В аэропорт Гордеев поехал на такси, ему не хотелось оставлять свою новенькую машину на шереметьевской стоянке, про которую он был наслышан. По пути в аэропорт позвонил Турецкий и очень деловым тоном сказал:

— Юра, ты еще не улетел?

— Пока нет.

— Очень кстати. Значит, так. Эта история случилась с одной девушкой.

— Слушаю.

— Во время похорон ее собственной матери девушка увидела мужчину, которого она не знала. Мужчина ей понравился, так как полностью походил на человека ее мечты. Она влюбилась в него с первого взгляда, понимаешь?

— Бывает, — сдержанно сказал Гордеев.

— Вот. А через несколько дней девушка убила свою сестру.

— О господи! — не удержался Гордеев.

— В связи с этим у меня к тебе вопрос. Какие мотивы двигали девушкой?

— Подожди, Саня, а что это за дело? Кто фигуранты? Когда случилось? Более подробные характеристики ты можешь мне выдать?

— Не тарахти, — оборвал Турецкий. — Этого еще не случилось.

— Не понимаю, как это? Но ты знаешь, что случится?!

— Нет. Это тест, понимаешь?

— Тьфу ты! — раздосадованно, но в то же время и облегченно вздохнул Гордеев. — И что за тест?

— Я же сказал, мне нужен твой ответ. Какие мотивы ею двигали?

— Понятия не имею.

— Вот и подумай.

— Ты это серьезно?

— Вполне. Мне важно это знать.

— Хорошо, я подумаю и перезвоню.

В Шереметьеве-2 случилась приятная встреча.

— Юрий Петрович! Как я рад тебя видеть!

Гордеев, готовый было поставить сумку на транспортер, который провезет ее через рентген, обернулся и широко улыбнулся. К нему широко шагал худой мужчина лет сорока пяти.

— Вадим! А как я рад…

Это был Вадим Тихоненко, с которым он неоднократно сталкивался, работая в Генпрокуратуре. Лет десять назад Тихоненко работал в экспертно-криминалистическом отделе МВД, отвечающем за борьбу с наркотиками, а еще раньше в спецназе ГРУ и много чего интересного рассказывал Гордееву о тактико-специальной подготовке разведчиков. Последнее время Вадим Тихоненко служил в Шереметьеве — ловил контрабандистов всех мастей, и, по слухам, у него это здорово получалось. Сейчас у него на руке был длиннющий поводок, который заканчивался неизвестно где. Гордеев невольно проследил направление и засмеялся, когда увидел, как в пяти метрах от Тихоненко из-за груды дорожных сумок и чемоданов вынырнуло неказистое существо — рыже-белая дворняга скромных размеров.

— А и напрасно ты так, — с обидой в голосе произнес Тихоненко. — Винтик — зверь собака! Ты, кстати, куда вообще собрался?

— В Испанию. Я ведь нынче не на государевой службе.

— Наслышаны, — кивнул шереметьевский сыщик. — В Испанию, значит, намылился? На солнышко? Завидую, — добавил адвокат.

— Да, в общем, все равно ведь по делам.

— Ну ты всегда умел полезное с приятным совмещать! — подмигнул Тихоненко. — Это твой рейс? Слушай, времени еще до фига, пойдем по чашечке кофе выпьем?

Тут раздался еще один голос, слегка раздраженный — пассажира, который стоял за Гордеевым:

— Так вы проходите, елкин-дрын, или нет?!

Гордеев уступил ему очередь, посмотрел на часы и согласился поболтать со старым знакомым.

В кафе Тихоненко рассказал, что он сейчас зам. начальника службы авиационной безопасности Шереметьева, каковая служба данного аэропорта (и, кстати, Домодедова тоже) для проверки особо подозрительного багажа использует теперь таких вот «винтиков» — собак, очень похожих на обычных дворняг.

— Первое впечатление обманчиво, — предупредил Тихоненко. — Такая псина, знаешь ли, вполне сопоставима по цене с подержанной иномаркой.

— Ну да? А на вид дворняга дворнягой. Или вы ей зубы золотые вставляете?

— Зубы тут ни при чем. Тут главное — нос. Это, между прочим, не безродный Шарик какой-нибудь.

— Так он же у тебя все равно Винтик, — напомнил Гордеев. — Почти что Шарик.

— Кличку не я давал, — объяснил Тихоненко. — Представь себе, Юрий Петрович, это помесь шакала и лайки.

— Серьезно? — Гордеев взглянул на Винтика по-новому. — И такое возможно?

— Вполне. Мы их уже опробовали в деле. Скоро они вообще заменят традиционных овчарок и лабрадоров, поскольку взрывчатку и наркотики способны учуять на расстоянии в десятки метров…

— Что же, их так и зовут — шакалолайки?

— Официальное название породе все еще не придумано, но, поскольку она получилась в результате скрещивания туркменского шакала и ненецкой оленегонной лайки, этих невиданных прежде собачек так и зовут — «шакалолайки» или, сокращенно, «шалайки».

Гордеев засмеялся.

— Ну вот ты опять!

— Извини, но это правда очень забавно…

— Тебе не будет так забавно, когда она у тебя контрабанду обнаружит. Вот давай на спор. Ты привезешь из Испании что-нибудь запрещенное, а мой Винтик у тебя это запросто найдет!

— Что я могу привезти оттуда запрещенного? Наследного принца? Расскажи лучше подробнее, это же в самом деле очень интересно.

— Что ты хочешь знать? Это секретная информация… — Тихоненко притворно надул впалые щеки.

