Глава 12
– Ну и что будем с ним делать?
– Надо подождать, пока он придет в себя.
Голоса доносились совсем близко, но как будто издалека. Объяснить этот странный феномен я был не в состоянии, да, собственно, и не пытался. Сознание медленно и неторопливо возвращалось.
Должно быть, я получил крепкий удар по голове, потому что совершенно не помню, что произошло с того момента, когда меня потащили к машине. «К машине» – это точно, потому что последнее, что отложилось в моей памяти, – звук заводимого мотора. А потом – яркий свет где-то в глубине головы, рассыпавшийся мелкими звездочками праздничного фейерверка... Но это был не салют. Это кто-то из бандитов звезданул мне по голове.
Когда я очнулся и чуть приоткрыл глаза, вокруг меня стояли несколько человек. Ну и типы! Каждый из них мог пополнить своей физиономией учебник криминалистики в разделе «Типы преступников», если бы такой существовал... Тут были низколобые, с широкими челюстями и затылками толщиной с небольшое деревце и, очевидно, такими же крепкими. А попадались тщедушные, узкоплечие, с длинными руками. Но морды у всех были совершенно уголовные.
Ну что, Гордеев, кажется, на этот раз вляпался ты основательно. По самое «не хочу»...
– Ах ты гад! – произнес один из них, чуть пониже ростом и одетый в бежевую майку с надписью «Michigan University», хотя наверняка о высшем образовании знал лишь понаслышке. – Из-за этого пидора я крыло помял. Пусть теперь платит! На счетчик поставим, квартиру в залог заберем!
Знал бы он, что у меня никакой квартиры и нет...
– Заткнись, – негромко сказал один из бандитов, постарше и, судя по голосу, главный. К тому же он держал в руках мои документы – паспорт и удостоверение.
– А чего! – продолжал кипятиться парень в университетской майке. – Пусть платит. Он же адвокат! А они богатые!
– Заткнись, Енот, – снова повторил главный, а я, несмотря на трагичность и даже безвыходность положения, не преминул еще раз подивиться точности и образности уголовных кликух-погонялок. Лицо любителя американских университетов действительно напоминало мордочку экзотического животного – острые черты, брови, образующие тупой угол на лбу, темные поблескивающие глаза. – Глядите, он, кажется, оклемался, – сказал главный, внимательно глядя мне в лицо.
– Глеб Анатольевич, может быть, ему в зубы дать? – предложил стоящий справа бандит, протянув толстую мускулистую руку с нереально большим кулаком.
– Не надо, – ответил Глеб Анатольевич, – тебе, Мамонт, только бы в рожу дать. Думать головой учись, это в жизни пригодится. Ну ты ему и саданул!
При этом он смотрел на мою голову. Я ощущал справа какую-то ноющую боль, впрочем не слишком сильную. Гораздо сильнее болел затылок.
– Ничего! – загоготал Мамонт. – У этих гадов крепкие черепа.
– Вода есть?
– А может, подпалим ему руку? Это в два счета приведет его в чувство.
– Не надо... Я сейчас посмотрю.
Главный оттянул мое веко вниз. По-моему, самое время подать признаки жизни, если я хочу избежать серьезных неприятностей. Притворяться больше не было смысла, и я вздрогнул, с сипением вдохнул через рот и открыл глаза. Бандиты довольно захмыкали, а Глеб Анатольевич тонко улыбнулся.
– Ну молодец, адвокат, хорошо удар держишь, – произнес он довольно миролюбиво, – а то у нас некоторые от удара Мамонта мигом коньки отбрасывали... А ты вон даже сам очнулся. Хвалю. – Ну а тебе, Мамонт, я еще выскажу... – недовольно продолжил он, поднимаясь. – А если бы замочил? Как бы мы тогда Петю нашли?
– Да я ж... Да вы ж, Глеб Анатольич... – оправдывался Мамонт, восполняя недостаток слов энергичной жестикуляцией огромных рук.
Я чуть приподнялся на локтях и с недоумением уставился на эту компанию. Их было человек десять, считая того, которого все уважительно называли по имени-отчеству.
– Что случилось? – спросил я.
– Ничего хорошего, – ответил Глеб Анатольевич, – для тебя во всяком случае.
– Кто вы? – поинтересовался я, с деланым испугом глядя на него. Хотите верьте, хотите нет, но в этот момент я их совершенно не боялся. Может, за сегодняшний вечер у меня атрофировалось такое важное и нужное чувство, как страх? Не знаю...
