Выгоревшие прерии тянулись от каньона на добрые пять миль. Рейнджеры вынуждены были тесниться на маленьком пятачке целый день, поскольку в других местах тлеющая трава прожигала им сапоги.

— Какие-то наши лошади, должно быть, прорвались, — заметил Гас. — Сомневаюсь, чтобы все они сгорели.

— Тех, которые уцелели, увел Бизоний Горб, — охладил его Длинноногий. — Теперь нам следует полагаться лишь на собственные ноги. Я-то счастливчик — у меня они здоровые.

— А у меня нет, — с опаской произнес Джонни Картидж. — По сути дела, у меня всего лишь одна нога. Сколько же нам придется шагать, чтобы добраться до мексиканцев?

На этот вопрос никто ничего не ответил, ибо понятия не имел, что отвечать.

— Думаю, топать придется изрядно, — изрек Верзила Билл. — Так долго, что мы начнем подыхать от жажды, прежде чем наткнемся на ручей или речушку.

Некоторые рейнджеры присели на корточки и глядели на почерневшую от пожара равнину.

Серьезная угроза нависла над ними. Все только и думали о воде. Будь у них лошади, все равно в этих местах не так-то просто найти источники. Пешком они могут пройти всего несколько дней в поисках воды. Калеб Кобб никак не мог успокоиться, потеряв своего пса. Он сидел на краю каньона, свесив ноги в пропасть и болтая ими, и ни с кем не разговаривал. К нему опасались подходить, хотя и понимали, что он должен принимать решение как можно скорее. Они не могут сидеть на одном месте, без пищи и почти без воды. Кое у кого имелись фляжки, но у большинства их не было, поскольку они рассчитывали на кожаные бурдюки с водой, а те сгорели или полопались при пожаре.

Наконец, продумав целых три часа, Калеб встал.

— Вот что, все не так плохо, — произнес он и зашагал прямо на запад.

За ним медленно потянулись рейнджеры, боясь обжечься о тлеющую траву. На равнине там и сям тянулись тоненькие струйки дыма, поднимающиеся от тлеющих растений. Калл шел невдалеке от Калеба. Он увидел, как тот нагнулся и схватил обуглившуюся тушку кролика, неосторожно выскочившего из норы во время пожара. Калеб легко содрал с тушки обгорелую кожу и принялся поедать кроличье мясо прямо на ходу. Оглянувшись назад, он увидел, что Калл с удивлением смотрит на него.

— Теперь, капрал, мы не должны брезговать никакой пищей, — назидательно произнес Кобб. — Лучше поищи кролика и для себя.

Минут через десять Каллу на глаза попался другой поджарившийся кролик. Он поднял его за лапы и понес — пока не ощущал такого голода, чтобы немедленно приняться за еду. Гас, еще не оправившийся с перепуга, увидел, как его друг поднял с земли кролика.

— На кой черт тебе этот кролик? — спросил он.

— Чтобы съесть его, — объяснил Калл. — Полковник уже закусывает. Он говорит, что нам нужно теперь есть все, что попадется под руку. До стоящей жратвы нам еще шагать и шагать.

— Я предпочел бы найти что-нибудь повкуснее, чем этот проклятый кролик, — заявил Гас. — Может, мне посчастливится увидеть оленя или вилорогую антилопу, если только позорче смотреть.

— Лучше брать то, что попадется под руку, — настоятельно посоветовал Длинноногий. — Лично я высматриваю зажарившегося скунса. Мясо у него повкуснее кроличьего.

Чуть позднее они наткнулись на пять обгоревших лошадиных туш. По-видимому, кони хотели вместе пробиться сквозь стену огня и вместе погибли. Среди них лежал и маленький гнедой Калла — вспомнив, как эта лошадка тащила его через Бразос, Калл загрустил. А еще больше опечалился он, когда увидел, что обугленная земля заканчивается в ста ярдах от места, где лежали лошади. Если бы они бежали чуть быстрее или ветер задул в другую сторону, как знать, может, они и проскочили бы сквозь огонь.

— К чему нам уходить от этакой горы мяса? — спросил Чадраш.

На ногах он носил мокасины — поэтому переход через равнину, прожигающую жаром даже подметки сапог, стал для него хождением по мукам. Полпути Матильда несла его на себе, пока не выбилась из сил. Но Чадраш высоко держал голову, в то время, как на большинство рейнджеров утрата лошадей и угроза ужасной смерти на пожаре подействовали так удручающе, что они просто-напросто еле тащились, выбиваясь из сил, склонив головы и не думая ни о чем.

