А Длинноногий вовсе не умер. Когда разразилась гроза, он лег и прижал лицо к траве, чтобы предохранить глаза. Трава оказалась мокрой и несколько охладила воспаленные веки. Охлаждая глаза, он незаметно уснул. Во сне перевернулся на спину. Первые же лучи восходящего солнца снова обожгли глаза.

Гас и Калл спали, когда услышали громкий стон. Длинноногий ночью отошел от них всего на полмили. Когда они подошли к нему, он опять лежал лицом вниз, прикрывая глаза ладонями.

— На меня будто нашла снежная слепота, только еще хуже, — пожаловался он. — Я заболел снежной слепотой, но она со временем пройдет.

— Думаю, пройдет, — подтвердил Калл.

Глаза Длинноногого были столь чувствительны к свету, что он все время прикрывал их руками.

— Мне нужно сделать наглазники, — попросил Длинноногий. — Наглазники, да как можно толще. А потом помогите мне забраться на лошадь.

До этого момента Калл и Гас как-то не вспоминали про лошадь, а ее поблизости нигде не было видно.

— Я не вижу лошади, — сказал Гас. — Может, она потерялась.

— Пусть один из вас отправится искать ее, — посоветовал Длинноногий. — А не найдете, так вам придется вести меня.

— Ты отправляйся искать, — сказал Калл Гасу. — А я останусь с Длинноногим.

— А что будет, если я найду лошадь, а потом вас обоих не разыщу? — спросил Гас.

Равнина была совершенно гладкой, без каких-либо ориентиров. Он знал, что на ней полно впадин и пригорков, но все они казались слишком похожими друг на друга. Он запросто мог заблудиться и не найти обратную дорогу.

— Тогда я пойду, — решил Калл. — А ты оставайся.

— Лошадь не должна уйти далеко, — заметил Длинноногий. — Она слишком устала, чтобы ускакать черт знает куда.

Его предположение оказалось верным. Калл нашел лошадь, мирно пасущуюся на траве всего в миле от них. Он скрупулезно выдерживал направление — ему очень не хотелось отбиваться от своих товарищей — и у него на душе стало легче, когда он увидел, что лошадь так близко от них.

К его возвращению Гас успел соорудить для Длинноногого из старой рубашки повязку на глаза и теперь тщательно примерял ее, ибо малейший лучик света вызывал у Длинноногого нестерпимую боль, и тот тихо постанывал. Они доели остатки конины и частенько останавливались попить из луж, и там и сям блестевших на равнине. К концу дня Калл подстрелил гуся, плававшего в одной такой луже.

— Этот отбившийся от стаи гусь, вероятно, болен, — предостерег их Длинноногий, но они решили все равно его съесть.

Затем они наткнулись на ручеек, по берегам которого росли кусты и невысокие деревья, и смогли наломать там дров для костра. Запах жареной гусятины раздразнил их до такой степени, что они не усидели на месте и захотели сорвать еще не готового гуся с палки, на которой он жарился, но все же желание полакомиться как следует приготовленным гусем пересилило их порыв. Длинноногий, который хоть и не видел гуся, но чуял запах, несколько раз переспрашивал молодых рейнджеров, не готова ли птица к употреблению. Они начали есть еще не совсем зажарившегося гуся, он казался им вкуснее любой другой птицы, какую только приходилось ранее пробовать. Длинноногий даже ломал и раскалывал кости, чтобы добраться до костного мозга.

— Костный мозг — это масло горцев, — объяснил он. — Попробовав его однажды, перестаешь понимать, чего это ради люди так усердно взбивают масло. Гораздо лучше и проще просто разбивать кости.

— Да, но костей может и не быть, — ответил Гас. — Кости могут еще находиться внутри животного.

Длинноногий все еще держал глаза подальше от света и тщательно следил за повязкой, но уже больше не стонал.

— А что бы ты делал, Длинноногий, если бы навсегда ослеп? — спросил Гас.

