Глава 13. ПРЕВРАЩЕНИЯ ФИЛОСОФСКОГО КАМНЯ

Пока Гордеев выяснял в больнице обстоятельства вокруг ареста Андреева, время перевалило за восемь вечера. На улице еще было светло, однако уже ощущалось приближение ночи. Короткой, июньской, но со своими неожиданностями, а может, и со страхами.

Гордеев с Лидой ждали Володю в аллейке около больницы. Он пошел отнести халаты, а заодно попытаться разузнать, где сейчас Павел Живейнов и вообще что-то еще о покушении на милиционеров.

Юрий Петрович покопался в своем портфеле, но не нашел того, что искал.

– Вы, насколько понимаю, не курите, – обратился он к Лиде.

– Увы, – развела та руками. – Несовременная девушка.

– Это как сказать, – возразил Гордеев. – Самые современные девушки сейчас не курят, много занимаются спортом и вообще ведут здоровый образ жизни.

– А что это такое – «здоровый образ жизни»? – лукаво спросила Лида.

– Я вам потом расскажу, – пробормотал Гордеев под нос. – Вот и Володя возвращается.

Как рассказал Володе Олег Сергеевич, в больницу действительно заявились Мещерякин и Степной. Они стали требовать, чтобы Живейнов отправился на обследование в госпиталь УВД в Усть-Басаргино, однако Павел не соглашался, заявив, что он здоров и готов немедленно принять участие в операции по розыску и поимке убийцы Николаева. Однако это не вызвало у начальников энтузиазма. В конце концов они отправили Живейнова домой, дав ему для отдыха и выздоровления неделю. Они же объявили, что хоронить Николаева будут в понедельник на новом городском кладбище. Пока тело в морге, предстоит вскрытие судмедэкспертами.

– А вскрытия еще не было? – удивился Гордеев.

– Почему-то нет. Отложили до завтра.

– Странно. Сегодня пятница, рабочий день, в городе, как вы сказали, идет операция по отлову убийцы, а они медлят с получением, возможно, важнейших фактов. И пуля из тела не извлечена? Или она прошла навылет?

– Нет. Смертельная пуля в теле. Так, по крайней мере, считает больничный патологоанатом, его слова передал мне Олег Сергеевич.

– Потрясающе! Хоть организовывай засаду в морге.

– Вы считаете, что дело нечисто?

– Во всяком случае я считаю, что это непрофессионально. Но нередко бывает, что за непрофессионализмом скрывается профессионализм особого рода.

– И что предпримем? Я мог бы попросить сторожа, чтобы он внимательно...

– Погодите. У меня и так много помощников, но с каждым часом мне все больше хочется отправить всех вас куда-нибудь на молоко в деревню или на пляж в какую-нибудь тихую и безопасную Анталию.

– Нетушки, – полушутливо возразил Володя. – Где еще испытаешь такую остроту ощущений, как не в родимом отечестве?

– Тогда будем обходиться своими силами. Собственно, я не собираюсь влезать в весь этот змеюшник. Моя цель проста: во-первых, для начала, добиться освобождения из-под стражи Бориса Алексеевича, а затем, надеюсь, вместе с ним, разобраться во всем деле. Так что, дорогой Володя, если вам удастся что-то в ваших врачебных кулуарах выяснить о причинах задержки вскрытия Николаева, узнать результаты этого вскрытия – неплохо. А нет так нет, рисковать нет никакой нужды. Это прежде я был следователем и бегал, что называется, с пистолетом по крышам. А теперь я респектабельный буржуа и, скажем, даже небольшие неудобства при исполнении мною адвокатских обязанностей могут меня погрузить в тяжелую меланхолию. Так что пойдемте, господа, и проведем хотя бы остаток пятницы в мирном обсуждении насущных вопросов нашего движения.

Но едва они вышли за ворота больницы, как Гордеев словно забыл только что им говоренное.

– Кстати, Володя, – обратился он к юному эскулапу, увлекшемуся делами, опасно соприкасающимися с криминальными сферами. – Вы говорили, что у вас есть гениальный парнишка, который, несмотря на свою пагубную страсть, все еще способен произвести некоторые несложные химические опыты.

– А! Женька! Думаю, запросто. А что, собственно, нужно?

– Пустяк. Я, наверное, мог бы обратиться с этим к Живейнову, но все-таки он не химик, а главное, сегодня ему не до того, чтобы искать возможности для конфиденциального анализа. А мне нужно установить, что пили из двух маленьких хорошеньких стопочек.

