19
Итак, разговор с матерью Кисина окончился ничем. Хотя нет, я узнал, что муж Веры-Зои находится в Америке. Конечно, это не мешало ему приехать в Москву и провернуть эту операцию. И конечно, мать несомненно скрыла бы визит любимого сынули.
И самое главное – она не узнала или не захотела узнать мою подзащитную на фотографии. Значит, у меня пока нет ни одного человека, кто бы мог опознать Веру Кисину. А ведь с самого начала казалось, что найти таких среди ее знакомых – раз плюнуть. Не может человек пропасть бесследно. Кто-то должен помнить о нем. В конце концов, должны остаться групповые фотографии, анкеты, номера телефонов в записных книжках.
Стоп! Номер ее телефона должен остаться у Лены Филимоновой!
Добравшись до дома, я, не раздеваясь, бросился к телефону и набрал номер Александра Борисовича. Турецкого, конечно.
К моему большому удивлению, трубку взял сам Турецкий.
– Алло. – Голос у него был грустный. Это и понятно: если он дома, да еще так рано, то, значит, в его делах затишье. Значит, он не гоняется за преступниками, не допрашивает свидетелей, не пропадает в своем кабинете до утра, не пьет коньяк с Меркуловым и Грязновым, наконец. Значит, в его жизни сейчас не происходит ни одной маленькой романтической истории, которые то и дело скрашивают жизнь следователя по особо важным делам Турецкого. И поэтому он такой грустный.
– Здравствуйте, Александр Борисович.
– А-а, конкурирующая организация, – несколько оживился он, – как дела?
– Нормально, живу потихоньку.
– Хорошо, хорошо... Чем занимаешься?
– Да вот, дело попалось запутанное.
Турецкий вздохнул:
– А где ты видел незапутанные? Сколько работаю следователем, все запутанные попадаются. И ни одного простого, что характерно.
– Так ведь на то они и «особо важные», Александр Борисович.
Турецкий засопел в трубку, видимо обдумывая мою мысль.
– Да, ты прав. В общем, ни сна ни отдыха измученной душе. Говори, что там у тебя?
– Встретиться бы лучше, Александр Борисович. Можно к вам подъехать?
– Лучше я к тебе, – быстро сказал Турецкий.
– Ну что вы, – запротестовал я, – неудобно как-то.
– Я тебе уже как-то говорил, что действительно неудобно, – строго сказал Турецкий (я тут же вспомнил его анекдот про каких-то волков на каком-то льду), – короче, сейчас подгребу.
Ну не сидится человеку дома, что тут поделаешь!
Турецкий появился минут через тридцать. Судя по его тусклым глазам, в его делах действительно случился какой-то перерыв.
– Как поживаете, Александр Борисович?
Турецкий обреченно махнул рукой:
– Нет настоящей работы. Мелкота одна. Поверишь, Юра, уже неделю отдыхаю. Высыпаюсь!
Я понимающе покачал головой.
– Я уже забыл, как это бывает, когда отец семейства находится именно дома и выполняет свои отцовские обязанности.
Я пригласил Турецкого в комнату.
– А что так, Александр Борисович?
Тот пожал плечами:
– Не знаю. Вроде газету откроешь – сплошные преступления. Непочатый край! А чуть задумаешься – мелкота. Студент первого курса юрфака справится. Ну кого сейчас удивишь хищением двадцати миллионов долларов, к примеру? Или если в хищениях участвует сам председатель Госбанка...
– А что, есть примеры?
Турецкий махнул рукой:
– Расследую дельце одно, и там, по одному из эпизодов, вроде светится наш главный банкир.
Я вынул из бара темную матовую бутылку «Реми Мартен» и два коньячных бокала. Турецкий заметно повеселел.
– Ну, давай, говори, что там у тебя.
Я рассказал все с самого начала. Не упустил и сегодняшний разговор с матерью Кисина. Турецкий задумчиво смаковал коньяк, и я замечал, как с каждой минутой в его глазах зажигаются искорки. Так что к концу моего рассказа это был тот самый Турецкий, к которому я привык, – заинтересованный, жаждущий действия.
– Очень интересно, – заявил он, опустошая второй бокал, – в моей практике случалось, что преступник пытался выдать себя за другого. Но чтобы человека посадили в тюрьму под чужим именем, да еще по такому смехотворному обвинению, – о таком я не слышал.
– Так вы думаете, все, что рассказала мне Зоя-Вера, – правда?
– Юра, я тебя знаю давно. Опыт работы в прокуратуре у тебя есть. Хоть ты и перешел в адвокаты, твоей интуиции я доверяю. Если бы она врала, ты, я думаю, сразу бы это понял.
– Хотелось бы верить. Но не забывайте, Александр Борисович, что мы имеем дело с женщиной. И насколько я понял, с далеко не глупой женщиной. И тут, думаю, моя интуиция недорого стоит.
– Вот именно! Именно потому, что она умна, это правда. Если бы она действительно хотела ввести следствие в заблуждение, то выбрала бы что-нибудь более умное и действенное. И не талдычила каждые пять минут, что я не я и корова не моя. Тем более что дело, считай, решенное.