Калеб Кобб резко обернулся и вытащил большой нож.

— Да, ты прав, — сказал он. — Мы нарежем мяса, оно уже зажарено, в этом нам повезло, поскольку повар погиб.

Он оглядел измученных людей и улыбнулся.

— Теперь, ребята, пусть каждый позаботится о себе, — продолжал он. — Отрезайте столько мяса, сколько сможете унести, и отправимся дальше.

Калл оттяпал изрядный кусок от задней ноги, но не своего коня, а другой лошади. Гас тоже нарезал себе немного мяса от мерина, но ему явно не хотелось заниматься этим.

— Лучше делай, что приказал полковник, — предупредил его Калл. — А то потом станешь выпрашивать у меня жратву.

— Не стану, — ответил Гас. — Я думаю, как подстрелить оленя.

— Почему ты считаешь, что сможешь его подстрелить? Ты что, видел здесь оленей? — заметил Калл. — Здесь открытая местность. Да не успеешь ты подкрасться на расстояние выстрела, А олень уже удерет.

— Слишком ты беспокоишься обо мне, — огрызнулся Гас.

В данную минуту он о мясе не думал. Из головы у него не выходила мысль о предательстве Калеба Кобба, отказавшегося повысить его в звании. Он ведь полез в каньон и рисковал жизнью. А что если бы с него сорвался ремень, как ошейник с собаки? Тогда он разбился бы, и все ради спасения пса. Нет, так командовать нельзя, решил Гас. Он же единственный из отряда добровольно согласился лезть в каньон — да за один этот подвиг он заслуживает повышения. Да, он гордился, получив капрала, но теперь этого чина ему маловато, учитывая все трудности, которые пришлось преодолевать.

Пока он думал о трудностях, в голову закралась ужасная мысль. Теперь их отряд находится на открытой равнине, продираясь сквозь густую, по пояс, траву. Каньон остался позади в нескольких милях. А где теперь команчи — никто не знал. Пока рейнджеры с трудом пробирались по траве, индейцы вполне могли обойти их. Теперь, если они снова подожгут траву, поблизости нет каньона, где можно было бы спрятаться от огня. И лошадей у них больше нет, хотя даже на лошадях нельзя убежать от пожара.

— А что если они устроят еще один пожар, Вудроу? — спросил Гас. — Мы же зажаримся, как кролик, которого ты несешь.

Калл продолжал упорно идти. То, о чем говорил сейчас Гас, было сушей правдой. Если индейцы опять подожгут траву, все они погибнут. Это было так ясно, что даже не требовало обсуждения. Он полагал, что Гасу в данной ситуации лучше помалкивать и не думать о жратве или о водных источниках.

— Тебя этот вопрос не волнует? — напрямую спросил Гас.

— Ты слишком много думаешь, — ответил Калл. — И думаешь о чем не следовало бы. Я считал, что ты хочешь стать рейнджером, пока не повстречался с той девушкой. А теперь вижу, что тебе вообще больше по душе возиться в магазине с мануфактурой и готовой одеждой.

Гасу не понравились рассуждения друга, и он раздраженно проговорил:

— Я думаю не о каких-то девках, а про то, как бы нам не зажариться.

— Служба рейнджера как раз и подразумевает, что ты можешь умереть в любой день, — напомнил ему Калл. — Если тебе не хочется рисковать, тогда завязывай с ней.

В этот момент прямо перед ними из высокой травы выскочила вилорогая антилопа. Гас нес свое ружье, перекинув ремень на плечо и держа его дулом вниз. Пока он снимал ружье с плеча, антилопа уже успела удрать на порядочное расстояние, и Гас промахнулся. Калл поднял было свое ружье, но увидел, что Гас загораживает цель. Пока он отбегал в сторону и снова прицеливался, антилопа убежала так далеко, что не стоило и стрелять. Чадраш, видя все происходившее, сильно разозлился.

— Тебе не надо было стрелять, — в сердцах сказал он. — Тебя надо было огреть как следует этим ружьем по башке.

— Что делать, она бегает очень уж быстро, — запинаясь, оправдывался Гас.

А кто считал, что антилопа бегает медленно? Весь отряд с укоризной смотрел на него, будто вкусное животное сумело удрать исключительно по его вине.

И все же произошедший инцидент расшевелил Длинноногого, а за ним и Чадраша. Старый следопыт снова взял свое длинное ружье, которое хранилось у Матильды.