Калла заинтересовал этот вопрос, но он все же счел его неуместным. Длинноногий Уэллейс всю свою жизнь изучал и разгадывал загадки дикой природы, проблема жизни и смерти нередко зависела лишь от остроты его зрения. Среди девственной природы слепой долго не протянет. Длинноногий больше не сможет быть следопытом — ему, видимо, придется оставить должность разведчика в отряде.

— Думал, что меня минует участь ходить с обожженными глазами, — произнес Длинноногий.

Гас больше ничего не спросил, и молчание повисло в воздухе. Длинноногий соображал несколько минут и только затем высказал свое мнение.

— Если я ослепну, то прощай, прерии, — сказал он. — Думаю, тогда я двинусь в какой-нибудь городишко и заведу там публичный дом.

— Почему вдруг публичный дом? — удивился Гас.

— А вот почему: товар я тогда видеть не смогу, но почувствовать его сумею, — ответил Длинноногий. — Чувствовать, ощущать запах и щупать. Мне доводилось бывать в борделях, когда я наливался вусмерть и ничего не соображал, — добавил он. — И тогда тебе не обязательно любоваться проститутками.

— Раз уж зашла речь о проститутках, то мне интересно, а каковы они в Санта-Фе? — спросил Гас.

Умяв свою долю гусятины, он воспрянул духом и уверился, что самое худшее осталось позади. Он даже стал спорить с Каллом и утверждать, что гуся удалось так легко подстрелить потому, что это был домашний гусь, улетевший с какой-то фермы, расположенной поблизости.

— Нет, — настаивал Калл, — это был больной гусь. Поблизости никаких ферм быть не может. Тут слишком сухо, как в пустыне.

И все же, несмотря на скептицизм друга, Гас принялся мечтать о прелестях Санта-Фе, где без всякого сомнения должны быть проститутки.

— Если мы даже уцелеем и доберемся туда, все равно ты не сможешь раскошелиться на проститутку, — напомнил ему Длинноногий.

— Думаю найти там себе работенку, пока не появится полковник, — размечтался Гас. — Еще мы можем грабить мексиканцев и тогда у нас заведется куча денег.

— Не знаю, появится ли там полковник, — ответил Длинноногий. — Скорее всего он погибнет от голода или уже повернул отряд назад.

Ночью их лошадь украли. Все трое находились в таком жалком положении, что даже не догадались выставить дозорного. Наевшись гусятины, они пришли в благостное состояние духа. По правде говоря, лошадь стала никудышной. Она так и не оправилась после бешеной погони за бизоном. Дыхание у нее нарушилось, и она еле тащилась с Длинноногим в седле. Но, так или иначе, она оставалась у них единственной еще на долгий и неизвестный путь. Они рассчитывали съесть ее, если вскоре не наткнутся на какое-нибудь поселение. Гусь — неожиданный подарок — другого такого может и не быть.

Вечером Калл поковылял к лошади, чтобы проверить, не забрела ли она слишком далеко, где легко могла бы пропасть. Они назвали коня Лунный Свет из-за его светлого окраса. Укладываясь спать, Калл слышал, как Лунный Свет невдалеке щиплет траву — он решил, что все в порядке и спокойно уснул. Пробудившись, он отправился проверить лошадь, но она пропала, валялись лишь перерезанные путы. Теперь все трое остались одни в диких прериях.

— Пошли по следам конокрадов, может, они недалеко ушли, — сгоряча предложил Длинноногий, но тут же вспомнил, что ослеп. Глаза, правда, резало заметно меньше, но он все же не решался снять повязку.

— Если вор подошел вплотную к Лунному Свету, то он свободно мог убить и нас, — заметил Калл.

Ловкость, с которой индейцы воровали лошадей, продолжала удивлять его. Он всегда спал очень чутко — при малейшем шорохе сразу же просыпался. Но тут конокрад не раз проходил мимо него всего в нескольких шагах, а он даже и не чувствовал, что кто-то идет совсем рядом.

— Проклятие, жаль что вы, ребята, не знаете, как выслеживать похитителей, — с горечью в голосе произнес Длинноногий. — Думаю, что это был Брыкающийся Волк. Горбун вряд ли преследовал бы нас так далеко из-за одной лошади. Брыкающийся Волк более упорен.

