Глава 4
Жаркий летний день медленно заканчивался. Яркое солнце постепенно сменилось красным закатом. Раскаленные московские мостовые, казалось вот-вот готовые расплавиться, начали неторопливо остывать, неохотно отдавая собственное тепло и без того горячему воздуху. Сверкающий неоном Новый Арбат продолжал свое броуновское движение. Автомобили неслись в обе стороны, прохожие, каждый согласно собственной замысловатой траектории, двигались по широким тротуарам.
Невысокий человек средних лет, одетый в светлый летний костюм, вошел в холл ресторана «Прага» и без всяких препятствий миновал нескольких привратников, которые образовывали у входа нечто вроде кордона. Даже скучающие в углу (чтобы не мозолить глаза посетителям) двое омоновцев с автоматами, на глаз определявшие, кто есть кто, не обратили ровно никакого внимания на его маловыразительную внешность. Человек не мог вызвать никаких подозрений. Спокойный взгляд из-под очков в недорогой оправе, чистая обувь, скромный костюм сразу наводили на мысль, что это посетитель средней руки, скажем, служащий одного из многочисленных административных зданий, случайно забредший сюда пообедать. Даже для «Праги», где личности внушительного вида не редкость, попадаются и вот такие, совершенно обычные люди.
Он решительно толкнул тяжелую дверь и вошел в большой гранитно-мраморный вестибюль. Здесь было гораздо прохладнее, чем снаружи. Работали мощные кондиционеры, хотя и без них камень, из которого был построен старинный ресторан, настолько медленно нагревался, что не успевал за долгий жаркий день отдать свою прохладу.
Мужчина поднялся на второй этаж и оказался в одном из нескольких залов ресторана. Перебросившись парой слов с метрдотелем, он устроился за столиком у открытого окна. Отхлебнул минеральной воды, закурил.
Вскоре официант принес закуски. Посетитель съел салат, намазал маленький кусочек хлеба черной икрой, потом отведал красной рыбки, красиво разложенной на блюде в окружении кусочков лимона, свежей зелени и оливок. Затем он съел первое – солянку с осетриной. И только когда принесли второе – толстый сочный бифштекс, покоящийся на ложе из жареного картофеля, – он, словно ему было нестерпимо жарко, поднялся, наклонился над широким подоконником и подставил голову свежему ветерку. Несмотря на широкие подоконники, ему была видна площадка перед подъездом ресторана.
К ресторану один за одним подъезжали автомобили. Машины – все как на подбор шикарные иномарки, блестящие благородной полировкой и выделяющиеся изяществом линий. Из машин выходили строго и дорого одетые мужчины, некоторые даже в смокингах, их сопровождали дамы в вечерних платьях с изысканными украшениями. Публика явно была непростая. Мужчина продолжал наблюдать за происходящим. Шикарная публика, выбравшись из своих авто, быстро исчезала под козырьком у подъезда ресторана.
Наконец к «Праге» подъехал большой черный лимузин. Передняя дверца открылась, из машины выскочил человек с кожаной папочкой в руке, открыл заднюю дверь. Из машины выбрался немолодой мужчина внушительной внешности. Он был одет в официальный темный костюм, белую рубашку. Ничто бы не отличало его от тех, кто перед ним приехал сюда, если бы не одна деталь – на шее у него висел небольшой серебряный крест. Широкая атласная лента свидетельствовала, что это не что иное, как орден.
Вслед за ним из машины вышел парень лет двадцати – двадцати двух, тоже одетый официально. Он пригладил волосы, чуть ослабил узел на галстуке и вопросительно глянул на мужчину с орденом. Тот, улыбаясь, что-то сказал ему. Затем обнял за плечи, и они, так же как и все приехавшие ранее, скрылись под козырьком.
Человек внимательно наблюдал за происходящим. Хотя со стороны нельзя было понять, что его очень интересует то, что делается на улице. Так, выглянул от нечего делать...
– Что-нибудь еще? – спросил подошедший официант.
– Да, – улыбнулся мужчина, – сейчас разберусь с бифштексом – и мороженое, пожалуйста. Жарко тут у вас.
Официант сочувственно кивнул и вынул блокнот:
– У нас девять сортов.
– С орехами... И с клубничным вареньем.
