11
Кажется, так пахнет жареная селедка. Этот запах разносился по всему пятому этажу. Через некоторое время радостные вьетнамцы понесли в свою комнату большое блюдо с жареными рыбками, распространявшими такое амбре, что от него кружилась голова, как от клея «Момент». Вьетнамцы скрылись за дверью, оставив обувь на пороге (здесь уже стояло десятка полтора маленьких башмаков, из-за чего Гордеев подумал, что за дверью находится местный детский сад), унесли с собой блюдо, а удушающий запах остался. Видимо, он никогда не выветривался из коридоров главного здания МГУ…
Гордеев ждал Айвару Файзуллину — соседку Ольги Каштановой по блоку. Он ждал ее уже больше часа. Адвокат посмотрел на часы и подошел к дежурной по этажу, полной женщине далеко уже «забальзаковского» возраста.
— Светлана Михайловна, — за время ожидания Гордеев успел с ней познакомиться и даже обсудить проблемы студенческого общежития, — у меня большая просьба. Я, наверное, не дождусь Айвару Файзуллину. Позвоните мне, когда она придет, пожалуйста, и я тут же подъеду.
— Хорошо, Юрий Петрович. Сделаю. А Олечку так жалко, так жалко… Да и Вадима тоже. Он хороший парень. Да и не он ее избил… — Светлана Михайловна наконец решилась и поведала Гордееву снедавшую ее вот уже несколько дней тайну. — Ну не мог он ее избить, понимаете. Тихий, интеллигентный мальчик. И вдруг такое злостное избиение. Он на такое не способен.
— Эх, Светлана Михайловна, — вздохнул Гордеев, — если бы вот так сразу наперед знать, кто и на что способен…
— Нет, — помотала головой дежурная, — только не Вадим… Не он избил, я это точно знаю.
Она была из тех людей, которые любят делиться с окружающими людьми всевозможной информацией, независимо от того, хотят этого люди или нет. А тут несколько дней вынужденного молчания-воздержания. Так что для Светланы Михайловны появление Гордеева было равноценно выпадению на землю манны небесной, а может быть, даже еще более желанным.
— А вам откуда это известно? — Гордеев сразу попался на слова Светланы Михайловны. — Вы же не дежурили в тот день. Сами сказали…
— Сказала… Но… — Светлана Михайловна сделала загадочное лицо и понизила голос. — Понимаете, я была здесь.
— Это как же так? — удивился Гордеев.
— Дело в том, что я тут живу недалеко. Можно сказать, совсем рядом. Вот Варя, это сменщица моя, она-то как раз и была на этаже, когда все случилось. В тот день Варя и попросила меня подменить ее минут на тридцать, ей в административно-хозяйственную часть сходить надо было, что-то оформить, я и согласилась.
— Во сколько вы ее подменили?
— Надо подумать… Варя позвонила примерно в два часа… — Светлана Михайловна принялась рассуждать вслух. — Я по хозяйству возилась. Пока уборку закончила, потом еще котлеты пожарила на ужин, у меня ведь семья большая. И все на моих плечах, все…
— Ближе к делу, Светлана Михайловна, — напомнил Гордеев.
— Да, значит, закончила я все, потом сюда добралась… Скорее всего, минут пятнадцать или в половине четвертого… А в четыре Варя уже вернулась, мы с ней еще посплетничали немного в служебном помещении… Ну, знаете, у женщин всегда найдется тема для разговоров. — Дежурной по этажу явно не хотелось оставаться одной, и она была готова говорить с этим приятным молодым человеком еще долго. — Поговорили, помню, Варя рассказала, что ей на свитер для сына не хватило пряжи, а в магазине закончилась…
— Так что Вадим, вы говорили, что это не он избил Ольгу Каштанову. — Гордеев не совсем вежливо направил словесный поток своей собеседницы в нужное ему русло.
— Да… Конечно, не он… — уверенно заявила Светлана Михайловна. — Я ведь сама видела.
— Вы видели, как Вадим выходил из комнаты Каштановой?
— Нет. Вадима я не видела. Но я видела Олю… Такая хорошая девушка, так ее жалко… — На глаза дежурной по этажу навернулись слезы. Она вытащила помятый, но чистый носовой платок, вытерла им глаза и громко высморкалась.
— Во сколько вы видели Ольгу?
— Незадолго до того, как вернулась Варя. Значит, ближе к четырем… Может, без десяти минут.
— И как выглядела Ольга?
— Как обычно. В домашнем халате, шикарном таком. Она его привезла из Парижа. Знаете, белый, шелковый, и крупные цветы на спине, такие яркие, красивые. Ей все соседки завидовали.
