Часть I

Из мутных вод Рио-Гранде выходила на берег, волоча за хвост большую каймановую черепаху, голая, в чем мать родила, Матильда Джейн Робертс, известная по всему Южному Техасу под прозвищем Крутая Рейнджерша. Ростом Матильда вымахала ничуть не меньше дикой мексиканской кобылы, которую вот уже битый час безуспешно пытались оседлать Гас Маккрае и Вудроу Калл. Вудроу придерживал мустанга за уши, пока Гас набрасывал на узкий круп седло, но бросал он как-то вяло и неловко. Калл глянул на реку и, увидев Крутую Рейнджершу во всей ее великолепной наготе, вмиг сообразил, в чем тут дело: на молоденького Гаса нашло помрачение — вид голой мясистой блудницы, весом фунтов под двести, да еще ухватившей за хвост здоровенную каймановую черепаху, целиком и полностью захватил его внимание, впрочем, как и всех остальных рейнджеров их отряда.

— Вудроу, ты только глянь, — не удержался Гас, — Матти волочит эту старую черепашищу словно какую-то корзинку с дерьмом.

— Недосуг мне по сторонам глазеть, — буркнул Калл. — Только отпусти на миг этой лошади уши, она тут же лягнет меня.

Кобыла, хоть и была ростом не слишком велика, уже успела проявить свой норов, недвусмысленно показав всем, что готова в любой момент брыкаться и кусаться. Калл отлично понимал, что стоит ему лишь немного ослабить хватку, как она пребольно ударит его копытом или укусит, а может исхитриться проделать одновременно и то и другое.

В нескольких ярдах от двух молодых рейнджеров, пытавшихся оседлать мустанга, сидел, опираясь на седло, Верзила Билл Колеман и тоже не без трепета наблюдал за приближавшейся к берегу Матильдой. Хотя после скудного завтрака не прошло и часа, он уже успел надраться. Верзиле Биллу, пребывавшему под изрядной «мухой», почудилось, что Крутая Рейнджерша направляется прямо к нему, чтобы учинить какую-то каверзу. Кто ее знает: может, она задумала использовать эту здоровенную черепаху как некое оружие, а может, ему так только померещилось. Матильда Робертс камня за пазухой никогда не держит, а свои обиды и недовольство выкладывает сразу же. Билл безвылазно ходил в должниках — из-за безудержного мотовства и вечных досадных промахов в карточных играх. Вот и теперь у него за душой не было и ломаного цента, и он наверняка знал, что в его карманах вряд ли окажется завалявшаяся монетка не только в ближайшие дни, но даже и недели. И если Матильде, от которой всего можно ожидать, взбрело бы в голову выколачивать из него старый должок, то единственное, что он мог предпринять, — бежать от нее куда подальше. Но Верзила Билл в его состоянии удирать был просто не в силах, да и некуда бежать — поблизости ни единого укромного местечка.

Рейнджеры разбили бивак на берегу Рио-Гранде немного западнее солончаков, вблизи устья реки Пекос. До ближайших поселений не менее трехсот миль, а местность вокруг была довольно суровая и мало живописная.

— Когда все же нам деньги станут выдавать, майор? — спросил Верзила Билл командира отряда рейнджеров майора Рэнделла Шевалье. — Похоже, эта девка готовится шибануть меня вон той черепахой, — добавил он, надеясь, что майор Шевалье в случае необходимости замолвит за него словечко.

Билл знал, что военные не подпускали шлюх к своему лагерю ближе чем на сотню футов, даже если те и не держали в руках каймановых черепах.

Майор Шевалье когда-то проучился в военном училище Уэст-Пойнт всего три недели и благополучно удрал оттуда, ибо нудные классные занятия осточертели ему, а суровую воинскую дисциплину он на дух не переносил. Тем не менее это обстоятельство ничуть не помешало ему произвести самого себя в чин майора после жестоких драчек в Балтиморе, в результате которых он убедился, что жизнь на «гражданке» загоняет человека в такие узкие рамки законов, что на них лучше всего плюнуть и растереть. Поэтому Рэнделл Шевалье сел на парусник и благополучно доплыл на нем до Галвестона, а высадившись в этом запыленном и сыром портовом городишке, объявил себя майором и с тех самых пор так и оставался в этом почетном звании.

В данный момент весь личный состав его отряда, за исключением двух самых молодых рейнджеров, возившихся с мустангом, еще не протрезвел, поскольку накануне совершил опрометчивую вылазку на мексиканскую территорию. От безделья и скуки рейнджеры перешли вброд Рио-Гранде и вскоре захватили на чужом берегу, на свою же беду, запряженную ослами повозку. В ней оказалось несколько бушелей маиса и пара большущих кувшинов мескаля такой крепости, что многие из бойцов сразу же стали небоеспособны. Уже несколько месяцев ни у кого из них не было во рту ни капли спиртного, поэтому они лакали мескаль словно простую воду. По правде говоря, он оказался гораздо вкуснее воды, которую приходилось пить с тех пор, как они форсировали Пекос.