Официант чиркнул карандашиком в своем блокнотике и умчался. Человек доел бифштекс, выпил еще газировки, аккуратно вытер рот и встал из-за стола. Затем оставил на металлической тарелочке несколько купюр и пошел к выходу.
Выйдя из зала в холл, мужчина прошел мимо входа в мужской туалет, не стал присоединяться к немногим курильщикам, которые сидели в креслах тут же, в холле, а неторопливо поднялся по лестнице на третий этаж.
Здесь было гораздо более оживленно. Приехавшие на своих шикарных автомобилях люди собрались именно здесь. Они стояли небольшими группками, курили, отхлебывали из бокалов, которые разносили шнырявшие туда-сюда официанты. Видимо, гости ждали приглашения в зал, к основной трапезе.
Здесь тоже никто не обратил внимания на появление незнакомца, – видимо, присутствующие сами не все были знакомы друг с другом. Незнакомец взял фужер шампанского с подноса проходившего мимо официанта, закурил и стал неторопливо прохаживаться.
Если бы кто-нибудь внимательно следил за ним, то сразу понял бы, что из всех присутствующих мужчину интересует только виновник торжества – немолодой человек с орденом на груди. При этом незнакомец старался наблюдать за его группкой незаметно, постоянно меняя точку наблюдения.
Время от времени к обладателю ордена подходили люди и поздравляли, указывая на серебряный крест. Иные целовали его в обе щеки, некоторые ограничивались рукопожатиями и формальными улыбками. Кое-кто протягивал визитки, которые орденоносец небрежно прятал в карман. Нетрудно было догадаться, что предстоящий банкет посвящен тому, что мужчина получил орден.
Рядом скучал двадцатилетний парень, приехавший с ним в одной машине. Он переминался с ноги на ногу, иногда делал глоток-другой из стакана (судя по всему, в нем был просто апельсиновый сок). Кажется, его совершенно не интересовало происходящее, тем более что среди гостей совершенно не было людей его возраста.
Парень неуловимо походил на виновника торжества. Возможно, они были родственниками или даже отцом и сыном. Это же подтверждало то, как человек с орденом разговаривал с парнем.
Впрочем, практически любой человек, родившийся в бывшем СССР, взглянув на орденоносца, непременно узнал бы его. Григорий Абрамович Консон, легенда советской эстрады, лауреат всех возможных премий, конкурсов и обладатель множества регалий. Он начинал еще на заре Брежнева, прошел огонь и воду, пережил множество своих недоброжелателей и сейчас по-прежнему был на коне. Его мощный голос в свое время звучал на всех без исключения официальных концертах, посвященных съездам КПСС, ВЛКСМ и ВЦСПС, различным профессиональным праздникам – от Дня милиции до Дня работника коммунального хозяйства. И теперь, когда многие эстрадные звезды времен застоя были прочно и, кажется, навсегда забыты, Григорий Консон ничуть не утерял своей прежней популярности. Выступления его проходили при непременных аншлагах, без него по-прежнему не проходил ни один официальный концерт...
Банкет в «Праге» проходил по случаю сегодняшнего вручения Григорию Консону ордена «За заслуги перед Отечеством».
Через несколько минут парень, видимо совсем заскучав, поставил недопитый бокал на поднос проходящего мимо официанта и скрылся за деревянной перегородкой, закрывающей вход в туалет.
Незнакомец незаметно последовал за ним.
Несмотря на то что в холле было довольно оживленно, туалет оказался пуст. Незнакомец аккуратно прикрыл на собой дверь и неслышно приблизился к парню, стоящему у одного из писсуаров. Тот мельком глянул через плечо на вошедшего и тут же отвернулся.
А между тем незнакомец произвел некоторые странные манипуляции. Он подошел к кабинке, открыл и сразу закрыл дверь, видимо, чтобы имитировать, что он в нее вошел. Оставшись, однако, снаружи, он достал из внутреннего кармана небольшой ножик-«клипит» с широким лезвием, устройством для открывания одним большим пальцем и надежным фиксатором. Секунда – и лезвие откинулось с негромким щелчком.
