед собой и вцепившись в маленькую сумочку, которую держала на плотно сдвинутых коленях. Бывает, что пришедшие в юрконсультацию люди, ожидая своей очереди, заводят разговор между собой, но это происходит в случаях с делами гражданскими – жилищными, наследственными... Парень, что потом и подтвердилось, хотел получить дельные советы по вопросам финансовых взаимоотношений со своим партнером по фирме. При подготовке к обсуждению корпоративных дел не до разговоров с девушками, даже самыми хорошенькими. Седовласый, он по очереди был первый, мучил Гордеева минут двадцать рассказом о внуке, который, женившись, совершил с ним многоступенчатый обмен, в итоге которого дед переселился с улицы Воронцово Поле в Ново-Косино.

Впрочем, о конфликте дедов и внуков и о том, какие советы давал он седовласому истцу, Гордеев забыл через несколько минут после того, как к нему в кабинет вошла светловолосая девушка.

Работа в адвокатуре не располагает к разгулу эротических эмоций. Роскошная на вид клиентка, войдя, может, отверзнув уста, рассказать такое и так, что захочется не то что получить причитающийся тебе гонорар за консультацию, но дать гонорар ей, чтобы ушла и не появлялась на глаза не только ему, но и тем людям, с которыми она собирается судиться. В погасших глазах другой посетительницы вдруг мелькнет призрак прежней, счастливой ее жизни, тех дней, когда она любила и была любима, до того дня, когда все разрушило Дело. Дело, с которым она теперь пришла к адвокату.

В неписаной классификации женщин-посетительниц, которая за время работы сложилась у Гордеева, вошедшая девушка должна была занять высокое место. Она была так хороша, что было непонятно, почему ее никто не сопровождает. Причиной тому могла быть только серьезность и щепетильность дела, с которым она пришла. Но хороша она была не за счет ухищрений, которые позволяет применить современная мода и косметология, а природной красотой и статью. Конечно, Гордеев давно заметил: приходящим в консультацию мало дела до своего внешнего вида, но все-таки нередко появлялись игруньи и игроки, раскручивающие, пытающиеся раскрутить свои сценарии, в которых отводили достаточно серьезное место адвокату, причем, как правило, совсем не то, на которое предназначал себя он.

Здесь история оказалась проще, но простоты, уводящей в бездны, из которых не выбраться живым.

Девушка назвалась Лидой Андреевой. Родилась и выросла она далеко от столицы, уже за Уралом, в довольно большом городе Булавинске. Три года назад, после окончания школы, приехала поступать в Московский университет, но не прошла по конкурсу. Но сейчас тот, кто хочет учиться, без образования не останется. Были бы деньги. Вместе с отцом, известным в Булавинске адвокатом, Лида отправилась по разным вузам. Выбрали наконец исторический факультет Нового гуманитарного университета, где Лида и стала учиться. Конечно, это учение было платным, рассказывала Гордееву Лида, и отцу пришлось больше работать, браться даже за такие дела, от которых раньше отказывался.

Но это предыстория. Еще полмесяца назад, еще вчера все было, казалось, если не прекрасно, то вполне хорошо. Да, именно полмесяца назад Лида виделась с мамой, которая через Москву ехала на отдых в санаторий. Встреча была короткой, из аэропорта в аэропорт, но мама была спокойной, дела у отца шли успешно, без особых проблем – иначе она бы не отправилась подлечить почки на воды. Правда, после того как уехала мама и Лида переговорила с отцом, он больше не звонил ей, хотя прежде делал это не реже двух-трех раз в неделю. Тогда Лида стала звонить отцу домой сама, но телефон не отвечал. Дозвонилась одному из отцовских приятелей, тот сказал, что накануне говорил с отцом по телефону и тому вроде бы в связи с делом, которое он вел, приходилось куда-то выезжать по области. «А области там у нас, – вздохнула Лида, – вы, наверное, помните какие, даже если не бывали: одна равняется четырем Франциям, другая – трем Германиям, да и в нашу пол-Европы влезет запросто. Но все же ведь можно позвонить и из командировки, верно?» Так, в нарастающей тревоге, шли дни. Уже в волнении звонила из санатория мама. Лида кое-как успокоила ее, а сама уже была готова мчаться в Булавинск. Останавливало только то, что еще не все экзамены летней сессии были сданы.

