Книга: Смертельный треугольник
Назад: 3
Дальше: 5

4

В Мадриде у него было немного времени до поезда, и он погулял по городу, ориентируясь при этом по картам на автобусных остановках. Посмотрел немного центр, побродил по узким улочкам, дошел до королевского дворца. Испанская столица впечатление оставила однозначное: надолго оставаться здесь Гордееву не хотелось. Юрий Петрович обладал таким счастливым свойством характера: если он знал, что где-то задержаться ему не придется, то это место сразу же переставало его живо интересовать. А вот центральный вокзал оказался очень необычен. В одном из залов ожидания был устроен самый настоящий тропический лес: росли пальмы и финики, летали птицы и ползали большие черепахи.
На вокзале адвокат купил прессу, преимущественно освещавшую жизнь провинции Гипускоа, и она его не разочаровала, благо Гордеев немного понимал по-испански.
«В Сан-Себастьяне около полудня сработало неустановленное взрывное устройство. В результате взрыва, который произошел в салоне легкового автомобиля, погибла женщина и получил ранения ребенок. Сейчас выясняется личность погибшей, однако полиция пока не уверена в том, что речь идет о покушении, организованном боевиками террористической организации баскских сепаратистов ЭТА. Тем не менее агенты полиции оцепили место взрыва и проводят проверку припаркованных на улице Альдамар машин на предмет наличия другого взрывного устройства».
Гордеев поежился и перевернул лист, но и дальше было не лучше.
«В Сан-Себастьяне задержаны 6 активистов молодежных экстремистских организаций.
Полиция Сан-Себастьяна провела сегодня утром спецоперацию, в ходе которой были задержаны 6 активистов баскских молодежных организаций. Эти лица подозреваются в организации уличных беспорядков. По меньшей мере пятеро из задержанных являются членами запрещенной испанскими властями баскской группировки «Седжи».
Гордеев, конечно, знал, что в Испании бывает неспокойно, но это что-то уже слишком. «Черт возьми, куда я еду?» — подумал адвокат и не без содрогания перевернул страницу. Но следующая новость, однако, скорее позабавила, да и немного расслабила — все-таки Юрий Петрович пребывал в некотором напряжении: чего греха таить — легко было взять билет в Испанию, но как тут еще все сложится — бог весть.
«В Сан-Себастьяне поженились два городских советника.
Испанская гомосексуальная пара, оба городские советники, поженились в пятницу в Сан-Себастьяне. Церемонию проводил мэр города. Пара стала одной из наиболее высокопоставленных среди всех испанских голубых пар. Свадьба была, по сути, гражданской церемонией, поскольку в Испании официально не признаются однополые браки. Однако городской совет Сан-Себастьяна вынес постановление, позволяющее гомосексуалам совершать символические бракосочетания».
В купе напротив Гордеева сидел пожилой маленький человечек, который долго и с интересом Гордеева рассматривал. Наконец он наставил на него указательный палец и произнес обвинительным голосом:
— Русский! — сказано это было как будто без акцента.
— И что? — произнес слегка ошеломленно Юрий Петрович.
— Ага! — торжествующе сказал человечек. — Русский, который едет в Сан-Себастьян! — Он достал мобильный телефон и принялся кому-то звонить.
Гордееву стало не по себе. Он почувствовал себя двойным агентом, который оказался разоблачен обеими враждующими сторонами.
— Подождите, — попросил Гордеев, — постойте! Куда вы звоните? Что это значит?
Человечек отмахнулся от него как от назойливой мухи. Он куда-то дозвонился и сказал с пафосом:
— Ян, ты проспорил мне сто долларов! Со мной в купе сидит русский. Сейчас, подожди… — После этого он повернулся к Гордееву и объяснил: — Это мой брат в Москве. Мы поспорили, я ему сказал, что в поезде наверняка встречу русского, что Испания буквально кишит русскими, а он не верил. Вы приехали лечиться, да?
— Что? — еще больше удивился Гордеев.
— Молчите! Глядя на ваше усталое лицо, я все могу сказать за вас. Вы едете лечиться! И правильно! Сан-Себастьян — великолепно для этого подходит! А почему? — риторически вопросил он, напрочь забывая о телефонной трубке в руке. — А потому что надо учитывать основной природный лечебный фактор: влажный океанический климат с теплой зимой (отменное влияние Гольфстрима!) и жарким летом, которое смягчается прохладными юго-западными ветрами. Я знаю, что говорю: я — уролог! Резник Михаил Михайлович к вашим услугам! Молчите, ничего не говорите, я сейчас сам поставлю вам диагноз. — Он оценивающе оглядел Гордеева. — Тут может быть два варианта… либо хронический пиелонефрит, либо хронический цистит.
— Так уж и хронический, — обиделся Гордеев.
— Именно, дорогой мой, именно! — Человечек вспомнил про телефон и закричал в трубку: — Яша, ты на проводе? Яша, ты все еще мне не веришь? Сейчас я дам трубку нашему будущему пациенту, и он тебе сам все подтвердит, откуда он там — из Харькова или из Одессы! — Человечек протянул Гордееву телефон: — Скажите Якову пару слов!
Гордеев пожал плечами и сказал в трубку:
— I do not perceive you?!
Изумленный человечек раскрыл рот, потом закрыл его, да так и промолчал, насупленный, до самого Сан-Себастьяна. А Гордеев снова уткнулся в свою газету. Так, ну а что же пишут по поводу кинофестиваля? Не может быть, чтобы об этом не было сказано ни слова. Ага, вот…
