Глава 7
Максаков
1970 год.
Солнце стремительно поднималось над Амуром. Его золотисто-красный диск отразился в спокойных, лениво накатывающихся на берег волнах. Красный отсвет разлился на пляжном песке и заиграл румянцем на лицах юношей и девушек.
— Ур-ра! — закричали ребята.
Один из них швырнул пустую винную бутылку в кусты и обернулся, пьяно улыбаясь:
— Все, что ли? Больше нету?
Все посмотрели на невысокого худого юношу с редкими светлыми волосами и в очках с толстыми стеклами.
— Ну? Ты же нес? Портвейна ведь много было.
— Все, — протянул он, неуверенно рассматривая пустую матерчатую сумку.
— А че таскаешь тогда?
Высокий крепкий парень грубо вырвал у него из рук сумку и, подкинув в воздух, ударил по ней ногой.
— Долой все! Новая жизнь! Конец школе! Ур-ра!
— Ур-ра! — подхватили остальные и стали по очереди пинать сумку, передавая друг другу пас ногами.
— Шмыга! Держи!
Высокий парень швырнул испачканную в песке сумку в лицо юноше в очках. Тот попытался поймать ее, но влажный песок залепил ему стекла, и сумка попала в лицо. Все засмеялись. Юноша, смущенно улыбаясь, искоса посмотрел на одноклассников и отошел в сторону, очищая очки.
— Стас, за что ты его не любишь?
К высокому крепкому парню обратилась симпатичная светловолосая девушка в платье из розового атласа. Она тоже смеялась, покачиваясь на одной ноге и вытряхивая из туфельки набившийся песок. Стас галантно взял ее за руку, поддерживая равновесие.
— Я вообще люблю только женщин, — ухмыльнулся он. — А Шмыгин — слизняк и все.
— Да? А может, ты его медали завидуешь? — улыбнулась она с ехидцей.
— Еще чего, — нахмурился Стас и бросил руку девушки. — Да на фиг она мне нужна? Подумаешь, медаль…
— Ну ты же идешь в политех? А Димка туда с одним экзаменом точно поступит. Да, Дима? Дима! Шмыгин! Ты где?
Но юноша в очках уже скрылся за деревьями.
— Ушел папеньке жаловаться, — ухмыльнулся Стас. — Если бы у тебя папаша в горисполкоме работал, ты бы тоже медалисткой была.
— Злой ты, Стас, — девушка нахмурилась и, надев туфлю, засеменила, проваливаясь в песке. — Пошли! — крикнула она всем, взмахнув рукой. — Утро уже. Все.
Стас вбежал по ступенькам в красивое, внушительных размеров здание с вывеской «Благовещенский политехнический институт» и наткнулся на Шмыгина. Тот как раз выходил из массивных дверей и, увидев Стаса, кивнул ему и попытался пройти мимо.
— Стой, Шмыга, — Стас схватил его за лацкан пиджака. — Сядешь впереди меня на экзамене?
— Ну, — юноша побледнел, и глаза его забегали. — Тебя ведь даже в списке абитуриентов нет. Какой смысл?
— Как нет? — Стас впился глазами в стекла очков Шмыгина. — А ну выкладывай!
— Тебя же из комсомола исключили? Вот комиссия и приняла решение…
— Твою мать!
Стас ударил кулаком по двери, но, увидев выходивших из института преподавателей, посторонился, пропуская их мимо себя. Шмыгин вынул из кармана платок, протер очки и, вздохнув, поднял на Стаса свои подслеповатые маленькие глаза.
— Ладно, я побежал. Мне еще к математике готовиться.
— Стой. — Стас схватил Шмыгина за руку. — Слушай, поговори с папашей, а? — Он заглянул Шмыгину в глаза. — Ведь за драку меня, а не за что-то там такое. Ну что мне теперь — пропадать? Звякнул бы им твой папашка. Он же меня знает…
— Ну, — Шмыгин насупился и покосился на Стаса. — Ты от меня много хочешь. Отец очень занят и…
— Шмыга, я ж тебя урою! — Стас схватил его за грудки и приподнял над ступеньками. — Я ж тебя преследовать буду, — громко зашипел он ему в лицо, — об асфальт каждый день размазывать. — Оглянувшись, он увидел возвращавшихся преподавателей и отпустил парня.
— Во-первых, тебя в армию заберут. — Шмыгин поправил на себе заграничный пиджак. — Поэтому угрозы твои не слишком действенны, а во-вторых, почему я должен тебе помогать? Ты мне не друг, и даже более того…
Но, увидев покрасневшее от ярости лицо Стаса, замолчал и задумчиво почесал подбородок, только начавший покрываться юношеским пушком.
— Но есть встречное предложение.
Увеличенные стеклами очков глаза Шмыгина смотрели спокойно и твердо.
— Я поговорю с отцом, а ты не только приставать ко мне не будешь, но еще и делать будешь то, что я тебе скажу. Согласен?
Стас задумчиво посмотрел на Шмыгина и ухмыльнулся:
— Конечно, согласен. Но если завтра в списке моей фамилии не будет…
— Матерью клянись, — твердо произнес Шмыгин.
— А в жопу тебя не чмокнуть?
Шмыгин пожал плечами и сделал шаг, намереваясь уйти. Но Стас схватил его за локоть. Шмыгин спокойно стряхнул руку Стаса и презрительно покосился на него. Стас замер, почувствовав незнакомые перемены в бывшем однокласснике, и неожиданно для себя произнес:
— Клянусь, ну, матерью клянусь! Понял?!
1975 год.
Недалеко от пляжа, в Первомайском парке, была слышна музыка. На танцплощадке под грустный голос Анны Герман, доносившийся из катушечного магнитофона, танцевали медленный танец несколько пар. Когда по Амуру проходили корабли и давали сигналы, то голоса певицы не было слышно вовсе и тогда все, подпирающие стенку возле площадки, начинали шуметь и разговаривать между собой. Как раз в момент прохождения вдоль парка очередной баржи сквозь ее гул до Стаса донесся знакомый противный голос:
— Максаков, подойди ко мне, пожалуйста.
Стас как раз танцевал на площадке с девушкой и, закусив губу, сделал вид, что не слышит.
— Стас, ты мне срочно нужен. Подойди ко мне!