Не теряя времени, человек размахнулся и всадил нож по самую рукоятку в плечо парнишке. Тот ошарашенно оглянулся, еще не совсем понимая, что же с ним произошло, и, похоже, даже не ощутив боли. Незнакомец, стараясь не запачкаться кровью, схватил его за шею и прикрыл ладонью рот. Затем потащил в кабинку. Парень, наконец осознав свое положение, стал вырываться. Но не тут-то было – незнакомец, судя по всему, отличался недюжинной силой. Он так сильно ударил парня головой об унитаз, что тот потерял сознание. Вынув нож из раны, он аккуратно отер лезвие о полу пиджака парня, сложил лезвие и положил нож в карман. Потом достал из кармана сложенный вдвое кусочек бумаги и, смазав его кровью парня, как клеем, прилепил ее к стене туалетной кабинки. Затем быстро прикрыл дверь и направился к выходу из туалета.
Надо сказать, преступнику, которым оказался поначалу безобидный посетитель, удалось не запачкаться в крови своей жертвы.
В этот момент дверь открылась и в туалет вошел сам Григорий Консон. Он внимательно поглядел на незнакомца, и, видимо, что-то в его взгляде ему не понравилось. Консон кинул быстрый взгляд внутрь туалетной комнаты и заметил большое пятно крови, отпечатавшееся на сверкающем белоснежном кафеле.
– Давид! – крикнул Консон и, не услышав ответа, немедленно схватил незнакомца за полу пиджака. Тот, взяв Консона за запястье, без видимых усилий, резким движением выкрутил ему руку и освободился. Открыв дверь, он выскочил из туалета. – Держите его! – закричал Консон.
Окружающие повернулись к незнакомцу, который, однако, не теряя времени, стал пробираться к лестнице. Некоторые из мужчин кинулись к нему. В руке у незнакомца снова оказался нож, вид которого охладил решимость большинства гостей. Женщины завизжали, толпа расступилась. Казалось, мужчина близок к своей цели – лестнице, но в этот момент, словно из-под земли, выросли двое рослых охранников Консона. Они провели пару молниеносных приемов, в результате чего незнакомец оказался на полу. Собственно говоря, он и не сопротивлялся.
...Бородулин оказался в «Праге» спустя полтора часа после того, как было совершено покушение на сына всенародно известного певца Григория Консона – Давида.
Константин Меркулов, когда ему по телефону доложили о первоначальных результатах осмотра места происшествия, сразу сделал вывод о схожести случая в Останкине и преступления в ресторане «Прага». И послал туда Бородулина. Собственно говоря, в любом случае Бородулину, скорее всего, и пришлось бы браться за это дело.
Дежурная оперативно-следственная группа Главного управления внутренних дел Москвы уже занималась осмотром места преступления.
– Здравствуйте, Валерий Иванович. – К Бородулину подошел следователь Московской городской прокуратуры, который возглавлял группу. – Меня зовут Виктор Попов.
– Здравствуйте, Попов. – Бородулин не любил фамильярности в отношениях с коллегами ниже по званию и предпочитал называть их по фамилии. – Ну что тут у вас?
– Давиду Консону нанесены телесные повреждения, судя по мнению судмедэкспертов, средней тяжести.
– Это сын Григория Консона?
– Да. Ножевое ранение в плечо и травма головы вследствие сильного удара о край унитаза.
– Состояние потерпевшего?
– Удовлетворительное. Во всяком случае, так констатировал дежурный врач «скорой помощи», который осмотрел его, перед тем как отправить в больницу.
– Куда они поехали?
– В Склиф.
– Он пришел в сознание?
– Да. Но находится в шоковом состоянии.
– Хорошо, – сказал Бородулин, хотя ничего хорошего, собственно, не произошло. – Большая кровопотеря?
Попов отрицательно покачал головой:
– Нет. Благодаря тому, что помощь была оказана немедленно, врачом, который был среди присутствующих гостей...
Попов чуть наклонился к Бородулину и доверительно произнес:
– Между прочим, это был знаменитый Чазов...
Бородулин кивнул. Ну ясно, Консон собрал всю старую гвардию отпраздновать вручение очередного ордена. Ничего хорошего для следствия... Пока доберешься до этих высокопоставленных свидетелей, поседеть можно... Хотя если повезет, то удастся и без них обойтись.