«Кинофестиваль «Доностиа-Сан-Себастьян» принял решение учредить три «Премии Доностиа за жизненные достижения» трем бесспорным звездам кино: двум актерам и режиссерам и одной актрисе, двум американцам и одному англичанину. Ими стали Джессика Ланж, Деннис Хоппер и Боб Хоскинс. Надо ли говорить, что любимцы публики были встречены продолжительными аплодисментами…»
И вот еще.
«Обслуживающий персонал отеля «Мария Кристина», в котором остановились самые видные участники и гости фестиваля, объявил забастовку, а потому звездам придется самим стелить себе постели…»
Гордеев засмеялся и закрыл газету.
Испанскими красотами за окном поезда можно было восхищаться без устали, но Гордеев решил поберечь силы и попытаться вздремнуть хотя бы полчасика, хотя обычно в транспорте у него всегда с этим бывали проблемы. Впрочем, комфортабельная поездка мало напоминала российские электрички. Он прикрыл глаза, но отчего-то пейзаж за окном от этого не исчез, а лишь слегка размылся, потерял четкость очертаний, а краски становились все более яркими и сочными…
Проснулся Юрий Петрович, когда поезд уже прибывал в Сан-Себастьян. Он взял такси и поехал в гостиницу, от которой было пять минут ходу пешком до той, где жили звезды кинофестиваля. Об этом он побеспокоился еще в Москве.
Гордеев слушал монотонную болтовню водителя и рассматривал город.
Ну что же… Дотошный адвокат уже знал, что в Сан-Себастьяне сто семьдесят тысяч жителей, что это порт в Бискайском заливе, а также — климатический курорт и вообще — международный центр туризма. Ну и конечно же, что с 1953 года тут проводятся ежегодные международные кинофестивали. Вот и все. Впрочем, нет. Еще — парусные регаты.
Несмотря на знаменитый кинофорум, Гордеев почему-то ожидал увидеть эдакое экзотичное захолустье — разросшийся рыбацкий поселок, грязноватые колоритные прибрежные кабачки и толстых торговок рыбой. Ничуть не бывало. Сан-Себастьян оказался городом аристократичным, богатым, помпезным и очень дорогим. Кроме того, тут, оказывается, размещалась летняя резиденция королевской семьи, так что определенная доля роскоши была просто неизбежной.
Набережная да и центральная застройка оживляли в памяти французские города Лазурного Берега, с той лишь разницей, что на Сан-Себастьян с трех сторон накатывали волны Атлантического океана. Впрочем, когда-то Сан-Себастьян действительно представлял собой небольшой рыбацкий поселок. Но очень быстро — по историческим меркам — прекрасный природный порт, мягкий климат, длинные песчаные пляжи и красота горных ландшафтов еще два века назад превратили это уединенное местечко в излюбленный курорт не только состоятельных испанцев, но и самых известных людей со всей Европы. Однако настоящая популярность к курорту пришла в 1845 году, когда королева Изабелла II перенесла сюда свою летнюю резиденцию. Ее дворец Мирамар сохранился и сейчас, он стоит на пляже Плайя-де-ла-Конча. И уже в конце девятнадцатого века Сан-Себастьян стал излюбленным местом отдыха испанской и европейской аристократии. Великолепные здания той эпохи и ухоженные парки до сих пор радуют глаз.
Отпустив такси и забросив вещи в номер отеля «Меркури», Гордеев решил немного освоиться. Чтобы почувствовать силу Атлантики, он прошел в самый конец набережной и не пожалел: здесь, в скалистом тупике, местный художник придумал вмуровать в прибрежные утесы затейливо закрученные рельсы, сквозь ржавые железные клубки которых входят волны, и становилось ясно, что ни железо, ни любой другой придуманный человеком материал — ничто по сравнению с силой природы. А еще художник придумал вставить в набережную трубы, сообщающиеся с водой. Сейчас была тихая погода, но желающие стать над дырой чувствовали мощные порывы воздуха. Любая женщина в юбке здесь стала бы похожа на Мерилин Монро в известном кадре…
Гордееву не нужна была аккредитация на кинофестиваль, ему нужно было пообщаться с Фицпатриком, ну и за компанию — с русским модельером, а с помощью какой корочки это можно будет провернуть, для него значения не имело. Впрочем, что касалось Арнольда Куваева, здесь ситуация была проще. Еще будучи в Москве, через его секретаря Гордеев передал, что собирается приехать в Сан-Себастьян, и попросил выделить время для встречи. Договорились, что в следующий раз Юрий Петрович позвонит уже непосредственно в Сан-Себастьяне. Что Гордеев и сделал, не откладывая в долгий ящик. На этот раз Куваев соблаговолил говорить лично. Они договорились встретиться через полчаса в баре отеля «Мария Кристина», того самого, где жили звезды кинофестиваля. То, что гостиница, в которой у Гордеева был заказан номер — «Меркури Монте Игуэльдо», находилась на соседней улице, Гордеев знал наверняка, потому что Монте Игуэльдо — это было название улицы, на которой она находилась.
По дороге Гордеев купил местную газету, кажется целиком посвященную кинофоруму, и прочитал там следующее:
«Обслуживающий персонал отеля «Мария Кристина», в котором остановились самые видные участники и гости фестиваля, прекратил забастовку, а потому звездам не придется самим стелить себе постели…»