– Ладно, ладно, потом поговорим. А ты, адвокат, давай поднимайся. Нечего тут разлеживаться. Не на пляже. Ребята, поднимайте его.
Несколько сильных рук подняли меня (при этом жутко заломило в затылке) и перенесли поближе к железному столу, который стоял посреди комнаты. Усадили на стул. Только тут я заметил, что мои запястья крепко скованы стальными браслетами наручников.
Напротив меня сел сам Глеб Анатольевич и, достав из коробки длинную темную сигарету с обернутым золотой фольгой фильтром, закурил... Видно, главарь любит дешевые эффекты. Золотая печатка с замысловатой резьбой на мизинце, яркий шейный платок, какой-то маленький медальон на шее. Так, мелочь, конечно, у этого самого Станислава Романовича, которому звонил мой киллер, на побегушках. Но ничего не поделаешь, Гордеев, выбирать не приходится.
Вдруг все перед глазами закружилось и я повалился на бок. Стоящий рядом бандит едва успел подхватить меня и усадить на место. Только теперь я понял, насколько сильный удар по котелку получил...
– Сиди! – грубо толкнув меня в плечо, гаркнул бандит.
Глеб Анатольевич опять покачал головой:
– Ну, Мамонт, гляди. Останешься у меня без тринадцатой зарп...
Он осекся и как-то странно поглядел на меня. Голова хоть и кружилась, но соображала хорошо. А разные странности, происходящие вокруг меня, я научился подмечать еще в то время, когда работал следователем. Школа Александра Борисовича Турецкого научила.
– Значит, так, – начал Глеб Анатольевич, когда убедился, что я сижу на стуле довольно устойчиво, – ты сейчас нам расскажешь, куда дел одного человека. Ясно? И тогда мы тебя не тронем. А если не расскажешь...
Он повернулся и показал на своего Мамонта:
– Ты хорошо его видишь?
Я кивнул. При этом в затылок будто воткнули нож.
– Ты хорошо разглядел?
Теперь я ограничился веками, которые опустил в знак согласия.
– Так вот, – продолжил он, – это у нас специалист по выколачиванию признаний. А потом и выколачиванию души. Может, и выживешь после его обработки, но ходить самостоятельно в клозет тебе уже больше не придется. Да и кормить тебя будут через трубочку. Тебе это надо, адвокат Юрий Гордеев?
Мотать головой я не рискнул, поэтому просто молча сидел. Не знаю почему, но даже в этот момент я чего-то ждал. Чего именно? Понятия не имею. Может, неожиданной помощи, может, того, чтобы возвратилась удача, о которой я сегодня так часто вспоминал и которая все-таки вильнула хвостом и упорхнула, оставив в моей ладони только пару жалких перышек.
– Не надо тебе этого, – ответил за меня Глеб Анатольевич, – тем более у нас тут есть и другие специалисты. Так что давай не будем играть, тем более времени в обрез. Лады?
Мы находились в полутемной комнате с низким потолком, явно нежилой. Голые бетонные стены, железный стол, за которым мы сидели, несколько обшарпанных стульев. Зарешеченный фонарь над дверью, лампочка без абажура над столом. В углу крашенный когда-то белой краской, а теперь тускло-желтый комод, на котором стояли несколько пыльных банок и лежала пара автоматов, явно принадлежащие бандитам. Два «калашникова» милицейского образца с укороченным дулом и без прикладов.
– Что вы хотите? – поинтересовался я, морщась от боли в затылке. – Вообще кто вы такие? Я первый раз вас вижу. Я встречался с клиентом...
– Ну вот что, адвокат Гордеев, мы тут шутить не любим, – произнес Глеб Анатольевич, попыхивая своей замечательной сигареткой, – прекрасно ты все знаешь. Так что давай колись, где Петю спрятал?
– Какого еще Петю? – непонимающе пожал плечами я. – И вообще, что это значит? Кто вы такие? Где мы? Почему я в наручниках?
– Ну-ну, закрой пасть. Слишком много вопросов, ты не находишь? А здесь я задаю вопросы...
Произнеся коронную фразу следователей низкого и среднего пошиба, он выпустил мне в лицо струю дыма и, улыбаясь, обвел взглядом своих подручных. Те захохотали, причем тот, кого называли Мамонтом, смеялся громче других, заискивающе глядя на шефа.
Глеб Анатольевич поднял руку, и все быстро замолчали.
– А где это – здесь? – задал я вопрос.
