Декабрь 2004 г. — январь 2005 г. Диана
1
— Говорить можешь? — Голос Дениса звучал из столь далекого далека, словно находился он как минимум на спутниковой орбите по другую сторону Земли. Впрочем, на слух Гордеев никогда не жаловался.
— Скорее, слушать, — как можно громче ответил он и, плотнее прижав к уху трубку мобильного, покосился на хозяйку хаты, убиравшую со стола посуду после обильного то ли позднего обеда, то ли раннего ужина.
Но Оксана Ивановна и тут проявила сверхъестественную чуткость. Всполошенно хлопнув себя по широким бедрам, она пробормотала что-то и, схватив ведро, стоявшее под лавкой, торопливо вышла из хаты, громко хлопнув дверью.
— Теперь могу, — сообщил Гордеев.
— Чего ты так орешь? — удивился Грязнов-младший. — Говори, Юра, потише… Что у вас там?
— У нас тут эскорт, как я и предполагал… Все остальное — по плану, клиентка на месте, письмо я ей передал через надежного человечка… Подробности, если ты не против, при встрече.
— Юра, — вздохнули по ту сторону связи, — ты себя в качестве ясновидящего никогда не пробовал?..
— Так… Что еще у вас там случилось?!
— Письмо, которое ты заготовил в качестве приманки для Дианы… Я имею в виду, чтобы вынуть у девчонки документы…
— И что?
— То самое… — Денис немного помешкал. — Словом, наш клиент пропал на самом деле… Вчера вечером после работы отправился домой, но так и не дошел… У меня сегодня была эта самая Лина — она и подняла тревогу.
— Здорово… — пробормотал Гордеев. — Сопелов?
— Сопелов уже третьи сутки не выходит из особняка своего шефа.
— Может, вы его элементарно упустили? — усомнился Гордеев, вызвав тем самым немедленную обиду Дениса.
— И думать не моги! Особняк Ильичева под круглосуточным наблюдением… Юра, когда вы ожидаете развязки?
— Если нам все-таки не помешают, если девушка и впрямь дорожит своим отцом, как мы надеемся, то сегодня ночью собираемся отбыть…
— А как насчет почетного эскорта?..
— Эскорт, увы, при нас… Я вот подумал, не отзвонить ли в этой связи Сан Борисычу… Вдруг у него есть связи, с помощью которых этих персонажей отзовут?.. Хотя времени уже нет. Если сумеем, уедем сегодня ночью…
— Удачи тебе, адвокат!
— С Новым годом! — буркнул Юрий Петрович и, мрачно глянув на умолкнувший телефон, сунул его за пазуху.
За окнами хаты сгущался нежный сизоватый сумрак — наступал последний вечер старого года.
Гордеев прислушался к легкому храпу, доносившемуся из второй половины дома, скрытой в данный момент от его глаз печью, и, посмотрев на часы, решил, что даст Демидычу поспать еще часок.
2
…Несколькими минутами раньше Милана, решительно отодвинув от своей гостьи примерно на треть опорожненную бутылку перцовки, вручила ей наконец белый, плотно запечатанный конверт, переданный девушке Гордеевым, — в точном соответствии с инструкцией адвоката. Предварительно глянув на ходики, которые, несмотря на то что успели пережить своих создателей, шли исправно, минута в минуту. И теперь девушка внимательно наблюдала за тем, как Диана по мере чтения письма бледнеет на глазах, как впервые за эти дни в ее глазах, которые она всего на мгновение подняла на Милану, мелькнуло нечто человеческое.
Лист бумаги, исписанный четким, аккуратным почерком, выскользнул из рук девушки и плавно опустился на пол. Диана с еле слышным стоном закрыла лицо ладонями:
— Почему… Ну, почему папа, почему не мать?!
— Господи, что ты говоришь! — Милана, знавшая о содержании письма от Гордеева, искренне ахнула.
— Что я говорю? — Диана отняла руки от лица и посмотрела в глаза девушки неожиданно злым и холодным взглядом. — Ну да, разве ты это поймешь? У тебя-то мать нормальная, не то что у меня! Да ты знаешь, что я чуть ли не с десяти лет мечтала, чтоб она сдохла?!