— Да ладно тебе, Вадим!

Хозяин Винтика сменил гнев на милость.

— По оценкам специалистов, «тактико-технические» показатели у «шалаек» гораздо лучше, чем у лабрадоров и овчарок, широко применяемых для поиска наркотиков и взрывчатых веществ. В 2002 году в России было всего несколько десятков «шалаек». А сейчас только у нас в Шереметьеве уже больше тридцати.

— Так я не пойму, они чьи — ментовские?

— Нет, собаки, патрулирующие Шереметьево, принадлежат кинологической службе «Аэрофлота».

— И где они у вас живут?

— В железных домиках, на улице.

— А зимой?

— «Шалайкам» мороз не страшен. Я когда дверцу открываю, собака оттуда выскакивает такая радостная, прямо рвется работать, веришь?

— Отчего же не поверить — из железного-то домика? — засмеялся Гордеев.

— Да ну тебя!

— Ну что ты обижаешься, Вадим? Ты мне настроение поднял, ей-богу!

— Вот не думал, что человеку, который едет гулять в Испанию, нужно еще настроение поднимать.

— Я по делам еду, — напомнил Гордеев. — Так говоришь, рвется работать твой Винтик?

Тихоненко с готовностью кивнул:

— С большим удовольствием работает, заинтересованно. Его в домике держать просто необходимо, потому что, если он по территории будет бегать, тогда потом работать и не захочет. В Шереметьево круглосуточно дежурят две-три собачки. Они проверяют подозрительный багаж и вещи, которые пассажиры хотят взять с собой в салон. Между прочим, на создание этой породы селекционеры потратили почти двадцать лет! Я еще когда в экспертно-криминалистическом отделе служил, с ними контачил по этому поводу. Создал отдел, выбил финансирование для селекционеров.

— Ты просто подвижник, — с уважением сказал Гордеев.

— А то! В результате получилась собака-биодетектор, способная улавливать даже самые слабые запахи взрывчатых и наркотических веществ. В ней одна четверть от шакала и три — от лайки. Вес — не более двенадцати килограммов, рост в холке — до сорока пяти сантиметров. От северной лайки ей достались природная неприхотливость, морозостойкость, привязанность к человеку и интеллект. А от шакала — хитрость и обостренное обоняние. Представляешь, двадцать лет над ней работали, а потом в девяностые это вдруг стало никому не нужно! А потом бац — одиннадцатое сентября, террористы, Бен Ладен, и все опять вспомнили про безопасность. Вывести такую собачку достаточно легко и дешево, а обучить ее сложно и дорого. Поэтому ценится вот такой четвероногий специалист, как подержанный «мерседес».

— Если ты и не войдешь в историю как сыщик, то как селекционер-зоолог — наверняка!

— Ну это ты загнул. Во-первых, не я ее вывел. А во-вторых, о новой породе говорить еще рано. Пока создается генофонд для будущей породы, потому что особи по окрасу получаются неодинаковые. Одни собаки рыжие, а другие бело-серые. В общем, наши «шалайки» оказались очень удобными в работе. Ты же видишь, Юра, Винтик невелик и может пролезать в самые узкие места, обследуя самолет перед вылетом. Ловко забирается по лестницам и проходит по узким карнизам.

— Да это просто кошка, а не собака.

— Не совсем. Он может продуктивно работать двадцать — тридцать минут, а потом требуется смена. А о том, что собака устала, говорит хвост, закрученный в кольцо, но опущенный вниз, — это уже наследство от лайки.

Гордеев допил свой кофе.

— Ты мне скажи вот что: овчарок теперь что же, на пенсию?

— А что делать? Тут по-любому нужны новые методы, контрабандисты стали такие ушлые, Юра, ты не представляешь! Действительно, чтобы искать контрабандный гашиш и опиум-сырец, например, в машинах, наши пограничники всегда использовали немецких овчарок. Но сейчас это уже не очень эффективно. И начальство давно жаловалось, говорило, что нужны псы поумнее. Но на самом деле тут дело не в уме. Просто у всех наших домашних собак летом и осенью, как раз когда мак созревает, обоняние снижается.

— Иди ты! — не поверил Гордеев.

— Это правда, — понизил голос Тихоненко, — только это между нами.

— Ты хочешь сказать, что, кроме тебя, этого никто не знает?

— Нет, конечно, но ты знаешь, какая сейчас публика — столицу Испании они тебе не назовут, а вот что касается наркотиков — самое милое дело…

— А какая столица в Испании?

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а потом засмеялись.

— Вадим, ты вот что, если тебе нужна какая-то помощь с этими собачками, ты обратись к Турецкому в Генпрокуратуру, знаешь такого?

— Еще бы!

— Вот, сошлись на меня, а Александр Борисович сейчас много чего может — знает, как выбить там дополнительное финансирование, то-се. Ну давай, Вадим! Может, увидимся через несколько дней, я еще точно не знаю, когда назад, но долго не задержусь.

— Так ты в Мадрид?

— На самом деле в Сан-Себастьян.

— Живут же люди, — вздохнул Тихоненко, пожимая адвокату руку.

Гордеев хотел бы снова отшутиться в том духе, что невелика, мол, радость, но не стал, это выглядело бы неуместным кокетством.

Впрочем, если бы адвокат знал, что ждет его в Испании, он, возможно, действительно перестал бы считать свою поездку хоть и трудной, но необыкновенно привлекательной. Но пока казалось: что могло быть лучше, чем сгонять весной в чудесную теплую страну?