Но мескаль, что ни говори, все же не вода, так что двое молодцов из отряда временно ослепли, а все другие упились до чертиков в глазах и всю ночь корчились в муках от тошноты. В то время такого состояния организма нетрудно было достичь и без мескаля, и все из-за тупости и безрассудства несчастного мексиканца, чью повозку захватили в качестве трофея бравые рейнджеры. Они-то и думали, что глупый туземец вреда особого не причинит, а если и причинит, то совсем пустяковый. Он сумел удачно удрать от ненавистных гринго, и о нем не было ни слуху ни духу, пока он не умудрился угодить в лапы то ли команчей, то ли апачей — из его бессвязных воплей, доносившихся издали, трудно было понять, какое племя захватило его в плен. Ясно стало только то, что его мучили и терзали какие-то трое индейцев. Признанный разведчик Длинноногий Уэллейс, тщательно осмотрев местность вокруг, доложил, что обнаружил отпечатки ног троих воинов, а других следов не было вовсе. Найденные следы вели прямо к реке.

Многие рейнджеры не придали значения выводам Длинноногого Уэллейса и сочли их за дурь, поскольку если бы даже мексиканца пытали человек пятьдесят, он орал бы точно так же и от его воплей вряд ли кто-нибудь спал всю ночь напролет.

Крутая Рейнджерша так и не заработала за всю долгую ночь ни цента. Один лишь сопляк Гас Маккрае, который вечно испытывал похотливый зуд, в чем, впрочем, никто никогда не сомневался, попытался подкатиться к ней, но денег у него, как и следовало ожидать, не оказалось, а Матильда в долг никому ничего не отпускала и послала его куда подальше.

— Тебе все же лучше оставить кобылу хотя бы на минутку-другую, — посоветовал Гас. — Сюда движется Матти с пребольшущей черепахой в руке. Не знаю, какую пакость она задумала.

— Не могу, боюсь ее отпустить, — ответил Калл, но подумал и все же выпустил из рук уши лошади, правда, тут же ловко отпрыгнув в сторону, чем вовремя избежал удара промелькнувших передних копыт. Он догадался, что Гас и не думал седлать кобылу, по крайней мере, в данный момент. Все знали, что когда Гасу предоставлялась возможность разглядывать голую бабу, он ничем другим больше заниматься не мог, ему только бы глазеть да глазеть на нее.

— Майор, как все же насчет денег? — переспросил Верзила Билл.

Майор Шевалье вопросительно посмотрел на Верзилу Билла Колемана, за которым прочно закрепилась слава отъявленного лентяя и шалопая.

— Билл, почему чертова почта так ненадежно работает в этих местах, вдали от Пекоса? — спросил майор. — С тех пор как мы покинули Сан-Антонио, нам не попался в пути ни один почтовый дилижанс.

— Вон та голая шлюха с чертовой черепахой в руке сейчас нам всем заплатит, — насмешливо заметил одноглазый Джонни Картидж.

— Вот уж поистине впервые вижу, чтобы какая-то шлюха не побоялась ухватить такую здоровенную старую черепаху, да еще где — прямо в водах Рио-Гранде, — произнес Боб Баском.

Он полагал, что майор поступил совсем не так, как подобает военному командиру, разрешив Матильде Робертс сопровождать в походе их отряд. С другой стороны, каким же образом он мог запретить ей ехать — ведь перестрелок вроде не предвиделось. Когда отряд покидал город, Матильда просто-напросто присоединилась к ним без всяких разговоров. Ездила она на крупном жеребце серой масти по кличке Том, который сразу же поскучнел, как только отряд углубился в безжизненные прерии со скудной растительностью. Матильда ничуть не боялась индейцев, да и вообще никого, вопреки беспочвенным опасениям Боба Баскома. Она снисходительно относилась к приставаниям рейнджеров и проворачивала свои амурные делишки прямо на соломенном тюфяке, расстилая его в кустах, если они росли поблизости. В конце концов Боб признал, что иметь в отряде всегда готовую к услугам проститутку было даже удобно, но все же оставался при своем мнении, что военным так поступать не годится. Это свое мнение он предпочитал держать при себе и открыто не высказывать.