По лицу Гродневой неожиданно потекли слезы, хотя взгляд не изменился, а ее необыкновенно красивые темно-синие глаза лишь слегка прищурились. Она вдруг заговорила торопливо, почти захлебываясь:
— А ты знаешь, почему я в отличие почти от всех наших шлюшек не спилась и на иглу не подсела?.. Да-да, и твоя Элечка тоже выпить не дура, да и покурить папироску никогда не откажется, а от папироски до иглы — как нечего делать! А я — нет, хотя могла миллион раз… Потому что мать у меня — алкоголичка! Ясно?.. У вас с Элькой хоть отец гадом был и алкоголиком, а у меня — мать!.. Вот ты можешь представить, чтобы твоя мамаша на тебя плевала, чтобы ей бутылка дороже тебя была?.. Это она сейчас нажирается по-тихому, запрется у себя — и жрет, жрет, жрет, пока не удрыхнется… А раньше? Она, сука, меня один раз так по голове спьяну шваркнула, что я… я…
Диана наконец не выдержала и зарыдала в голос. Сквозь горькие всхлипывания прорывались только отдельные слова, почти бессмысленные. Милану пронзила острая жалость к этой девчонке, соплячке, с которой враз слетела ее маска «крутого перца», многоопытной и холодной как лед, циничной шлюхи. А под этим камуфляжем внезапно обнаружилась обыкновенная, глубоко одинокая и абсолютно беззащитная девятнадцатилетняя девчонка, в сущности, пусть гадкий, испорченный, но ребенок, вляпавшийся в кошмарную историю… Милана моментально очутилась рядом с Дианой, обняла ее за плечи и, крепко прижав к себе, расплакалась сама: и от жалости к этой дурочке, бормотавшей сквозь всхлипывания «папулечка, бедненький, прости меня!», и от сознания, что Эли, ее старшей сестры, которая когда-то, давным-давно, в детстве, во времена, таившиеся в глубине памяти, шила одежки сестренкиным куклам, помогала решать задачки по недававшейся ей математике, подбадривала по ночам, когда Милана, боявшаяся темноты, не могла заснуть, а потом… потом исчезла из ее жизни, превратившись с годами в некий смутный образ, в материнские вздохи и тихие слезы, в чувство никогда не проходящей окончательно тревоги, нет больше на свете…
Она первой взяла себя в руки и, вытерев слезы, подняла с пола письмо, переданное Диане Гордеевым. Пробежала его глазами: сумерки еще позволяли это сделать. Уловила лишь главное: адвокат сообщал девушке, что бандиты похитили ее отца и сумели выяснить, где именно находится она сама. Остальное, проинструктированная этим симпатичным адвокатом, должна была передать Диане она, Милана.
Милана не знала, в какой степени безопасность отца девушки зависит от Юрия и оперативника, проводившего ее до дома. Но в том, что единственный выход для девчонки — сделать все так, как предложил адвокат, — не сомневалась ни секунду. Тем более что бандиты действительно были уже здесь, в ее родном городке, за тысячи километров от неведомой Москвы, в которой ее, Милану, ожидало ужасное, может быть, самое ужасное в жизни испытание…
Она не думала о том, что и сама подвергается опасности, решив отправиться в столицу России. Думала она о том, о чем привыкла помнить все последние годы: о своем долге. Не только перед погибшей сестрой, но и перед мамой с ее тоскливой надеждой увидеть когда-нибудь свою старшую дочь, с ее ставшим за эти годы больным сердцем.
Милана не знала, когда и как получилось, что она начала чувствовать себя едва ли не старшей в их не слишком-то счастливой семье.
Наверное, вскоре после отъезда Эльвиры, поскольку именно она вынуждена была теперь вместо сестры преграждать путь пьяному дебоширу, своему отцу, всякий раз, как только он приходил к ним и пытался избить мать. Дочерей он не трогал никогда, а маму обвинял в том, что, родив их, она испортила ему жизнь. И год от года все яростнее кидался на нее с кулаками. В их маленьком городке маму давно уже считали его женой, хотя родители Миланы так никогда и не оформили свои отношения. А какой женщине захочется связать свою жизнь с женатым? Нет, у них в Коломые это было не принято! Тем более не пошла бы на это и красавица Екатерина, в которую их с Элей отец был влюблен всю жизнь… Бедная мама!