Шмыгин в дорогом костюме лениво курил возле стенки и следил за танцующими. Стас уже явно нервничал и, когда танец закончился, еще нарочно долго прощался с девушкой и шутил, наклоняясь к ее милому ушку. Затем небрежной походкой подошел к приятелю.
— Чего тебе? Ты не видишь? Я занят. Как ты мне надоел, Шмыга! Хуже горькой редьки.
Юноша затоптал сигарету и невозмутимо снял очки. Взглянув на Стаса подслеповатыми глазами, он ухмыльнулся и, протирая стекла очков, ловко сплюнул в сторону.
— А ты, я гляжу, институт закончил уже, да? И диплом уже, наверно, получил?..
— Послушай, — Стас сверкнул глазами и, приставив палец к груди приятеля, брызгая слюной, зашипел: — Я свой уговор выполнил. Госы сдам и без тебя. С меня хватит. Теперь чтоб духу твоего рядом не было. Ты понял?
Шмыгин надел очки и холодно улыбнулся:
— Понял. Я просто подумал, что ты денег хочешь заработать, а не лопатой в пехоте махать. Мчался тут к тебе как дурак. Отец мне сегодня сказал, что… Впрочем, это уже не важно. Тебе все равно распределения не будет. — Шмыгин вынул из кармана пиджака пачку «Явы» и достал сигарету. — Ладно, я пошел.
— Погоди!
Стас схватил его за рукав, но Шмыгин брезгливо стряхнул его руку со своего пиджака.
— Не лапай. Фирменное, не видишь?
— Подожди ты. Почему мне распределения не будет?
— В армию пойдешь. А вернешься — там уж… — Он ухмыльнулся.
— Ну а ты-то получишь ведь?
Стас не сводил глаз с поблескивающих очков приятеля и ловил себя на мысли о том, что ему очень хочется врезать по этим самым очкам, да так, чтоб круги под глазами остались у этой склизкой мрази, но вместо этого он старался заискивающе смотреть Шмыгину в глаза. Он чувствовал, что вместе с этим ударом отвернется от него и удача, которая все пять лет преследовала его и в учебе, и в мелких подработках. Ведь благодаря этим подработкам, которые подкидывал отец Шмыгина, больше не приходилось выпрашивать денег у больной матери и не нужно было писать унизительных писем в Рязань дядьке. А теперь впереди была армия, затем работа. И вдруг эта дрянь заявляет, что работу после армии придется искать самому и распределения у него уже не будет!
— Я в армию и не пойду, — тихо произнес Шмыгин. — У меня бронь будет. Отец меня на руководящую работу отправляет. Впрочем, тебя это не касается.
Он прикурил сигарету от импортной зажигалки, развернулся и пошел прочь, имитируя уверенную походку Стаса.
— Дим, подожди! — Стас закусил губу и шагнул следом. — Ты говорил, что ко мне мчался. Бронь и мне можно сделать?
Шмыгин оглянулся и хмыкнул:
— Можно, но сложно. Ты же здоров как бык.
— А если к тебе после армии?
— После армии поздно будет. Сейчас завод открывают.
Шмыгин остановился и, глядя на догоняющего его приятеля, покачал головой. Стасу показалось, что во взгляде Шмыгина проскользнула зависть. Девушка, с которой он танцевал на площадке, догнала его и, задыхаясь от волнения, смутилась:
— Стас, я могу тебя пригласить на белый танец?
— Извините, но у нас со Стасом срочное дело.
Шмыгин произнес это раньше, чем Стас успел открыть рот. Девушка покраснела и, опустив голову, убежала прочь. Стас сжал кулаки в карманах брюк и, проводив девушку взглядом, хмуро пошел следом за приятелем.
В окно больницы заглядывала полная луна, и вдалеке шумел своими могучими волнами Амур. Стас в пижаме сидел на подоконнике и курил в окно.
— Всю пачку у меня исстрелял уже, — недовольно пробурчал Шмыгин, вынимая себе сигарету.
— А тебе жалко, что ли?
Стас покосился на приятеля и вдруг, ловко, как кошка, спрыгнул с подоконника и притаился, пригнувшись к батарее.
— Идет, — прошептал он.
— Кто? Она?
Согнувшись рядом с ним и тоже в пижаме, прижался к нему Шмыгин, пытаясь выглянуть в окно.
— Красивая.
Стас вздохнул, глядя, как к центральному входу больничного корпуса подходила длинноногая девушка с длинными светлыми волосами. Через изгиб ее загорелой руки был перекинут накрахмаленный белый халат. Небольшая крепкая грудь призывно подпрыгивала под тонкой белой футболкой.
— Максаков, у тебя была женщина? — прошептал Шмыгин Стасу на ухо.
— Ты чего? Дурак, что ли? — не отрывая глаз от ее фигуры, ответил Стас.
Шмыгин поднялся с пола и, убрав пачку «Явы» в тумбочку, плюхнулся на свою кровать.
— Ты можешь устроить мне свидание?
— Шутишь, что ли? — Наконец поднялся и Стас, с сожалением глядя на закрывшуюся за девушкой входную дверь.
— Нет, не шучу. Я тебе помогаю от армии избавиться, а ты мне бабу привести не можешь? — обиженно произнес Шмыгин, снимая очки. — Знаешь, во сколько тут наше лечение отцу обходится?
— Ты чего, серьезно?
— А ты что думал? Если он председатель горисполкома, то значит, что все бесплатно, на блюдечке, что ли?
— Я не про это. Я про свидание. Ты чего? Сам — никак?
Шмыгин лег на постель и уставился в потолок.
— Не можешь, так и скажи!
— Да нет. Попробовать можно. Но к такой, — он кивнул на открытое окно, — не подступиться. Она на операциях вон, людей режет. Может, чего попроще, а? Аньку с Краснофлотской, например. Слышал, наверно?
— Слышал. А это не ее над вечным огнем за триппер растянуть хотели?
— Ну! — засмеялся Стас. — Все равно с судоверфи не слезает.
— Угу. А ты мне ее сватаешь.
Стас прыгнул на кровать и, раскачиваясь на пружинах, посмотрел на приятеля.
— А ты бы что хотел? Чтобы я подошел к этой красавице и сказал: а не могли бы вы переспать с моим другом? А?