На лице Глеба Анатольевича отразилось секундное раздумье, а потом он выдал:
– Где надо. И если не будешь отвечать на вопросы, то так и не узнаешь, где мы тебя порешили. Ясно?
– Ясно... – снова пожал плечами я. – Только вы объясните, что к чему, я то я ваших вопросов не понимаю. Скажите толком, чего хотите. А то про какого-то Петю...
– Петя, – с трудом скрывая раздражение, раздельно произнес Глеб Анатольевич, – это тот, кого ты на машине преследовал и кого потом забрал... то есть повинтил. И потом куда-то дел вместе со своей машиной. У нас нет времени всю деревню обыскивать, поэтому давай говори, куда его дел.
Я отрицательно покачал головой:
– Не понимаю, Глеб Анатольевич, о чем вы? Какое преследование, какая машина? Я тут был по делам, вышел поздно, шел на автобусную остановку... А тут меня по башке. Может, это по какому-то из моих прошлых дел? Так вы скажите толком.
– Слушай, – перебил меня главарь, – тебе отсюда не выбраться. Единственный способ – рассказать нам, где тот, кто сидел у тебя в машине, когда мы появились. Ты понял?
Я опять сделал большие и недоуменные глаза:
– Нет, не понимаю, о чем вы. Я сюда на автобусе приехал.
Глеб Анатольевич укоризненно покачал головой и негромко произнес:
– Эх, не люблю я адвокатов. Вечно везде свой нос поганый суют, языком чешут что метлой машут. Козлы... Да еще и на допросах теперь присутствовать им разрешили. Взять бы вас да и посадить в Бутырки, всех разом. Чтобы узнали, где раки зимуют... Говори, блин, куда Петю дел!
Последнее предложение он почти прокричал, перейдя на визгливый фальцет.
– Да я рад бы... – совершенно спокойно продолжал я. – Но не знаю, что вы хотите...
– Будешь говорить, собака! – заорал он так оглушительно, что чуть не лопнули мои барабанные перепонки.
При этом он схватил меня за грудки и пару раз тряхнул. Ощущения мои при этом передавать отказываюсь. Я был почти уверен, что вот-вот голова отвалится и покатится по полу в дальний угол...
– Будешь говорить?
На его лбу выступили крупные капли пота, а глаза чуть не вылезали из орбит.
– Да... – негромко произнес я.
Он тут же отпустил меня и сел на свой стул:
– Говори.
Я засопел, прокашлялся и с выражением произнес:
– Разрубил березу на поленья он одним движением руки. Мужики спросили: «Кто ты?» – «Ленин!» Так и охренели мужики...
Видели бы вы их недоуменные рожи! Черт, головная боль мешала мне полностью насладится этим зрелищем.
– Чего это он несет? – спросил кто-то из бандитов.
– Он, кажется, принимает нас за идиотов! – пробасил Мамонт.
Глаза Глеба Анатольевича заметали молнии. Они стали похожи на раскаленные угольки. Теперь от них можно было спокойно прикуривать.
– Мамонт!
Тот с готовностью вышел из шеренги бандитов, засучивая рукава. Впрочем, Глеб Анатольевич, внимательно его оглядев, махнул на него рукой:
– Нет, тебе нельзя. Еще убьешь ненароком.
– А чего? – обиделся Мамонт. – Давайте я ему руку о сейф сломаю. Или кодексом нос сверну!
Что-то странноватая у них лексика, у бандитов этих... Впрочем, размышлять времени не было.
– Нет! – закричал Глеб Анатольевич. – Иваненко, ты! Давай приступай как ты можешь.
Иваненко оказался довольно тщедушным человеком с худым лицом. В руках у него имелся небольшой чемоданчик. Он поставил его на стол и открыл. В чемодане имелись разные инструменты типа пассатижей и напильников, веревки, ножницы, какие-то электрические провода. Сбоку лежал противогаз.
Глеб Анатольевич повернулся ко мне:
– Ну что, адвокат, сейчас мы на тебе все это испробуем. – Он кивнул на чемоданчик. – Хочешь?
– А как это? – недоуменно спросил я, чем вызвал дружный хохот его подручных. Честно говоря, увидев этот «набор юного гестаповца», я потихоньку начал смекать, что к чему.
– Ну что, Глеб Анатольевич, начнем со «слоника»? – гадко улыбаясь, спросил Иваненко.
– Давай, – прорычал шеф, – только осторожно. А то он после удара Мамонта может откинуться.
Иваненко достал противогаз с длинным хоботом и натянул его мне на голову. Затянул на затылке резиновый ремень. А потом начал потихоньку сжимать рифленый шланг...