— Эта маленькая овечка еще не доросла, — пояснил Длинноногий. — Сомневаюсь, чтобы она отбежала больше чем на милю. Если мы пойдем налегке, то может и подстрелим ее.

— Может и подстрелим, — подтвердил Чадраш. — Пошли.

И оба разведчика ушли. Калеб Кобб, шагая без оглядки, вырвался далеко вперед, поэтому не знал, что происходит в отряде, пока не решил, что настало время готовиться к ночлегу. Выстрел он слышал, но подумал, что кто-то пальнул ради развлечения. Вернувшись в отряд и узнав, что оба следопыта отправились охотиться на антилопу, он не на шутку рассердился.

— Так, значит, оба они кинулись за детенышем антилопы? — бушевал он. — Это же такая глупость, особенно когда у нас вдосталь жареной конины, чтобы набивать себе животы.

Солнце медленно садилось за далекий западный горизонт, быстро надвигались мрачные сумерки. Матильда Робертс нервно ходила взад-вперед. Она упрекала себя за то, что не отговорила Чадраша от погони за антилопой. Длинноногий — тот помоложе, он догнал бы животное и один. В полночь весь лагерь уже считал, что разведчики пропали. Матильда рыдала навзрыд. Все думали о рыскающих вокруг индейцах, они запросто могли поймать следопытов и подвергнуть их самым зверским пыткам. Гас все время вспоминал о том, как он неудачно выстрелил и промахнулся. Если бы его ружье не висело на ремне на плече, а было бы наготове в руках, разве он не подстрелил бы антилопу? От всех этих пустопорожних мыслей теперь проку было мало, — делу ими не поможешь. Антилопа ускакала, а с ней пропали и оба разведчика.

— Может, они устроили привал и теперь готовятся ко сну? — предположил Верзила Билл. — Днем и то нелегко найти обратный путь в лагерь на этой проклятой равнине, что же тогда говорить про ночное время.

— Чадраш никогда не заблудится, хоть днем, хоть ночью, — возразила Матильда. — Он в любом месте найдет верный путь. Он был бы уже здесь, если бы не погиб. — И она опять горько зарыдала. — Он мертв, мертв — я уверена, уверена, — всхлипывая, твердила она. — Этот проклятый горбун добрался и до него.

— Если он не погиб, я застрелю его или же одного Уэллейса, — угрожал Калеб. — Я потерял в один день собаку и обоих разведчиков. Просто головоломка, зачем за детенышем погнались сразу два следопыта.

— Повторите снова, я не понял, — сказал Верзила Билл.

Рядом с ним сидел Брогноли, у которого так и продолжала дергаться голова, а глаза оставались пустыми. Иногда, когда голова у него не дергалась, она как-то странно крутилась на шее.

— Просто головоломка, — повторил Калеб. — Мне как-то пришлось побывать в Гарвардском университете, и я запомнил это мудреное слово.

— А что оно означает, сэр? — поинтересовался Калл.

— Думаю, это латинское слово, — предположил Гас.

Одна из его сестер пыталась научить его латыни и ему очень хотелось удивить Калеба Кобба своей образованностью — может, тогда он все же произведет его в сержанты.

— Разве ты ученый человек? — спросил его Калеб.

— Какое там! Просто я подумал, что это латинское слово — я брал уроки этого языка, — ответил Гас. Тут он соврал. Был всего один получасовой урок, после которого он навсегда прекратил учить латынь.

— Я слышал это слово в Бостоне, а в этом городе по-латыни не говорят, — заметил Калеб. — Головоломка — это такое слово, до которого тебе и не допереть. Оно означает, что я не могу догадаться, зачем это за одной маленькой антилопой помчались сразу два следопыта.

— Уходить из лагеря лучше вдвоем, чем в одиночку, — заметил Верзила Билл. — Я, к примеру, вообще не желаю отлучаться без сопровождающего, который знает, как вернуться назад.

— Если Чад не погиб, тогда он ушел от нас, — решила Матильда. — Он говорил, что так или иначе он все же удерет от нас.

— Чего ради он станет удирать? — удивился Калеб. — Мы находимся на возвышенной равнине. Тут столько удивительного.

— Удрал, взял да удрал, — твердила Матильда — Догадываюсь, что удрал и бросил меня.