— Слишком уж упорен, черт бы его побрал, — выругался Гас. Он чувствовал себя униженным. Краснокожие опять обвели его вокруг пальца.

— Во всем они одерживают над нами верх, — добавил он. — Но настал и наш черед облапошить их хоть в чем-то.

— В чем же дело, мы запросто можем опередить их в соревновании: кто скорее сдохнет с голоду, — съязвил Длинноногий. — Не знаю, в чем другом мы можем одержать над ними верх.

— Почему же они не укокошили нас? — спросил Калл.

— Сомневаюсь, что их было больше одного, и думаю, что это все же Брыкающийся Волк, — утверждал Длинноногий. — Конокрадство требует тишины, а вот убийство людей — тут без шума не обойтись. Он мог бы разбудить кого-то из нас и его могли прикончить.

— Слишком долго пришлось ему шастать за нами, чтобы увести всего одного коня, — заметил Гас. Он никак не мог успокоиться оттого, что их так легко одурачили.

— Брыкающийся Волк помешался на кражах лошадей, так же, как ты помешался на проститутках, — объяснил ему Длинноногий. — И он пойдет куда хочешь, лишь бы угнать лошадь.

— Ну, я не уверен, что попрусь по проклятой пустыне за шлюхой, — возразил Гас. — Тем более за такой загнанной, как Лунный Свет. Нет, Брыкающийся Волк еще более помешанный, нежели я.

Длинноногий весело улыбнулся и проговорил:

— Нет такого закона, который гласил бы, что индеец не может быть помешанным сильнее белого человека.

Весь тот день и еще два следующих Калл и Гас поочередно вели Длинноногого. Это была нелегкая работенка. Длинноногий шагал гораздо шире их обоих, и им приходилось быстро семенить, чтобы поспевать за ним. Вдобавок, в прериях было полым-полно трещин и канавок. Им все время приходилось быть настороже и предупреждать его — он злился, то и дело спотыкаясь. На вторую ночь опять разразилась гроза, но молнии сверкали слабее и не так часто. Повсюду образовались лужи, так что жажды они теперь не испытывали, но запасы конины у них кончились, а другой еды не было. Калл не решался отходить далеко поохотиться, опасаясь потерять Гаса и Длинноногого. В любом случае им не попадались звери, на которых стоило бы поохотиться, кроме одной антилопы. Она находилась в поле зрения целых три часа — Гас полагал, что до нее около трех миль, а Калл считал, что гораздо дальше. Расстояния при таком прозрачном воздухе более или менее точно определить было трудно.

Длинноногий счел необычным сам факт, что антилопа оставалась у них на виду в течение трех часов. Собственными глазами убедиться в этом он никак, разумеется, не мог.

— Если бы мне хоть разок взглянуть, я бы сразу определил, — промолвил он. — Может, это совсем даже и не антилопа — помните тех горных коз, которые обернулись команчами?

Припомнив тот случай, Гас и Калл стали более внимательно приглядываться к животному, пасущемуся вдали. Гас считал, что оно может быть и индейцем из племени команчи, а Калл полагал, что это просто вилорогая антилопа.

— Тогда незаметно подкрадись поближе, — предложил Длинноногий. — А мы пригнемся и будем ждать. Окорок антилопы очень вкусный.

— Пусть Гас подкрадывается, — решил Калл. — У него зрение позорче моего. А я буду ждать вместе с тобой.

Гас далеко не с радостью воспринял поручение. Если под шкурой лани скрывается команч, то он окажется в беде. Но в то же время есть ему хочется — сил нет, да и другим тоже.

— Не стреляй, пока не подкрадешься как можно ближе, — наставлял его Длинноногий. — Если не уверен, что попадешь в сердце, тогда стреляй в лопатку. Рана не позволит антилопе бежать, и мы поймаем ее голыми руками.