Я, конечно, набрал в легкие сколько мог воздуха и через некоторое время, когда Иваненко совсем сжал шланг, начал делать вид, что задыхаюсь, постепенно увеличивая интенсивность. Удушить меня они не собирались – это ясно, значит, чем больше я буду мотать головой и хрипеть, тем раньше они снимут противогаз...
Однако Иваненко был не так прост, как казалось. Он некоторое время сжимал шланг, а потом чуть отпустил. Я инстинктивно вдохнул воздух, а Иваненко тут же снова сжал. Вот тут я начал задыхаться по-настоящему. Сквозь запотевшие круглые стекла противогаза я еле-еле различал человеческие силуэты, а потом перед глазами пошли разноцветные круги.
– Хватит, – как сквозь сон расслышал я, и через шланг проникло некоторое количество воздуха. Потом с меня сорвали противогаз.
Некоторое время я хрипел и никак не мог вдохнуть достаточное количество воздуха.
– Ну что? – нетерпеливо сказал Глеб Анатольевич. – Будем говорить? Или как?
– Да ты... скажи, что тебе надо... – прохрипел я, – а то я не пойму, о чем вы толкуете...
Глеб вздохнул:
– Ну ты же молодой, Юра... Тебе еще жить да жить. Что, не понимаешь? Мы же сейчас тебя замочим, и никто никогда не найдет. Ну что тебе он понадобился? Зачем? Чего за ним гнался?
– За кем? – невинно спросил я. – И вообще, кто он, ты объясни хотя бы. И где я за ним гнался? И откуда эту погоню начал? Ты скажи...
Я сделал такое жалобное лицо, что, кажется, Глеб Анатольевич усомнился, того ли они взяли.
– Здесь, по деревне гнался, – сказал он жестко, но как-то не очень уверенно, из чего я сделал вывод, что они не знают почти ничего. Им поручили вызволить моего пленника. Вот они и выполняют...
Ну что будешь делать, Гордеев?
Глеб Анатольевич внимательно посмотрел мне в глаза и снова кивнул своему подручному:
– Давай, Иваненко.
Тот достал из своего чемоданчика два небольших деревянных брусочка, нож с наборной ручкой.
– Открывай рот! – скомандовал он.
Я решил, что если не открою, то он станет разжимать зубы ножом, и раздвинул челюсти. Иваненко ловко вставил брусочки под коренные зубы. А потом снова залез в чемодан и достал оттуда напильник.
– Ну вот, адвокат, теперь мы тебе маленько зубки подпилим, – гадко улыбнулся Иваненко.
Глеб Анатольевич покачал головой:
– Лучше скажи, Юра. Будет очень больно. И потом, мы ведь его все равно найдем. Зачем тебе эти трудности?
Я молчал.
Иваненко приложил свой напильник к моим верхним резцам. Я почувствовал на зубах холодную и противную железяку...
Вдруг раздался телефонный звонок. Глеб Анатольевич вынул трубку из кармана:
– Да... Да, он у нас... Нет, пока нет, но... – Он нахмурился. – Да, слушаюсь... сейчас начнем искать, раз время дорого... А с этим что делать? – Он посмотрел на меня. – Хорошо, пока оставим... Слушаюсь!
Он встал со стула:
– Так, ребята, сейчас срочно начинаем поиски. Он где-то здесь, мы его скоро найдем. А этого привязать к столу. Только крепко. Он еще нужен...
Иваненко с досадой положил напильник в чемодан и туда же бросил деревянные брусочки. Потом они привязали меня к столу и ушли, аккуратно потушив свет и прикрыв за собой дверь. Напоследок кто-то из бандитов, кажется все-таки Мамонт, ударил меня по голове так, что темнота превратилась в какой-то густой липкий белесый туман...
Я очнулся оттого, что стальные браслеты наручников врезались в запястья. Рефлекторно дернув затекшей рукой, я ее чуть не вывихнул. Кисти болели ужасно. Интересно, сколько я тут провел. Час? Два? Окон в комнате не было, стояла кромешная тьма. А может, это потому, что глаза закрыты.
Я поднял веки. Что ты, Гордеев? Ничего не изменилось. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Повернув голову, я ощутил щекой холодный металл стола. Железный лист подо мной чуть скрипнул...
Голова работала очень хорошо, только чуть-чуть кружилась. Белесый туман постепенно рассеялся, и я вновь обрел способность соображать.