– Кстати, Консон, очевидно, уехал в больницу вместе с сыном?
– Да. Прямо в машине «скорой помощи». Но до этого я успел допросить его. Вот.
Он протянул Бородулину лист протокола допроса свидетеля. Тот мельком просмотрел текст.
– Так, значит, картина преступления нам ясна. Это хорошо. Где задержанный?
– Он в наручниках, находится в служебной комнате. Здесь рядом.
– Как прошло задержание?
– После короткой схватки с Консоном он выскочил из туалета, попытался прорваться сквозь толпу. У лестницы, к счастью, находились охранники Консона. Они и схватили преступника.
– Он оказал сопротивление?
– Нет, что самое удивительное, он не сопротивлялся. Может быть, сразу понял, что это бессмысленно? Охранники, два здоровенных мужика. И потом, внизу есть охрана ресторана... Так что выбраться отсюда ему все равно бы не удалось.
– Хм... Тогда интересно, на что же он рассчитывал? – пробормотал под нос Бородулин.
Попов пожал плечами и продолжил:
– После первого же силового приема преступник оказался на полу и не делал никаких попыток освободиться. Охранники и надели на него наручники.
– Кроме наручников, никаких специальных средств они не применили?
Попов покачал головой:
– Нет. Да и надобности никакой в этом не было...
– Хорошо. Я сначала осмотрю место преступления, а потом уже займусь задержанным...
Они вместе прошли в туалет. Эксперт-криминалист из дежурной оперативно-следственной группы уже заканчивал здесь работать.
– Самое интересное, – сказал Попов, – вот. Это находилось на стенке.
Бородулин посмотрел на записку, которую аккуратно сняли со стены туалетной кабинки. На белом кафеле осталось кровавое пятно. Впрочем, кровь успела пропитать и записку.
На клочке бумаги значилось: «За Анжелику!»
– Хм, – почесал затылок Бородулин. – Вот это действительно интересно.
Он постарался сохранить спокойствие, когда прочитал эту записку, но сердце следователя радостно подпрыгнуло. Еще бы, если сопоставить ее с показаниями Симеонова, картина преступления отчетливо вырисовывается. И связь его с останкинским, которую сразу почувствовал Константин Меркулов, – тоже.
Итак, Анжелика. Нельзя сказать, что Бородулин очень хорошо знал молодежную эстрадную музыку. Но имя Анжелики ему было знакомо. Еще когда Симеонов назвал ее имя, он почувствовал след. А теперь еще и записка. Что ж, все это можно назвать большой удачей. Если повезет, следствие по этому делу вполне реально закончить очень быстро, в предусмотренный УПК двухмесячный срок, так что отсрочек брать не придется.
– Знаете, – обратился Бородулин к Попову, – пожалуй, я сам допрошу задержанного. А вы тут заканчивайте с осмотром места происшествия.
Примерно через час Бородулин сидел в кабинете следственного изолятора ГУВД Москвы на Петровке, 38, и внимательно смотрел на человека, который нанес удар ножом сыну знаменитого певца. В общем-то это был ничем не примечательный мужчина с маловыразительным лицом. Таких не запоминают свидетели и не сразу опознают пострадавшие. Если бы ему удалось уйти, думал Бородулин, вряд ли бы мы его быстро задержали. Если бы задержали вообще. Во всяком случае, повозиться пришлось бы... Хорошо, что так вышло.
Следователь вынул из папки бланк протокола и начал:
– Фамилия, имя, отчество?..
– Вы же взяли мои документы! Там все написано.
Задержанный говорил с легким акцентом неизвестного происхождения. На кавказца не похож. И на среднеазиата тоже. Волосы темные, но не черные, глаза карие. Скорее всего, какая-нибудь небольшая народность из средней полосы, например мордвин, заключил Бородулин, хотя знал, что в графе «национальность» паспорта, который был изъят у задержанного, значилось «русский».
– Таков порядок, – строго сказал Бородулин, – итак, фамилия, имя, отчество?
– Сафин, – неохотно произнес тот, – Руслан Николаевич.
– Год и место рождения?
– Шестьдесят первый год. Махачкала, Дагестан.
– Вы дагестанец?
– Отец русский. Мать татка .