Гас подкрадывался к животному долгих три часа. Последние триста ярдов он полз на животе. Время от времени антилопа вскидывала голову и осматривалась, но по большей части щипала траву. Гас подползал все ближе и ближе — он вспомнил, как не попал в ту, первую антилопу, хотя и стрелял с довольно небольшого расстояния. Он хотел подобраться как можно ближе — тогда уже наверняка не промажет и с гордостью вернется к ребятам с мясом, да и сам вдосталь полакомится вкуснятиной.

Он подкрался к антилопе ярдов на двести и решил подползти еще ближе, чтобы стрелять с расстояния ста пятидесяти ярдов. Голову он прижал к земле, стараясь не показать зверю свое лицо. Длинноногий как-то рассказывал, что дикие звери прерий особенно пугаются, увидев белые лица, индейцы могут подкрадываться к ним совсем близко. Лицом Гас уткнулся в землю, да еще по самые брови нахлобучил шляпу. Когда он пополз на расстояние убойного выстрела, решил быстро взглянуть, поднял голову, но, к своему замешательству, животного не увидел. Тогда он привстал, осмотрелся — антилопа исчезла. Гас подбежал к тому месту, где она стояла, подумав, что та, может, залегла, а затем заметил, как она мчится на север вдалеке, гораздо дальше, чем они видели ее пасущейся на траве. Преследовать ее — дело бесполезное.

Он поплелся назад, и тут его охватила паника: он забыл, в какую сторону нужно идти. Может так получиться, что ему не удастся найти Длинноногого и Калла. Затем он вспомнил, что в том месте из земли торчит большой камень, он проползал мимо него. Гас сделал полукруг, нашел камень и вскоре пошел верной дорогой.

Вернувшись к своим компаньонам, Гас по-прежнему был раздражен и недоволен.

— Я впустую потратил время, — заявил он. — Антилопа сорвалась с места и убежала. Давайте поторопимся и двинемся в Нью-Мексико.

— Вот как? Да мы уже в Нью-Мексико, — заверил его Длинноногий. — Но пока еще не в нужной нам части этого края. Глаза мои поправляются. Скоро меня не нужно будет вести.

Глаза у Длинноногого и в самом деле поправились, хотя глазные яблоки стали какими-то белесыми. На третьи сутки после грозы, в полдень, он решился снять наглазники. Вскоре он нашел растущий дикий лук и накопал несколько луковиц, достаточно, чтобы погрызть всем троим. Этой еды, конечно, было маловато, но хоть что-то.

Проснувшись на следующее утро, Гас увидел горы. Сперва он подумал, что это далеко на севере вырисовываются грозовые облака. Когда же солнце поднялось достаточно высоко, он убедился, что это не облака, а горы. Калл тоже заметил их, но Длинноногий посмотреть не решился — ему все еще приходилось беречь глаза и не смотреть на слишком яркие предметы.

— Если это горы, ребята, мы спасены. — объявил он. — Между местом, где мы стоим, и горами должны жить люди.

И тем не менее им пришлось шагать весь день голодными, а расстояние до гор, казалось, не сокращалось.

— Что, если мы не выживем? — шепнул Гас Каллу. — Я так хочу жрать, что готов откусить собственный язык или что угодно, до чего можно дотянуться. До этих гор отсюда может быть и пятьдесят миль, откуда нам знать. Пятьдесят миль я не пройду, если не поем чего-нибудь.

— Пройдешь, если нужно, — возразил Калл, — Длинноногий говорит, что мы еще до гор наткнемся на селение. Может, до него всего миль двадцать, ну, тридцать от силы.

— Я мог бы съесть собственный ремень, — опять заныл Гас.

Он и впрямь отрезал кусочек ремня и принялся жевать его и глотать. Но тем не менее, результатом остался недоволен. Кусочек кожи никак не смог облегчить чувство голода.

Они упорно весь день шагали к высоким горам, не обращая по возможности внимания на боли в животе, но все же случались моменты, когда Калл думал, что Гас прав. Они могут умереть от голода, прежде чем доберутся до какого-либо селения. У Длинноногого началась лихорадка — целый день он ковылял один, то и дело спотыкаясь, в каком-то горячечном бреду. Похоже, он думал, будто разговаривает с Джеймсом Боуи, доблестным воином, погибшим в битве под Аламо.