Майор Рэнделл Шевалье отличался, мягко говоря, крайне неуравновешенным характером. Про него ходили слухи, будто он скор на расправу и лично расстреливал неугодных ему людей. Он не выпускал из рук пистолета, и хотя его верховенство зиждилось на зыбкой почве, намерения его сомнению не подвергались. На глазах рейнджеров он не раз подстреливал из своего пистолета мчавшихся во весь дух диких коз, в то время как большинство рейнджеров не могли попасть в бегущую козу даже из крупнокалиберного дробовика.

— Эта чертова шлюха нипочем не вытащила бы такую черепаху из реки, — продолжал между тем разглагольствовать Верзила Билл. — Я сам видел, как черепаха дрыхла на камне — аккурат в тот момент я подходил к реке, чтоб поблевать. А она подкралась к черепахе и, ухватив ее за хвост, уволокла с камня. Смотрите-ка, как она ее цепко держит. Да она просто спятила!

Черепаха извивалась из стороны в сторону, щелкая челюстями, но Матильда Робертс несла ее в вытянутой руке, и черепахе оставалось лишь хватать воздух.

— А что будет потом? — спросил Гас, обращаясь к Каллу.

— Почем я знаю, что будет потом, — с раздражением ответил Калл. От более резкого ответа он воздержался. Так или иначе им все равно придется оседлать упрямую кобылу, и на это потребуется не одна попытка.

— А может, она намерена сварить ее и съесть? — предположил Калл.

— Слыхал я, что черепах жрут рабы, — промолвил Гас. — Вроде их едят в штате Миссисипи.

— Может и едят, но я бы нипочем не стал жрать, — громогласно заявил Калл. — Лучше попытаюсь в одиночку оседлать эту кобылу, раз уж ты так занят, что не хочешь помочь.

Кобылу подвели на корде к низенькому дереву, и по мере того как она брыкалась и дергалась, корд затягивался все туже и туже.

— Посмотрим сперва, что Матильда выкинет, — предложил Гас. — А то мы только и делаем, что целыми днями объезжаем диких лошадей.

— Ладно, — согласился Калл, — но теперь ты держи кобылу за уши, да покрепче. А я постараюсь оседлать ее.

Тем временем Матильда, пару раз прокрутив черепаху за хвост, направила ее голову и клацающие челюсти прямо на группу рейнджеров — ребята повыхватывали пистолеты, мигом позабыв о головной боли. А увидев летящую в воздухе прямо на них черепаху, в страхе кинулись в стороны, словно трусливые куропатки. Черепаха же, дважды перевернувшись на лету, грохнулась на спину всего футах в трех от костра.

В этот момент у огня сидел на корточках Длинноногий Уэллейс — он только что влил в себя целую чашку кофе. Хоть кофе и сварили из цикория, но все же он был черным. На черепаху он не обратил никакого внимания — по его мнению, Матти Робертс всегда поступала довольно оригинальным образом. Если она решила швырнуть в костер здоровенную черепаху, то это ее личное дело. А его же заботят более важные и срочные проблемы, одна из которых — вычислить, кто же такие эти трое, замучившие до смерти погонщика-мексиканца. Спустя несколько часов после того, как Уэллейс наткнулся на их следы, он вздремнул немного и увидел тревожный сон про индейцев. Ему снился ехавший на пегой, в пятнах, лошади Бизоний Горб, а рядом вышагивал Гомес. Бизоний Горб был самым подлым индейцем из племени команчей, а Гомес таким же поганым из племени апачей. Сам факт, что во сне Уэллейс увидел, как убийца команч и убийца апач снюхались и шныряли вместе, был мало приятен. Никогда прежде ему не доводилось видеть ничего подобного. Он было решил доложить о своем необычном сне майору Шевалье, но тот в данный момент занялся разбором выходки Матильды Робертс с черепахой.

— Доброе утро, мисс Робертс, это что — ваша новая привязанность? — спросил он, когда Матильда подошла поближе.

— Да что ты, — ответила Матильда. — Это на завтрак — отбивные из черепашьего мяса, — пояснила она. — Может, мне кто-нибудь одолжит рубашку? Свою я забыла подле тюфяка.