— Значит, так. — Шмыгин встал с кровати и, вынув пачку сигарет, закурил и подошел к окну. — Или ты чего-нибудь придумаешь, или мой отец больше подработку тебе никакую не даст. Понял? Будешь куковать до первой зарплаты.
Стас удивленно поднял брови, не понимая, шутит Шмыгин или нет. Но как только он попытался взять из его пачки сигарету, то получил от приятеля кулаком по руке.
— И нечего лазить. Свои надо иметь.
Стас, отвернувшись к окну, злобно оскалился.
Полгода спустя он плескался в коридоре над рукомойником, глядя, как мать в комнате аккуратно гладит его единственную белую рубашку.
— Надо же, — мечтательно вздыхала, улыбаясь, пожилая женщина. — Мой сын в заводоуправлении работает. Подумать только!
— И какой завод, мать! — Стас вошел в комнату, растираясь полотенцем. — Гигант! Я заявление вчера на квартиру написал. — Он повесил полотенце на вешалку.
— Ой! — всплеснула руками пожилая женщина. — Неужели дадут?
— Дадут, — хмуро произнес Стас. — Сейчас Димка главным инженером станет, и дадут.
— Это Шмыгин-то? — Женщина покачала головой. — Какой же из него главный, коли он от горшка два вершка. Командовать-то он умеет?
— Это он умеет, не сомневайся. — Стас вернулся в коридор и снял с общей плиты старый закопченный чайник. — Тетя Катя, ваш вскипел, — стукнул он в соседнюю дверь и, вернувшись в комнату, сел завтракать.
— Тебе бы главным инженером стать, а не ему. Вон ты какой у меня видный да умный. А этот — тьфу!
Женщина покачала головой и повесила на спинку стула наглаженную белую рубашку.
Вскоре Стас быстро оделся и вышел на улицу. Он старался идти быстро, потому что в осенних ботинках было холодно, а влажный ветер с Амура продувал старую куртку насквозь. Вся их Рабочая улица, застроенная дощатыми бараками, была заметена снегом, но дорогу к заводу уже расчистили. Сзади засигналила приближающаяся машина.
— Эй, Максаков! Садись, что ли.
Из приоткрытой дверцы новеньких «Жигулей» первой модели высунулось довольное лицо в очках. Стас развернулся и подбежал к машине.
— Давай скорее. Снег же.
Шмыгин открыл заднюю дверцу, и Стас прыгнул на сиденье.
— Здравствуй! — Он кивнул красивой светловолосой девушке, что сидела рядом со Шмыгиным.
— Видал? Вчера купил. — Он хлопнул ладонью по спинке сиденья, еще обмотанного целлофаном. — Вот сейчас Катюшу добросим, а то она на дежурство опаздывает. — Шмыгин свернул с дороги и поехал в сторону больницы.
— А мы-то? — заволновался Стас. — Успеем? Быстро она у тебя бегает?
Он с плохо скрываемой завистью осмотрел салон и покосился на нежный профиль девушки.
— Ты что, дурак? Она ж новая! — Шмыгин, глядя на приятеля через зеркало заднего вида, постучал себя пальцем по лбу. — Выше шестидесяти месяц ездить нельзя. Ну опоздаем, подумаешь…
— Начальство не опаздывает, — чмокнула Шмыгина в щеку Катюша, — начальство задерживается.
Когда наконец «Жигули» подъехали к воротам нефтеперерабатывающего завода, рабочий день был уже в разгаре.
…Стас сидел в конторе заводоуправления и занимался расчетами. В кабинет заглянула молодая девушка с веселыми кудряшками на голове.
— Здрасте, а кто здесь Максаков?
— Ну я, — обернулся Стас, разглядывая ее симпатичное лицо.
— Вас главный инженер Шмыгин спрашивает. Зайдите к нему в кабинет.
Девушка исчезла за дверью, а присутствующие в кабинете инженеры хмыкнули и покосились на Стаса. Он шагал по коридору корпуса и, глядя через высокие окна на многочисленные извивающиеся трубы, пролегающие по территории завода, думал, что если бы не отец Шмыгина, то Димке, на самом деле, нечего делать в нефтехимии. Несмотря на знания, полученные в институте, он совершенно не понимает, чем занимается. И все теплообменное оборудование для нового цеха получено старое и негодное. А в результате новые затраты, потому что теперь надо все ремонтировать. А раз так, то произойдет простой и цех не заработает в установленный парткомом срок. А значит, не видать им квартальной премии как своих ушей. Димке-то что? Он деньги от отца регулярно получает, а вот ему, Стасу, все время ужимать себя приходится. На инженерскую зарплату и так не разживешься, а тут мать еще на новую мебель стала копить. Говорит, вот к осени дом сдадут, заселимся и спать будет не на чем. Потому что нынешнюю мебель если перевозить, то она по дороге рассыплется.
Эх… Он с удивлением заметил перед кабинетом главного инженера отдельный стол и торчавший из-за него задорный кудрявый хохолок.
— Гм-гм, — откашлялся Стас, стараясь заглушить треск печатной машинки.
Хохолок взлетел вверх, и девушка, увидев Стаса, выбежала из-за стола.
— Сейчас я доложу Дмитрию Александровичу.
Она скрылась за дверью, оставив Стаса в состоянии ступора. У этого гада даже своя собственная секретарша.
— Проходите, он вас ждет.
Стас открыл дверь и прошел в кабинет, где во главе длинного массивного стола виднелась начавшая уже лысеть белесая голова в больших очках.
— Вот у меня к тебе какое дело, — спешно пожав приятелю руку, сразу начал Шмыгин. — Что у вас там за разговоры такие, что новый цех в срок готов не будет… А?
— Так и не будет. — Стас без приглашения сел за стол. — Там ремонта невпроворот. Оборудование-то старое.
— Ты мне эти штучки брось. Без премии весь завод оставить хочешь? — накинулся на него Шмыгин.
— Да я тут при чем? — разозлился Стас. — Это ты такое оборудование поставил, а не я!
— Послушай, оборудование смонтируют, и все будет в порядке, это ты знаешь и без меня, — сбавил тон Шмыгин. — Мне надо, чтобы ты убедил Семенова завтра-послезавтра провести загрузку катализатора.
— Ты с ума сошел? Семенов над своим цехом трясется, как над дитем малым. — Стас сокрушенно покачал головой. — Он на такое не пойдет.