Милана вдруг поняла, что думает о матери в точности так же, как Диана о своем отце, и, покачав головой, решительно отстранила от себя девушку.
— Хватит рыдать, Диана. — Она постаралась произнести это как можно тверже. — Только от тебя зависит, успеем ли мы спасти твоего папу…
— М-мы?.. — Диана подняла на нее несчастное, зареванное лицо. — Как это — мы? И вообще, откуда у тебя это письмо?!
— Не визжи так громко, — нахмурилась Милана. — Эти бандиты, от которых ты сбежала, приехали в Коломыю… А с адвокатом, который передал тебе письмо, я встретилась у тети Оксаны, случайно… Слава Богу, что встретилась! Меня узнал таксист, который тебя ко мне привез, а их он отвез к тете Оксане… Наверное, на квартиру определил… Они и не скрывают, что приехали за тобой!
— Почему «они»?..
— С этим Юрием там еще один человек, ну что-то типа охраны… Наверное, он даже вооружен…
— Господи… — пролепетала Диана опухшими от слез губами. — Ты наивная дурочка просто… С чего ты взяла, что этот якобы адвокат не Жорка Сопелов со своим отморозком Димоном?! С чего?!
— Я видела их документы!
— Документы… Говорю ж, наивная ты провинция… Ты хоть про принтер лазерный слышала?
— Не только слышала, но и видела, и не хуже тебя про подделки знаю! — рассердилась Милана. — Могу пригласить в свою комнату, у меня там компьютер отличный и принтер тоже есть, правда, не лазерный… Я на нем деньги зарабатываю! Работодатель в Ивано-Франковске, а я здесь. Дело не в этом: я с ними общалась, понимаешь?.. Юрий действительно адвокат, а Николай — оперативник! А наивная дурочка из нас двоих вовсе не я… Ну подумай сама: если бы они были бандитами, Николай… Словом, он провожал меня сюда от тети Оксаны… В общем, нас с тобой уже бы давно… Если б и не убили, то что-то вроде этого!
— Тебя — сюда?! — Диана широко открыла глаза, уставившись на свою собеседницу, которая сейчас и впрямь выглядела на все свои двадцать с хвостиком.
Девушка каким-то неведомым чувством ощущала ее старшинство, и, наверное, поэтому Милана вдруг напомнила ей Эльвиру. Что-что, а убеждать Сорокина умеет, так же как и заставлять делать то, что нужно ей, не считаясь с мнением других…
— Меня сюда, — устало кивнула Милана. — Поэтому единственное, что мы можем сделать для твоего отца, — отправиться сегодня же ночным московским вместе с ними. Так, чтобы бандиты нас не засекли… Кстати, этих гадов я краем глаза тоже видела. Вернее, не их, а машину…
— К-какую машину?..
— На которой они преследовали Юрия до тети Оксаниной хаты.
— И после этого ты предлагаешь вместе с ними уезжать?! Да эти суки нас всех по дороге вместе с твоим адвокатом перестреляют!.. Плохо ты их знаешь!..
— Если думаешь, что я стремлюсь с ними познакомиться поближе, выкинь эту мысль из головы, — натянуто улыбнулась Милана. — Это — во-первых. Во-вторых, адвокат вовсе не мой: его твой отец нанял.
— Папа?!
— Да, чтобы он тебя нашел… Как видишь, он тебя действительно нашел. И терять еще раз не собирается. Вот послушай, что именно мы с тобой сделаем…
— А ты тут при чем?
— Диана, я еду с вами, потому что… я… Я должна похоронить Элю, ее убили…
Гроднева ахнула и прижала ладони к щекам:
— Значит, Элька догадалась, что я могла сюда поехать, и они из нее это вытряхнули… Господи, следующая очередь моя…
Милана болезненно поморщилась от безжалостного предположения Дианы: мысль о том, что сестру перед смертью пытали, была ей невыносима.
— Прости… — Диана с запозданием сообразила, что невольно причинила Милане боль. — Но ведь и мой папа у них… Боже, если они начнут его пытать, он не выдержит! — Она снова всхлипнула.
— От тебя зависит, отпустят его или нет, понимаешь ты наконец?!
— Я согласна, — пролепетала Диана, — согласна… Что мы должны сделать?..