С полчаса назад она разделась догола и пошла к реке, чтобы искупаться в ее прохладных водах. Река оказалась мелковатой для плавания, но плескаться в ней можно было вволю. На большом камне поблизости нежилась каймановая черепаха, и Матильда не замедлила схватить ее за хвост. Половина отряда рейнджеров боялись Матильды как огня, неважно, в каком она появлялась виде — голая или одетая. Майор же не боялся ее ничуть, не пугались ее также Длинноногий и молоденький Гас. Все же остальные рейнджеры были, в ее глазах, никчемными и никуда не годными людишками, которые не вылезали из долгов и погибали, так и не расплатившись. Она и запустила черепахой в их сторону, чтобы дать им понять, что ожидает от них более честного поведения. Ну а то, что шла она голая, то этим их не проймешь. Матильда была крупного телосложения, и ей это нравилось; в драке она могла одолеть большинство рейнджеров отряда и проделывала это неоднократно; она мечтала перебраться в Калифорнию и завести там приличный бордель, именно поэтому она и примкнула к первому же отряду, направившемуся на Запад. Отрядик оказался маленьким, в него вошли одни слабаки — по большей части пьяницы да беспутные бродяги, но она все же не побоялась увязаться за ними и извлекала из этого свою выгоду. Иначе ей пришлось бы оставаться жить в Техасе, стариться там и навсегда расстаться с мечтой о собственном борделе в Калифорнии.

Услышав просьбу Матильды, несколько рейнджеров тут же скинули с себя рубашки, но Длинноногий Уэллейс даже не шелохнулся, хотя крупной Матти Робертс подошла бы только его рубаха.

— Думаю, Матти, что голой ты тут много не проходишь, — заметил он, невозмутимо потягивая свой цикоревый кофе.

— А почему нет? Мне не жалко показаться моим старым клиентам, — ответила Матильда, отмахнувшись от предложенных рубашек.

Длинноногий мотнул головой на север, где на горизонте на фоне яркого солнечного света надвигалась какая-то черная полоса.

— Видишь ли, вот-вот задует северный ветер, — сообщил он. — И если ты не накроешься, через часок на твоей бороде между ног повиснут сосульки.

— А мне незачем прикрываться, если кто-нибудь из наших проявит сердечность и согреет меня, — сказала Матильда, увидев, что голубое небо на северном горизонте заметно потемнело.

Несколько рейнджеров также обратили внимание на это явление и принялись натягивать на себя длинные рубашки и другую одежду, чтобы защититься от холодного северного ветра. Все знали, что Длинноногий Уэллейс умел безошибочно предугадывать погоду. Даже Матильда считалась с этой его способностью — она побыстрее направилась к своему тюфяку и там напялила на себя сразу пару рабочих кузнечных фартуков, которыми с ней расплатились во Фредериксберге за полученное от нее накоротке удовольствие. Она таскала также с собой старый изодранный капот, приобретенный несколько лет назад еще в Пенсильвании, и тоже надела его на себя. Холодный северный ветер быстро вытеснил тепло, хотя южное солнце и шпарило во всю мощь.

— Ну что ж, мы, как я вижу, одолели черепаху, — сказал майор Шевалье, останавливаясь у костра. — Сдается мне, что мексиканец погиб — с того берега реки никакого шума не слышно.

— Если он сдох, то считай, ему повезло, — заметил Длинноногий. — Там были трое индейцев, команчи, как я вычислил. Но я сомневаюсь, чтобы трое команчей возились бы всю ночь напролет, чтобы отправить на тот свет одного мексиканца.

Примерно в это же время на бивак вернулись со сторожевого поста на песчаном бархане Джош Корн и Эзикиел Мууди. Джош Корн был коротышка и едва доставал до пояса своему приятелю Мууди. Оба они сильно удивились, увидев, как, лежа на спине, размахивает в воздухе всеми четырьмя лапами каймановая черепаха, чуть ли не дотягиваясь до кофейника, подвешенного над костром.

— Что это все выряжаются, затевается парад? — задал вопрос Джош, увидев, как несколько рейнджеров натягивают на себя рубашки и другую одежду.

— Тот мексиканец никак не мог застрелиться. У него даже ружья не было, — произнес Боб Баском, не обращая внимания на вопрос Джоша.

— Да, не было, но зато он носил с собой нож, — напомнил ему Длинноногий. — И ножом можно убить себя, если знаешь куда пырнуть.

— А ты когда-нибудь пырял, хотел бы я знать? — спросил Гас и, отвлекшись, оставил Калла один на один с мексиканским мустангом.

Сейчас он чувствовал себя рейнджером на Диком Западе и потому жаждал набраться как можно больше всяческого опыта по возможности самоубийства в условиях, когда нависает угроза пленения, чтобы избежать неминуемых мучительных пыток.

— Ни один команч не успеет помешать тебе выпустить кровь из яремной жилы, если ты уже сумел как следует надраться, — сказал Длинноногий. Понимая, что многие рейнджеры знать не знали, что это за яремная жила, он вытянул вверх свою длинную шею и пальцем показал, где она расположена.

— Вот здесь, — пояснил он. — Нужно лишь проткнуть ее шипом мескита либо сильно ударить ребром разбитой бутылки, если под рукой не окажется ножа.

При этих словах Верзиле Биллу Колеману стало немного не по себе отчасти из-за выпитого мескаля, а отчасти от мысли о том, как он всаживает в яремную вену шип, чтобы избежать пыток команчей.

— А я бы предпочел пульнуть себе в башку, если бы успел, — заявил Верзила Билл.

— Это не так просто, — возразил Длинноногий.

Уж если он принял на себя роль инструктора, то ему не нравилось, когда его прерывают. Он считал себя знатоком по части того, как избегать ошибок — если человек вынужден убить себя побыстрее, то он обязан четко знать, как это нужно сделать.

— Только не запихивай ружье себе в глотку, если это не дробовик, — посоветовал он, заметив, как позеленел от подступающей тошноты Верзила Билл.

— А почему бы не запихать? Ведь если запихнуть ствол ружья в глотку, то уж в башку никак не промахнешься, — возразил Эзикиел Мууди.

— Нет, нет, так не пойдет, — настаивал на своем Длинноногий. — Пуля может отскочить от кости и вылететь из уха. А ты останешься вполне живым и тебя можно будет пытать целую неделю. Лучше уж нацелить ствол пистолета в глаз, нажать на курок — и будь здоров, тут уж наверняка мозги так и разлетятся. А если какая-то индейская баба окажется поблизости и откусит у тебя яйца и член, то тебе уже будет все равно.

— Ну, ребята, это уже радостный разговор, — вмешался в беседу майор Шевалье. — Жаль, что Матильда не идет назад, чтобы подобрать черепаху.

— Меня так и подмывает вернуться и еще разок проверить следы, — сказал Длинноногий Уэллейс. — Когда я смотрел их, уже смеркалось. Глянуть еще разок ничуть не повредит.

— Еще как повредит, если те команчи, которые схватили мексиканца, поймают и тебя в придачу, — заметил Джош Корн.

— Как же они поймают? Эти ребята теперь, считай, на полпути к Бразосу, — возразил Длинноногий.

В это время к костру вернулась Матильда. Присев на корточки около черепахи, она с выражением удовольствия на широком лице наблюдала, как та шевелится и извивается, лежа на спине. В одной руке Матильда держала томагавк, а в другой — небольшой охотничий нож.

— Таких черепах не отпускают до первого грома, а то они вцепятся в тебя, — предупредил Эзикиел.

Не обращая внимания на его никчемное замечание, Матильда Робертс схватила черепаху за голову, сильно сжала ей челюсти и полоснула ножом по шее. Все рейнджеры смотрели, как она разделывается с добычей, даже невозмутимый Калл. Кое-кто из них прожил на западных границах всю жизнь и считал себя бывалым охотником, но никому еще не доводилось видеть, как гулящая баба отрезает голову каймановой черепахи.

Черныш Слайделл смотрел на Матильду и ничего не видел. От мескаля он потерял зрение, теперь в течение нескольких часов в глазах у него все будет мелькать и прыгать. На лице Слайделла виднелось необычное родимое пятно — правое ухо было совершенно черным, отсюда и произошла его кличка. Брошенное вскользь замечание Длинноногого о том, что женщины из племени команчей любят откусывать яйца у пленных, ничуть его не обеспокоило. О подобных вещах он наслышался предостаточно, но считал их беспочвенными слухами и досужими выдумками. Однако Длинноногий Уэллейс считался общепризнанным знатоком по части обычаев индейцев и к его словам внимательно прислушивались, даже пока глазели, как Матильда отрезает голову у черепахи.

— Черт побери, когда встретимся с индейцами, нужно перебить и всех их баб, — с негодованием произнес Черныш. — Тогда некому будет проделывать подобные штуки.

— Это еще что, бывают случаи и похлеще, — проговорил как бы невзначай Длинноногий. Он увидел, что у черепахи кровь зеленоватого цвета, если только это была кровь.

Из ее разрезанной шеи вытекала какая-то густая жидкость определенно зеленого цвета. Отрезать черепашью голову оказалось для Матильды не таким уж простым делом. Она раза два-три покрутила голову, ожидая, что та отвалится, как у курицы, но шея у черепахи лишь перегибалась, словно толстая черная веревка.

— А что может быть хуже, чем когда тебе откусывают яйца? — поинтересовался Черныш.

— Это когда у тебя из пуза вытащат кусок кишки и привяжут его к собаке, — стал рассказывать Длинноногий, отхлебывая не спеша по глотку цикоривого кофе. — Потом эту собаку станут гонять по кругу, пока из тебя не вылезет с полета футов кишок, и дадут их пожрать своим сопливым мальчишкам.

— Мальчишкам? Пожрать? — удивился Верзила Билл.

— А почему нет? — ответил Длинноногий. — Они у команчей любят жрать кишки, как наши сопляки падки на всякие сладости.

— Хорошо, что этим утром у меня что-то аппетит пропал, — высказал свое мнение майор Шевалье. — Твоя болтовня может расстроить любой нежный желудок.

— А еще они могут загнать палку между ягодиц и поджечь ее, вот тогда кишки вытащат уже поджаренными, — продолжал пугать Длинноногий.

— Не понял, что это значит — между ягодиц? — спросил Гас.

Он проучился в школе всего с год и не знал многих слов. Поэтому записывал их в словарик, который постоянно таскал с собой в переметной суме, и то и дело заглядывал в него, отыскивая нужное слово или записывая новое.

Удивившись такому невежеству молоденького рейнджера, Боб Баском презрительно фыркнул и пояснил:

— А это такая дырка в твоем теле, но не ноздри, не рот и не твое проклятое ухо. Я бы тебе показал, что это за дырка, на твоей кобыле, если бы объезжать ее поручили мне.

Калл так и вспыхнул от этого язвительного замечания — он понимал, что дело с усмирением кобылы они позорно завалили и теперь вынуждены были надежно привязать ее к низенькому дереву. Она дрожала от страха, но двигаться не могла, поэтому Калл быстренько приладил седло куда надо, хотя она разок-другой и пыталась лягнуть его.

Матильда Робертс замучилась, отрывая у черепахи голову, но затеи своей не бросала. Первый же порыв холодного северного ветра рассыпал угли костра. Майор Шевалье в этот момент как раз присел на корточки, чтобы налить себе кофе в чашку, и кофе его покрылся пеплом и песком. Матильда наконец-то открутила у черепахи голову и отшвырнула ее в сторону Верзилы Билла, а тот шарахнулся прочь, словно в него бросили живую гремучую змею. Злые черепашьи глаза с ненавистью смотрели на мир, а челюсти продолжали громко лязгать.

— Вот сволочь, никак не подохнет, хоть и башку ей оттяпали, — с раздражением заметил Верзила Билл.

К черепашьей голове подошел поближе и присел перед ней самый старый рейнджер, высокий и седовласый Чадраш. Он никогда не бросал слов на ветер и по праву считался в отряде самым метким стрелком. У него было великолепное кентуккийское ружье с прикладом из вишневого дерева, оно выглядело изящным и дорогим по сравнению с грубо сработанными карабинами, которые носили большинство рейнджеров из его отряда.

Чадраш нашел мескитовую веточку и протянул ее к черепашьей голове. Челюсти сразу же схватили ветку, но перекусить не смогли. Он поднял ветку с вцепившейся в нее мертвой хваткой головой и небрежно сунул в карман своей старой черной куртки.

Джош Корн в изумлении вытаращил глаза.

— Зачем она тебе понадобилась? — спросил он Чадраша, но тот не удостоил его ответом. Тогда Джош обратился к Длинноногому Уэллейсу:

— На кой черт он решил таскать с собой вонючую голову старой черепахи?

— А на кой черт Гомес пошел в рейд вместе с Бизоньим Горбом? — спросил его в свою очередь Длинноногий. — Ты бы лучше задал этот вопрос.

В это время Матильда разрубила томагавком панцирь черепахи и нарезала на куски мясо. При виде ломтей зеленоватого мяса Билл Колеман опять почувствовал тошноту.

Хотя мексиканская кобыла исхитрилась лягнуть молодого Калла задним копытом, он смог затянуть на ней потуже седельную подпругу.

Майор Шевалье невозмутимо потягивал подернутый пеплом кофе. Опять задул холодный северный ветер. Майор не очень-то прислушивался к никчемной болтовне еще не совсем протрезвевших ребят у затухающего костра. Отхлебнув очередной глоток кофе, он услышал вопрос Длинноногого Уэллейса и сразу же встрепенулся.

— Что ты сказал насчет Бизоньего Горба? — спросил он. — Не думаю, чтобы этот подонок ошивался вблизи.

— Почему же? Он крутится тут, — не согласился Длинноногий.

— Что ты сказал насчет него? — переспросил Шевалье. Трудно было прислушиваться к разговорам, пока Матильда расправлялась с мерзкой черепахой.

— Я говорил про свой проклятый сон, — напомнил Длинноногий. — Во сне я видел, как Гомес скачет вместе с Бизоньим Горбом.

— Бред какой-то. Ведь Гомес из племени апачей.

Длинноногий ничего не ответил. Он знал, что Гомес — апач, а апачи не ездят вместе с команчи — такое просто немыслимо. Но так или иначе, он видел их во сне вместе. Если майору Шевалье не нравится слышать подобное, ну и черт с ним — Длинноногий будет по-прежнему попивать свой кофе и помалкивать.

Все остальные тоже замолкли. Стоило рейнджерам услышать имена двух страшных индейских воинов, как они сразу же затихали и чувствовали неуверенность.

— Не нравится мне твой рассказ про кишки, — заявил Верзила Билл. — Я намерен держать свои кишки в своем же животе, если никто не возражает.

Чадраш в это время уже седлал лошадь — он считал, что вправе откалываться от своего отряда без всякого спроса и зачастую отсутствовал дня два-три.

— Чад, ты что, сматываешься? — спросил Длинноногий Уэллейс.

— Мы все вскоре умотаем отсюда, — ответил Чадраш. — На севере объявились индейцы. Я чую их.

— А я-то думал, что здесь командую я, — сухо произнес майор Шевалье. — Не знаю, с чего бы это тебе приснился такой сон, Уэллейс? Почему вдруг два таких дьявола взяли и выступили вместе в поход?

— У меня и раньше бывали предвидения, — ответил Длинноногий. — Чад прав насчет индейцев. Я тоже чую их приближение.

— В таком случае, где они сейчас? — спросил майор, а северный ветер в этот миг задул в полную силу.

Все подхватились и кинулись разбирать свое оружие и пожитки. Верзила Билл Колеман опять ощутил тошнотворную тяжесть в животе. Он схватился было за ружье, но тут же согнулся пополам, его вырвало, а он не успел даже отвернуться.

Холодный ветер поднял и погнал по биваку белую пыль. Многие рейнджеры укрылись от ветра за невысокими песчаными холмиками или же в густых зарослях кустарника. Только на Матильду, казалось, ничего не действовало: она продолжала невозмутимо укладывать зеленоватые полоски черепашьего мяса на угли костра. Первые куски уже зарумянились и потрескивали, источая капли жира.

Старый Чадраш вскочил на коня и поскакал галопом на север, держа длинное ружье поперек седла. Длинноногий Уэллейс, подхватив ружье, побежал к кустам полыни и залег там.

— Что нам делать с кобылой, Гас? — спросил Калл.

Он служил в рейнджерах всего полтора месяца и все еще никак не мог уяснить, что нужно делать в критические моменты. Он наконец оседлал и взнуздал мексиканского мустанга, а в это время все остальные почему-то залегли за песчаными холмами с ружьями наизготовку. Даже Гас — и тот схватил свое старое ружьишко и спрятался неведомо где.

Майор Шевалье суетился, пытаясь снять путы с ног своей лошади, но ему не хватало сноровки и он проделывал все не столь быстро, как того хотелось.

— Эй, ребята! — крикнул он. — Идите живее сюда, помогите!

Увидев, как быстро смотались самые опытные бойцы из его отряда — Чадраш и Длинноногий, он решил, что над ними нависла угроза нападения. На зов майора подбежали Гас и Калл. Ветер стал уже настолько холодным, что Гас даже застегнул самую верхнюю пуговицу на своей фланелевой рубашке.

— Чертов ветер! — в сердцах выругался майор.

За завтраком он перечитывал письмо от своей дорогой супруги Джейн. Он читал это письмо по меньшей мере в двадцатый раз, но это была единственная весточка, полученная от его очаровательной и любимой жены. Когда началась вся эта заварушка с возможным набегом Бизоньего Горба и Гомеса, он запихнул письмо в карман куртки, но второпях не закрыл как следует клапан, и вот теперь свистящий ветер с силой выхватил листки оттуда. Письмо было длинное — его дорогая Джейн подробно описывала все новости в Виргинии, и несколько страниц ветер помчал в сторону Мексики.

— Ребята, поймайте мое письмо, — взмолился майор. — Не могу расстаться с ним. А я пока закончу седлать лошадь.

Майор принялся затягивать седельную подпругу на своем гнедом коне, а Калл и Гас помчались ловить листки, которые ветер умчал уже на порядочное расстояние. Они то и дело оглядывались, чтобы вовремя заметить нападение индейцев. Калл не успел прихватить ружье, единственным оружием у него был теперь пистолет. Он долго возился с мустангом, поэтому разговоров о пытках и самоубийстве не расслышал. Калл любил проделывать все обстоятельно, поэтому сомневался, стоит ли гоняться за листками письма, когда существует опасность внезапного окружения индейцами.

— Что болтал Длинноногий о том, как надо вышибать себе мозги? — спросил он Гаса, своего долговязого приятеля.

Гас поймал четыре странички из длинного письма майора, а Калл — три. Гаса, похоже, не очень-то волновала перспектива угодить в плен к команчам. Но его в целом беззаботное отношение к жизни в конфликтной ситуации менялось на раздражение, и он становился занудой.