— Поэтому и прошу тебя. Поговори с ним. Все вы там в одном котле варитесь.
Стас хмыкнул и поднялся:
— Ты меня за этим позвал? Тогда я пошел — у меня дел много. То, что ты предлагаешь, он никогда не сделает. Это же создаст аварийную ситуацию. Как ты этого не понимаешь?
Стас пожал плечами и направился к двери.
— Стой! — скомандовал Шмыгин. — Во-первых, я тебя не отпускал, а во-вторых, это вы там ни хера не понимаете! Трясетесь над каждой гайкой и сами себя боитесь. Оборудование все исправное, и все будет отлично. Никаких аварийных ситуаций не будет, я тебе говорю!
Стас хмуро посмотрел на побелевшее от ярости лицо приятеля и покусал нижнюю губу.
— Вот Семенову все это сам и скажи. Мне-то что? Я за это не отвечаю.
Шмыгин поднялся из-за стола и приблизился к Стасу:
— Или ты уговоришь его и он произведет послезавтра загрузку, или я подумаю о том, как уволить тебя с завода, — прошипел он ему в лицо. — О квартире можешь забыть…
Стас сжал кулаки, и желвак ходуном заходил на его могучей шее.
— В любом случае кто-то с работой расстанется. Или ты, или он. А вот если ты мне поможешь, то я тебя переведу в другое, более выгодное место, чем эта ваша кладовка тараканов. — Шмыгин внезапно успокоился и теперь, властно посматривая на приятеля, снисходительно улыбался. — Ты парень умный, думаю, все поймешь и сделаешь как надо. Верно?
1983 год.
Стас, вращая в руках пачку «Мальборо», напряженно следил из окна кабинета за разгрузкой труб и бетонных кольцевых блоков на территории завода. Наконец он положил надоевшую пачку в карман кожаной куртки, что висела на вешалке у входа, и резко обернулся к распахнувшейся двери.
— Станислав Викторович, — на пороге кабинета возникла расплывшаяся фигура секретарши с крашеными кудряшками. — К вам Локтев, этот снабженец, помните?
— Зови, — поморщился Стас и, вернувшись к столу, сел во главе и принял хозяйскую позу, развалившись в кресле. — А-а! Рад! Очень рад! — Через минуту, добродушно улыбаясь, Стас жал вошедшему черноволосому мужчине руку и жестом приглашал садиться. — Кофейку? С коньячком, а? Аллочка! — Стас нажал на кнопку селектора на столе. — Кофе товарищу снабженцу. И как обычно, пожалуйста. Ну-с, блоки эти ваши берем, как договорились.
— Да. Засвидетельствуйте и Дмитрию Александровичу наше почтение. — Гость уселся в кресле, довольно улыбаясь. — Скажу без обиняков. Нравится мне у вас, Станислав Викторович. Приятный вы в общении человек. Спасибо, Аллочка, — он игриво подмигнул вошедшей секретарше. — Вы нас так с этим, — он кивнул на окно, за которым продолжалась разгрузка, — выручили. Вот хочу и вам предложить кое-что новенькое.
— Да? И что же? — улыбнулся в ответ Стас, и в глазах его засветился недобрый огонек.
— Новые станки БМ-1000.
— Да что вы? — искренне обрадовался Стас.
— Новая разработка отечественных конструкторов. — Локтев глотнул обжигающий кофе и зажмурился от удовольствия. — Правда, еще с десяток старых «бээмов», а?
— Боюсь, директор не одобрит…
— Зато Дмитрий Александрович резолюцию наложит. Разве он вам откажет? Ну, соглашайтесь, дружище.
Затем, снизив голос до шепота, Локтев склонился к нему через стол и заглянул в глаза:
— Всего пяток, а? И я в долгу не останусь, вы же знаете.
Стас, раздраженно глядя на грохочущий на сцене вокально-инструментальный ансамбль, подливал себе в рюмку коньяк. Официант при каждом подъеме его головы намеревался изменить свой маршрут и приблизиться к их столику, но Стас хмуро качал головой.
— Хорошо хоть «бээмы» новые дал. А то насосы старые. Бетонные кольца — хрен знает что. Не дай бог чего и…
— Что ты, как баба, вечно ноешь! Не дай бог, не дай бог. — Шмыгин расстегнул пуговицу брюк на раздувшейся талии и со вздохом отодвинул от себя тарелку. — И не надо тысячные сейчас монтировать. Отзови приказ. Слышишь?
Стас опрокинул рюмку в рот и выпучил глаза на начальника.
— Ты чего хочешь, я не понял? Мы в новом квартале давление увеличиваем или нет?
— Вот поэтому и отзови.
Шмыгин налил себе коньяку и склонился к остолбеневшему приятелю.
— В январе я лечу в Москву. Когда вернусь, место директора должно быть вакантно, ты понял?
— Ах вон оно что… Ты в кресло, а я под суд? Так, что ли?
— Тьфу ты, — поморщился Шмыгин. — Ну столько лет друг друга знаем, а ты все ерепенишься. Делай, как я говорю. Твое место — рядом со мной. Будешь замом. Хватит в инженерах топтаться.
Стас вяло поковырялся в тарелке и исподлобья взглянул на Шмыгина:
— Старика, значит, подставляем?
— Чтобы волки были сыты, — Шмыгин похлопал себя по животу. — В лесу должны быть зайцы. Закон природы.
1984 год.
Сквозь темноту ночи с высоты десятого этажа Стас пытался разглядеть светившиеся стрелы судоверфи на берегах Амура. Раздумывая, он наконец взял телефон и набрал длинный порядок цифр. Послушав заунывное гудение, уже хотел повесить трубку, но на другом конце хрипло ответили.
— Але! Дядя Сережа? Это Стас, дядь Сереж. Спите уже? Дядь Сереж, вы можете прислать мне телеграмму с вызовом? Срочно! Потом объясню. Да! Увидеться очень хочется. Да! Пришлете? Да чего хотите, то и пишите. Только срочно! Хорошо? Жду. Очень жду.
Старушка мать выглянула из своей комнаты:
— Что-нибудь случилось, Стасик?
— Нет, ничего. Все в порядке. Дядя Сережа телеграмму пришлет — не пугайся. Это я его попросил. В Рязань надо слетать. — Он чмокнул мать в щеку. — Все будет хорошо. Иди спать.
