Губернатор Ершов с председателем областного суда Топорковым всегда был в очень хороших отношениях. Если это так можно назвать. Судья слыл известным подхалимом и лизоблюдом. Он прекрасно чувствовал людей и знал, от кого из них ему будет реальная выгода. Ну уж от Ершова, само собой, выгода была!

Несколько лет назад все только и говорили о том, что Ершов раздаривает своим родственникам и друзьям квартиры, как перчатки. Ну, богатый человек, ему можно! Только вот почему-то все больше одиноких бабушек и дедушек оказывалось в богадельнях, в сумасшедших домах, а то и просто на улице. Начали поступать жалобы. Журналисты, конечно, как хищники на мясо, бросились раскапывать эти дела. Все разнюхивали, совали свои носы туда, куда не просят. Короче говоря, дело запахло жареным… для Ершова.

Какой-то уж слишком смелый журналист накатал разгромную статью, несколько человек подали в суд на Ершова. Дело передали Топоркову. Тут-то Топорков и смекнул, какие блага принесет ему дружба, так сказать, с губернатором. Однако пока выжидал. Ждал визитеров от Ершова или его самого. И дождался… Ершов даже не предполагал, что дело будет решено так быстро, так благополучно для него и, самое главное, так легко.

В общем, прикрыл Топорков это дело. И все у них стало шито-крыто. Конечно, он получил за свою работу немалое вознаграждение. А там и дружба завязалась.

Однажды на каком-то банкете, или на праздновании чего-то, или, может быть, в баньке сидели, разговаривали. И вот тут как раз Ершов, определенно неглупый человек, окончательно понял, что представляет собой нынешний председатель областного суда Топорков. Такой преданности, такой готовности выполнить все, что только Ершов пожелает, такого подобострастия и лизоблюдства он не видел еще ни в одном из своих приближенных. Тут-то губернатор смекнул, как крепко на крючок может попасться такая вот рыбка (причем на крючок одних только обещаний, а уж что говорить об остальном!). Что ж, решил про себя Ершов, такие люди всегда нужны. Тем более свои люди в суде! Они, правда, первыми и продадут с потрохами, как только появится новый «повелитель», но попользоваться ими можно всласть!

Гордеев еле-еле пробился на прием к Топоркову. Перед ним в шикарном кабинете сидел грузный человек с тяжелым взглядом из-под мохнатых ресниц. Редкие волосы с проплешинами покрывали его неправильной формы череп.

Топорков оглядел маленькими заплывшими глазками Гордеева с ног до головы и энергично кивнул на стул, дескать, давай быстрее, времени нет совсем.

Гордеев сел перед ним.

— К делу, — быстро произнес Топорков.

— Я по поводу дела Ермолаевой Лидии Андреевны…

— Кто такая?

— Это та, что якобы сбила на машине Маковского. Я ее адвокат.

— А! — протянул Топорков, видимо вспомнив это дело. — Почему же «якобы». Она и сбила.

— Суда, насколько я знаю, еще не было, — холодно ответил Гордеев. — Следовательно, и вина ее точно не установлена.

— Хорошо, что же вы хотите от меня?

— Я хочу просить об изменении меры пресечения…

— Да? И на что же вы хотите изменить?

— На подписку о невыезде.

— Вы с ума сошли?

— Отчего же? По-моему, вполне закономерная и логичная просьба.

— Почему же вы пришли с ней именно ко мне? — вдруг испугался Топорков.

— Позвольте, а к кому же мне еще идти, когда это дело на вашем личном контроле?

— Да? — переспросил судья.

У него была дурацкая манера задавать подобные вопросы, будто он сам в первый раз об этом слышит. Это почти вывело из себя Гордеева. Ему показалось, что судья постоянно переспрашивает лишь потому, что не знает, что ему ответить.

— Но я не могу удовлетворить вашу просьбу.

— Почему же?

— Потому что есть веские доказательства ее виновности. И потом, я не уверен, что она останется в Андреевске.

— А кто же ее выпустит с подпиской о невыезде?