Матильда снова не выдержала и разрыдалась. Поплакав некоторое время, она принялась вопить. Все ее грузное тело сотрясалось, она вопила так истошно и громко, будто пыталась вывернуть наизнанку все свое нутро. В тишине пустынных прерий ее вопли разносились далеко окрест. От них мужчинам становилось не по себе — казалось, что среди рейнджеров воет одинокая волчица. Никто не понимал, почему она так переживает. Ведь Чадраш ушел подстрелить антилопу, а Матильда ревет и воет, будто он и впрямь покинул ее.

Многие рейнджеры отходили подальше, не желая слушать ее вопли. Как-никак она все же была проститутка. Никто не просил ее приклеиваться к старому Чадрашу. Он был горец, а горцы рождены для бродяжничества в одиночку.

Некоторые надеялись, что теперь Матильда снова займется проституцией — им предстоит еще долго шагать и шагать, и Матильда могла бы внести разнообразие в монотонность пешего перехода. Но другие, и Верзила Билл в их числе, слыша ее рыдания, придерживались иного мнения. Женщина вопила, словно дикий зверь, и не просто зверь, а напуганный. Теперь трахаться с ней — дело опасное. К тому же Чадраш, может, вовсе и не удрал. Он явится в самый неподходящий момент и тогда задаст обидчику жару.

Калеба Кобба вопли Матильды не трогали. Он поглощал здоровенный кусок конины, изредка поглядывая на рыдающую женщину. Его удивляло, что ее вопли сильно разжалобили рейнджеров. Они столкнулись с любовью, со всей ее таинственностью, и им это не нравилось. Шлюха влюбилась в старого горца. Никто не ожидал такого оборота, но он все же случился. Из-за этого здоровые мужики лишились покоя — подобное событие вовсе не было необходимым, а скорее неестественным. Теперь даже мысль о команчах не так тревожила их. Команчи проделывали то, чего от них ждали, то есть убивали белых людей. Это означало войну не на жизнь, а на смерть, но здесь хоть была уверенность, что так и должно быть. А тут на тебе — какая-то баба воет, словно волчица. Какой же толк от всего этого?

— Любовь — это страшная цена, которую приходится платить за общение с партнером, не так ли, Матти? — произнес Калеб. — Сам я нипочем не платил бы. Лучше уж быть без партнерши.

Мало-помалу вымотавшиеся рейнджеры засыпали один за другим. Гасу захотелось перекинуться в картишки, редкая ночь проходила без того, чтобы его не одолевал зуд к карточной игре. Но сейчас все от него отворачивались. Никто не хотел играть в карты просто так, а расплачиваться было нечем, да вдобавок все хотели пить. К чему играть в карты, когда Бизоний Горб и его воины того и гляди набросятся на них, а Джонни Картидж говорил, что их много.

— Бросьте вы, нет их поблизости, почему бы нам не сыграть? — вопрошал Гас, раздраженный тем, что его друзья на сей раз оказались такими сонями.

Ему даже не отвечали. Его просто не замечали. Рыдания Матти постепенно стихали, в лагере слышалось лишь шуршание карт — это Гас тасовал и перетасовывал колоду.

Калл заступил в дозор — он отошел от лагеря немного в сторону и затаился. Он предпочитал оставаться по ночам в одиночестве, обдумывая все произошедшее за день, если, разумеется, что-то происходило. Вполне может статься, что настанет день, когда придется принимать командование отрядом. Он жаждал учиться, но не было учителей. Это был его второй поход в качестве рейнджера, и оба похода организовывались из рук вон плохо. При всех стычках с индейцами те неизменно побеждали рейнджеров, так что при такой раскладке надеяться можно было лишь на слепую удачу.

Калла не могло не интересовать все это. Калеб Кобб что-то говорил про Гарвардский университет, а майор Шевалье даже учился в военном училище в Уэст-Пойнте. О Гарвардском университете Калл слышал мало, но вот про Уэст-Пойнт он знал кое-что, знал, что там готовят генералов и полковников. Но если выпускники этого училища получали такую хорошую подготовку, почему же они так плохо планируют боевые операции? Тут что-то не так, и все это вызывает беспокойство. Сейчас они находятся в самом центре огромной равнины, а никто, похоже, толком не знает, куда они идут и что нужно делать, чтобы уцелеть в сложившейся ситуации. Никто не знал, как следует организовать поиски доброкачественной воды или какие растения съедобны, если придется их есть. Конечно, можно было бы положиться на охотничьи трофеи, но где она, эта охота, и будет ли она вообще? Даже старый Джизес, кузнец-мексиканец из Сан-Антонио, и тот знал больше про всякие растения, нежели любой из рейнджеров отряда — ну, может, поменьше разве только погибшего Сэма.