Амур почернел и вздулся, поднимаясь над берегами. Заполняя все пространство, он захлестнул улицы и, ломая деревья, черной маслянистой волной накрыл колокольню и скрыл на другой стороне Затонский полуостров, сомкнув над городом свои черные воды.
— Помоги, — прохрипел Шмыгин, отплевываясь от черноты и периодически скрываясь в воде.
— Сдохни, мразь, — радостно произнес Стас и обнаружил, что его-то волна выносит вверх, прямо к сиявшему над головой солнцу. Но вдруг словно что-то оборвалось, и он стремительно покатился вниз. Жутко засосало под ложечкой, и приступ дурноты заставил его открыть глаза.
Самолет шел на посадку. В черном иллюминаторе показалась дружная россыпь огней, и Стас с облегчением вздохнул. Он никогда не был в столице и теперь радовался как ребенок в предвкушении, что наконец увидит Красную площадь и шагающих перед Мавзолеем кремлевских курсантов. До поезда в Рязань у него оставалось три часа, и Стас постарался первым покинуть самолет и, не раздумывая, взял в аэропорту такси.
— Вот ты какой мужик-то стал, а? — Дядя Сережа, зевая, встретил его в майке-тельняшке и в трусах. — Я ведь пацаном тебя помню еще. Эх… — он, шутя, ткнул племянника кулаком в плечо. — Ну рассказывай, как там мать-то? Как доехал?
На следующий день Стас встречал дядю со службы. Он уже давно не чувствовал себя так надежно и спокойно, как в этом старом простом городе. Действующий спасо-преображенский храм возле военно-десантного училища звонил к вечерней, и одновременно тут же, на площади Победы, перед Вечным огнем, в карауле менялись курсанты, вышагивая так же красиво, как в Москве на Красной площади. Стас крутился возле обелиска, поглядывая то по сторонам, то на часы и притопывая на морозе, чтобы не замерзнуть. Наконец дядя Сережа в шинели с погонами полковника десантных войск покинул через контрольно-пропускной пункт территорию военного училища, и Стас с неприятным удивлением увидел, что тот идет не один, а в сопровождении плечистого рыжего курсанта. Стас помахал им рукой.
— Вот познакомься. Это Петр Кирин. Мой лучший курсант. Он как сын мне. Я ж тебе о нем рассказывал.
Дядя улыбнулся, глядя, как Стас скривился, почувствовав крепкое рукопожатие юноши.
— У него одного сегодня увольнительная, — хмыкнул дядя Сережа, — остальные наказаны. — Он строго посмотрел сначала на курсанта, а потом и на племянника. — Составь парню компанию. Вечером к ужину жду обоих.
Честно говоря, Стасу не понравилась вся эта затея. Таскаться по городу с пацаном, что он, мальчик, что ли? Но делать нечего. Дядя Сережа еще вчера его предупредил, что регулярно берет на побывку сына своего погибшего однополчанина. И теперь этот щеголь в голубой форменной шинели ловит восхищенные взгляды встречных рязанских девушек.
— Драматический театр, — парень с каким-то особенным трепетом, закинув голову, взглянул на высокие белые колонны. — Пойдем на «Чайку»?
— Ты чего, театрал, что ли? — ухмыльнулся Стас. — Пойдем лучше в ресторан. Я угощаю.
Кажется, Петру явно хотелось согласиться, но странно: какое-то внутреннее противоречие заставило его, насупившись, отказаться. В общем, мальчишка уперся как баран.
— Нет. Если ты хочешь — иди. А у меня контрамарка.
Делать нечего: Стас все-таки согласился пойти на спектакль, тем более что ресторан никуда не денется.
На удивление, спектакль Стасу очень понравился. Особенно Нина Заречная. Когда актриса появлялась на сцене, то курсант вытягивал шею, и она тут же становилась у него красной и покрывалась гусиной кожей. Все это забавляло Стаса, а когда Петр, краснея, еще и предложил после спектакля зайти за кулисы к актрисе, с которой он, по его словам, однажды вот так же познакомился в увольнении, то Стас совсем развеселился и с радостью принял предложение. За кулисы, благодаря мундиру курсанта, их пустили без проблем. Петр там был, очевидно, не первый раз и, мгновенно сориентировавшись, нашел нужную гримерную. Актриса вышла к ним усталая и с плохо скрываемым раздражением.
— Марина. — Она с удивлением взглянула на Стаса. — Вы что, тоже курсант?
— Нет, — развязно улыбнулся он в ответ. — Вот, сопровождаю. — Стас кивнул на словно проглотившего язык Петра. — А вы прекрасно играете. Мне очень понравилось.
— Спасибо.
Актриса грустно улыбнулась и уже собралась извиниться и уйти, но Стас, решив разыграть из себя настоящего джентльмена, взял ее за руку и, поцеловав, произнес:
— Может быть, составите компанию двум влюбленным в вас мужчинам?
При этих словах Петр покраснел до самых кончиков пальцев, которые с силой сжимали форменную ушанку.
— Поедемте в какой-нибудь ресторан, а? Я угощаю. Правда, я не знаю этого города, но когда только приехал, видел ресторан «Ловеч». Что скажете, Мариночка?
В тот вечер Стас был в ударе. Он рассказывал смешные случаи из своей жизни и пошлые анекдоты. Привыкнув посещать рестораны в Благовещенске, он тоном завсегдатая требовал аралиевой настойки или лимонного коньяка, чего в Рязани никто и не видел. Марина не сводила с него глаз, а курсант с каждой рюмкой становился все мрачнее и мрачнее. Еще никогда Стас не чувствовал себя таким счастливым.
— А кем вы работаете? — поинтересовалась актриса, уже раскрасневшись и томно поблескивая на него глазами.
— Давайте на «ты». — Стас протянул ей рюмку и толкнул локтем захмелевшего курсанта. — Бум? Я замдиректора Благовещенского нефтеперерабатывающего завода, — соврал он гордо.
Петр поднял голову и заглянул в свою пустую рюмку.
— Наливай. — Затем подставил ее Стасу. — А нам на политинформации говорили, что вчера на Благовещенском нефтезаводе произошла утечка. Там у вас разрушились бетонные кольца труб и нефть попала в Амур.