– Да, вы говорили.

– Кстати, стопки совершенно невинные. Или почти совершенно. Из них пили какую-то, наверное, достаточно приятную жидкость. Правда, пили не совсем в том месте, где ее следовало пить. То есть можно сказать: распивали. И вот для выяснения обстоятельств этого распития мне необходимо на всякий случай знать, что пили.

– Попробую, – сказал Володя. – Где ваши сосуды?

– Сейчас выдам. Но естественно, этому вашему Жене не надо знать много. Ему надо сказать только необходимое. То есть что-то вроде: к вам привезли человека без сознания. Живого, но без сознания. Вероятно, перед тем как потерять сознание, он что-то выпил. Рядом с ним стояли стопки. На тумбочке стояли. Почему-то две. А человек был не молодой. Можно сказать, старый был человек. То есть не был, но есть. И вот чтобы его спасти, надо выяснить, что же он пил. Провести, так сказать, реабили... Впрочем, все понятно, Володя? – прервал сам себя разговорившийся Юрий Петрович. – Без особых подробностей. Только результат. Обратились вы к нему, потому что химико-биологическая лаборатория уже закрыта, а нужно безотлагательно. Но обязательно предупредите его, чтобы он ни в коем случае не хватался за стопки. Здесь на одной и так уже, наверное, Лидочкины пальчики запечатлелись. Скажите ему, что, если все же обнаружится что-нибудь не то, придется передать в экспертное управление облуправления внутренних дел, а его пальцы – этого Жени, да? – будут совсем ни к чему. То есть в его интересах оставить то, что там сейчас есть.

– Ну, вы знаете, с ним надо аккуратно. Он ведь человек с характером.

– А я разве против? Нажимайте на его самолюбие, говорите, что только он... Конечно, я бы пошел с вами, но это будет подозрительно. Словом, естественность, естественность и еще раз естественность.

– Давайте стаканы!

Условились, что, пока Володя будет ходить к Жене Рыбаличу, Гордеев с Лидой будут ждать его у нее дома. Выслушав от Юрия Петровича несколько советов, как запутать следы и оторваться от слежки, Володя так ловко канул в густеющих сумерках, что ученик Александра Турецкого только хмыкнул:

– Доктор Ватсон становится Шерлоком Холмсом!

– Пойдемте, – позвала Лида. – Пока Володя выясняет, что пили в нашей квартире, мы в ней же выпьем кофе.

– А чайку у вас не найдется?

– Все найдется, если за время, пока мы ходили, там ничего не разворошили.

– Есть предчувствие?

– Предчувствий уже нет, но отчаяние время от времени подкатывает. – И Лида неожиданно крепко схватила и сжала ладонь Гордеева.

Господин адвокат вздохнул, вспомнив ту не очень-то приглядную для него историю, где тугим узлом завязались страсть, безрассудство и, наверное, его, гордеевское, свинство. Вздохнул, но руку Лиды из своей не выпустил. Юрий Петрович давно уже смирился с тем, что он не может пройти равнодушно мимо каждой мало-мальски привлекательной девушки. И если не уложить в постель, то пофлиртовать он был всегда готов.

Теперь, идя рядом с Лидой, он не без гордости думал о том, что на этот раз помыслы его почти безгрешны, хотя, когда он увидел Лиду впервые, что-то такое кроличье в нем вздрогнуло.

Вместе с тем, двигаясь по вечернему Булавинску, Гордеев не забывал о том, что расслабляться нельзя. Поскольку его уже предупредили в Москве специфическим пакетиком, здесь и подавно следовало ожидать сюрпризов. Сюрпризов похлеще.

Он прикинул время: звонить сегодня в Москву – Турецкому, Райскому – было уже поздновато, причем ведь друзья могли куда-нибудь и уехать за город. Лето все-таки. Дав себе слово со следующего дня делать регулярные звонки в Москву, Гордеев вновь было задумался над тем, почему они с Наташей, по полдня не отрывавшиеся друг от друга, все же расстались... Но вдруг Лида, молчавшая до сего момента, спросила его, женат ли он.

– Нетрудно догадаться, что нет, – усмехнулся Гордеев.

– Почему нетрудно?

– По блеску в глазах, – попытался пошутить он, но прибавил серьезно: – Был и женат. К счастью, детей не было.

– Почему – к счастью? – удивилась Лида.

– Почему? Вот, может, и потому, что дети – почемучки, под стать вам, но воспитывать их в неполной семье – это очень неправильно.

– Но сейчас таких семей, наверное, больше, чем нормальных, с отцом и матерью.