— Я не об этом. — Гордеев твердо гнул свою линию, несмотря на попытки Светланы Михайловны уклониться от генеральной линии «допроса», но реплику о Париже запомнил. «К Парижу мы еще вернемся», — решил он.
— Да-да… Я понимаю.
— Вы не заметили, может быть, она нервничала, была подавлена? Может, на руках или лице были какие-нибудь следы, как от побоев?
— Нет… — Светлана Михайловна на секунду замолчала. — Она выглядела абсолютно счастливой. Она так щебетала, как птичка… — Дежурная все тем же платком вновь вытерла увлажнившиеся глаза. — А глазки так и горели. Ну я и поняла — совет да любовь у них.
— Так вы с ней разговаривали? Около четырех? — Гордеев не мог поверить в такую удачу.
— Конечно. Она подошла ко мне и попросила позвонить по срочному делу. У них в блоке есть телефон, но аппарат очень старый и часто барахлит. А мне что? Мне ведь не жалко позвонить. Все равно сидим целыми днями без дела…
— Куда она звонила, вы не обратили внимания? Совершенно случайно.
— Конечно нет. — Светлана Михайловна с искренним возмущением взглянула на Гордеева. — Что я, подслушивать буду? Тем более что она сначала говорила на английском языке, а потом позвонила еще куда-то и сказала, что пусть ее дела еще подождут немного, так как она завтра прийти не может. А потом Оля ушла к себе, веселая такая. Я ее больше не видела, да и Варя скоро вернулась.
— А о каких делах она говорила?
— Это я не поняла… — немного огорченно произнесла Светлана Михайловна, а потом сообразила, что несколько вышла из роли, и немного сердито закончила: — Да и не в моих правилах чужие разговоры слушать. Я вам это уже говорила.
— Большое спасибо, вы очень помогли следствию. — Гордеев решил, что маслом кашу не испортишь, и в открытую льстил Светлане Михайловне. — Вы очень ценный свидетель. И такой наблюдательный…
— Да ну что вы. — Лицо дежурной по этажу покрылось румянцем приятного смущения. — Ведь меня даже никто и не допрашивал. Вы первый… А вот Айвару Файзуллину допрашивали уже несколько раз, — добавила она с некоторой обидой в голосе.
— И как это следствие вас упустило?
— Наверное, Варя не стала им говорить, что мы подменялись. Это после недавнего ограбления строжайше запрещено. Вот она и промолчала.
— Какого ограбления?. — удивился Гордеев. «Вечер чудес, кажется, начался. Интересно, чем-то он закончится».
— Ну как же. Вскоре после того как Оля и Вадим приехали из Франции, тут кто-то в нашем секторе прошелся по комнатам.
— Что значит «прошелся»?
— Я имею в виду, ограбили на нашем этаже несколько комнат. Никого не поймали, да и воровали-то все больше так, по мелочи — вещи, обувь, у кого-то старый магнитофон унесли. Но все равно неприятно. И главное — до начальства дошло. Тут такой разгон нам всем был, некоторых дежурных уволили, строгие правила ввели… Если бы вы свое удостоверение не показали, я бы уже милицию вызвала. Нам так приказали, если кто подозрительный придет, нажать вот на эту кнопку тревожки. — Светлана Михайловна отодвинулась и продемонстрировала Гордееву кнопку, устроенную с внутренней стороны стола, так что на нее можно было бы надавить коленом.
— А я что, похож на подозрительного? — улыбнулся Гордеев. Он решил отвлечь внимание дежурной по этажу от кнопки вызова по тревоге. «Еще нажмет случайно, разбирайся потом с нарядом омоновцев…»
— Да нет, но на всякий случай кнопка не помешает…
— Это вы верно заметили, — ответил Гордеев. Он посмотрел на часы. — Как с вами быстро летит время! Я даже не заметил. — Он тяжело вздохнул: дескать, дела есть дела. — Мне, к сожалению, пора. Значит, договорились: когда придет Файзуллина, вы мне позвоните — и я приеду. Или, по крайней мере, поговорю с ней по телефону. Если она не будет против.
— Не будет. Я ей все объясню. Она поймет, она девочка умная. Я вам позвоню, обязательно.
— Звоните в любое время. Хоть ночью, если вас не побеспокоит или Айвару…
— Не побеспокоит. Чего парню в тюрьме-то зря томиться? У меня самой отец пятнадцать лет в сталинских лагерях безвинно просидел, да так и сгинул там… Обязательно позвоню. Вы не тревожьтесь.
— Тогда всего хорошего. Рад был с вами познакомиться. До свидания.