Итак, эти странные бандиты ушли. Почему странные? Почему они мне показались странными?
Я напряг память. Мысли клубились мелкими ошметками и никак не желали складываться в единое целое. Видно, этот Мамонт действительно сильно дал мне по голове... Нет, почему они показались мне странными?
А-а... Один из них собирался сломать мне руку о сейф, хотя в комнате никакого сейфа не было... А еще он хотел свернуть мне нос кодексом... Почему? Кодекс и сейф...
И вдруг мозг пронзила мысль – эта компания больше всего напоминала ментов! И выражения у них были соответствующие. И экипировка – автоматы... Главарь называл своего подручного по фамилии. А разговаривая по телефону, несколько раз повторил «слушаюсь». А может, действительно это просто-напросто переодетые менты? Ну дела! Значит, дело обстоит так: киллер позвонил заказчику (а может, это был не заказчик, а просто его начальник) и попросил помощь. А тот прислал ему переодетых ментов. Не значит ли это, что неведомый мне Станислав Романович как-то связан с милицией?
Славно получается. Значит, Анжелику решила убрать доблестная милиция... Конечно, это все догадки...
Хватит! Надо думать, как выбраться отсюда! И бежать, скорее бежать, предупредить Меркулова, рассказать ему, что удалось узнать! Хорошо, конечно, если бы эти бандиты-менты не нашли джип.
Я снова пошевелил руками и ногами. Бесполезно. Щиколотки были стянуты так, что ступни онемели. Ну а руки... Цепочка наручников продета через металлическую ножку стола. Чтобы открыть наручники, нужен ключ. Или хотя бы булавка. Ничего этого у меня не было. Может, пошарить на полу?
Я рывком соскочил со стола, больно ударившись об пол. Пошевелил ногами и обнаружил, что они не прикованы, а привязаны. Ну ясно, у милиции, как всегда, не хватает самого необходимого, наручников. Я подергал ногами. Привязано крепко. Ничего, веревка – это не сталь! Нащупав на металлическом крае стола более-менее шершавую грань, я начал интенсивно тереть веревки... В принципе на то, чтобы перетереть веревку о почти гладкую поверхность, должно уйти как минимум два-три часа. Если поверхность шершавая, это время резко сокращается... А уж если на поверхности есть одна или две острые заусеницы, то можно считать, что повезло.
Потрудиться, однако, пришлось. Примерно минут через сорок интенсивного трения я почувствовал металл на ноге, там, где раньше ощущалась толща веревки. Я сильно дернул, путы разорвались, и ноги оказались свободны!
Так, ну все. Теперь осталось поднять ножку стола и освободить руки.
Нет, Гордеев, везение на сегодня кончилось! Стол оказался приваренным к железному листу, который покрывал пол! Вот это задача! Сталь не веревка, ее так просто не перетрешь. Тут нужен автоген!
Если сейчас вернутся бандиты, то застанут жалкое зрелище – я на полу, с прикованными руками... Бр-р-р! Нет, нужно что-то придумать! Думай, Гордеев!
Я ощупал пол. Он был грязный. К ладони тут же пристал какой-то мусор. Зато здесь мог валяться гвоздь или что-нибудь в этом роде, чем можно открыть замок. Я стал осторожно перебирать пальцами по полу. Это было непросто, потому что браслеты больно впивались в запястья.
Окурок. Еще один. Пивная пробка. Смятая сигаретная пачка. Заскорузлая тряпка. Ничего. В том радиусе, в котором могли действовать мои руки, не было ничего подходящего. Пришлось пустить в ход щеки и губы.
Минут двадцать я шарил по полу. Но нашел только несколько обгоревших спичек.
Разболелась голова. К ней прилила кровь, и перед глазами снова пошли белые круги. Немного тошнило. Возможно, у меня сотрясение мозга от этих ударов.
Что же делать?
В какой-то книге я читал, что, если не можешь найти выход, отвлекись, сосчитай до десяти. Снова начни, и выход обязательно найдется. Что ж, мне больше ничего не остается. А отвлечься всегда полезно.
Раз... Два... Три...
Может, попытаться отломать ножку стола? Иногда сварка не бывает особенно крепкой. Я попробовал. Нет, если это и возможно, то только при помощи большой кувалды. Даже Мамонт бы не справился с этой задачей. Нужен другой выход.
Четыре... Пять... Шесть...
В одном старом английском фильме, двое – мужчина и женщина – оказались скованными наручниками. И когда он заснул, женщина умудрилась вынуть руку. Облизала запястье и вынула.
Я посмотрел на запястья. Конечно, надежда, что они пролезут в узкие браслеты, слабая... Но я все-таки решил попробовать. Вдруг получится?
У английских женщин руки, видимо, гораздо тоньше, чем у русских адвокатов. А может, раньше наручники делали на размер больше. Как я ни старался вынуть руку из браслета, ничего не получалось. Я чуть не содрал кожу с руки. И никакого результата.
Семь... Восемь...
Ничего не лезет в голову. Ничего. Хотя бы какой-то тонкий металлический предмет!
Девять... Десять...
Брючный пояс. А на нем металлическая пряжка...
Вот чем можно открыть замок наручников.
Мне пришлось повозиться, прежде чем удалось снять брючный пояс. Пришлось изогнуться по-змеиному. Но в конце концов у меня в руках оказался долгожданный предмет. Я нащупал скважину для ключа и начал ковырять в ней металлическим штырьком от пряжки.
Ничего не выходило. Я решил согнуть штырек. Засунул его поглубже в скважину и нажал.
Штырек, сделанный из непрочного металла, не согнулся, а сломался, как спичка.
Все. Это была последняя надежда.
Давай, Гордеев, думай!
А что тут думать? Ничего поделать уже было нельзя. Оставалось только валяться на полу со скованными сзади руками и ждать, пока придут бандиты. И все. Больше ничего не остается.
Пальцы сжимали ненужный уже ремень. Он был длинный и довольно прочный. В случае чего можно на нем повеситься... Если, конечно, найти подходящий крючок. Так ведь и его нет...
Думай, Гордеев, думай...
Руки совсем онемели. Я пошевелил пальцами, они были как чужие. И вроде даже распухли.
«Совсем как палец у отца», – вдруг подумал я. К чему бы такая мысль? Голова кружилась, тошнота становилась сильнее. Нет, Гордеев, соберись! От этого зависит твоя жизнь! Что ты там думал про распухшие пальцы?
Я напряг память, а сам, наоборот, расслабился. Надо было вспомнить... Вспомнить...
У моего отца было обручальное кольцо – широкое, толстое, по моде семидесятых годов. Как-то, лет двадцать назад, он обварил руку кипятком из чайника. Рука стала быстро опухать. И кольцо постепенно скрывалось под нависшей над ним краснеющей кожей. Мать запричитала, что кольцо нужно снять, иначе он останется без пальца. Побежала за кусачками...
– Зачем хорошую вещь портить? – спокойно сказал отец. – Сейчас снимем.
И снял.
У меня все внутри похолодело. Вот он, выход!
Я зажал пряжку ремня между пальцами и очень плотно, виток к витку, обвязал кисть. Изо всех сил натянул ремень. Потом пропустил конец под браслет наручников и потянул.
Один виток, второй, третий... Браслет туго скользил по коже ремня. Я, зажмурившись, ждал, когда он застрянет. Но браслет скользил. Четвертый, пятый, шестой виток...
Все. Рука выскользнула из браслета.
Дверь оказалась незапертой. Да, собственно, в ней и замка-то не было, только два кольца торчали. Я прошел по коридору и вышел на улицу. Это был тот самый заводик, где мы с бандитами устроили бешеные гонки.
Так, теперь нужно быть осторожным. Обидно будет, если ты, Гордеев, снова попадешь в руки бандитов!
Я вышел в знакомый уже Индустриальный тупик и, прячась в тени забора, двинулся вперед.
Светало. Значит, примерно часов пять утра.
Я вышел на перпендикулярную улочку. Желтого «Москвича» не было, – очевидно, бандиты куда-то его уволокли. Интересно, они нашли моего пленника?
Вдруг сзади донесся шум мотора... Я вздрогнул, отскочил в сторону и буквально вжался в землю. Нет, Гордеев, только не это! Хватит приключений!
Ко мне неторопливо приближался старенький «Запорожец». Ободранный, проржавевший, но еще исправно продолжающий тянуть свою лямку. За рулем сидел седой старичок в клетчатой рубашке.
Не знаю, что его заставило остановиться у вставшего из придорожной канавы грязного, окровавленного человека, да еще с наручниками, болтающимися на руке! Но он не только остановил машину, но и подвез туда, куда я попросил. Правда, он как-то странно посмотрел на меня, когда я выразил желание перебраться назад и лечь на пол, чтобы меня никто не увидел.
Через час я был дома.
Дверь открыла Лена.
– Откуда у тебя ключи? – устало спросил я и тут же свалился на пол.