– Ну мало ли!.. Как вы называете себя несовременной девушкой, так я называю себя несовременным мужчиной. Во всяком случае, в этом смысле.

– Ох, Юрий Петрович. – Лида аккуратно, но решительно вытащила свою ладонь из его сжимающих пальцев. – С вами опасно разговаривать: заведете бог весть куда.

– По-моему, это вы меня завели, – возразил Гордеев. – К себе домой. Узнал?

– Узнали, – согласилась Лида, и по требованию господина адвоката с некоторыми предосторожностями они поднялись в квартиру.

К счастью, все здесь было на своих местах.

Все же Гордеев на всякий случай уволок телефон в дальнюю комнату и оставил там, прикрыв его эмалированным тазом, примеченным в ванной.

– Звонок мы услышим, – объяснил он, – а вот нас услышать, если что, будет сложнее.

Лида занялась приготовлением чая и кофе, а Гордеев еще раз обошел всю квартиру, раздумывая над тем, что за кассету искали местные правоохранители.

Спросил Лиду, не ли у них какого-нибудь домашнего тайника.

Оказалось, что нет.

Правда, Лида предположила, что кассеты в квартире и не было.

Рассуждала она так: когда Новицкого арестовали в аэропорту Булавинска, надеялись найти у него эту кассету. Не нашли. Значит, она была спрятана у кого-то еще здесь, в городе...

– ...или кто-то, с кем Новицкий был в доверительных отношениях, вез ее с собой в Москву, – продолжил Гордеев.

– Но тогда бы задержали его, этого помощника! – воскликнула Лида.

– Не обязательно, – возразил Гордеев. – Разве эта кассета была обычного, бытового формата? Вполне возможно, что она была малогабаритной.

– Но зачем же тут сидела эта парочка и часами пялилась на экран? Может быть, они что-то знали? Про формат кассеты.

– Не обязательно, – вновь повторил Гордеев полюбившееся клише. – Во-первых, они могли предполагать, что у этой кассеты есть копия и хранится она у Бориса Алексеевича, то есть у вас дома! Во-вторых, кто нам сказал, что помощник Новицкого летел одним рейсом с ним? Он мог сесть на поезд, улететь из Усть-Басаргина, наконец, придумать еще что-то. А вы, господа-товаришшы, ишшыте! – прошипел Гордеев, но следом усмехнулся: – Вы знаете, это хорошая мысль. Кассету от Новицкого – из рук в руки – ваш папа, естественно, получить не мог. Но очевидно, он ее видел, поэтому и стал опасен. Следовательно...

– ...следовательно, если вы ее найдете, тоже станете для них очень опасным, – сделала неожиданный вывод Лида. – А где эта кассета, вы узнаете, получив свидание с папой – или с Новицким! Вот в чем главное «следовательно»: у вас пока жизнь здесь более или менее спокойная, но... Думаю, вам лучше вовсе не видеться с папой.

– Замечательный совет! – согласился Гордеев. – Особенно потому, что он никак не выполним!

Сидя на удобном диване, господин адвокат почувствовал, насколько он устал за этот все длящийся день.

Поэтому, отхлебнув глоток неплохо, во всяком случае старательно, заваренного Лидой чая, он закрыл глаза и сидел так некоторое время.

Глядя на расслабившегося Юрия Петровича, Лида молчала. Сейчас в этом человеке сошлись все ее надежды. Она не знала, что предпримет он для спасения ее отца, но чувствовала, что с этим московским красавцем, как она уже поняла, немного рисующимся суперменом-интеллектуалом, может найти какой-то выход из отчаянного положения.

– А где же те деньги, которые папа якобы собирался дать Каблукову?

– Намерения еще не преступление, – произнес Гордеев, не открывая глаз.

– Но почему же его тогда арестовали?

– Мы уже говорили об этом при первой встрече. Вот и будем выяснять... – Гордеев поморгал и потянулся. – Но уже сейчас понятно, что уважаемого – авторитетного – (это слово Юрий Петрович произнес с нажимом), – человека в городе просто так арестовывать не станут. – Увидя протестующее движение Лиды, он поднял ладонь. – То есть хочу сказать, что его арест вызван не просто тем, что он взялся за защиту этого журналиста, Николая Новицкого. Значит, они – и Борис Алексеевич, и, наверное, Николай – наткнулись на что-то, сделавшее их опасными для властей.

– Нежданно-негаданно, – проговорила Лида.