— Ну знаете этих женщин, — нервно хохотнул Топорков. — Да нет, нет. У меня уже были такие случаи, когда подозреваемые, имея подписку о невыезде, сбегали из города.

— Хорошо, допустим, — злился Гордеев. — Какие же веские, как вы выражаетесь, доказательства ее виновности вы можете привести?

— Ее же видели! Есть свидетели!

— Не факт!

— Нет, факт! И потом, экспертиза…

— Мне сообщили, что заключения экспертизы будут готовы только через три дня.

— Некоторые уже готовы.

— Позвольте ознакомиться.

— Нет. Вам покажут, только когда будут готовы все заключения.

— Хорошо. — Гордеев уже понял, что дело совершенно бесполезное, но продолжал с каким-то извращенным остервенением доставать нервничающего судью. — Так какие же заключения экспертизы доказывают ее вину?

— Выяснилось, что она ехала на маленькой скорости. Она могла свернуть или затормозить, но она как будто умышленно наехала на человека.

— Угу, то есть преднамеренное убийство вешаете?…

— Что значит «вешаете»! Что значит «вешаете»? — распалился судья. — Это экспертиза…

— Отлично. Что еще?

— Еще она была в нетрезвом состоянии…

— Угу, отягчающие обстоятельства, значит. С ума сойти, сколько всякой ахинеи!

— В чем дело? — разгневался судья.

— Я только не понимаю, почему, если вы мне сами все это рассказали, вы отказываетесь показать документ. Может быть, его и нет вовсе?

— Да как вы?… Его нет у меня на руках! И вообще, материалы у следователя. Вот к нему и обращайтесь. Вам сказали через три дня, значит, через три дня.

— Я понял…

— Все! И никаких изменений мер пресечения!.. Вы свободны!

— Вы тоже! — злобно ответил Гордеев и, выходя, громко хлопнул дверью.

«Все с тобой ясно, тварь! — думал Гордеев. — Тоже всеми ниточками повязан с этой бандой. И какую чушь-то гнал! Боже ты мой! А еще судья! Таких судей гнать надо… Нет, таких надо сажать!»

— Я тебе говорил — дохлый номер! — сказал Гордееву Кравцов, когда они опять вместе сидели у него дома.

— Сергей, понимаешь, это дохлый, как ты говоришь, номер не потому, что судья — гад и падаль. Вот просто захотелось ему! А потому что они все связаны между собой. Как и дела эти… Ну понимаешь, девочку хотят повесить на Зайцева, а ее отца — на Лиду. И все нормально! И никаких концов! Черт! Теперь я точно знаю, что Зайцев никого не убивал! Найти бы главного всей этой шайки!

— А почему именно на Лиду?

— Не знаю… Может, просто под руку попалась, а может, есть какой-то план.

— Какой?

— Ну, например, опорочить тебя. Или меня…

— Хм… Я, конечно, помогу всем, чем смогу. А Лиду я вытащу, каких бы трудов мне это не стоило! Но объективно, если эта шайка состоит из всех этих шишек, из верхушки, то… — он отрицательно покачал головой. — Ничего, наверно, не получится.

— Но должна же быть какая-то справедливость на свете!

— По сути, конечно, должна. Только вот что-то не видна она совсем последнее время. Слушай, а чего ты мне по телефону насчет какой-то дверцы толкал?

— А! Это любимая фраза Зайцева. Вот если для нас с тобой, Сережа, эта дверца откроется, мы справимся.

— Ну и какие идеи?

— Ты понимаешь, идея основная и самая главная — найти свидетеля… Того, что был у Маковского. А он непременно был. Уж слишком явно говорило об этом поведение отца Сони. Эти странные встречи с кем-то, подозрительное затишье его праведного гнева. Да и убрали его, возможно, из-за этого свидетеля. Вот так! Он их всех хотел на чистую воду вывести, понимаешь?

— Понимаю, Юра! Вот как только отыскать того свидетеля?

— А вот это и есть главный вопрос! Надо отыскать, Сергей, надо!