– Понятно. В Москве давно?
– Пятнадцать лет. Как закончил институт.
– Где учились?
– Народно-хозяйственный.
– Работаете?
– Конечно. – Сафин насмешливо глянул на следователя. – ООО «Беркут». Директор.
– Чем занимается фирма?
Задержанный задумался, потом не слишком уверенно ответил:
– Посредническая деятельность.
– И все?
– Ну, – неохотно сказал тот, – еще торгуем аудиовидеопродукцией.
– Чем именно?
– Видеокассеты. Компакт-диски.
– Понятно. По этому поводу мы еще поговорим. – Бородулин аккуратно внес все, сказанное Сафиным, в протокол. – А теперь что вы сами можете сказать по поводу инцидента?
Сафин пожал плечами:
– Что я могу сказать! Ничего не могу. Сами все знаете. Столько свидетелей было...
– Вы знали раньше пострадавшего?
– Нет.
– Почему вы напали на него?
Сафин помолчал, покусал губу и ответил:
– Я ударил его, чтобы показать, какой подонок его отец.
– Вы имеете в виду Григория Консона?
– Да. Что, у него есть еще один отец?
Бородулин отрицательно покачал головой:
– Нет. Значит, вы знакомы с Григорием Консоном?
– Нет, лично не знаком. Ну а так... его ведь каждая собака знает.
– Из чего же вы сделали вывод, что Консон, как вы выразились, подонок?
– Я отомстил.
– За что?
– Не за что, а за кого.
– Ну хорошо, за кого вы отомстили?
– За Анжелику.
Бородулин аккуратно и с большим удовлетворением записал эту фразу в протокол.
– На стене туалетной кабинки мы обнаружили записку. Ее оставили вы?
– Да.
– Кто это – Анжелика?
Сафин улыбнулся:
– Одна... моя знакомая.
– Кто именно? Фамилия?
– Я не знаю.
– Хорошо. Где проживает эта Анжелика?
Сафин пожал плечами:
– Не знаю.
– Где вы с ней встречались?
– В гостинице.
– В какой?
– В «России».
– Когда именно?
– Недели две назад.
– Вы давно знакомы с ней?
– Нет. Мы тогда и познакомились.
– Расскажите, как это было.
Бородулин не мог поверить своему счастью. Этот Сафин кололся с полпинка. Не запирался, выкладывал все как на духу. Было такое впечатление, что он только и ждал вопросов следователя...
– Я был в ресторане на первом этаже. Сидел спокойно, ел. А потом слышу – в фойе кто-то скандалит. Ну я вышел посмотреть, в чем дело. А там эта Анжелика. Это известная певица, вы должны ее знать. Очень известная.
Бородулин кивнул:
– Да, я ее знаю.
Конечно, у следователя почти не было сомнений, какая именно Анжелика имеется в виду. А теперь это подтверждалось документально, показаниями самого подозреваемого. А это, знаете ли, дорогого стоит...
– Что делала Анжелика в тот момент, когда вы вышли из ресторана?
– Она скандалила и кричала. Вокруг люди суетились. Пытались ее остановить... Но она продолжала.
– Она была пьяна?
– Да... Видимо, тоже из какого-то ресторана вышла.
– Что было дальше?
– Кто-то вызвал милицию, а она была одна. Никого рядом не было. Я подумал, что лучше ей в милицию не попадать.
– Почему?
– Хм... – усмехнулся Сафин. – От нашей милиции в любом случае подальше надо держаться. Даже если невиновен. А уж тут... Сами понимаете...
А ведь он прав, подумал Бородулин.
– Хорошо. Что было дальше?
– Я подошел к ментам. Ну и договорился.
– О чем вы договорились?
– О том, чтобы они ее не трогали. Вроде не было ничего...
– И что же, они так быстро согласились?
– А почему бы и нет? Люди всегда могут общий язык найти.
– Вы дали им деньги?
– Ну что вы! – делано возмутился Сафин. – О чем вы говорите? Наша милиция разве берет деньги?
Он еле заметно подмигнул Бородулину, и тот не стал развивать эту тему. Все равно ничего не докажешь...
– Что было после того, как милиция ее отпустила?
– Она меня поблагодарила. Даже протрезвела немного. И попросила проводить ее в номер. Ну я и проводил.