– Так бывает. – Гордеев очень хорошо помнил все, что стало происходить с ним после того, как дочь булавинского адвоката Андреева пришла к нему в консультацию.

– Но вы верите, что с папой обойдется?

– Не верил – не взялся бы за это дело. И потом, наверное, таким мужчинам, как я, прилично заниматься именно запутанными и не очень безопасными делами. А малолетних хулиганов и ревнивых мужей я буду защищать на старости лет. Это тоже искусство. Знаете, в нашей консультации есть такая миленькая старушка с пятидесятилетним стажем, Нина Германовна...

Но рассказать историю о своей коллеге Гордеев не успел: вернулся Володя.

Он был оживлен и на нетерпеливый вопрос Гордеева: «Ну, что?!» – выпалил:

– Это – гений!

– Что гений? – опешил Юрий Петрович. Он ждал от Иноземцева названия жидкости, распитой в квартире Андреевых, и не сразу взял в толк, что Володю интересовало несколько иное.

– А! Вы про то, что в рюмках? Нет вопросов: пили «Басаргинскую анисовую» и «Басаргинскую крепкую». Держите сосуды. Отпечатки пальцев – без повреждений. Женька – парень понятливый, а мне после одной переделки как брату доверяет. Попросил – значит, так надо. Я же говорю: гений!

– Погодите-погодите! Что же получается: здесь пили две разные жидкости? Каждый – свою?

– Получается, так, – несколько растерянно проговорил Володя. – Но чего здесь странного?

– Странного, может быть, ничего нет, но телевидеозрители пришли сюда с разными напитками.

– Хотите сказать: люди разных вкусов? – спросила Лида.

– А разве нет?

– Но ведь бывает и так. – Володя вдруг показал неплохое знание потребления горячительных напитков. – Гуляем. Взяли разного. Выпили одного, потом другого, третьего. Наутро башка трещит, печень играет, но поначалу от такой дегустации интереснее и веселее.

– А почему тогда в стопках остатки разных – этих ваших анисовых и крепких? – спросил Гордеев.

– Подумаешь! – У Володи и на это был ответ. – Один пил больше, другой – меньше, потягивал. Следовательно: диспропорция.

– Это одна из версий, – прихлопнул Гордеев по столику ладонью. – Скорее все же, кто-то из них терпеть не мог анисовой. Аромат, прямо скажем, на любителя. Кстати, а что это за напитки такие популярные, что ваш гений их мгновенно определил?

– Определил он точно, не сомневайтесь. – Володя налил себе кофе. – Женьку оценить надо! Евгений Рыбалич – булавинский вундеркинд, его в городе все знали, может, помнишь, Лида, как он по телевидению передачу вел... ну, эту, как ее, про науку...

– «Клуб Знаек», что ли? Что-то помню. Я же тогда, Вовочка, маленькая была. – Лида показала Иноземцеву язык.

– Ну, неважно. С Женькой так глупо получилось. Школу – с золотой медалью, победитель всесоюзной химической олимпиады – в МГУ без экзаменов. Первый курс – круглый отличник, второй... Вот там-то он, дурак, и сорвался! Но и сорвался тоже, замечу вам! Конечно, я, можно сказать, как почти врач не должен так говорить, но ведь он новый наркотик синтезировал! Ради интереса, из подручных средств. Надежда фармакологии, если вдуматься! И если направить.

– Ну а что дальше?

– Ну укололся, дурак. Решил по-честному, на себе проверить.

– Да, наверное, действительно у вашего приятеля не все с головой в порядке.

– А разве гении – это совсем нормальные люди? У него мозг компьютерный, он страницами информацию запоминает. «Золотого теленка» и «Четвертый позвонок», Лермонтова всего наизусть. Ну, это потому, что он на Михал Юрьевича похож... Но, конечно, после этого случая с новым наркотиком – а его еще несколько однокурсников попробовали – он едва ноги из Москвы унес. Хотя он ведь не только наркоту гнал, он и антинаркотические какие-то составы разрабатывал. Теперь вот прозябает на родине. Работает, смешно сказать, лаборантом на мясокомбинате!

– Как вижу, и напитки идентифицирует.

– Не смейтесь! Он действительно, как настоящий химик, составы любых веществ распознает, как собака запахи. К тому же здесь для него действительно ничего сложного нет! Подумаешь! Он не пьет, но из профессионального интереса, конечно, с составами знакомится.

– Но все же – что это за ваши местные творения?

– А это уже отдельная история. Кстати, Женька мне кое-что в ней прояснил. У нас в области сейчас губернатор кто? – обратился Володя к Гордееву.