– Значит?
– Значит, нужно искать доказательства существования Веры Кисиной. Как я понимаю, ты хочешь покопаться в вещах убитой Лены Филимоновой?
Я в восхищении развел руками:
– Александр Борисович, о вас надо книги писать. Как о Шерлоке Холмсе.
Турецкий отмахнулся:
– Не знаю как для адвоката, а для следователя, Юра, скромность – первейшее качество. Кстати, замечу, что если бы ты остался в прокуратуре, проблем с тем, чтобы изучить вещи убитой, у тебя бы не было.
– Поможете, Александр Борисович?
– Конечно. Завтра позвоню Грязнову. Думаю, что проблем не будет. Конечно, самому тебе рыться в ящиках не дадут, но вместе со следователем или опером, в порядке исключения...
– Спасибо.
– Не стоит. Но дело даже не в этом. Предположим, ты найдешь у Филимоновой какие-то следы Кисиной. Что дальше? То, что Вера Кисина существует, это и так ясно. Нужно доказать, что та, которая сидит в Бутырке, у которой все документы на имя Зои Удоговой и на которую адвокат Юрий Гордеев, кажется, уже положил глаз... Турецкий хитро подмигнул в ответ на мой протестующий жест. – ...что именно она и является Верой Кисиной, и никем иным. А сделать это будет трудненько.
Он сделал большой глоток коньяку и съел дольку лимона.
– Но ведь есть друзья, знакомые. Родственников, правда нет, но есть муж, который, правда, в Америке. В конце концов, ее по телевизору через день видело пол-Москвы! Есть, наконец, сотрудники по работе на телевидении.
Турецкий покачал головой:
– Не знаю. Видимо, стоит попробовать отправить дело на доследование. Пока что у тебя нет ни одного свидетеля, который бы смог с полной уверенностью идентифицировать Веру Кисину. Заметь, она вела довольно замкнутый образ жизни с тех пор, как разошлась с мужем. Контакты на работе и телезрители, конечно, могут помочь, но на сто процентов я в этом не уверен. Ведь твоя сестра не подтвердила то, что на фотографии изображена именно Кисина?
– Угу, – кивнул я.
– Вот и сотрудники могут не подтвердить. Не говоря уже о зрителях. Отпечатков пальцев они у нее не снимали, анализ крови не делали... Думаю, что результат будет такой же – «вроде она, а вроде не она». Ну или что-нибудь в том же духе. Но конечно, на телевидение надо обязательно сходить.
– Да.
Турецкий отпил коньяку и задумчиво продолжал:
– Может быть, как утверждает сама обвиняемая, это последствия пластической операции. А может, и нет. Нос и губы – самые заметные части лица. Их изменение влияет на все лицо. Итак, друзей и знакомых у нее мало. И как назло, в тот же день, когда она просит тебя пойти к ее единственной подруге, ее убивают.
Турецкий покачал головой.
– Ты думаешь, это случайность?
– Может, и нет. А что толку? Пока найдут убийцу, Вера уже будет в лагере. Если вообще найдут...
Турецкий погрозил мне пальцем:
– Учил тебя, учил, а все, кажется, без толку. Умение следователя состоит в способности складывать из мелких деталей общую мозаику и наоборот – зная самые общие сведения, делать из них частные выводы. Хотя, конечно, для адвоката, может, это и лишнее, – лукаво добавил он.
– И как сие правило можно применить в данном конкретном случае?
– Если предположить, что между смертью Филимоновой и тем, что ты собрался ее навестить, действительно есть связь, то отсюда следует, что те, кто засадил Веру Кисину в тюрьму и соответственно никак не заинтересован в том, чтобы твои усилия вытащить ее оттуда увенчались успехом, именно эти люди и убрали ненужного свидетеля.
– Постойте, постойте. Но как они могли узнать, что именно в этот день я пойду к ней? И вообще узнаю о ее существовании?
– Вот это самое интересное. Ведь если она действительно им мешала, то почему бы не убрать ее еще раньше, от греха подальше? Значит, либо они раньше не боялись опасности, которую может для них представлять Филимонова, либо...
Турецкий сделал эффектную паузу.
– Либо?
– Либо они просто-напросто не знали о ее существовании.
Он замолк, победно поглядывая на меня.
– Не знали? То есть вы хотите сказать, что, возможно, они узнали о Филимоновой одновременно со мной? Так, что ли?
– Ну, это, конечно, только предположение.
– Но если это правда, то, значит, организаторы имеют доступ к тюремной охране, ведь как иначе можно знать о том, что делается в комнате для допросов?
Турецкий грустно кивнул:
– К сожалению, если вся эта история – правда, то участие милиции можно считать доказанным. Значит, и в тюрьме могут быть свои люди. Важно не это. Важно, кто действительно заинтересован в том, чтобы выдать Веру Кисину за другую. И почему именно Веру Кисину? Ведь более неподходящей кандидатуры для подмены, чем телевизионная ведущая, представить себе трудно. Так что думай, Юра, думай. А я по старой дружбе помогу. Хоть ты теперь и конкурирующая организация.