– Чей номер?
– Ее.
– Так, ясно. – Бородулин подумал, что нужно будет выяснить, действительно ли имел место инцидент в гостинице «Россия», – когда точно это произошло?
Сафин посчитал по пальцам и уверенно сказал:
– Точно. Две недели назад. День не помню.
Следователь поднял телефонную трубку и набрал номер:
– Алло, Лена? Бородулин... Вот тебе задание: съезди в гостиницу «Россия», посмотри журналы дежурств примерно двухнедельной давности плюс-минус три-четыре дня. Искать нужно происшествия, которые произошли с некой Анжеликой Раззаевой... Да, известной певицей. Если не найдешь, то расспроси милиционеров. Узнай, кто дежурил, не было ли инцидента с ней в холле гостиницы... Что? Писали в газете?.. В «Московском комсомольце»?.. За какое число?..
Все складывалось лучше некуда. Через несколько минут Бородулин принес из архива газету «Московский комсомолец» двухнедельной давности, где в разделе хроники следователь прочитал о скандале, который Анжелика учинила в холле «России». Бородулин внимательно прочитал заметку. Показания Сафина подтверждались полностью. Журналист даже мягко намекал на то, что «певице удалось договориться с дежурными милиционерами».
Сафин, улыбаясь, следил за Бородулиным и, кажется, был даже чем-то доволен. Он спросил:
– А в газете про меня ничего не написано? Кстати, мы договорились, чтобы они не составляли никаких актов.
– Значит, – продолжал Бородулин, отложив газету, – Анжелика сразу успокоилась, когда вы подошли?
– Нет. Не сразу. Она кричала. А я стал ее успокаивать.
– Что она кричала?
– Ругала Консона и Разину.
Бородулин еле сдержал улыбку. Об этом в «Комсомольце» написано не было, однако признательные показания Сафина, конечно, ценней, чем какая-то там заметка... Еще чуть-чуть, подумал следователь, и, пожалуй, удастся вырваться в отпуск куда-нибудь к морю. Улик против известной певицы становится все больше и больше.
– Что именно она кричала?
– Кричала, что расправится с этой мерзавкой Разиной и с подонком Консоном. Что испоганит его гадскую рожу, а Разина сделает четвертую пересадку кожи после нее.
– Долго это продолжалось?
– Нет, не очень. Минут десять-пятнадцать.
– Потом вы поднялись к ней в номер.
Сафин кивнул.
– И что дальше?
– Анжелика стала рассказывать, что Разина и Консон не дают ей спокойно жить, мешают ее концертам... Я не очень хорошо помню. Но из ее слов выходило, что они пытаются взять ее бизнес под свой контроль.
– Она была одна?
Сафин кивнул, но как-то не очень уверенно. Бородулин, конечно, обратил внимание на это, но переспрашивать не стал.
– А потом, – продолжил Сафин, – она попросила меня отомстить Консону.
– И вы согласились?
Сафин кивнул:
– Да. Она предложила деньги.
– Сколько?
– Тысячу долларов...
– Хм... Интересно. А почему вы так быстро согласились?
Сафин пожал плечами:
– Когда женщина просит, мужчина не должен отказывать.
– Значит, у вас не было личной неприязни к Консону и его сыну?
Сафин ненадолго задумался и ответил:
– Да нет... Кроме того, что он мне еще с детства надоел со своими песнями.
Закончив допрос, Бородулин вызвал контролера, тот увел Сафина в камеру следственного изолятора, и еще раз перечитал протокол. Выходило, что Анжелика Раззаева наняла Сафина, чтобы тот отомстил Консону за какие-то неприятности, которые он ей доставил. И тот решил совершить покушение на Давида, сына певца. Однако Сафин напрочь отрицал свое участие в случае в Останкинском телецентре. Это несколько озадачивало Бородулина. Особенно смущала схожесть способа нападения – ранение в плечо. В общем-то Сафин показал, что Анжелика просила никого не убивать, а просто напугать. Но кто напал на Симеонова? Если бы это был Сафин, то для него нет никакого смысла скрывать: рано или поздно все выяснится.
В любом случае следующим шагом должен был стать допрос самой Анжелики Раззаевой...