Совершенно неправильно допускать, чтобы только двое из всего отряда понимали, что необходимо делать ради спасения рейнджеров. Сэм знал кое-что о том, как вылечивать людей, но он упал в пропасть и разбился, а никто даже не удосужился порасспросить его, как лечить разные раны. Рыдания Матильды хоть и тревожили Калла, но не так сильно, как других парней из отряда. Видимо, она перестанет плакать, когда вконец измотается, а на следующий день, проснувшись, совсем придет в себя. Калу нравилась Матильда: она не однажды оказывала ему помощь. Тот факт, что она влюбилась в Чадраша и прикипела к нему, Калл считал делом, его не касающимся. Люди вольны любить, кого пожелают. Такое отношение вполне объяснимо и простительно, но вот что непростительно, по его мнению, так это снаряжать без должной подготовки длительную и опасную экспедицию. Он твердо решил, что если ему когда-нибудь поручат командовать рейнджерами, он позаботится о том, чтобы каждый человек под его командованием получил бы соответствующую подготовку и точные указания, чтобы у всех были неплохие шансы на спасение, если погибнет командир.

Калл любил стоять на посту часовым. Теперь, когда не стало лошадей, которых можно воровать, индейцам больше не было необходимости шастать поблизости, разве только чтобы убивать рейнджеров. Он не видел причин, ради которых они отважились бы на прямое нападение. У отряда не было воды и оставалось мало пиши. Ему предстояло пройти еще несколько сот миль, а никто толком не знал пути. Команчам не было никакого резона рисковать своей жизнью, чтобы уничтожить рейнджеров. За них это дело сделает местная природа.

Каллу нравилось сидеть в стороне от лагерной стоянки и вслушиваться в ночные звуки, доносившиеся из прерий. Вот завыли койоты, а другие завыли в ответ. Иногда он слышал, как скребутся и шуршат разные мелкие зверушки, шелестят крыльями пролетающие вверху ночные птицы, ястребы и совы. Бывали моменты, когда Каллу хотелось стать на несколько дней индейцем или хотя бы подружиться с каким-нибудь из них, который научил бы его индейским премудростям. Команчи за пару ночей украли тридцать лошадей из строго охраняемого места. Он не прочь был бы сам пойти на такое дело с конокрадами, чтобы посмотреть, как они все это проделывают. Ему хотелось знать, как они умудряются проскользнуть в табун и даже не потревожить лошадей. Он желал выяснить, как они крадут лошадей, и при этом их никто не видит и не слышит.

Тем не менее Калл понимал, что ни один индеец не придет к нему и не станет его обучать; поэтому остается лишь наблюдать за всем и наматывать себе на ус. Его раздражало поведение Гаса Маккрае, который слишком мало интересовался навыками, столь необходимыми для рейнджерской службы. Гас думал лишь о проститутках, картах и той девке с оптового склада в Остине. Если бы Гас нес ружье как положено, он убил бы антилопу, а отряд не потерял бы сразу обоих разведчиков.

Ночь прошла спокойно, а перед рассветом Калл расслабился и на минутку смежил веки. Хоть ему и показалось, что он вздремнул всего минутку, разбудили его довольно грубо. Кто-то резко дернул его за волосы, запрокинул голову и провел пальцем по горлу.

— Говорят, что когда нож перерезает тебе глотку, ты ничего не чувствуешь, — произнес Длинноногий. — Если бы вместо меня был команч, ты уже валялся бы мертвым.

Калл готов был от стыда провалиться сквозь землю. Его застигли спящим на посту. Начинало светать. Чуть позади Длинноногого он увидел Чадраша. Старый следопыт держал под уздцы трех лошадей.

— Мы нашли трех лошадок, — объяснил Длинноногий. — Думаю, им повезло — они отыскали узенький проход в море огня.

— А мы считали, что вы уже погибли, — сказал Калл. — Матти очень убивалась по Чаду.

— С Чадом все в порядке, он хочет пойти поискать еще лошадей, — заметил Длинноногий. — На трех клячах наше войско не довезешь до Нью-Мексико.

Калеб Кобб оказал вернувшимся разведчикам холодный прием. Ночью по нему ползали гремучие змеи и мешали спать. Он дал волю своему вспыльчивому характеру и не думал его сдерживать.

— Никто не приказывал вам гоняться за этой антилопой, — бушевал он. — А раз уж вы ушли, то где мясо? Будь у меня кандалы, я немедленно заковал бы вас обоих.