— Мы это не он, мы — это мы, — несколько раз говорил ему Гас, но Длинноногий продолжал разговаривать с Джеймсом Боуи.

К вечеру того же дня, когда тени гор стали ложиться на равнину, Гасу показалось, что он увидел нечто обнадеживающее — тоненькую струйку дыма, пробивающуюся среди теней. Он посмотрел повнимательнее — да, это все же дымок.

— Идет дым из трубы, — сообщил он. — Где-то там стоит дом с печкой и трубой.

Калл тоже заметил дым, а Длинноногим сказал, что чувствует запах дыма.

— Да, конечно же, это запах дров, — подтвердил он. — Полагаю, сосновых. В этой части Нью-Мексико на дрова идет сосна.

Они быстро прошли мили три, но селения так и не увидели. И когда они опять чуть было не впали в отчаяние, вскарабкались на невысокий пригорок, то увидели впереди стадо из сорока-пятидесяти овец, мирно щипавших траву. Залаяла собака и, заметив их, поднялись сидевшие у костра два пастуха. Они были не вооружены и очень испугались при виде трех рейнджеров.

— По-моему, они приняли нас за дьяволов, — промолвил Длинноногий, когда оба пастуха помчались к селению, видневшемуся милях в двух от них. Овец они бросили под охрану двух здоровенных овчарок, которые рычали и с остервенением лаяли на техасцев.

— Зачем они удирают — я так доволен, что наконец-то добрел сюда, — заметил Гас.

Он так обрадовался, увидев вдалеке дома, что готов был расплакаться. Ковыляя по прериям, он частенько думал, а доведется ли ему увидеть снова жилые дома, поспать в одном из них или же просто очутиться среди людей. Пустая равнина вызывала у него тоску по обыденным картинкам жизни: что-то стряпающим женщинам, играющим в салочки детям, подковывающим лошадей кузнецам, пьяным мужчинам в пивных Не раз во время перехода он думал, что все это потеряно для него навсегда — что ему никогда не пересечь равнину и не сидеть снова за столом с женщиной. Но вот теперь все опять возвратилось.

Калл тоже обрадовался, наконец-то дойдя до селения. Он слышал разное про Нью-Мексико, но так и не видел ни одного мексиканца, пока они не наткнулись на пастухов. Он стал было сомневаться, а есть ли вообще в Нью-Мексико города и поселки.

— Я ничего не имел бы против того, чтобы прямо сейчас сделать привал и зажарить одну из овец. — предложил Длинноногий. — Понимаю что это будет недружелюбный поступок. Поэтому, может, они сами сготовят что-нибудь для нас, как только убедятся, что мы не дьяволы.

— Даже если мы отнесемся к ним по-дружески, они все равно будут считать нас дьяволами. — возразил Гас. — Поэтому первым делом я бы подстригся и побрился, да и вам тоже советую.

Калл понимал, что его друг прав. Они заросли и покрылись грязью. У них имелось лишь оружие да одежда. И они были босыми. Так кто же еще, как не дьяволы, могли возникнуть в таком виде прямо из великой равнины?

Они обошли овец стороной — огромные псы следили за ними настороженно, готовые пустить в ход клыки при малейшей провокации; рейнджеры же не имели никакого желания сцепиться с собаками врукопашную.

— Я всегда задавался вопросом, для чего люди держат собак, — сказал Длинноногий. — Ну, понятно, индейцы — они жрут щенят, может, щенячье мясо и вкусное, не знаю. Но крупных собак отделяет от превращения в волков всего один шаг, поэтому глупо держать их слишком близко.

В селении насчитывалось примерно двадцать домов, сложенных из кирпича-сырца. Уже задолго до прихода трех рейнджеров все жители собрались поглазеть на странных незнакомцев. Мужчины, женщины и дети столпились и тревожно озирались. Один или двое мексиканцев держали в руках старые ружья.