— Я бы помог Матти разделывать черепаху, если бы она дала мне перепихнуться, — сказал Гас.

— Гас, индейцы приближаются, — заметил Калл. — Что все же говорил Длинноногий насчет того, как вышибать себе мозги? А чертова шлюха в помощи не нуждается. Сама управится с черепахой, — добавил он.

— Он говорил, что нужно стрелять себе в глаз, — вспомнил Гас. — Но будь я проклят, если поступлю так. Мне нужны оба глаза, чтобы зорче высматривать смазливых бабенок.

— Мне следовало бы держать ружье под рукой, — проговорил Калл, злясь сам на себя за то, что пренебрег золотым правилом. — Индейцев еще не видать?

— Нет. Зато вижу, как Джош Корн облегчается в кустах. — ответил Гас, указывая на их общего приятеля Джоша. Тот сидел на корточках в кустах с ружьем наготове и тужился. — Он, видно, думает, что это у него последний шанс, а затем его оскальпируют, — добавил Гас.

Наконец майор Шевалье вскочил на своего гнедого жеребца и помчался вслед за Чадрашом. Едва выехав с территории лагеря, он вынужден был осадить лошадь. Калл с трудом мог различать майора в туче пыли, а впереди, на севере от лагеря, надвигалась сплошная стена песка.

— Хотел бы я знать, когда мы получим хоть немного денег — страсть как хочется потрахатъся, — сказал Гас и, повернувшись спиной к ветру, стал читать письмо.

Поведение приятеля возмутило Калла и он, не вытерпев, сказал:

— Это же письмо майора. Не суй свой нос в чужие дела.

— Да ладно тебе, — возразил Гас, передавая листки Каллу. — Я думал, здесь что-то интересное, а ничего особенного.

— Если мне доведется написать письмишко, очень не хотел бы застукать тебя перечитывающим его, — предупредил Калл. — Гляди, вроде Чад возвращается.

Всматриваясь в пыльную даль, он почувствовал, как начало пощипывать в глазах. С севера к биваку приближались какие-то фигуры. Калл их пока не различал отчетливо, а Гас, похоже, даже не интересовался ими. Когда он начинал мечтать о бабах, то о чем-либо другом уже и думать не мог.

— Если бы нам удалось поймать какого-нибудь мексиканца, мы бы отняли у него деньги. У него может оказаться достаточно денег, чтобы потрахаться всласть, — зудел Гас, когда они двигались обратно к биваку.

Майор Шевалье смотрел, не слезая со своего гнедого коня, как две фигуры медленно приближались к лагерю, затем к ним присоединился Длинноногий. Вскоре в нескольких шагах позади них показался Чадраш верхом на лошади.

Повсюду вокруг лагеря поднимались рейнджеры и принимались вытряхивать песок и пыль из одежды. Матильда, единственная, кого не захватила всеобщая паника, продолжала как ни в чем не бывало готовить черепашье мясо. Около костра лежал окровавленный панцирь. Калл почувствовал запах жареного мяса и ощутил голод.

— Это всего лишь старуха, с ней какой-то парень, — произнес он, когда наконец рассмотрел фигуры, с трудом продирающиеся к лагерю сквозь песчаную бурю. С одной стороны их конвоировал Чадраш, с другой — Длинноногий Уэллейс.

— Черт побери! Вряд ли у них в кармане завалялся хотя бы паршивый цент, — промолвил Гас. — Думаю, нам все же нужно втихаря перейти вброд реку и поймать на том берегу какого-нибудь мексиканца, пока еще не поздно.

— Нет, сейчас нужно выждать, — не согласился Калл. Ему не терпелось взглянуть на пленников.

— Готов побожиться, что старуха слепая, — заявил Верзила Билл. — А мальчишка ее поводырь.

Он оказался прав. К биваку медленно подходил мальчуган лет десяти, больше похожий на мексиканца, нежели на индейца, и вел за собой старую седую индеанку. Калл еще никогда не видел таких старых людей, как эта женщина.

Они подошли поближе к костру, и мальчик, уловив запах жареного мяса, издал странный звук, не похожий на речь, — скорее это был стон.

— Что ему нужно? — спросила Матильда. Стон мальчугана ее не разжалобил.

— Что, что, — сама знаешь. Кусочек черепашьего мяса, — ответил Длинноногий. — Он же голодный.

— Тогда почему он не просит есть? — невозмутимо заметила Матильда.

— Он не может просить, — заключил Длинноногий.

— Почему не может? У него что, языка нет? — удивилась Матильда.

— Нет языка, — ответил Длинноногий. — Кто-то отрезал его.