Сначала было совсем темно. Потом сквозь темноту начал пробиваться красный цвет – вначале едва-едва, потом все сильнее. Свет превратился в ярко-алый, теперь он даже отдавал желтизной. Стало жарко. Потом горячо. Потом вообще невыносимо, просто как в зажженной духовке. Глаза резал ослепляюще-желтый цвет.

Я понял, что дальше так не вынесу, и... открыл глаза.

Яркое южное солнце шпарило прямо в лицо. Скосив глаза и сфокусировав взгляд на часах (чертов браслет со вчерашнего дня сжимал запястье, я присвистнул: половина первого! Хорошо еще, уже сентябрь на дворе, иначе бы сгорел совсем.

Я лежал на широкой гостиничной кровати, почему-то поперек. Попытавшись переместиться в тень, я убедился, что это почти невозможно. Каждое движение отдавалось во всем теле страшной болью. Голова разламывалась на части.

Кое-как перевернувшись на бок, я огляделся. Ну да, все правильно. Это мой гостиничный номер. Одноместный полулюкс. Вон мой чемодан. А на стуле разбросаны вещи – джинсовые шорты, рубашка, трусы. Рядом еще одни трусы – черные, кружевные. Женские явно...

Черт побери, что значит «явно»?! Ты что, Гордеев, неспособен вспомнить, что с тобой было вчера?

На точно поставленный вопрос надо отвечать так же точно. К этому я приучил себя еще пятнадцать лет назад, когда учился на юрфаке. Умение давать ясные ответы на такие же ясные вопросы – чрезвычайно ценное качество для следователя. И для адвоката, коим я в настоящий момент и являюсь.

Я приподнял голову. Большой чугунный язык колокола, который представлял из себя мой череп, немедленно пришел в движение. Быстро обхватив руками голову, я как-то сумел не допустить удара и огляделся.

Интерьерчик еще тот. Скомканные простыни, мятые подушки, облитые какой-то дрянью (подсознание слабо информировало, что это шоколадный сироп. Каким образом и для чего я его использовал в постели, подсознание деликатно умалчивало), на журнальном столике пара бутылок, перевернутые бокалы, пепельница, полная окурков, пластмассовая емкость из-под пресловутого сиропа. Да и я сам весь в мерзких и липких потеках.

Да, адвокат Гордеев, если бы тебя видели в этот момент клиенты юридической консультации № 10, конец бы пришел твоей карьере.

Хотя неужели я не имею права отдохнуть и расслабиться? Хорошего в пьянстве, конечно, немного, но маленькие слабости присущи любому человеку.

Эта мысль придала мне сил, и я сел на кровати. Голова ответила вспышкой боли. Одновременно я почувствовал сильную жажду.

Вода и аспирин – вот две вещи, за которые я в этот момент готов был, кажется, продать душу. Кое-как поднявшись с кровати, я поискал чистый стакан. При виде бутылок, и в особенности емкости из-под шоколадного сиропа, меня чуть не вывернуло наизнанку. Стакан найти не удалось, и я отправился в ванную, откуда доносились мерные звуки капающей воды.

Ванна оказалась наполненной. Вода была мутной, странного цвета кофе, сильно разведенного молоком. На поверхности плавала ярко-красная крышечка от губной помады...

Из зеркала, на котором тоже имелись потеки темно-коричневого цвета, на меня взглянуло опухшее и помятое лицо с глазами-щелочками и все в каких-то пятнах. Волосы торчали во все стороны. Красные глаза выражали муку.

«Ну и рожа у тебя, Шарапов! Ох рожа...» – пришла в голову неоригинальная мысль. Впрочем, я не мог ничего особенного требовать от своих напитанных парами алкоголя мозгов.

Однако где-то в подсознании у меня вертелись обрывки тревожных мыслей, которые никак не хотели складываться во что-то целое.

Я открыл кран и, припав к хрустальной струе прохладной влаги, выпил не меньше двух литров воды, после чего почувствовал себя намного лучше.

Кое-как приведя себя в порядок, я оделся. Под руку снова попались кружевные трусики. Странно, но их наличие не вызывало ровным счетом никаких ассоциаций. Несколько секунд я тупо глядел на них, потом снова положил трусики на стул.

Теперь надо было найти бумажник, так как я собирался спуститься в холл, чтобы купить в аптечном киоске аспирин. Тут меня ждало разочарование. Бумажника не было. Ни в брючном кармане, ни в сумке, ни среди других деталей моего не слишком богатого гардероба. Какая-то мелочь, вот и все, что мне удалось обнаружить. Самое главное, в паспорте, где я хранил свои основные деньги, с которыми приехал сюда, в Сочи, отдохнуть, тоже было пусто.

Вот это новость! Я сел на кровать и крепко призадумался...

Честно говоря, я не очень люблю курорты. Особенно морские. Переполненные гостиницы, не слишком чистый песок, море, на поверхности которого плавают пластмассовые бутылки и разный мусор, отдыхающие, как тараканы кучкующиеся на берегу, – все это никогда не вызывало у меня никаких приятных эмоций. И я никогда в жизни бы не поехал в Сочи в разгар бархатного сезона, если бы не веская причина, по которой мне нужно было покинуть столицу нашей Родины, город-герой Москву.

Причина именовалась очень просто – Лена Бирюкова.

Может быть, кто-то из читателей помнит о провинциальной гейше, которую мне удалось вытащить из-под обвинения в умышленном убийстве?

После того как с нее были сняты все обвинения, я устроил Лену в нашу юрконсультацию № 10 секретарем-машинисткой. Она восстановилась на юрфаке МГУ и обещала стать неплохим адвокатом: с ее бойким языком, непосредственностью и энергией это у нее бы получилось.

Однако студентов юрфака, обещающих стать хорошими адвокатами, много, а вот богатых студентов – мало. Я бы сказал – крайне мало. А Лена, после того как получила из Швейцарии деньги, завещанные ей богатым любовником, стала богатой.

И тут началось! Так как кроме денег Лена Бирюкова обладала исключительно привлекательной внешностью и природным умом, мужская половина нашей юрконсультации будто с цепи сорвалась. За Леной стали ухаживать все: холостые, разведенные, вдовцы и женатые. Я бы сказал, что семейное положение перестало иметь какое-то значение. Стол, за которым сидела Лена, все чаще стал напоминать цветочную клумбу: цветы ей приносили все, даже Генрих Розанов, несмотря на социальный статус, пару раз приволок ей букеты. В ящиках стола не осталось места для служебных бумаг: все было забито шоколадками и коробками с конфетами. Лена щедро делилась добычей с остальными женщинами нашей юрконсультации, что, хотя бы в некоторой степени, позволяло сгладить тихую ненависть, которую они испытывали к пользующейся громадным мужским вниманием сослуживице.

Особую прыть проявлял Славин – известный франт и сердцеед. Кроме цветов и шоколадок он как опытный соблазнитель делал подарки более интимного свойства – носовые платки, колготки и духи и даже такие специальные орехи, в которых вместо ядра помещаются эротические трусики. Думаю, что материальное положение Славина и других мужчин нашей консультации сильно пошатнулось.

Но никаких практических итогов все эти усилия не принесли. Лена принимала подарки, награждала очередного поклонника ослепительной улыбкой, и все. Даже эротические орехи, несмотря на свой прозрачный как стеклышко смысл, не возымели никакого действия. Никаких предложений посетить ресторан, театр, концерт или какое иное культурное мероприятие она не принимала.

Из своего обширного жизненного опыта Лена Бирюкова знала, что культурным мероприятием дело ни за что не кончится, ей придется отваживать окрыленного кавалера, потом начнутся обиды, сплетни и так далее. А это в ее планы не входило. Вообще, ни один мужчина нашей консультации в ее планы не входил. Кроме одного-единственного.

Меня.

Конечно, я понимаю, что мужчина-спаситель в глазах спасенной женщины принимает некие мифологизированные формы. Она не просто благодарна ему, она прямо-таки обожествляет смельчака. И она влюбляется в него. То есть в меня.

Скажу честно, поначалу все было нормально. Я не влюбился в Лену по уши, но красивая, умная женщина не может не вызвать у мужчины определенных эмоций. Разве что он окажется импотентом-женоненавистником. А я таковым не являюсь.

Итак, Славин и все остальные бродили с кислыми рожами, увядшими букетами и подтаявшими шоколадками, пока у нас с Леной был «медовый месяц».

Это было действительно здорово! Лена постоянно навещала мою скромную квартирку, которую я теперь вынужден был снимать, поскольку прежняя вместе с обрушенным домом приказала долго жить, а рассчитывать на компенсацию от правительства пока не приходилось. Предлагали комнату в общежитии, от чего я, естественно, отказался. Конечно, думаю, в итоге ущерб возместят, но когда это произойдет, никто из пострадавших при взрыве дома не знает .

Вот в этой снятой «хрущобной» квартирке размером 21 квадратный метр Лена и устроила мне настоящее любовное гнездышко. На работу я почти не ходил: Генрих Розанов с пониманием отнесся к моей личной жизни и освободил от дежурств на целый месяц.

А потом Лена получила деньги и купила собственную квартиру, так что мы могли находиться теперь в двух местах – где удобнее. Мы зажили вообще замечательно, ходили по лучшим ресторанам и вкушали плоды обеспеченной жизни.

Вот только спустя некоторое время мне надоел этот альфонсизм. Деньги все равно оставались Лениными, а мой щедрый гонорар она тратить не разрешала. Говорила, что это мне на черный день.

Все было бы хорошо, если бы в один прекрасный день Лена Бирюкова не решила, что пришла пора оформить наши отношения законным образом. Кстати, именно так дословно она и выразилась.

Представляете? Вот уж чего не ожидал от Лены, так это стремления наладить семейную жизнь. Кто читал ее дневники, тот меня поймет. К тому же и в мои планы женитьба ну никак не входила.

Я так ей и объяснил. А Лена прямо-таки взбесилась. Никогда не видел ее в таком состоянии. Она орала так, как только может орать базарная торговка. Лена высказала мне, что моя рожа надоела ей хуже телевизионной рекламы. Что с моим жалким интеллектом мне никогда не стать нормальным адвокатом. Что я до старости лет буду в юрконсультации объяснять старухам их права при обмене жилплощади. И никакая дура на меня не позарится.

Я совершенно обоснованно, на мой взгляд, указал на то, что одна все-таки позарилась.

Лена рассвирепела и вылила на меня поток страшных ругательств и обвинений. В самом конце она заявила, что лучше бы осталась в тюрьме, среди нормальных, приличных людей, чем связалась с таким подонком. И что я на самом деле вытащил ее из дела по обвинению в умышленном убийстве исключительно позарившись на ее деньги.

Вот этого я стерпеть не мог. Я положил ключи на полку и ни слова не говоря удалился в свою квартирку.

А на следующий день я положил в большой конверт деньги, которые Лена Бирюкова заплатила мне в качестве гонорара, и оставил его на ее столе среди банок с полузасохшими цветами.

«То-то Славин обрадуется», – злорадно подумал я и представил, что, после того как до коллектива нашей юрконсультации дойдет весть о моем с Леной разрыве, поклонники примутся за нее с новой силой.

Ну и пусть. Это теперь меня не касается.

Витя Славин, мой коллега, обладает странной и интересной особенностью: стоит о нем подумать, как он моментально появляется в поле зрения. Оставим ассоциации с народной мудростью о людях, которые легки на помине, – факт остается фактом, Славин появился в конце коридора и на этот раз.

– А-а, Юрок, привет-привет. Как поживаешь?

Я неопределенно пожал плечами. Скоро он сам все узнает. А мне нужно поскорее уйти отсюда: Лена могла в любую минуту появиться в коридоре, а я подозревал, что мы с ней накопили настолько противоположные заряды, что при встрече непременно произойдет нечто вроде шаровой молнии.

Я уже хотел было направиться к выходу, когда Славин схватил меня за рукав:

– Слушай, Юрок, у тебя нет знакомого, который хотел бы поехать в Сочи?

– Ну, немного найдется людей, которые бы не хотели поехать в Сочи, – автоматически ответил я, думая о своем.

– Ты понимаешь, тут у меня путевка пропадает. Очень хорошая и недорогая. Гостиница, харчи, процедуры всякие. Отдаю за полцены. Я бы тебе предложил, да путевка на одного. А ты у нас... – Славин закатил глаза и сделал руками несколько движений, как будто ощупывая невидимый воздушный шар, что, по его мнению, должно было изобразить состояние моей личной жизни.

– А сам чего не едешь? – спросил я, зная, что Славину в принципе неизвестно такое простое человеческое чувство, как бескорыстие.

– Не могу, – страдальчески скривился тот, – срочное дело подвернулось...

Он замолк, и я понял, что подробности из него вытащить будет совершенно невозможно. Да, собственно, и не больно хотелось-то.

Однако у меня в голове постепенно формировалась мысль: «А почему бы и нет?» Дел у меня особых в Москве нет, этим летом, как, впрочем, прошлым и позапрошлым, я никуда не выезжал отдыхать по-человечески... Почему бы в разгар бархатного сезона мне не съездить в Сочи? Тем более что после нашего разговора с Леной общение с ней мне строго противопоказано. И даже вредно. Как ни крути, впервые в жизни предложение Славина оказалось как нельзя кстати.

– Давай, – быстро произнес я, – беру.

– Ясно, – понимающе покачал головой Славин, – кого-то из престарелых родственников хочешь облагодетельствовать?

– Да, – ответил я ничтоже сумняшеся, – троюродную бабушку.

Так я оказался в Сочи.

Первые два дня я наслаждался теплым солнцем, морем и отсутствием Лены, Славина, Генриха Розанова, юрконсультации № 10. Все московские реалии моей жизни покрылись будто какой-то дымкой, они стали нереальными и ненастоящими. К концу второго дня я уже начал сомневаться в существовании Лены Бирюковой.

На третий день я познакомился с Томой. Ее крепкие ноги цвета молочного шоколада поразили мое воображение. Мне стало положительно стыдно за бледно-поросячий цвет собственной кожи. Однако Тому, по-видимому, это совершенно не смутило. Мы до вечера купались в теплой воде, потом пошли в ресторан, потом в бар, потом в другой бар, со стриптизом, а потом поднялись ко мне в номер...

...А потом я проснулся весь в шоколадном сиропе, с дикой головной болью и без копейки денег.

Не надо обладать аристотелевской логикой, чтобы связать эти два события – вчерашнее знакомство с девушкой Томой и мое сегодняшнее состояние.

Немного напрягши память, я вспомнил и подробности вчерашнего разгульного и развратного вечера с Томой, и каким именно образом мы с ней использовали шоколадный сироп.

От этих воспоминаний меня даже передернуло. Эх ты, Гордеев, дурья башка, позволил провести себя как мальчишку! И что теперь делать прикажешь? Денег ни копейки, авиабилет на рейс только через неделю. Знакомых никого. Даже телеграмму дать не на что. Ну не в милицию же идти. Представляю рожу дежурного местного отделения, когда тот узнает, что столичного адвоката провела местная воровка.

Придется звонить в Москву, просить, чтобы деньги выслали срочно. Но ведь опять объяснять придется!

Я сидел на кровати, обхватив гудящую голову ладонями, и думал, что делать дальше.

Вдруг в дверь постучали. Наверное, горничная. Пришла менять постельное белье или что-то в этом роде. Кое-как натянув шорты, я направился к двери.

Пока я шел, постучали еще раз – громко и нетерпеливо.

– Иди, иду! – проорал я и нажал на дверную ручку. Разумеется, дверь оказалась незапертой: когда Тома с добычей выходила из номера, она не позаботилась о замке.

Я не глядя открыл дверь.

Вначале мне показалось, что хмель не до конца выветрился из моей несчастной головы. И что у меня в глазах двоится.

На пороге стояли двое абсолютно одинаковых мужчин. То есть просто неотличимых друг от друга. Мало того, одеты они были в светло-серые элегантные костюмы.

Наверняка это были близнецы.

– Здравствуйте, – сказал один из них, – нам нужен Юрий Петрович Гордеев.

Другой при этом с интересом разглядывал мою помятую физиономию и наряд, состоящий исключительно из потертых джинсовых шортов. Если, конечно, не считать пятен от злосчастного сиропа.

– Это я. Я – Гордеев.

– Мы к вам. Разрешите? – не терпящим возражений тоном заявил другой.

Они вошли в номер, и мне ничего не оставалось, как посторониться.

Надо сказать, вид у них был довольно-таки серьезный. Больше всего они напоминали мафиози: костюмы, несмотря на теплую погоду, лица без тени улыбок, в глазах непреклонная решимость. «А, будь что будет», – подумал я обреченно и закрыл дверь.

Непрошеные гости вошли в комнату и уставились на страшный бардак, царивший здесь.

– Прошу прощения, – пролепетал я, – у меня тут была небольшая... вечеринка.

Они синхронно закивали и присели на свободные стулья. Тут на свету я разглядел, что все-таки они, несмотря на поразительную схожесть, не близнецы. Один был явно старше, сухопарый, с заметной проседью в волосах. Второй обладал округлым холеным лицом и пышной черной шевелюрой.

– Меня зовут Михайлов, – сказал старший, – Константин Михайлов. Это мой брат, Владислав. Нам надо с вами поговорить.

– Вы не могли бы чуть-чуть подождать, – сказал я, – мне надо принять душ.

Братья снова оглядели меня с ног до головы, и видимо придя к выводу, что мне действительно необходимо привести себя в порядок, кивнули.

Я заперся в ванной. За свое имущество я не опасался: красть у меня теперь все равно нечего. А если они явились с другими намерениями, например убить меня за какое-то из прошлых дел, то так мне, дураку, и надо.

Однако я спокойно принял душ и даже побрился. Выйдя из ванной, я не узнал своей комнаты. Постель была аккуратно заправлена, вещи сложены, бутылки и шоколадные потеки куда-то делись. Братья все так же сидели на стульях, а горничная (которую они, видимо, и вызвали) наводила последние штрихи – разглаживала морщинки на покрывале.

Когда она удалилась, старший брат сказал:

– Мы нуждаемся в ваших услугах. Вас нам порекомендовал Вячеслав Грязнов.

Я сел на кровать и приготовился слушать.