– Пока не имею чести знать.

– Татюшкин? – не очень уверенно произнесла Лида.

– Верно, Татюшкин Всеволод Филиппович. Но Татюшкин Всеволод Филиппович появился в губернаторском кресле не так давно. А до него губернатором был Еремеичев Карл Иванович.

– Странное какое сочетание, – удивился Гордеев.

– А Еремеичев объяснял во время предвыборной кампании. Родитель так его назвал в честь основоположника. Кстати, Карл Иванович это обыгрывал. Говорил: Карл Маркс готовил могильщиков капитализма, а я буду его, капитализма, укротителем и цивилизатором гидры капитала. Он наш, из наших краев, из Лукашина, есть такой городок на севере области. Вот и перестроил Еремеичев тамошний ликеро-водочный заводишко в современное производство. Вода прекрасная, леса у нас тоже не совсем оскудели...

– Понятно, – сказал Гордеев. – И анис в ваших лесах растет...

– А вы не смейтесь. Лукашинская водка и в Москве продавалась. Это ведь «Басаргинской» она называется, ну, ради прославления нашей области, что ли. Карл Иванович ведь губернатором был, отцом края.

– Значит, ставить капитализм на службу народу он начал с водки?

– А почему нет? Водку-то в Лукашине делали хорошую. Эта серия «Басаргинских» была из двенадцати сортов!

Гордеев присвистнул.

– Да. Но самое интересное – в другом. Когда Карл Иванович пролетел на последних выборах и победил Татюшкин, первое, что он сделал, – стал сворачивать водочное производство в Лукашине.

– Истовый борец за трезвость? Он случайно не горбачевец-лигачевец?!

– У него спросите. Я-то думаю, что нет. Все гораздо проще, я бы сказал: по-марксистски. За деянием стоят материальные интересы. Ведь Всеволод Филиппович тоже местный. Только из другого района. Но и в его Вежинске тоже был захудалый винный заводик. Правда, водичка здесь похуже, возле алюминиевого-то комбината, а технологи, наверное, поленивее. Но зато экономисты у товарища Татюшкина оказались прыткие. Стали трясти лукашинское производство, проверки, налоговая инспекция, санитарная... Производство сократили, ассортимент. Словом, область наводнена теперь вежинской водкой, а народ бегает за лукашинской, как за сувениром.

– То есть исчезла хорошая водочка?

– Можно сказать, что да. Ну, в Лукашино, конечно, она есть. А в Усть-Басаргине только в каких-то магазинчиках частных, да и то с опаской. В ресторанах кое-где. Боятся коммерсанты!

– А у вас в Булавинске?

– Так вот Женька-то мне и объяснил, что постоянно водка эта продается только в одном месте...

– Так-так, – нетерпеливо произнес Гордеев.

– В буфете при столовой городского управления внутренних дел. Буфет закрытый.

– А ваш Рыбалич откуда узнал?

– Так он же лаборант мясокомбината! И хотя сейчас вроде спеццехов нет, но как бы и есть. Ну, чтоб в колбасный фарш какая-никакая мышка не попала или крыска...

– Тьфу, Иноземцев! – поморщилась Лида. – Какие гадости!

– Зато правдивые, – не смутился Володя. – Ну, Женька и в этот буфет однажды попал, как экспедитор от спецпроизводства ездил, что ли. Вот там все это продается. Есть еще, он говорил, магазин при мэрии, но в нем ничего лукашинского нет. Наш Сергей Максимович субординацию блюдет строго и огорчать Всеволода Филипповича, если он вдруг нагрянет в гости к «крестнику», не намерен.

– Да, Володя, – с воодушевлением сказал Гордеев, – ваш рассказ произвел на меня большое впечатление. Настолько большое, что сформулировать резюме по нему я смогу только наутро. – Он встал. – Позвольте откланяться, господа. Надеюсь, в эту ночь и вплоть до нашей встречи ничего не произойдет. Как вы помните, завтра у нас будет немало дел. Вы ждете нас к завтраку? – Обратился он к Лиде.

– Конечно. В десять утра вас устроит?

– Очень гуманно.

– Я провожу вас, – предложил Володя.

– Да я, в общем, неплохо ориентируюсь на местности.

– Не сомневаюсь. Но все же вы гостите в нашем городе только первый день и, как говорил Остап Бендер, согласно законов гостеприимства...

– Бендер ли это говорил? – усомнился Юрий Петрович. – Ну, хорошо, пойдемте. В первый и в последний раз.