 

Тут не соскучишься, подумал Юрий Петрович. Или точнее будет сказать, испанцы не дадут, потому что над этим постоянно работают, устраивая проблемы и потом их героически разрешая. Что же, кое на кого они в этом здорово похожи…
У Гордеева зазвонил телефон — на всякий случай он сделал себе в Москве роуминг.
— Да?
— Юрка, как Испания? Испанки? — Это был, конечно, Турецкий.
— Вроде ничего себе.
— Привезешь для меня парочку?
— Я подумаю.
— Ладно. Ты готов ответить?
— Саня, ты о чем?
— Как о чем? — возмутился Турецкий. — Как о чем? Я тебе вопрос задавал, ты что, забыл? Про девушку, похороны и мужчину ее мечты.
— Ах это… Саня, извини, я забыл.
— Понимаю, — с сарказмом прокомментировал Турецкий. — Нам не до того, мы заняты, мы испанками увлечены!
— Да какими там испанками, — с досадой ответил Гордеев. — У меня тут встреча с русским модельером.
— И для этого надо было в Сан-Себастьян переться?

 

— Саня, я обещаю подумать над твоим вопросом. Девушка, похороны и мужчина ее мечты.
— И убийство сестры!
— И убийство сестры.
— Не забудь. — И Турецкий отключился.
Гордеев выпил стакан грейпфрутового сока, потом минеральной воды и уже начал поглядывать в сторону пузатой бутылочки с арманьяком, когда наконец появился Арнольд Куваев собственной персоной. Куваев, как и положено человеку из мира искусств, опоздал и даже не подумал за это извиниться. Гордеев сразу понял, что это он: уж больно одет сей господин был экстравагантно — в нечто легкое и воздушное, едва ли не из парусины и перьев. На голове у него была малиновая шапочка, как у ватиканского кардинала, на шее висела толстенная цепь, правда из белого металла, на которой в виде медальона болталась маленькая фигурка Шварценеггера. Даже хладнокровный бармен выпучил глаза.
Гордеев встал навстречу, и модельер протянул ему руку ладонью вниз. Лицо его показалось знакомым, хотя Гордеев был уверен, что прежде они никогда не встречались. Приглядевшись повнимательней, адвокат понял, что видел все-таки его не раз и не два — по телевизору: господин Куваев был завсегдатаем различных светских мероприятий и ток-шоу. Движения его были раскованны, взмахи рук — несколько женственны. Присмотревшись, Гордеев понял, что у Куваева подкрашены глаза. Впрочем, кому какое дело?
Они мило побеседовали, Куваев уронил в безалкогольный коктейль слезу, когда Гордеев упомянул покойную Монахову. Куваев сообщил, что именно он был ее ближайшим другом, и кому же, как не ему, знать все подробности ее личной жизни. Гордеев сперва порадовался большой удаче и новому источнику информации, но очень быстро понял, что напрасно. Модельер пользовался расхожими в артистической среде штампами, где принято друг другу в лицо признаваться в нежнейшей привязанности и искреннем восхищении, а за спиной ставить палки в колеса и портить воздух. Впрочем, когда дела касалось покойной звезды (а шоу-бизнес — мир на редкость подвижный, там всегда что-то происходит), то публичное изъявление безмерной любви и признание гениальности ушедшего становились обязательным ритуалом.