Стас, наливая Петру настойку, немного пролил себе на брюки.
— Это у вас там чего-то напутали, — пробормотал он и, дрогнув рукой, опять плеснул через край.
— У десантников сбоев не бывает. — Петр взял рюмку и, не уронив ни капли, залпом выпил до дна. — В любом состоянии готов выполнять боевую задачу! — произнес он и опять повесил голову.
— У-у, наклюкался, — усмехнулся Стас и, вынув кожаное портмоне, щелчком пальцев позвал официанта. — Дядька мне за него голову точно открутит. Счет, пожалуйста.
— Все? Праздник закончен? — недовольно произнесла Марина.
Рассерженная, она была еще очаровательнее, и большие ее глаза царственно повелевали остаться.
— Нужно его домой доставить, пока на своих ногах стоит, — кивнул Стас на Петра, совершенно ничего не замечая.
— Меня? Да я в любом состоянии нейтрализую противника, — поднял голову Петр, очарованный необыкновенным взглядом Марины. — Ты думаешь, я пьян? Да? — возмутился он на весь ресторан. — Ничего подобного! Вот ты! — Он зло взглянул на Стаса. — Попробуй, побори меня! — Петр выставил на стол локоть, предлагая померяться силами. — Давай! Чего ж ты?
Стас попытался успокоить его, демонстрируя полное безразличие к его предложению, но курсант завелся, и глаза его налились кровью.
— Что? Стесняешься оказаться слабым при девушке?
— Чего? — разозлился и Стас. — Кто тут слабый? Ах ты… Ну давай!
Стас тоже выставил на стол локоть, и они схватились в переплетенном пальцами крепком замке. Стас был выше Петра на голову и старше лет на десять, к тому же чувствовал себя абсолютно трезвым, по сравнению с курсантом. Однако Петр очень быстро и без видимых усилий положил руку Стаса прямо в тарелку с салатом. Настроение испортилось окончательно. Вытирая салфеткой рукав пиджака, он вытер затем и взмокший лоб. Бросил на стол деньги.
— Все! Нагулялись. Поехали домой.
— Сначала проводим Марину.
Петр, покачиваясь, поднялся из-за стола и наконец взглянул ей в глаза. Но взгляд актрисы был устремлен только на Стаса. На выходе из ресторана он взял ее под руку, и курсант совсем поник и всю дорогу плелся где-то сзади. Проводив Марину до театрального общежития, Стас привез изрядно захмелевшего курсанта домой и вдоволь наслушался упреков от дяди.
1991 год.
Стас в черном вязаном свитере и джинсах стоял посреди кабинета директора завода и разговаривал по телефону.
— Да! Будут деньги, будут. Сколько там бензоколонок? Сколько? Заявляй на все. Конечно! Не мелочись, Борисов. Все мы теперь акционеры. Да! До связи.
Стас затушил сигарету в пепельнице и задумчиво взглянул на косой дождь, стучавший в огромное окно кабинета. Напротив заводоуправления распахнула ворота охрана, и на территорию въехала черная «Волга».
— Явился, — ухмыльнулся Стас и отодвинул на стене золоченую раму маленькой картины Айвазовского, копия, конечно, но какая, в сущности, разница?
За ней находился вделанный в стену бар. Убрав подальше с глаз газовый пистолет, Стас взял бутылку виски, два стакана и поставил все на стол. Затем придвинул картину на место. Вскоре за стеной в секретариате послышался знакомый противный голос и в распахнутую дверь вошел полный низкорослый мужчина, поминутно вытирая блестевшую лысину носовым платком.
— Ну? Как наши дела?
— Порядок. — Стас с довольным видом поиграл стаканом в руке. — Локтев под ваучеры скупает нам городские бензоколонки. Утерли мы нос автосервису.
— Ну, я гляжу, ты совсем себя хозяином чувствуешь. — Мужчина устало плюхнулся в кресло возле стола. — Где деньги взял?
— Из зарплатного фонда.
Стас налил в оба стакана из фирменной бутылки.
— Молодец, — ухмыльнулся мужчина и стал вынимать из своего «дипломата» на стол бумаги. — Взгляни! — Он близоруко сощурился и похлопал по карманам пиджака в поисках очков. — Вот мы наконец стали акционерным обществом. Можешь поздравить меня, президента АО «Дальнефть». Звучит, а? — Шмыгин взял стакан с виски. — За это можно выпить.
— Погоди. — Стас разворошил бумаги, разглядывая учредительные документы. — Как же так? Мы же договорились?!
Шмыгин язвительно расхохотался:
— Испугался? Эк тебя протрясло-то! Вот на тебя приказ. — Он вынул из «дипломата» еще один отпечатанный лист. — Я ж сказал, твое место всегда рядом со мной. Чего ты дергаешься, коммерческий директор?
Стас с ревностью и удовлетворением наблюдал, как поглядывает Шмыгин на его красавицу жену. Марина, с умело наложенным макияжем и в роскошном платье, сшитом специально для посещения театра, по сравнению с безвкусно увешанной драгоценностями женой Шмыгина казалась настоящей аристократкой. Она остроумно шутила, нежно смотрела на мужа и всякий раз мягко отстраняла от себя руку Шмыгина, когда тот пытался, как бы невзначай, спьяну обнять ее.
— Выпьем за именинника! — Со второй попытки приподнялся из-за стола Шмыгин, протянув Стасу рюмку. — Чтоб ему всегда и во всем везло!
Гости поднялись со своих мест, и сквозь звон хрусталя из коридора раздался звонок телефона. Четырехлетняя Сашенька вынырнула из-под стола и на коленках подползла к тумбочке с телефоном.
— Але! — прокричала она задорно в трубку, накручивая на пальчик развязавшийся бантик. — Папу? Папа!
Марина взяла из рук дочери телефон и передала мужу. Стас поднялся следом и, выходя с трубкой из комнаты, оглянулся на Шмыгина.
— Да! Дядя Сережа? О, здорово. Спасибо, спасибо. Ну? Выкладывайте. — Лицо Стаса изменилось, и он прикрыл за собой дверь. — Что? Кто? Петруха? Да вы что? Ах ты, елки-палки! Как же это он солдатика грохнул-то? Конечно, пусть летит сюда. Берет билет и… Да, блин, точно, паспортный контроль… Ну что ж, тогда неделю поездом.
Он взглянул через стеклянную дверь на танцующего с его Мариной Шмыгина. Тот, не обращая внимания на собственную жену, пытался поцеловать Марину в оголенное плечо. Сволочь.
Стас сказал в трубку:
— У меня пусть пока поживет. Здесь с ментами договорюсь.
1995 год.
Стас, сидя на заднем сиденье черной бронированной «хонды», пил кока-колу из бутылки. Машина подъехала к воротам завода, и появившийся тут же охранник стал резво их открывать. Следом в такой же камуфляжной форме из будки охраны вышел Петр Кирин и кивнул в опустившееся стекло машины.
— Зайди ко мне сегодня, — произнес Стас, взглянув на резиновую дубинку в его руках.
Кирин с непроницаемым видом снова кивнул и крикнул охраннику:
— Шевелись, чего копаешься!
«Хонда» проследовала внутрь, и Кирин вдвоем с напарником закрыли ворота.
— Что с его паспортом? Ты узнавал? — Стас взглянул на водителя через зеркало заднего вида.
— Все в порядке. Пусть подходит в паспортный стол, — водитель улыбнулся. — Дело его закрыли. Правда, мать этого солдатика только все убивается. Дать бы ей денег тоже, чтоб заткнулась.
Стас пожал плечами:
— Что ж ты мне раньше не сказал? Дать, конечно… — Он задумчиво посмотрел на бутылку и, сморщившись, отбросил ее в угол сиденья. — Вот молодежь в армию берут! Кулаком убить можно, — хмыкнул он и покачал головой.
— Такой и пальцем перешибет, — хохотнул, улыбнувшись в зеркало, водитель.
— Пожалуй, верно, — сказал Стас, вспомнив, как когда-то в рязанском ресторане пьяный Петр предложил ему бороться на руках.
Через два с лишним часа они встретились.
— Ну и жара. — Стас открыл холодильник и вынул запотевшую бутылку минеральной воды. — Ты садись, Петя, садись.
Кирин снял кепку и тут же развалился в кресле, вытянув ноги.
— Ну? Что там с автосервисом?
— Забили стрелку на завтра у судоверфи.
— Прекрасно. Они принимают наши условия?
— Их пахан лично хочет встретиться с нашим главным.
— Да что ты? — не то обрадовался, не то испугался Максаков.
— Ну я прослежу за этим, — ухмыльнулся Кирин.
Стас поднялся из-за стола и подошел к окну, потирая руки. Солнце отражалось в блестящих извивающихся трубах над корпусами цехов. Горячий воздух дрожал над открытыми фрамугами.
— Неужели перемирие? — улыбнулся он довольно.
— Я бы не обольщался и… — Кирин прихлопнул ладонью по столу.
— Согласен, вот только Шмыга-то хочет с автосервисом помириться.
Петр с невозмутимым видом сунул горлышко бутылки себе в рот и пожал плечами.
— Вот что, — Стас обернулся от окна. — Перезабей стрелку. Пусть будет не на верфи, а на теплоходе. Зафрахтуем корабль. Знаешь, этот, что с рестораном. Чтоб все как у людей было.
— Ну и?
— Ну и все. Пусть мирится.
Кирин внимательно посмотрел на Стаса и метко бросил через весь офис в урну пустую бутылку. Поднялся с места и неслышно пошел к двери.
…Небольшой речной теплоход гулко просигналил и отчалил от пристани. На его палубе гремела музыка, и на корме возле столиков суетились официанты. Солнце уже садилось за город, и его красные лучи отражались в прозрачных водах Амура. Шмыгин с женой и высоким мужчиной с пышной шевелюрой стояли во главе стола с поднятыми рюмками. Все присутствующие потянулись чокаться к ним через стол, и только Стас Максаков символично поднял рюмку, стоя возле бортика и глядя куда-то вдаль. Все это через бинокль увидел Кирин и ловко спрыгнул с дерева.
— Жену притащил, — пробубнил он себе под нос. — Хорошо хоть детей дома оставил, жирный боров.
Корабль медленно плыл вдоль берега, и так же вдоль берега на старых «Жигулях» Максакова, не спеша, ехал Кирин, следя в наступающих сумерках за движением габаритных огней теплохода. Наконец он остановился возле развилки и вышел из машины. Внизу под обрывом стоял небольшой сарай с глиняными стенами и натянутой возле самого берега рыболовной сетью. Кирин легко сбежал к берегу и, нащупав уже в резко навалившейся кромешной тьме киль шлюпки, перевернул ее и стащил в воду. Затем вставил весла в уключины. Ветер донес до Петра обрывки неистово звучавшей музыки, и, отражаясь в воде огнями, мимо торжественно проплыл теплоход. Кирин замер и прислушался. Затем прыгнул в лодку и, оттолкнувшись от берега, сильными взмахами рук отправил шлюпку в сторону удаляющегося корабля. Проплыв наугад в темноте несколько метров, он вынул зажигалку и, щелкнув, поднял ее над собой. Так просидел он в шлюпке довольно долго и, когда уже стал поглядывать на часы, наконец услышал возле себя плеск воды.
— Давай. — Он протянул руку и втащил в шлюпку совершенно измученного Стаса. — Ты что так долго? Время уже!
— Да, как назло, Шмыга спьяну прицепился, почему да почему я жену не взял.
Стас, задыхаясь, перевалился на дно шлюпки, и Кирин усиленно заработал веслами.
— Видел тебя кто-нибудь?
— Да кому там видеть — все вдрызг.
Кирин взглянул на часы, и еще быстрее задвигались его плечи. Стас приподнялся и, всматриваясь в удаляющиеся габаритные огни, вдруг прикрыл локтем глаза от озарившей его яркой вспышки, и следом раздался грохот. Кирин оглянулся, сощурился на бушующее над водой пламя и похлопал себя по карманам в поисках сигарет.
1999 год.
Кирин ехал из Шереметьева на такси и с восторгом смотрел на сияющую, нарядно украшенную к Новому году столицу. Проезжая мимо Большого театра, он прильнул лбом к стеклу, разглядывая афиши, и губы его зашевелились. Затем машина проехала по улице Покровка и остановилась в одном из переулков. Кирин, прихватив небольшой чемодан, посмотрел на адрес, написанный на мятом листке бумаги, и шагнул к нужной подъездной двери. Сразу же за ней оказался застекленный тамбур и другая дверь, уже металлическая. Из-за стекла на него поднял седую голову охранник в синей униформе.
