18
Замечали ли вы, как странно возвращаться домой после пусть даже и недолгого, но дальнего путешествия? Словно прошла целая жизнь, столько всего изменилось, а дома все по-прежнему. Те же улицы, те же дома, те же люди, совершенно не подозревающие, сколько всего произошло с тобой. Магазины работают по прежнему расписанию, а чайник у знакомых стоит на том же месте, на каком стоял, когда ты в последний раз — до своей поездки — их навещал. Но вот проходит день-два, и ты снова влился в эту повседневную жизнь, ты уже не чувствуешь себя чужим, ты влился в этот бесконечный поток — и тебе уже абсолютно наплевать на тех, кто только что сошел с поезда после дальней дороги.
Вот в какие размышления был я погружен, стоя у открытого окна вагона возле своего купе, а наш поезд между тем неумолимо приближался к Москве. До прибытия оставалось часа два — два с половиной. В купе уютно спала Юлия — мне стоило огромных трудов убедить ее, что в Москве я смогу разобраться в произошедшей с ней неприятностью (если можно так говорить об угрозе для жизни) и она будет в безопасности. Уж о ее-то безопасности я точно смогу позаботиться. Конечно, с ней часто было сложно и тяжело, но чем-то меня привлекала эта тяжесть. Может, я старею и мне самое время остепениться? Как ни странно, фактически впервые в ответ на эту мысль мне не пришла немедленно другая, упрямая, отрицающая какую-либо возможность остепенения. Немедленно — нет, но все же она появилась чуть погодя, помедлив, дав ощутить вкус этой возможности.
Нет-нет, все-таки замотал головой я. Слишком уж я ценю свою свободу.
— Ты чего головой вертишь? — Юлия вышла из купе.
— Да так, мыслям, — усмехнулся я.
— Странно возвращаться, правда? Как будто ничего не было, — сказала она, словно слышала мои недавние размышления.
— Странно, — кивнул я.
Дома я прежде всего включил заряжаться мобильник — вот уж чего мне действительно не хватало всю дорогу, даже представить себе не могу, как я раньше без него жил. Пригнал со стоянки машину. Юлия между тем успела закупить продуктов и суетилась на кухне.
Так, теперь позвонить. Сначала Турецкому. Рабочий телефон занят. Теперь Елене. На мой звонок она отреагировала крайне сдержанно:
— Здравствуйте, как ваши дела?
— Вы не можете сейчас разговаривать? — уточнил я.
— Да, спасибо, все в порядке, — так же ровно ответила она. Видимо, муж где-то рядом.
— Хорошо, тогда перезвоните мне… Я привез необходимые доказательства.
— Конечно, конечно, когда угодно.
— До свиданья, — с облегчением закончил разговор я и положил трубку.
Ну что ж, теперь, пожалуй, стоит повидаться со следователем. Думаю, Ковалев будет рад меня слышать.
Но Ковалева на работе не оказалось вовсе. Я узнал, что он непременно появится через час, и решил навестить его лично. Но для начала, конечно, необходимо снять копии с документов — не думаю, что стоит давать в руки Ковалеву оригиналы.
Итак, я появился у Ковалева спустя два часа, заехав по дороге к знакомому, у которого имелось два видеомагнитофона, чтобы переписать эпизод шариатского суда.
Стаса я знаю довольно давно, и если мне что-то мешает называть его другом, так это лишь недостаток времени для частого общения. В свое время он начинал зарабатывать на жизнь пиратским видео. И естественно, видеомагнитофон у него появился у первого из всех моих знакомых. Потом, верно следуя дорогой всех пиратов, он довольно прочно обосновался на Горбушке. И пользовался большой популярностью среди любителей кино, потому что мог достать почти любые редкие фильмы. Сам я не слишком часто прибегал к его услугам, когда выдается время, мне хватает и того, что показывают по телевизору или можно найти в соседнем видеоларьке.
Разумеется, для работы он пользовался не теми видеомагнитофонами, которые стояли у него дома. Но мне хватило и их качества записи.
Надо сказать, Стас был несколько удивлен, увидев картину публичных побоев и казней на пленке.
— Ничего себе кинцо! Это что же, новая серия «Ликов смерти»?
— «Ликов смерти»? — переспросил я.
— Не слышал, что ли, ни разу? Документальный фильм такой. Где показывают убийства, настоящие разумеется. Очень впечатляющая штука. Но, естественно, фактически везде запрещен.