Куваев сыпал именами и подробностями так, что у Гордеева заболели уши, но все это было, увы, бессмысленно и бесполезно. Гордеев пытался узнать хоть что-нибудь о людях, с которыми Монахова поддерживала близкие отношения, но нарывался лишь на истории и слухи, которым место было в бульварной прессе. Адвокат начинал приходить к выводу, что циркуляция таких штампов — дело рук как раз «продвинутой культурной» тусовки — вполне возможно, что она сама их и производит, и уж точно с большим удовольствием потребляет. Например, Куваев со смаком поведал, как восемнадцатилетняя танцовщица из группы одного скандально знаменитого исполнителя однажды проснулась и обнаружила, что ее возлюбленный (двадцатилетний танцовщик из той же группы), чтобы прославиться, покончил с собой. Оказывается, парнишка написал роман, который никто не хотел печатать. И вот он покончил с собой, чтобы добиться публикации своего романа, просто чтобы мир не забыл его труд!

 

Но барышня была ушлая, она выдала роман за свой собственный и обрела славу, продав его западному издательству.
— А откуда же в таком случае известно, что роман написала не она? — спросил Гордеев. — Если она всех обманула?
— Как откуда? — сказал Куваев и запнулся. Видимо, подобный логический ход мысли был в шоу-бизнесе не в чести. Гордеев, чтобы не смущать модельера, перевел разговор на кино и здесь тоже получил свою порцию бессмысленных сплетен и изъявлений в любви. Куваев снова пословоблудил насчет Монаховой. Выяснилось, что «покойную Милочку никто не понимал и снимать не умел».
— А как же Фицпатрик? — уточнил Гордеев. — Он тоже не умел ее снимать?
— Фицпатрик? Старина Джон? — И Куваев засмеялся так, будто речь шла о его соседе по лестничной клетке.
— Так вы с ним знакомы? — Гордеев воспрянул духом и уже готов был расцеловать его за неожиданную удачу, но решил все же повременить с таким выражением благодарности.
— Помню, как-то Мила мне говорит…
— Вы не ответили, Арнольд, — Гордеев был настойчив. — Вы знакомы с Фицпатриком?
— Ах, ну какая разница, — немного рассердился Куваев.
— Для меня есть разница. Так знакомы или нет?
— Ну нет!
— Понятно.
— Что вам понятно? Ну что вам понятно?! — Куваев вдруг разозлился не на шутку. — Да вы знаете?.. Да вы знаете, кто у меня одевается?
— Фицпатрик одевается? — вежливо спросил Гордеев.
— Дался вам этот Фицпатрик! При чем тут Фицпатрик?! Плевать я хотел на всяких фицпатриков!!! — Модельер уже натурально брызгал слюной.
Улова тут никакого уже быть не могло, все стало на свои места. Все дело в том, что Куваев, в отличие от Монаховой, не был международно конвертируемой величиной, и просто по щедрости душевной либо еще по каким неведомым причинам Мила Монахова при случае, что называется, делала ему пиар — как в том глянцевом журнале, где Гордеев читал интервью с ней.
Гордеев оставил плюющегося модельера и направился к группе молодых людей, пивших пиво за столиком на веранде: он услышал проистекавшую оттуда русскую речь. Это оказалась компания питерских киношников. Гордеев так и не понял, писали ли они про кино или снимали его, да это было и неважно. От них Гордеев узнал, что в официальной программе представлено шестнадцать фильмов, а вне конкурса в общей сложности будут показаны около ста пятидесяти картин. Главный упор сделан на фильмы, снятые европейскими кинорежиссерами, а также кинорежиссерами-дебютантами. Ему приходилось притворяться московским киноведом и кивать, услышав «знакомые» фамилии. Пару раз Гордеев чуть не прокололся. Питерцы поспорили, какой город Испании самый элегантный — Севилья или Сан-Себастьян? И в качестве третейского судьи выбрали Гордеева.
Адвокат наморщил лоб и сказал под общий хохот:

 

— Барселона…
За столиком, впрочем, сидели недолго. Пошли шататься по Сан-Себастьяну. Приятно было прогуляться по улочкам старого города, пройтись по бульвару Пасьо Нуэво, побродить вдоль пляжа, посидеть в прибрежном кафе за чашечкой ароматного кофе. У западной оконечности бухты они увидели затейливую скульптуру какого-то известного испанского мастера, она называлась «Гребень Ветров». Питерская компания предложила Гордееву совершить морскую прогулку на катере на ближайший островок Санта-Клара, он подумал, посмотрел на часы и отказался.
Пришло время начать обход пресс-конференций. Большинство из них проходили во дворце Мирамар, и вход туда легко обеспечивали журналистские удостоверения.
Представительный мужчина с благородными сединами — не то председатель жюри, не то президент фестиваля — говорил:
— …Международный кинофестиваль «Доностиа-Сан-Себастьян», как повелось, не зажигает звезд. А его «Золотая раковина», главный приз, уступает по значимости «Золотой ветви» фестиваля в Каннах, «Золотому медведю» в Берлине, «Золотому льву» в Венеции и, конечно, наградам Киноакадемии Голливуда. А между тем именно Сан-Себастьян дал путевку в жизнь многим кинознаменитостям, например молодому Харрисону Форду, представив его «Звездные войны» в 1975 году! Стивен Спилберг впервые показал здесь «Челюсти»! Фестиваль стал стартовой площадкой для других юных дарований. Это и по сей день остается основной задачей Сан-Себастьяна — показать миру и поддержать малоизвестные и малоприбыльные проекты. Миссия, достойная истинных служителей искусства…
Гордеев внимательно осматривал присутствующих, хоть это было и не просто: в зале и на сцене присутствовало не меньше полусотни человек. Возможно, тут были какие-то знаменитости, но только не Фицпатрик. Гордеев перешел в следующее помещение.
— …Сегодня кинофестиваль Сан-Себастьяна — основная надежда латиноамериканских кинематографистов в их борьбе за внимание мировой общественности. В прошлом году кинофестиваль учредил новый приз под названием «Сделано в Испании», для поддержки латиноамериканского кинопроката по всему миру.
Интерес к фестивалю, оказывается, был подогрет полемикой, развернувшейся вокруг испанского документального фильма, темой которого является баскская проблема. Консерваторам не понравилось то, что в фильме утверждается необходимость диалога для решения трудного для Испании вопроса, в то время как консерваторы считают, что в данном случае годится только сила. На этом основании они потребовали снятия ленты. Руководители фестиваля в ответ заявили, что этот фильм выступает против терроризма и насилия, хотя призывает к мирному решению баскского вопроса, а потому отказались снять картину из официальной программы.
Гордеев снова почувствовал себя неуютно. От этих террористов, оказывается, никуда не денешься. Терроризм ведь, в сущности, это вирус, который проникает в самые неожиданные места и принимает самые неожиданные формы, которые лишают возможности вести привычное комфортное существование.
Здесь Фицпатрика тоже не было.

 

Гордеев переместился в следующий зал.
В очередном зале публика довольно четко делилась по возрастному принципу: здесь были относительно молодые люди — примерно до тридцати пяти лет — и откровенно пожилые.
— …Двадцать фильмов соревнуются за Дебютную режиссерскую премию, которая составляет сто пятьдесят тысяч евро и стала самым большим призовым фондом за всю историю кинофестивалей. Современный мир, с его серьезными проблемами, которые касаются всех нас, — вот центральная тема многих картин, созданных в разных уголках мира и сильно отличающихся друг от друга по стилю…
Гордеев добросовестно крутил головой, но и эта пресс-конференция проходила без Джона Фицпатрика. Более того, его имя даже ни разу нигде не прозвучало, и Гордеев не знал, радоваться этому или огорчаться. На следующий день должны были огласить итоги кинофестиваля, поскольку фильм Фицпатрика был в конкурсе, шансы увидеть его самого резко возрастали. Кто знает, может, он еще до сих пор не прилетел — в пресс-центре на этот счет Гордеев четкий ответ получить не смог, а в отеле, где жили главные кинозвезды, никакой личной информации о них не выдавали. Что же до премьеры фильма Фицпатрика, состоявшейся за три дня до приезда Гордеева, то его в Сан-Себастьяне представлял продюсер, который тоже провалился неизвестно куда.
Назад: 3
Дальше: 5