— О Боже! Думается, Калеб сумеет завоевать эту страну, если только доберется сюда, — произнес Длинноногий. — У них даже нет ружей и, сомневаюсь, умеют ли они стрелять вообще.

— Кончаем болтать об их покорении, — вмешался Гас.

Жареная баранина напомнила ему, что они помирают с голодухи. Ему не хотелось упускать шанс как следует наесться из-за пустого трепа насчет всяких военных дел. Пусть вопросы завоевания страны подождут, пока они не набьют себе брюхо досыта.

— Помашите им руками, дайте знать, что мы настроены дружелюбно, — посоветовал Длинноногий. — Не похоже, что они враждебно смотрят на нас, но, может, они просто прикинулись, как это делают парни, когда хотят произвести впечатление на девушек. Обычно так и начинаются стычки, а сейчас обстановка очень непростая.

Они шли по деревне медленно, недвусмысленно показывая, что пришли с дружескими намерениями. Некоторые маленькие ребятишки прятали лица в подолах своих матерей. Большинство женщин потупили взор, лишь немногие храбрые девчушки глазели во все глаза на чужестранцев. Мужчины же стояли как вкопанные.

— Вот тот самый случай, когда я сожалею, что не выучил как следует испанский язык, — произнес Длинноногий. — Знаю всего несколько слов, но не могу даже произнести их правильно.

— А ты произнеси по-испански какие-нибудь слова про жратву: про кукурузные лепешки, про cabrito или еще про что-нибудь. Я весьма заинтересован в том, чтобы они принесли хоть что-то пожрать, да побыстрее.

Они продолжали идти, улыбаясь окружающим людям, пока не оказались в центре этого маленького селения, около общего колодца. Оттуда только что зачерпнули бадью воды — Длинноногий огляделся вокруг и улыбнулся, прежде чем попросить разрешения напиться.

— Agua? — спросил он по-испански пожилого мужчину, стоящего около колодца. Тот смутился и не поднял глаз.

— Ну, разумеется, можете пить сколько угодно — ведь путь из Техаса не близкий, — раздался позади них чей-то голос, человек говорил на английском языке.

Они обернулись и увидели, что на них направлены десять мушкетов. Позади одного из кирпичных домов пряталась небольшая группа солдат ополченской армии. Человек, который сказал им фразу по-английски, стоял немного в стороне. На нем была военная фуражка и он носил тоненькие усики.

— В чем дело? Мы только хотим напиться, — встревожился Длинноногий. Он был сильно раздосадован. Еще бы: их снова легко заманили в ловушку.

— Попить вы, конечно, можете, но прежде я должен просить вас сложить оружие, — твердо произнес мужчина.

— Кто вы такой? — спросил Длинноногий. — Мы пришли сюда с дружескими намерениями. Почему на нас нацелено столько ружей?

— Меня зовут капитан Салазар, — ответил мужчина. — Сложите оружие, вреда вам не причинят.

Длинноногий секунду-другую колебался, впрочем, как Калл и Гас. Хотя на них и смотрели десять ружейных стволов с расстояния не более тридцати футов, расставаться с оружием им очень не хотелось.

На некоторое время, пока рейнджеры обсуждали полученный приказ, воцарилась гробовая тишина. Капитан Салазар стоял и терпеливо ждал — он улыбался, но далеко не дружеской улыбкой. Ополченцы были готовы стрелять в любой момент.

— Ну что ж, нам оказан радушный прием, — произнес Длинноногий, надеясь вызвать капитана на дальнейший разговор. Если они поговорят хотя бы с минуту, может, все уладится.

— Сеньор, это вовсе не радушный прием, — возразил капитан Салазар. — Это арест. Сложите, пожалуйста, ваше оружие.

Длинноногий видел, что сопротивление бесполезно.

— Если таково ваше твердое решение, то считайте, что вы уговорили нас, — произнес он и положил оружие.

Спустя секунду-другую то же самое проделали Калл и Гас. К ним подошел солдат и унес оружие.

— Угощайтесь водичкой сколько угодно, — предложил капитан Салазар.