Но вот вчера, рассказывала Лида, на квартире, которую для нее снимал отец, раздался телефонный звонок. Звонил ее бывший одноклассник, школьный приятель Володя Иноземцев. Попросив ее не волноваться, он тут же сказал, что ее отец попал в тюрьму. Было не очень хорошо слышно, но Лида в конце концов поняла, что отец, конечно, не совсем в тюрьме, но действительно арестован и посажен в следственный изолятор. О предъявленных ему обвинениях Иноземцев ничего точно не знал, но в таких городах, как Булавинск, и слухи, и правда расходятся быстро.

Как считал Иноземцев, подлинной причиной ареста Бориса Алексеевича Андреева было его участие в деле одного из журналистов местного телевидения, которого некоторое время назад арестовали по обвинению в сбыте наркотиков. Андреев взялся защищать его и вскоре стал находить факты, которые утвердили его в мысли: дело сфальсифицировано. Так говорили Иноземцеву люди, которым можно доверять. Но по городу уже несколько дней расходилась молва: Андреева арестовали потому, что он, желая спасти клиента, то есть журналиста, якобы попытался дать взятку председателю городского суда Каблукову.

– И знаете, – рассказывала Лида Гордееву, – то, что Каблуков, мягко говоря, не шарахается от барашков в бумажке, в городе не было большим секретом. Ну не было у него репутации неподкупного Робеспьера. Интересно другое. Хотя я не верю, что мой отец пойдет на дачу взятки, я готова ради разбора этой истории предположить такое. Ну, допустим, только мысленно допустим, что мой отец решил стать посредником в передаче взятки, деньги для которой собрали родственники этого злополучного журналиста. Если давать взятку, то наверняка, правда?

– Ну правда, – согласился Гордеев.

– Но взяточник (а я именно от отца знаю, что Каблуков – взяточник) взятку не принимает.

– Мало дал, – сказал Гордеев и, увидев в глазах девушки засверкавшие молнии, поспешно добавил: – Я помню, мы только проигрываем предполагаемую ситуацию.

– Вы, Юрий Петрович, тоже адвокат, – сказала Лида, – я хотела бы положиться на вас как на коллегу моего отца, которого я не только люблю, но которому верю: он честный профессионал. Адвокаты, как врачи, знают много такого, о чем не говорится в компаниях или с экрана телевизора. И вы, думаю, понимаете: адвокат лишь тогда передаст взятку должностному лицу, когда она будет принята. Такую взятку, которая будет принята.

– Согласен, – сказал Гордеев, удивившись зрелости рассуждений этой совсем еще юной девушки.

– Да, я уверена в этом, ведь отец – предполагаем – шел не к какому-то неизвестному судье, а к своему старому знакомому. И поверьте, не к врагу.

– И что же делает этот «не враг»?

– Иноземцев сказал мне, что, узнав о готовящемся преступлении, Каблуков связался с прокурором...

– Погодите, погодите, Лида, – остановил рассказ Гордеев. – Что значит: «готовящееся преступление»?

– К сожалению, я лишь пересказываю вам то, что узнала от Иноземцева. А он сам не многое знает. Кроме того непреложного факта, что папа в следственном изоляторе.

– Да... Ну и что делает честный судья, связавшись с прокурором?

– Они обращаются к начальнику милиции...

– И он?

– ...и он, узнав о готовящемся преступлении, дает команду арестовать моего отца.

– Каким образом? На основании чего? Они взяли его с поличным?

– Я не могу этого представить.