— До свидания, — ответила Светлана Михайловна, посмотрела вслед спускающемуся по лестнице Гордееву и опять принялась за свое вязание.
Гордеев не спеша спустился почти до третьего этажа, когда его мобильник завибрировал, подавая сигнал. Юрий Петрович вынул из кармана трубку и нажал кнопку:
— Гордеев. Слушаю.
— Это прокуратура? — В трубке послышался неуверенный мальчишеский голос.
— Не совсем… — осторожно ответил Гордеев. — Вы по какому вопросу?
— Я по поводу Оли Каштановой.
«Сработало!» — подумал Гордеев, а вслух невозмутимо ответил:
— Понимаю. У вас есть информация для нас?
— Да… Я видел…
— Одну минуту, вы откуда звоните?
— Из МГУ.
— На Воробьевых горах?
— Да.
— Давайте примерно через пять минут у центрального входа встретимся. Вас устроит?
— Да. Но лучше встретиться в самом здании, у центральных лифтов.
— Мне это тоже подойдет.
— Я вас жду.
«Вечер чудес продолжается, что он нам еще готовит?» Гордееву было хорошо известно чувство этого отчаянного везения. И когда это чувство появлялось, он готов был своротить горы в уверенности, что изменчивая фортуна его не подведет.
Адвокат убрал мобильник во внутренний карман и стремительно помчался вниз, чуть не сбив по пути какого-то зазевавшегося студента. Через внутренний двор Гордеев вошел в центральную часть — здание со шпилем, — затем в большой зал и сразу увидел кабинки лифтов, которые в обычное время увозят пассажиров на верхние этажи высотки, под самый шпиль. В углах зала виднелись плохо освещенные лестницы. В это время студентов уже почти не было, и поэтому Гордеев без труда заметил одиноко стоящего парня со спортивной сумкой. Он подошел к нему:
— Добрый вечер.
— Быстро, однако, не успел позвонить… Меня зовут Петр Терехов. А вы, собственно, кто? — осторожно поинтересовался парень.
— Адвокат. Меня зовут Юрий Гордеев. — Он протянул свое удостоверение. — Адвокат Вадима Лучинина. Вы его знаете?
— Его на нашем этаже все знают. Известная личность… Он от Каштановой ни на шаг не отходит. Я слышал, его посадили в тюрьму. А за что?
— Ну, во-первых, не в тюрьму, а в следственный изолятор. А во-вторых, в принципе ни за что, как это часто у нас бывает. Вы же знаете, как это делается.
— Наслышан и начитан. Детективы я люблю… — Парень согласно кивнул. — И что, в жизни точно так же?
— Хуже. Гораздо.
— Ну надо же… Я думал, хуже не бывает.
— Так что вы хотели сообщить?
— Понимаете, я уезжал на несколько дней домой, поэтому и не знал, что с Ольгой несчастье случилось. Возвращаюсь сегодня, в проходной объявление: Ольга избита… Я и позвонил, сразу, даже подниматься не стал в комнату.
— Вы что-нибудь знаете об обстоятельствах нападения на Каштанову?
— Возможно… Я в это самое время стоял у лифта.
— И что-то видели? — спросил Гордеев, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Неужели еще одна удача?
— Да. Я видел, как из комнаты Ольги выходили двое мужчин.
— В котором часу это было?
— В начале пятого. У меня поезд в пять отходил, я опаздывал, потому и время точно запомнил.
— Что это были за мужчины? Вы их знаете? Видели раньше?
— Нет. Увидел первый раз. Судя по внешности, это были кавказцы.
— Как они выглядели?
— Обыкновенно. Кожаные куртки, джинсы. Обычные хачики. Невысокие такие, крепко сбитые. Короткие стрижки, челка на лоб. Только кепок-аэродромов не хватало. Правда, один из них был посветлее… Тут лифт подошел, я сел с ними вместе и спустился вниз, они пошли в центральную часть.
— Они о чем-то говорили между собой?
— Да, на своем языке. Я ничего, естественно, не понял. Кроме хачапури и цинандали, я по-ихнему и не знаю ничего.
— Грузины?
— Кажется… Но я могу и ошибиться.
— И все-таки особенное что-то в глаза не бросилось, вспомните.
— Нет, я особенно не присматривался. Да обыкновенные они… Как все кавказцы.
— Может, приметы какие, шрам там или родинка?
— Да, у одного брови широкие и почти сросшиеся на переносице. И одна бровь странная такая. Вроде как выбрита посредине полоской наискосок… А второй кудрявый.
— Больше ничего не запомнили?
— Нет, в лифте достаточно темно было. