Глава 11.
В этот раз ассистентка ждала Гордеева в аквариуме студийной проходной. Они встретились, как старые знакомые, и вместе направились в просмотровый зал.
– С монтажом Вадим Викторович успел раньше, чем я предполагала. Он очень торопится. Хочет успеть подать заявку на фестиваль. – Нюша разрумянилась от быстрой ходьбы. – Фильм получился очень смелый. Я думаю, мало кто у нас сейчас может оценить его по достоинству.
– Но это, как мне кажется, – заметил Гордеев, – и не так уж важно. Фильм рассчитан не на нашего, а на европейского зрителя, разве не так?
– Грубо говоря, так. Мы ведь обязаны вернуть деньги с проката. Наши вкладчики…
Они прошли по холодному серо-мраморному коридору, поднялись на следующий этаж, прошли мимо базы съемочной аппаратуры, где на громадных сказочных лавках механики в перекуры играют в шахматы, мимо железных ворот павильонов.
– Вот вы где! – Вадим Викторович неожиданно появился навстречу из-за поворота и сразу направился к Гордееву. – Здравствуйте, Юрий. Все готово к просмотру. Прошу вас! – Он распахнул обитую дерматином дверь перед гостем. И обернулся через плечо к ассистентке: – Спасибо, Нюшенька. Ты будешь с нами смотреть? Или пойдешь в группу?.. Там неплохо было бы подготовить монтажные листы.
– Я в группу пойду.
– Вот и умница. Нам нужно поговорить.
И режиссер закрыл за собой звуконепроницаемую дверь.
Гордеев осмотрелся в небольшом зрительном зальчике с несколькими рядами обыкновенных кинотеатровских стульев с откидными сиденьями, человек на двадцать. А в последнем ряду – мягкие кресла и перед ними столик, на котором расположена низкая настольная лампа с металлическим отражателем, телефонная трубка и панель с крупными серыми кнопками.
Локтев расположился за столиком, аккуратно разложил под лампой бумаги, разноцветные ручки, поднял телефонную трубку и властно распорядился:
– Начинайте!
Гордеев, чтобы не мешать работе отечественного классика, скромно сел сбоку среднего ряда.
Но хозяин радушно позвал его к себе:
– Юрий, садитесь ближе. Тут пепельница. Да и… Не кричать же через весь зал.
Гордеев пересел в соседнее с режиссером кресло.
Настольная лампа потухла вместе с верхним светом в зале.
Вспыхнул белый экран – замелькали какие-то киношные кресты, звезды, разметки.
– На пленке сейчас мало кто монтирует, – доверительно сообщил режиссер. – Сейчас все гонят подешевле, на видео. На видео и монтируют. А пленка только на чистовой монтаж. Если планируется кинопрокат. В редчайших случаях. Тогда уж все на пленке. И сразу в тираж.
На экране появилась великолепно убранная комната в стиле раннего итальянского Возрождения. Камера плавно двинулась в легкое колыхание кисейной занавески, полет – как дуновение воздуха. Плавно проплыла над широкой постелью под бархатным балдахином, вышла к открытой двери на солнечную террасу, откуда было видно и далекое живое море, искрящееся на солнце, и голубые горы со снежными вершинами в клубящихся серых тучах.
Хищная птица пролетела над головой, явив только свою черную тень, как ускользающий крест, на залитых солнцем каменных плитах пола террасы.
И зазвучала величественная, торжественная и бесконечно печальная музыка.
– Стоп! – яростно крикнул Вадим Викторович в телефонную трубку. – Вы что, работать разучились? Почему такое расхождение с фонограммой? Крестов на пленке не видите? Я вас, лодырей, загоняю, пока заряжать не научитесь!
Экран потух, оставив зал в темноте. Режиссер зажег хилую настольную лампу.
– Уходит мастерство, – вздохнул он, – даже в мелочах. Вот, было время, мы не ценили наших механиков. А теперь… Каждый день приходится учить, преодолевать элементарную безграмотность! Людей, имеющих представление о производстве, можно по пальцам пересчитать.
– А мне понравилось, – признался Гордеев. – Такое красивое изображение. И камера так плывет. Тень птицы – и вдруг музыка. Сама музыка – как тревожная тень птичьей черной тени. Что-то эдакое… Страшное и завораживающее.
– Да вы поэт! Именно так и задумано. Но музыка начинается раньше, а там, где вы так правильно почувствовали, будет музыкальный акцент. И очень приятно, что есть зритель, способный оценить изображение. У меня снимал молодой парень. Наш. Учился в Голливуде. Вот, у меня его первая картина. Старается. Ну и… Наши возможности. Мы не скупимся на качество изображения. Аппаратура только самая-самая! Берем, не считая, сколько стоит.
Экран снова засветился, и изображение возникло вместе с музыкой. Но, увы, эффект чуда пропал.
– Все это снято в павильоне! И дворец, и прекрасные итальянские дали с морем. И тень коршуна, – похвастался Вадим Викторович. – Все это спецэффекты!
– Если не секрет, сколько уже потрачено на производство? Могу ли я ознакомиться со сметой? – спросил Гордеев.
– Сожалею, но это невозможно. Смета у нас составляется только как отчетный документ. Что-то выбить, получить. Выплатить. Списать. Закрыть статью. И никогда никакой реальности за собой не имеет. Потому что по-настоящему все выглядит совсем иначе. Намного… Гораздо более, чем…
– Золотое дно для всяких… волшебников, – понимающе усмехнулся Юрий. – А откуда берутся огромные цифры? Неужели есть кто-то, кто действительно под всю эту мистификацию дает реальные, да еще такие громадные, деньги?
На экране появилась весенняя зеленая лужайка, полная цветов, укрытая со всех сторон цветущими кустами жасмина. В ярких солнечных бликах на траве лежит прекрасная женщина – камера подплывает к ней ближе, склоняется – и Гордеев с удовольствием узнал в ней ту самую красавицу, что в прошлое посещение студии в гримерке произвела на него такое неизгладимое впечатление. Она, видимо страдая от любовной истомы, невольно сбрасывает с себя полупрозрачные одежды и, оставшись совершенно обнаженной, сначала едва-едва, а затем, распаляясь, все сильнее и яростнее ласкает себя…
– Вас интересует сумма как основа для вычисления процентов вашего гонорара? – тихо спросил Вадим Викторович.
– И это тоже… волнует.
– Как я вас понимаю, – проникновенно произнес великий режиссер, не отрывая глаз от экрана. – Эта сцена – начало сложных взаимоотношений Отелло, Яго и Кассио с единственной женщиной, с Дездемоной.
Раздвинув ветви, за женщиной наблюдает широкоплечий блондин с арийским профилем эсэсовца.
– Наверное, это Кассио? – блеснул догадкой адвокат.
– Сейчас у них будет сцена борьбы-любви. Именно так – борьбы-любви. Для каждого из нас в понятии «любовь» заключено что-то глубоко интимное, свое, особое. То, что мы не доверим другому. И вот… У каждого своя любовь. Непримиримая с другой.
Женщина ласкает свою грудь, гладит живот, бедра. Глаза ее полузакрыты, и губы увлажнены желанием.
Кассио неслышно выходит из кустов и приближается к ней.
Она не замечает его.
Кассио склоняется, ловя ее страстное дыхание.
Дездемона в ужасе открывает широко глаза – испуганно видит перед собой лицо Кассио, пытается закрыться руками, но не в силах побороть страсть! Она обнимает его жадными руками, увлекает к себе. И уже на траве, осыпая арийское лицо упругими, горячими поцелуями, обхватывает Кассио такими длинными, такими прекрасными, стройными ногами…
Гордеев, как околдованный, горящим взором следил за происходящим на экране. Особое удовольствие ему доставляло то, что он совсем недавно видел исполнителей – живыми! Что он слышал их живые голоса. И они для него не пустые тени персонажей, а живые знакомые люди.
– Стоимость проекта, – спокойно сказал режиссер, – определяется не затратами на его производство. А его коммерческой перспективой. Так наш проект, который у вас перед глазами, мы планируем реализовать в Европе и в Канаде. Оба договора о прокате уже подписаны, все решено, спланировано. Общая сумма – пятнадцать миллионов. Остальное – проценты от прибыли. Но это мы опускаем…
На экране события развиваются самым неожиданным образом: Дездемона всевозможными ухищрениями пытается склонить Кассио к близости. Но тот все время ловко увертывается, оставляя в руках распалившейся Дездемоны лишь части своей одежды.
И вот они, оставшись совершенно голыми, борются на траве. И кажется, что Дездемона вот-вот достигнет желаемого. Это так близко!.. Она берет руками и…
– Это я понимаю, – судорожно вздохнул Гордеев, – но неужели наши богачи дают деньги на это рискованное предприятие? Ведь может и не получиться? Канадцы и англичане, наверное, подписывают контракт только после просмотра хотя бы материала? А его не так дешево снимать? Это тоже павильон?
– Нет. Это натура. Ботанический сад в Неаполе. Трава, листья, солнце, состояние воздуха, – объяснил Вадим Викторович. – Без вот этого, что вы видите, было бы уже не искусство, а простая подзаборная порнуха.
На экране Дездемона изящной ручкой схватила изгибающийся от напряжения фаллос Кассио и прижалась к нему нежными розовыми губами…
– А с так называемыми спонсорами или инвесторами дело обстоит крайне просто и примитивно, – продолжал невозмутимо комментировать Вадим Викторович. – Для них все это – чисто коммерческое предприятие. Вложили. Прокрутили. Вытащили. Им безразлично, какого качества изображение, о чем повествует наша картина, что она несет человечеству? Их интересуют лишь банковские гарантии возврата вложений. И прибыль. Когда, сколько, кто гарантирует, чем?
Лицо Кассио между изящными коленями женщины, он блаженно улыбается – утопает в наслаждении.
Дездемона губами и пальцами ласкает его…
Перед глазами Кассио две нежные выпуклости ее ягодиц, изгиб их соприкосновения и ниже… Как половинки абрикоса.
Кассио жмурится в сладком страдании.
– И чем же вы гарантируете возврат таких денег? – спросил Гордеев, стараясь скрыть волнение.
– Каких это «таких» денег? – презрительно переспросил Вадим Викторович. – Они дают сущие гроши. Механика простая – по договору проходят громадные деньжищи. И они действительно получены. Но тут же большая их часть возвращается владельцу. Слыхали про отмазку? Вот куда идут деньги. А кино снимаем на сдачу – на сущие копейки.
– Банальная отмывка.
– Конечно. Если бы простые работяги знали, какие бешеные суммы списываются в качестве их зарплаты! По акту проведения работ. Или эта поездка в Италию. Пять человек ездили на три дня. А официально, как я подозреваю, бумаг на всю группу – человек на тридцать. На две недели. Как положено по производственным нормативам.
– Да… Нормативы-то советские еще никто не отменял, – согласился Юрий.
– И не отменят. По крайней мере, пока это экономически выгодно. Для всех участников. Но вы не отвлекайтесь. Сейчас вот начнется самая решительная схватка в борьбе любовей. Минет – это только нечто мимолетное, что едва объединило их противоречивые стремления. Лишь на мгновение. А вот и…
Дездемона откидывается на траву, увлекая на себя Кассио. И тот, дрожащий от возбуждения, оказывается сверху.
Его эрегированный фаллос вот-вот войдет во влажную и трепещущую Дездемону…
Но тут – с невероятным изгибом – Кассио выворачивается из объятий Дездемоны, хватает ее за руки, прижимает к себе, разворачивает, стараясь повернуть Дездемону спиной и поставить ее на колени.
Но она всячески исхитряется остаться снизу. Сначала это кажется забавной любовной игрой.
Наконец-то Дездемона поддается неистовым усилиям Кассио!
Он торжествует, держа перед собой в крепких ладонях ее нежную розовую попочку. Идеальную двойную выпуклость на тонком стебельке талии.
Руки Кассио раздвигают нежные сферы Дездемоны…
И фаллос, чуть прогибаясь от усилия, преодолевая сопротивление, медленно входит в анус!
– А какова ваша личная позиция в сложившейся производственной ситуации? – перевел дыхание Гордеев.
В зале вспыхнул свет.
Вадим Викторович с явным интересом и наслаждением разглядывал раскрасневшееся лицо адвоката:
– Моя позиция до крайности примитивна. Я хочу участвовать в эксплуатации результатов своего творческого труда. И в получении прибыли. Я не хочу, чтобы меня, как теперь модно выражаются, кинули. Это моя идея – ремейк «Отелло» в таком аспекте. Очень перспективно! Моя работа, за которую я не получил пока еще практически ничего.
– У Татьяны Федоровны, безусловно, есть ведомости на выдачу денег с вашей подписью?
– Должны быть. Она как-то выдавала зарплату.
– Вы точно видели, что в заголовке ведомости было написано, что это именно на выдачу зарплаты?
– Не помню. Она так много бумаг приносит на подпись. Потом, ей же надо списывать деньги. Все мы регулярно расписываемся в пустых ведомостях. На всякий пожарный случай. Вдруг нагрянут из прокуратуры или из Комитета с финансовой проверкой?
– Вы уверены, что там не было ведомостей на оплату приобретения всех авторских прав?
– Ведь нужен договор? А не ведомость, – растерялся Вадим Викторович. – Разве можно без договора?
– Можно все. Судя по замашкам вашего продюсера, можно ожидать всего, что угодно. И последний листочек договора вместе с новогодними поздравлениями подсунуть на подпись. Вы же не всегда читали все, что подписывали?
– Я доверял ей, как всякий порядочный человек!
На холеном лице Вадима Викторовича Локтева было изображено благородное негодование самого высокого качества.