– Но тогда, Лидочка, получается, что ваш соученик рассказал вам какой-то сюжет, под стать таким, что гнездятся в чернушных детективах в ярких обложках, наводнивших наши прилавки. Я понимаю, у этих горе-писателей иссякла фантазия, да и желание оглянуться на более добросовестных детективщиков, но все же в жизни истории развиваются более складно. Как можно уважаемого, известного в городе человека, опытнейшего юриста, члена областной коллегии адвокатов, арестовать по подозрению в намерении дать взятку. В наши-то дни!.. Если это все так, как вы рассказываете, то вам не ко мне надо было приходить, а в редакцию какой-нибудь газеты – в «Известия», в «Независимую»... Впрочем, если вы согласны, я готов пойти с вами к журналистам, помочь разобраться...

– Вы знаете, – сказала Лида, – во-первых, я договорилась, что сдам последние экзамены досрочно и смогу через неделю улететь в Булавинск. Во-вторых, сейчас мне просто нечем оплачивать ваши услуги. За эту консультацию я смогу рассчитаться, но, если вы возьметесь за защиту моего отца на следствии, то есть разберетесь во всем, гонорар за участие в следствии, а возможно, и в суде сможет впоследствии выплатить вам только он. Если выберется... – Как она ни сдерживалась, губы ее задрожали. – Если он выберется из этой проклятой тюряги, в которую его упек Каблуков со своими дружками.

Гордеев, как мог, успокоил ее. Он сказал, что считает попросту своим корпоративным долгом поддержать коллегу в тяжелой ситуации.

– Помогите, помогите нам. – Лида схватила Гордеева за руку. – Отцу нужен именно столичный адвокат, хотя в Булавинске и в области у него много коллег-приятелей. Но ведь провинция – это особое пространство, в ней все связаны. Друзья отца вам, конечно, помогут, но любому местному адвокату будет труднее защищать отца, чем вам.

– Даже такому молодому, как я? – усмехнулся Гордеев.

Она не обратила на эти слова внимания.

– Вы сразу посоветовали обратиться в газеты, в «Известия». У вас здесь Генеральная прокуратура, Верховный суд, Президент... А у нас... Володя рассказал: подсунули этому тележурналисту несколько пакетиков с кокаином в сумку – и все, он – преступник, распространитель наркотиков!..

В этом месте рассказа о встрече с дочерью арестованного адвоката Турецкий прервал Гордеева:

– Погоди, погоди. Я вижу, вы, Юрочка, про эти пакетики вспомнили не случайно.

– Конечно, не случайно. Лида упомянула, рассказывая, что журналиста арестовали в аэропорту, когда он собрался лететь в Москву. Пакетики нашли при досмотре, когда он уже шел на посадку.

– Замаскированные под молоко?

– Этого я не знаю. Но после сегодняшних дел почти уверен в этом. Под молоко, под соль, под перец – что там еще дают к обеду в воздухе?

– Горчицу.

– Ну нет, думаю, не под горчицу, хотя, Александр Борисович, хотел бы я узнать некоторые подробности упаковки кокаина в городе Булавинске!

– Придется узнать. Теперь никуда не денешься. Кстати, а где девушка?

– Обещала звонить мне сегодня вечером или завтра утром. После того как сдаст последний экзамен.

– До чего вы с ней тогда договорились?

– Просила меня вылететь с ней в Булавинск, разобраться на месте. А у меня, скажу честно, неожиданно после затишья выдалась сумасшедшая неделя. Мотался в Тверь, там вокруг людей из Универсалбанка немало сюжетов закрутилось, потом на даче у мамы потолки качаться стали...

– Главное, чтобы крыша не поехала!

– Если так пойдет, как сегодня утром, – запросто! Словом, хотя, Александр Борисыч, скажу честно, и понравилась мне девушка, ничем за эту неделю я ей помочь не смог, и мне она, судя по автоответчику, тоже не звонила... Но посудите сами, чтобы отправляться в Сибирь, надо здесь как-то дела привести в порядок.