Тушка маленькой антилопы лежала на спине пойманной лошади. Чадраш снял ее и положил к ногам Калеба. Тот так и кипел от злости, Длинноногий Уэллейс злился еще сильнее. Немногие рейнджеры видели Длинноногого в таком состоянии, но те, кто увидел, постарались отойти подальше. Лицо у него налилось кровью, в глазах сверкали молнии, когда он стоял перед Калебом Коббом.

— Думаю, тебе не удастся заковать меня в проклятые кандалы. — загремел он. — Меня не закуешь — ни ты, ни кто другой. И никакой ты вовсе не полковник, — добавил он. — Ты никто иной, как сухопутный пират. Тебя изгнали с моря, так теперь ты намерен пиратствовать в Санта-Фе. Я больше не буду слушать твои приказы, мистер Кобб, да и Чадраш тоже.

Калеб невозмутимо встал и вынул из ножен огромный нож.

— Давай сразимся, — вызвал он Длинноногого. — Посмотрим, как прочно ты будешь скован, когда я перережу твою проклятую глотку.

Длинноногий тоже мгновенно выхватил нож; он был готов рубиться с Калебом Коббом, но не успела начаться схватка, как между ними встал старый Чадраш. Он выхватил у Гаса оба его пистолета и направил их на дуэлянтов.

— Никакой рубки, — предупредил он.

Пистолеты он нацелил прямо им в грудь. Поступок Чадраша был таким неожиданным, что Калеб и Длинноногий даже затряслись от злости.

— Ну вы, проклятое дурачье! — выругался Чадраш. — У нас на счету каждый человек, но если произойдет убийство, то и я не остановлюсь перед убийством.

Калеб и Длинноногий вложили ножи в чехлы — у обоих был глуповатый вид, но угроза схватки еще не прошла окончательно.

— Лучше поберечь себя для стычки с команчами, — сказал Чадраш, возвращая Гасу пистолеты.

— Хорошо, — согласился Калеб. — Но я не потерплю бунта и буду все-таки отдавать приказы, Уэллейс.

— Тогда отдавай их потолковее, — проговорил Длинноногий. — Я не намерен зря терять время на твои дурацкие приказы.

Продираясь целых пять миль по высокой, покрытой сажей траве, рейнджеры стали черными по пояс. Вода во всех флягах кончилась, и они испытывали жгучую жажду, хотя было только раннее утро и довольно прохладно. Длинноногий и Чадраш, преследуя антилопу, источников воды нигде не заметили. Борода у Чадраша покраснела, поскольку он перерезал у лани горло и выпил немного крови.

— Интересно, а кто возьмет себе лошадей? — спросил Гас. — По-моему, одну следует передать Джонни — ведь он хромает и не может угнаться за нами.

И в самом деле, ходить по высокой горячей траве было сущей мукой для Джонни Картиджа. Во время перехода он валился с ног позади отряда через каждый час. Он знал, что может стать легкой добычей для команчей, и старался изо всех сил не отставать от отряда. Из-за этого он совсем ослабел, поэтому просто-напросто ложился и засылал где-нибудь сбоку от отряда. Калл, когда стоял в дозоре, нередко слышал его тяжелый храп.

— Может, найдутся еще лошади, уцелевшие от пожара? — предположил Гас.

Калл ничего не ответил. Одна-две лошади проблемы не решили бы. Взошло солнце, ярко осветило равнину далеко к западу и северу. На самом дальнем краю ее над горизонтом вытянулись легкие облачка. Равнина была абсолютно пустой. Калл не видел на ней ни животных, ни деревьев, ни речушек, ни индейцев — вообще ничего.

— А кто, по-твоему, победил бы, если бы Калеб и Длинноногий сцепились? — спросил Гас у Калла.

— Победил бы Чадраш, — ответил тот. — Он убил бы их обоих.

— Я не это имел в виду, — сказал Гас, но Калл уже повернулся и пошел прочь.

Верзила Билл принялся готовить антилопу — вкусно запахло жареным мясом Он хотел нарезать его на полоски, а потом уже дожаривать. Маленькая антилопа не могла далеко убежать, когда ее жаждали столько голодных ртов.

— Сегодня ружье носи как положено, — предупредил Калл Гаса, когда они снова отправились в путь. — Может, увидим другую антилопу, тогда уж промаха допускать никак нельзя.

— Будь уверен, в следующий раз не промахнусь, — заверил Гас.