— Да, что-то я, кажется, об этом слышал. Но мне, знаешь, и на работе этих «ликов смерти» хватает.
— Я уж вижу. — Стас кивнул на телевизор. — Погоди-ка, а ты же вроде уже давно в адвокаты переквалифицировался?
— А толку-то, — ответил я.
Уже уехав от него, я понял, что забыл оригинал кассеты. Вот черт! Ну ладно, не возвращаться же. Я набрал его номер.
— Привет, Стас, еще раз.
— Что, обнаружил пропажу? — Стас усмехнулся.
— Да, я заеду за кассетой на обратной дороге, ничего?
— Позвони только, а то я могу по делам уехать.
— Идет.
Да, великая вещь мобильник!
Я включил радио и понял, что в мире за время моего пребывания в Чечне все осталось на своих местах. В Штатах очередной подросток расстрелял из охотничьего ружья свою семью. Во Франции очередной поезд сошел с рельсов. Где-то в Африке зародилась очередная смертельная болезнь. У нас в Ростове задержали очередного студента, который, естественно, был американским шпионом. Да, все было по-прежнему. Опоры, на которых держался мир, ни на секунду не дрогнули, ни на миллиметр не пошевелились. Да и с чего бы?
Вот и Ковалев, как ему и полагается по объективным обстоятельствам, встретил меня, мягко говоря, неприветливо. Видимо, чувствовал, что ничего приятного для него он не услышит. Окинул меня недобрым взглядом, чуть-чуть замешкавшись подал руку:
— Здравствуйте.
Тут уж настала моя очередь размышлять — отвечать или нет на рукопожатие. Я подумал-подумал и сделал вид, что ничего не заметил. Ковалев скис окончательно.
— Я должен вас обрадовать, — непринужденно начал я. — Дело Магомадова, кажется, подходит к своему завершению. Истина фактически восстановлена.
— Что есть истина? — хмуро пробурчал Ковалев, видно вспомнив о своем высшем образовании.
— А истина заключается в том, что Магомадов абсолютно невиновен в том, в чем его обвиняют. Впрочем, вы, кажется, и без меня это отлично знали.
— Неужели? — Ковалев с нарочитым недоумением поднял брови. — И у вас есть неопровержимые доказательства его невиновности?
— Во всяком случае, они гораздо убедительнее той клюквы, которую на него пытались навесить вы.
Ковалев пропустил мою фразу мимо ушей. Он встал из-за стола и несколько раз нервно прошелся вдоль кабинета туда-сюда.
— Интересно было бы на них посмотреть, — сказал в конце концов он.
— Пожалуйста. — И жестом фокусника я вытащил из портфеля папку с чернокозовскими протоколами. — Разумеется, это копии, — добавил я на всякий случай. — Но думаю, их будет достаточно, чтобы ввести вас в курс дела.
Ковалев внимательно просматривал бумаги. Я между тем закурил. Вроде бы дело уже можно считать решенным, и, как я и сказал Ковалеву, оно близко к своему концу, но что-то мне подсказывало, что это было бы слишком простым финалом для истории, в которой замешаны такие известные имена, как, например, имя Мамеда Бараева.
— Ну, — сказал наконец Ковалев, положив документы на стол, — это всего лишь допросы Магомадова. И здесь он говорит то же самое, что утверждает сейчас. Если вы собираетесь опираться на них… — Следователь иронически хмыкнул, откинулся на стуле и лениво закурил. Расслабился.
— Ну почему же, — сказал я, мысленно веселясь, наблюдая эту картину. — У меня имеются другие доказательства. Есть у вас здесь видеомагнитофон?
Ковалев сразу выпрямился.
— Вон там, — показал он в дальний угол кабинета.
Мне сначала даже показалось, что это он таким странным для должностного лица способом пытается меня выгнать, пока я не разглядел, повернувшись, телевизор со встроенным в тот же корпус видеомагнитофоном.
Я вставил в моноблок кассету.
Светло-голубой экран сменился изображением сначала серого крупнозернистого месива помех, а потом картинка, пару раз дернувшись, наладилась. Ковалев, нахмурившись, напряженно смотрел в экран, вытянув вперед загорелую шею.
На экране же зачитали обвинение и приговор, а потом приступили непосредственно к его исполнению. Тут я заметил то, что не увидел в предыдущие два просмотра этого отрывка, видимо из-за спешки: в паре кадров камера ухватила и самого Мамеда Бараева. Я покосился на Ковалева и по его еще более мрачному выражению лица понял, что и он тоже его заметил. Я усмехнулся — вот что значит внимание и сосредоточенность во время просмотра!
Изображение вновь сменилось серыми помехами: запись окончилась. Я вытащил кассету.
— Надеюсь, вы оставите это у меня? — кивнул Ковалев на пленку. — Экспертиза должна подтвердить подлинность и все такое.
— Да, разумеется, — равнодушно пожал плечами я. Если Ковалеву до сих пор нравится ваньку валять и делать вид, что все так и надо, то я не буду ему мешать.
Но, кажется, именно в этот момент он вышел из себя и перестал изображать честного следователя.
— Да вы сами-то понимаете, что делаете? — прошипел он, едва кассета оказалась у него в руках. — Вам кажется, все так просто, все это сойдет вам с рук? Здесь замешаны слишком серьезные люди, неужели вы этого до сих пор не осознали?
Тут Ковалев понял, что сказал уже больше чем надо и взял себя в руки.
— Подумайте хорошенько еще раз, прежде чем ввязываться во все это, — только и смог он добавить сквозь зубы.
Я не без удовольствия наблюдал за этой вспышкой гнева.
— Во-первых, я уже «ввязался во все это», — ответил я, передразнивая его интонации. — А во-вторых, мне не в первый раз приходится в это ввязываться, я знаю, что делаю, и знаю, чем это грозит.
— Не надейтесь, что такие вещи и на этот раз сойдут вам с рук.
— И вы тоже не надейтесь. — Я улыбнулся как можно более обаятельно. — Всего хорошего.
Выйдя из кабинета, я наконец закурил — если бы я закурил в кабинете, Ковалев решил бы, что я тоже нервничаю, а мне этого не очень хотелось.
Юля не могла долго сидеть на одном месте. Ее активную натуру никак не устраивало, что приходится дожидаться Гордеева, чтобы вместе решить, что делать дальше. В конце концов, это ее жизнь, а у Гордеева, похоже, свои дела, и гораздо важнее. Теперь, когда после расстрела в офисе прошло уже несколько дней, Юля оправилась от первого шока и смогла рассуждать здраво. В конце концов, на той злополучной сделке она была лишь «космонавтом», подставным лицом. А то, что она видела убийц, еще не значит, что они ее узнали. Скорее наоборот — если бы они знали ее в лицо, то не дали бы так просто уйти из офиса. А так как видели они ее всего несколько секунд, то, скорее всего, даже и не запомнили, как она выглядит. В конце концов, ведь далеко не каждый может похвастаться такой памятью на лица, какая была у Юли и какой она втайне даже немного гордилась.
Но в любом случае действовать надлежало с достаточной осторожностью. Прежде всего стоило позвонить кому-нибудь из фирмы. Но так как ключа от квартиры Гордеев ей не оставил, придется звонить с домашнего телефона. Это нехорошо. И хозяина подставлять совсем не хочется (Юля пока решила не думать, насколько глубокими будут их отношения, но в любом случае к Гордееву она чувствовала по меньшей мере симпатию, привязанность и искреннюю благодарность).
Тогда она вспомнила хитроумный способ, которым пользовалась при необходимости ее мама: если человек, которому она звонит, явно не хочет брать трубку, мама звонила через восьмерку и код города. В итоге предполагаемый абонент слышал междугородный звонок, который нормальные люди почему-то обычно не любят пропускать. Способ этот, правда, работал в Юлином родном городе, и пользовались им на ее памяти несколько лет назад, но почему бы не попробовать?
Итак, Юля набрала восьмерку, а затем, дождавшись гудка, код Москвы и номер своей приятельницы, которая и привела ее в свое время работать в недвижимость.
Кажется, получилось! Во всяком случае, их соединили.
— Юлька, Господи, ты откуда звонишь-то? — кричала встревоженная подруга в трубку. Была у нее такая манера — говорить очень громко.
— Неважно, — ответила Юля. — Как там у вас?
— Про тебя милиция спрашивала уже, ты ж у них главный свидетель! Где ты?
— А что на фирме-то? — проигнорировала вопрос Юля. — Нашли этих убийц?
— Вроде нет пока, ищут. Но, говорят, непохоже, что это были профессионалы. Скорее наркоманы какие-то. Ты же знаешь, там бывшая хозяйка чуть ли не сама кололась. Ее арестовали уже, она созналась, что каких-то дружков своих подговорила со злости, что фирма ей денег мало дает. Так что вроде их вот-вот найдут. Господи, как хорошо, что меня в тот день не было! Как хорошо, что я простудилась-то как раз! Слышала, Верку-то тоже задело пулей, в больнице сейчас.
— Как она?
— Ой, что-то там все плохо совсем. Тебе-то вот тоже повезло, чудом, Юлька, чудом ты уцелела!
— Я знаю, — грустно вздохнула Юля. — Ну ладно, я потом еще, может, позвоню.
— Да где ты? Давай в Москву возвращайся — менты тебя ищут вовсю, свидетельница ж главная.
— Ладно, ладно. Пока! — Юля повесила трубку.
Ну что ж, кажется, все почти обошлось, можно вздохнуть с облегчением. Хотя, наверное, и стоит дождаться, пока этих наркоманов поймают.
На радостях на Юлю напала такая жажда деятельности, что она, не в силах найти ей лучшего применения в запертой квартире, принялась наводить чистоту. Тут уж ей было где разгуляться! Гордеев хоть и пытался временами поддерживать видимость порядка, отсутствие опытной женской руки все же ощущалось. Юля начала с окон, которые не мыли, кажется, с прошлой весны. Никаких специальных моющих средств конечно же во всей квартире не обнаружилось, и она ничтоже сумняшеся налила в красный пластмассовый тазик с горячей водой немного разрекламированного Fairy. Спустя часа полтора все стекла стали прозрачны, как слеза младенца, и было уже почти не отличить — разве что по едва заметному искажению, — открыто окно или нет. Затем Юля тщательно протерла пыль на всех поверхностях — по всем правилам, где влажной тряпочкой, где сухой, и, наконец, приступила к мытью полов.
Я уже почти доехал до дома, когда вдруг вспомнил, что оригинал кассеты с шариатским судом остался у Стаса. Возвращаться, конечно, не хотелось. Но, поморщившись, я решил хотя бы позвонить. Стас был еще дома.
— Ну ладно, тогда я к тебе сейчас заеду, — вздохнул обреченно я. Я вспомнил, что так и не успел пообедать перед выездом к Ковалеву. Кажется, мой желудок тоже об этом помнил. А желудок — вещь злопамятная.
И, сделав крюк, который занял у меня не меньше получаса, и забрав кассету, я наконец доехал до дома.
Там меня ждал сюрприз — такой чистой я свою квартиру, если честно, не могу припомнить. Разве что когда я сюда только-только въехал, но это, как говорится, было давно и неправда.
— Ни фига себе, — присвистнул я, ибо других слов просто не нашел, а те, что нашел, было как-то не очень удобно говорить вслух при Юлии.
— Нравится? — улыбнулась она. — Обед разогревать?
Черт, это слишком походило на идиллию! Я смог только утвердительно кивнуть.
Переобувшись, я прошел на кухню.
— Через пять минут, — сказала она, заглядывая под крышку кастрюли, из которой сразу по всей кухне разнесся аппетитный запах борща. — Ой, — она повернулась ко мне с таким выражением лица, словно только что прямо перед ней ударила молния. — Я, кажется, хлеб забыла купить.
— Ну вот, — сказал я с деланным огорчением. — Я так и знал, что сказок не бывает! Ведь говорила мне в детстве мама…
— Я сейчас схожу. — Юлия уже была в коридоре. — Ты какой больше любишь — черный или белый?
Я протянул ей входной ключ от двери, полный благодарности, что мне не пришлось идти за хлебом самому. Если честно, больше всего на свете ненавижу ходить за хлебом. Видимо, с детства осталось.
— Все равно, — ответил я.
— Следи за борщом, — уже закрывая дверь, сказала она.
Я покорно поплелся на кухню. И сразу понял, что лучше бы это я пошел за хлебом — здесь так аппетитно пахло, что даже и пять минут ожидания казались вечностью.
Однако же вечность оказалась короче, чем я ожидал. Уже через две минуты раздался звонок в дверь. Все-таки удивительно быстро она передвигается на своих длинных ногах!
— Я же тебе ключ дал, — сказал я, открывая дверь. Это была моя ошибка: за дверью стояло несколько человек в масках и в форме ОМОНа.
Реакция у них оказалась быстрее моей — я не успел захлопнуть дверь. И эти парни явно прошли профессиональную подготовку: мои боксерские навыки в этот раз мне почти не пригодились. Я просто не успел ничего сделать, как они уже скрутили меня. Вот черт! Хотя нет, кажется, одному из них я все-таки умудрился врезать. После этого я получил пару ощутимых ударов в живот и по голове и отключился.
— Посмотри, может, в квартире еще кто есть, — бросил одному из подчиненных омоновец, зашедший в прихожую самым последним.
— Он вроде ждал кого-то, — заметил третий, потирая здорово задетую Гордеевым челюсть. — Паскуда! — Он замахнулся было ногой, чтобы еще раз ударить адвоката в живот, но резкий окрик старшего заставил его передумать.
— Приказано не бить!
Остальные между тем рассыпались по квартире, переворачивая все вещи в поисках документов.
— Нашел! — Один из омоновцев вышел из комнаты, тряся бумагами, привезенными Гордеевым из Чечни.
— Должна быть еще видеокассета.
— Нет там ничего, два каких-то фильма только валяются.
— Ладно, пошли, в машину его! Кстати, у него в машине тоже надо посмотреть.
И так же быстро, как появились, люди в масках исчезли, прихватив с собой вырубившегося Гордеева.
Уже с утра Юля заметила два ближайших к дому Гордеева магазина. Они находились с разных сторон, равноудаленно — минутах в пяти ходьбы каждый. Тот, который был дальше от метро, показался Юле чуть дешевле, потому она выбрала именно его. Но хлеба там почему-то не было.
— Кончился, — объяснила продавщица. — Должны были в три завезти, но что-то машина опаздывает.
Вздохнув, Юля поспешила во второй магазинчик — эдакий мини-супермаркет, где помимо продуктов продавались различные моющие средства (эх, сюда бы на три часа раньше!) и другая всячина вроде журналов и открыток. Но к единственной кассе образовалась очередь человек из восьми. Десятиминутная прогулка за хлебом грозила растянуться уже на полчаса. А еще, как назло, старичок-пенсионер (и чего его понесло в этот магазин, есть же и подешевле!) медленно-медленно отсчитывал мелочью пять пятьдесят за хлеб.
— Хоть бы вторая касса работала, — раздраженно сказала девушка, стоящая впереди, своему другу, на что тот отреагировал по-философски терпеливо:
— Ты же знаешь, что так всегда происходит, когда куда-то торопишься.
«И правда, — успокоилась Юля. — Чего я так нервничаю? Да и торопиться особенно некуда. Подумаешь, обед слегка остынет…»
И все-таки она с большим трудом дождалась своей очереди. Еще вдобавок у кассирши кончились мелкие купюры, и она пошла их менять куда-то в глубь магазина.
Отдав старушке на входе только что полученный от кассирши на сдачу рубль, Юля заспешила к дому Гордеева. В пакете у нее соседствовали батон «Подмосковный» и каравай черного хлеба под названием «Столичный» — Юля не стала особенно раздумывать над тем, какой выбрать. В любом случае не пропадет, решила она.
Из двора дома, где жил Гордеев, резко вынырнула машина, Юля едва успела отскочить. «Что-то я все норовлю под колеса попасть в последнее время», — мелькнуло у нее в голове.
Она поднялась на лифте на седьмой этаж, роясь в кармане в поисках ключа от входной двери. Уже вставив ключ в замочную скважину, она вдруг боковым зрением скорее не увидела, а ощутила, что за ней кто-то наблюдает. Она обернулась, и дверь соседней квартиры немедленно захлопнулась.
— Проголодался? — громко сказала она, заходя в квартиру. — Очередь была за хлебом, предста…
Больше она ничего сказать не могла, потому что увидела, что посреди коридора валяются сброшенные куртки и зонтики, а от зеркала прямо напротив входной двери остался висеть один ужасно тонкий и наверное очень острый осколок.
«Все-таки меня нашли!» — пронеслась, словно комета по холодному пустому космосу, обжигающая своей очевидностью мысль.
Я с трудом разлепил веки. Голова гудела, словно чугунная батарея, по которой стучат среди ночи недовольные соседи. С трудом я осознал, где нахожусь и как сюда попал. Я лежал на заднем сиденье автомобиля, в запястья сведенных за спиной рук впивались наручники. Зачем-то я попытался пошевелиться — та ошибка, которую совершают почти все плененные таким образом. И в тот же момент получил еще один удар по черепу.
«Самое обидное, что пообедать так и не удалось», — последнее, о чем я успел подумать.