– Да, ехать придется. И узел какой тугой вам подсовывается: суд, прокуратура, милиция, адвокатура, да еще и наркотики с воздушной символикой. Это уже в двух шагах от ФСБ получается.

– Прямо как в романе.

– А вы не шутите, Юрий Петрович. Вернемся к пакетику. Что предполагаете?

– Пока предполагаю. А что, если было примерно так: Булавинск – крупный промышленный центр, хотя город не областной. Рядом алюминиевые заводы, миллиардные доходы. Журналистам из провинции просто так наркотики не подбрасывают. Видных адвокатов за намерения дать взятку должностному лицу даже в провинции сейчас не арестовывают. Думаю, этот безымянный пока для нас журналист занимался чем-то большим, нежели критика какой-то торгово-полууголовной группировки, которая снабжает Булавинск, скажем, куриными окорочками и фальсифицированным коньяком «Белый аист», делая навар на разнице цен и подкупе санитарных врачей, закрывающих глаза на качество, условия перевозки и хранения.

– Пожалуй.

– Ну и Андреев, вникнув в его дело, оказался опасным свидетелем. Настолько опасным, что они, понимаете, пока неясные «они», стали пасти и его дочь. Так что, когда Лида пришла к нам в консультацию, у нее кто-то висел на хвосте...

– Так, так, хотя, Юрочка, что за выражение «у нее на хвосте»! Ваша Лида, надеюсь, не ведьма, коей хвост присвоен от природы...

– Александр Борисович, вы думаете, что все это мои домыслы? Но как объяснить пакетик?!

– Нет, нет, Юрочка, все очень серьезно! Я просто хочу, пошучивая, окончательно освободить наше воображение от пут. Помните, кто-то из великих физиков говорил: эта гипотеза недостаточно безумна, чтобы быть истинной? А мы чем хуже этих ядерщиков и лазерщиков?!

– Тогда я доскажу. Дело в том, что Лида была последней в очереди, клиентов на приеме больше не было, и я, чтобы хоть как-то ее успокоить и поддержать в одиночестве... – Взгляд Гордеева натолкнулся на понимающую улыбку Турецкого, но он не сбился в интонации и продолжил: – ...я пригласил ее посидеть где-нибудь поблизости, выпить кофе, хотя я кофе, вы знаете, не очень люблю... Ну вот, посидели в летнем кафе близ Таганской площади. Она действительно пила кофе, я выпил бутылку пива... Говорили о том о сем, я старался отвлечь ее от истории с отцом, спрашивал о ее учебе, об истории, как ее сейчас изучают в университетах, тем более в таких коммерческих, как тот, где она учится... Кафе небольшое, несколько столиков... Кто-то приходил, кто-то уходил, парни какие-то сидели за соседним столиком, я был к ним спиной... Впрочем, пасти можно и из машины...

– Значит, предполагаете, что «они» стали пасти и вас тоже?

– А что «им» остается делать? Узнать мой адрес – дело техники. Пробраться в квартиру для профессионалов, несмотря на мою двойную дверь с, как меня уверяли, надежнейшими итальянскими замками (во второе определение верю), – раз, ну, два раза плюнуть. Положили пакетик – это вроде как «черная метка» из «Острова сокровищ» – предупредили, мол, не суйся в это дело, парень.

– Что-то замысловато.

– Да потому и замысловато, что дело это ба-а-альшими деньгами пахнет. Наркотики защитникам борцов за реабилитацию жертв сталинских репрессий сегодня уже подкладывать не будут. Они мне загодя сигнал дали: одного за наркоту посадили и тебя, будет нужда, посадим. Правда, немного не учли того, что в конфетницу, которая на виду стоит, я редко заглядываю. Для гостей держу. И сегодня, в общем, случайно его нашел – вдруг чайку с ириской захотелось, как в детстве.

– А гостей, значит, случайных за это время не было? И кстати, вы уверены, что этот пакетик – единственный в вашей квартире?