— Ничего особенного, — вздохнула Милана. — В половине двенадцатого должны ждать машину у парка… Словом, ты все равно не знаешь, где это. А пока — собрать вещи в дорогу…
— Будто не знаешь, что лично мне собирать нечего, — вздохнула Диана. — Можно, я еще выпью?..
— Нельзя! — Милана решительно убрала со стола бутылку с остатками перцовки. — Через два с половиной часа нужно выходить. Идти долго, потому что на всякий случай пойдем задами… Я пока сумку соберу и маме записку напишу, чтобы не волновалась. Ты, если хочешь, полежи отдохни. Не известно, какая нам ночь достанется!
— Все известно, — буркнула Диана, — новогодняя… «Здравствуй, ж…, Новый год!..» Вот какая…
— Прекрати, — поморщилась Милана. — Все-таки надо надеяться на лучшее…
3
…Спустя три часа возле густого парка, больше напоминавшего лес, на окраине городка, рядом с едва белевшей в темноте статуей Кирова, имя которого этот парк когда-то носил, притормозила машина с погашенными фарами. Из густой тьмы, царившей у входа, к ней скользнули две тени, и спустя минуту машина тронулась дальше — в сторону железнодорожного вокзала — самым длинным, кружным путем.
В салоне ее некоторое время царило напряженное молчание. Нарушил его робкий шепот с заднего сиденья:
— Что с папой?..
Юрий Петрович Гордеев, сидевший впереди, рядом с Орестом, повернул голову и глянул на смутно белевшее в полутьме лицо Дианы:
— О папе вам, Диана Кирилловна, не мешало бы раньше подумать… Кирилла Александровича ищут. Будем надеяться, успешно…
Девушка прерывисто то ли вздохнула, то ли всхлипнула и больше до самого вокзала не проронила ни слова.
К зданию машина подъезжать не стала. Вместо этого Орест повернул руль вправо и, подъехав к огромным металлическим воротам, заглушил движок.
— Подождите меня в машине, — негромко произнес он — Я быстро.
Вернулся водитель примерно через минуту, и почти сразу же створки ворот медленно поехали в сторону.
— Молодец, — похвалил Ореста адвокат. — Что, прямо на платформу въезжаем?..
— А то! — ухмыльнулся тот. — Мне, панове, своя жизнь тоже дорога! На хрена мне с вашими бандюками вязаться?.. А так я чист, как новорожденный младенчик: пристроил вас к своей любимой тетке, а больше и в глаза не видел… Мало ли кого куда подвозить приходится!
Демидыч на заднем сиденье фыркнул, но никак слова Ореста не прокомментировал.
— Ну а если узнают, что ты кому-то билеты на этот поезд покупал — что тогда? — поинтересовался Гордеев.
— Не узнают! — уверенно возразил Орест. — С какой это стати меня Маричка запродаст, если я ей сверху такие гроши дал?.. Ну, паны и панночки, вам пора. Вагон ваш, как и просили, последний, однако пока что первый, в Черновцах перецепят… Бувайтэ здоровеньки!
— Держи свои гроши, — почти по-украински сказал Юрий Петрович и протянул Оресту конверт с деньгами.
В противоположной от них стороне платформы теперь отчетливо виден был с каждой минутой приближавшийся яркий свет прожектора: поезд подходил к станции Коломыя, с тем чтобы, простояв возле ее перрона считанные минуты, отправиться дальше — в сторону Киева и Москвы. Большого количества пассажиров не ожидалось. Собственно говоря, пассажиров не ожидалось вообще: как-никак, без пяти минут Новый год! Поэтому помощник машиниста удивился, обнаружив, что в первый вагон садятся аж целых четверо отъезжающих. От Ивано-Франковска поезд отошел практически пустым, если не считать десятка командировочных, рассредоточившихся по всем вагонам.