— К кому? — он исподлобья взглянул на вошедшего посетителя сквозь стекло.
— К Максакову.
Охранник нажал кнопки и приложил к уху телефонную трубку.
— Станислава Викторовича нет дома. — Опустив трубку, он внимательно взглянул на Кирина. — Что-то передать?
— Когда он будет?
— А вы не могли бы представиться?
— Петр Кирин. Он меня вызвал.
Охранник повторил имя в трубку и, выслушав ответ, нажал кнопку на столе. Металлическая дверь щелкнула и открылась.
Когда Кирин шагнул в квартиру, сердце его бешено заколотилось. Марина в шикарном шелковом халате взглянула на него своими удивительными большими глазами и тут же отвернулась. Кирин с силой сжал ручку чемодана. Нижняя губа Марины была распухшей, и вокруг рта лежала синева.
— Проходи. Стас скоро будет. Он тебе как раз квартиру подыскивает.
Петр вошел в огромный зал и остановился возле рояля. Приоткрыв крышку, он задумчиво нажал несколько клавиш. Марина принесла бутылку коньяка и две рюмки.
— Выпьем? С приездом-то?
Кирин пожал плечами и опустился перед ней на банкетку. Марина разлила коньяк по рюмкам и поставила бутылку на рояль.
— Вот и ты теперь будешь жить в Москве, — усмехнулась она и залпом выпила свою рюмку. — И тебя облагодетельствовал.
Кирин горько взглянул на все еще молодую женщину.
— Тебе здесь плохо?
Марина пожала плечами:
— Стас на работе, Сашка в школе, а я одна целыми днями в четырех стенах. Вот, немного поработала в театре. — Она осторожно потрогала пальцем разбитую губу и налила себе еще коньяку. — Самого сутками не бывает, а тут…
Марина опустила голову и смахнула невольную слезу. Взглянув на руки Кирина, она увидела, как побелели от напряжения костяшки его пальцев, стиснутых в кулак.
2003 год.
Перед Гостиным двором остановились бежевая «тойота» и черный, сверкающий фарами «мерседес». Кирин вышел из «тойоты», прикурил сигарету и окинул взглядом площадку перед зданием. Выскочившие следом за ним из машины молодые люди в черных костюмах открыли обе дверцы «мерседеса», внимательно оглядываясь по сторонам и на Кирина. Из «мерседеса» вышел Максаков во фраке и с женой в декольтированном платье. Следом выпорхнула его дочь в белом бальном платье. Они поднялись по ступенькам здания с массивными колоннами и прошли в зал, над дверью которого сияла витиеватая надпись «Первый Венский бал в Москве». В огромном зале, украшенном живыми белыми розами, звучал симфонический оркестр и танцевали пары в бальных костюмах. Мажордом, в расшитом камзоле и белом парике, проводил их к столику, к которому тут же устремились с подносами официанты.
— Ну? Научилась вальс-то танцевать?
Максаков окинул взглядом присутствующих и с любовью взглянул на дочь.
Юная девушка, удивительно похожая на свою мать, хитро глянула отцу в глаза и поднялась со своего места.
— Увидишь! — И исчезла в неизвестном направлении.
Максаков хмыкнул и взял из хрустальной вазы яблоко.
— Вот и школа позади. Все. Полетела. — Он слегка кивнул высокому лысоватому мужчине за соседним столиком.
— Отчего ты так весел, хотелось бы знать? — равнодушно спросила Марина.
— Да так. Игрушку себе новую прикупил.
— Машину очередную?
— Машину! — расхохотался Максаков. — Ну ты скажешь! Черта с два. Американскую бейсбольную команду.
— Дорогое удовольствие? — поинтересовалась жена, внимательно глядя на него.
— Недешевое. Только это не только удовольствие, но и хороший бизнес. Впрочем, завтра все узнаешь, — посулил он. — Из газет. То-то наши СМИ взвоют. Уже могу себе представить. «Непатриотично!», «Отток капитала на Запад!» Кстати… У Локтева сын в МГИМО учится. — Он подвинул к жене бокал с шампанским. — Я думаю, наша Александра туда бы запросто поступила. Но лучше мы ее в Англию отправим учиться, все-таки Оксфорд или Кембридж — это во все времена звучит, как ты считаешь?
Марина взяла в руки бокал, и глаза ее засветились недобрым огнем.
— Не собирается она ни в какие кембриджи. — Она отвернулась, разглядывая публику и позвякивая браслетом на загорелой руке.
— Интересно, а куда же она, по-твоему, собирается?
— Если я не ошибаюсь, то она уже подала документы в Щукинское училище.
Максаков даже отложил надкусанное яблоко.
— Чего-о?! Где она? — Взглянув на кружившихся в вальсе молодых юношей и девушек, он уже хотел подняться, но Марина схватила его за руку.
— У нее сегодня праздник, давай ты не будешь устраивать сцен, да еще здесь!
— Это твое дурацкое влияние! — Максаков взял бокал и пригубил шампанское. — Не бывать этому, слышишь? Никакого театра.
— Ты мне испортил жизнь, а теперь ей хочешь? — Очаровательно улыбнулась в ответ Марина, но глаза ее оставались недобрыми.
— Я тебя вытащил из той дыры. Дура ты неблагодарная.
Максаков слегка склонил голову, приветствуя проследовавшую мимо их столика семью знакомого министра.
— Я остаюсь здесь только из-за дочери. — Марина поднялась, улыбнулась и сквозь зубы прошипела: — Но сидеть с тобой не желаю.
Развернулась и, покачиваясь на каблуках, вышла из зала. Как только она оказалась на улице возле колонн, тут же рядом возник Кирин.
— Вот ублюдок, — пробормотала она. — У тебя есть сигарета?
Кирин вынул пачку «Парламента» и коснулся руки Марины.
— Только прошу тебя, не пей.
Он слегка сжал ее пальцы и заглянул в глаза. Затем щелкнул зажигалкой перед ее сигаретой.
— Что я могу для тебя сделать?
Кирин посмотрел на Марину, безразлично выпустившую кольцо сигаретного дыма, и мрачно закусил губу.