– Гостей случайных не было, а полностью в том, что пакетик был один, конечно, не совсем уверен.

– То-то и оно! Как вы знаете, по закону этот пакетик должен быть передан в местные правоохранительные органы. Кроме того, без возбуждения следственного дела никакие экспертизы не проводятся! А дело это подследственно местной прокуратуре и милиции. Так что извините, Юрочка, но как «важняк» я должен буду переадресовать его вниз, так как это не дело...

– Шутите? – печально спросил Гордеев.

– Отнюдь. Просто стремлюсь остаться в правовом поле, – подмигнул Турецкий. – А пакетик этот будет не худо передать мне с небольшим сопроводительным письмом. Берите бумагу и пишите – я продиктую.

– Думаете, надо? – переспросил Гордеев, принеся из комнаты несколько листков бумаги. А ручка лежала здесь же – на столе.

– А что делать? Надо подстраховаться. Когда бывший и. о. генерального прокурора оказывается за решеткой, молодого адвоката отправить в камеру по соседству не составит никакого труда. А разбираться в том, на каком основании вы получили возможность ознакомиться с библиотечными фондами следственного изолятора, мне будет сложнее, если вы покинете эту уютную холостяцкую квартирку. Так что пишите, Юра, пишите.

– Пишу.

– На мое имя: «Старшему следователю по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Турецкому А. Б. от члена Московской городской коллегии адвокатов Гордеева Ю. П. Заявление». Написали? Теперь коротко, без подробностей: «Сообщаю, что сегодня утром в вазе для конфет я обнаружил пакетик, происхождение которого и обстоятельства его попадания в мою квартиру мне неизвестны. Так как у меня есть основания подозревать, что в этом пакетике находится наркотик, прошу Вас («Вас» – с большой буквы, помните это правило бюрократической орфографии, Юрочка?) возбудить уголовное дело по данному факту и провести соответствующие экспертизы и другие необходимые следственные действия. Обнаруженный пакетик прилагается». – Так, хорошо. Прибавьте еще: «Не исключаю, что в моей квартире могут находиться и другие не принадлежащие мне предметы, подложенные с целью моей компрометации, в том числе и наркотики. В случае их обнаружения прошу считать это заявление одновременно и просьбой о моей правовой защите от провокаций неизвестных преступников». Вот теперь все. Подпись. Число.

Турецкий взял заявление, завернул злосчастный пакетик в другой лист:

– Перестрахуемся. Возбудим дело и передадим его в МУР, Грязнову. Пусть проведут экспертизу по наркотику, а там посмотрим. А вы, дорогой мой, информируйте меня, без уныния и лени, обо всех новостях. А пока подумайте все же над тем, как это, – Турецкий похлопал себя по карману куртки, где лежали гордеевские «презенты», – оказалось в вашей квартире. Если, конечно, в замок не влезали чем-то нехорошим.

– Конечно, подумаю. Уже думаю.

– Ну, побежал. К сожалению, неотложные дела, не могу непосредственно помочь вам в вашем дедуктивном дискурсе. – Турецкий направился в прихожую, но вдруг обернулся: – А в Булавинск все же поедете?

– Хороший вопрос. Хотя, мне кажется, вы знаете ответ. Я ведь любитель острых ощущений. Появись в Булавинске, жизнь у меня будет там не скучная. То есть если я отказываюсь от защиты Андреева, значит, предупреждение принято и пакетика с меня было довольно. А если нет – зачем марафет зазря разбрасывать? Найдут для приезжего что-нибудь поинтереснее.

– Знаешь, Юра, – Турецкий перешел на «ты», что свидетельствовало о его переходе к особой доверительности. – Я ведь тоже любитель острых ощущений. И мне тоже хочется поехать в Булавинск.

– Поедете еще, – вздохнул Гордеев. – Если я не справлюсь. Но людям, которые воровски влезли в мою квартиру, со мной придется несладко. Хотя бы они сожрали всю вот эту конфетницу.