— Что за люди! — осуждающе пробормотал помощник машиниста, привычно вскакивая на подножку медленно дрогнувшего тепловоза. — И охота им таскаться по поездам в такую ночь — нет бы дома, с семьей сидели…
Сам он так бы и поступил, если бы не внезапно заболевший сменщик, и теперь с тоской думал о том, что жена с сыновьями уже сидят в данный момент за столом, готовясь открыть шампанское, и что наверняка этот мерзавец Стефан, положивший глаз на его супругу, завалится к ним по-соседски… Помощник машиниста почувствовал внезапный прилив ненависти ко всем пассажирам на свете. И когда, дернувшись пару раз всеми вагонами, поезд начал медленно отплывать от перрона и именно в этот момент из здания вокзала, как ошпаренные коты, вылетели три каких-то опоздавших типа, почувствовал то, что в советские времена называлось «глубокое удовлетворение».
— Так вам и надо, сукины вы дети! — крякнул помощник машиниста, наблюдая бесполезные метания опоздавших по перрону. — Хрен вам кто откроет, зря пляшете! Нетути там никого!..
Помощник машиниста был прав: почти вся бригада проводников находилась в данный момент в вагоне своего бригадира, собираясь встретить Новый, 2005 год залпом из пяти бутылок шампанерии одновременно. И, не обращая более внимания на оставшихся с носом типов, он с тяжким вздохом заскочил в тепловоз, дабы вернуться к исполнению профессиональных обязанностей.
— Быстро на пол! — рявкнул в этот же момент Юрий Петрович Гордеев, резко дернув вниз стоявшую с ним в коридоре у окна Диану и сам резко приседая рядом с ней, одновременно захлопывая дверь в купе, где находились Милана с Демидычем.
— Что… — начала было девушка, но Гордеев бесцеремонно зажал ей рот рукой и отпустил лишь после того, как поезд набрал приличную скорость…
Дверь купе чуть-чуть отъехала в сторону.
— Все о'кей, Юра, — по инерции, должно быть, не проговорил, а прошептал Демидыч. — Они не сели… Но не удивлюсь, если встретят нас в Черновцах, к примеру… Поезд еле ползет, на машине вполне могут обогнать… Вот черт, все-таки засекли… Или этот хапуга Орест прокололся…
Гордеев открыл дверь купе пошире и подтолкнул внутрь Диану.
— Вот что, — перехватил он на удивление спокойный взгляд Миланы, — вы не в курсе, есть какая-нибудь более-менее приличная станция до Черновцов?..
Милана отрицательно покачала головой:
— До Черновцов поезд идет без остановок… Но они ведь не знают, в каком мы вагоне?
— Будем надеяться, — вздохнул Гордеев, — хотя… Лучше бы нам, девушки, переместиться в хвост данного состава… Подымайтесь и — вперед… То есть назад!
Просить себя дважды никто не заставил, благо проводник, хмуро проводивший их в купе, как сквозь землю провалился. Останавливать этих некстати свалившихся пассажиров было некому.
4
Юрий Петрович с Демидовым не ошиблись. На перроне Черновицкого вокзала их действительно ждали. Изумленный помощник машиниста потерял дар речи, увидев, как, оттолкнув проводника первого от тепловоза пассажирского вагона, трое давешних коломыйчан ворвались в поезд.
«Бандюки… Террористы…» — мелькнуло у него в голове, и на подгибающихся от страха ногах, почти на четвереньках, он вполз в тепловоз, неожиданно севшим голосом окликая машиниста… Это был самый героический поступок за всю его жизнь, так и не ставший по-настоящему героическим: когда прибывший местный ОМОН обшарил задержанный с отправлением ивано-франковский состав от головы до хвоста, никаких бандюков в нем не оказалось. Собственно говоря, в нем вообще не оказалось даже тех пассажиров, которые сели в Коломые, а командировочные, все, как один, оказавшиеся киевлянами, мирно распивали в своих купе шампанское под празднично гремевшее на весь поезд радио: «Новый, 2005 год наступил на всей территории бывшего Советского Союза».
Но об этом меньше всего думали, так же как и их преследователи, пропавшие коломыйские пассажиры.
Вскоре после полуночи все четверо стояли в тамбуре последнего вагона ивано-франковского состава, только что замершего у перрона Черновцов: не такого пустого, как в Коломые, но и вовсе не оживленного.
— Демидыч, давай, — коротко распорядился Гордеев, и Николай быстро распахнул дверь тамбура, противоположную вокзалу. — Девушки, давайте вниз, по одной… Диана, вначале вы! — И подумал, что все-таки обе они держатся молодцом, особенно Милана, выглядевшая немного старше от того, что уложила свою роскошную косу в тугой узел на затылке, и еще красивее.
Спрыгнувший первым Демидыч помог спуститься вниз девушкам, Гордеев повис на поручне, вцепившись в него правой рукой, плотно прикрыл отпертую Демидовым дверь и лишь после этого спрыгнул вниз сам. Сделал он это вовремя: дверь со стороны перрона в этот момент поддалась чьим-то усилиям, и адвокат услышал мужской голос — кто-то, взбираясь в вагон, отчаянно чертыхался. Что ж, «коллеги» работали профессионально, состав проверяли с двух сторон одновременно…
Демидыч тем временем прижал обеих девушек к колесам только что покинутого ими вагона, прижался сам и помог сделать это Гордееву: визитер, вскрывший дверь столь же ловко, как и он сам, вполне мог не забыть выглянуть из окна на эту сторону…
— Оружие убери… — шепнул Гордеев. — Не станут же они поднимать стрельбу на здешней территории…
— Тс-с-с… — прошипел в ответ Демидыч.
Прямо перед беглецами на втором от перрона пути стоял абсолютно темный состав. Выждав пару минут, Коля скользнул к ближайшей от них двери — если верить черной тени, перемешавшейся по светлым квадратам, падавшим на землю между путями из окон их поезда, «коллега» продолжал проверять его уже в третьем от них вагоне: время поджимало не только их, но и преследователей.
— Давайте сюда, очень тихо, по одному…
На то, чтобы затолкать девушек в неизвестного назначения состав и последовать за ними, компании беглецов потребовалось не больше трех минут.
— Молодцы, девчонки… — проговорил Гордеев, опускаясь на мягкий ковер в коридоре вагона рядом с девушками, проделавшими это раньше его. — С вами обеими я бы запросто пошел в разведку.
— Уже. — Милана улыбнулась, судя по интонации.
— Уже? — не понял адвокат.
— Ага… Разве мы не ведем себя, как партизаны в разведке?
— Она еще шутит! — с отчаянием фыркнула Диана. — Господи, а вдруг они нас и тут сцапают?!
— Будешь сидеть тихо — не сцапают, — сурово произнес Демидыч. — Правда, хотелось бы знать, куда именно мы влезли. Главное, как двигать дальше…
И, словно отвечая на его вопрос, темный состав вдруг резко дернулся, потом замер — и, снова дернувшись, тронулся с места. В неясном перемежающемся свете, достигавшем сюда с перрона, беглецы недоуменно переглянулись.
— По-моему, двигаемся мы в тупик, — уныло предположила Диана.
— Нет, — внезапно возразила ей Милана, — мне кажется, нам здорово повезло…
— То есть? — Гордеев заинтересованно посмотрел на девушку.
— Понимаете, к ивано-франковскому составу в Черновцах всегда подцепляют несколько вагонов… Вы не обратили внимания, сколько вагонов здесь?
— Я обратил, — встрял Демидыч. — По-моему, четыре… Или три… Я даже хотел протащить всех к следующему пути, да боялся, что этот козел нас застукает из окна… Вагоны-то насквозь просматриваются. Вот и решил, что лучше в тупик попасть, чем перестрелку организовывать.
— Ладно, поживем — увидим, — пробормотал Юрий Петрович. — Коля, отопри-ка нам купе, не век же в коридоре на полу сидеть…
— Ничего не скажешь, хорош Новый год, — вздохнул Демидыч, извлекая на свет свою универсальную отмычку. — К тому же, говорят, как новогоднюю ночь проведешь — так и весь год проживешь…
— Оптимист ты наш, — усмехнулся Гордеев, помогая девушкам подняться с пола. — Зато погляди, этот вагон намного комфортнее нашего: даже если нас загонят в тупик, хоть выспимся более-менее прилично… Правда, спать нам с тобой, Николай, придется по очереди.
— С чего вы взяли, что мы с Миланой уснем? — возмутилась Диана. — Это вы, мужики, толстокожие… Вот вы и спите…
— Наверное, не стоит разговаривать громко, — предположила Милана и положила руку на Дианино колено.
— Не стоит, — поддержал ее Юрий Петрович.
И в этот момент вагон снова дернулся. За окнами с двух сторон медленно поплыли окна чужих поездов…
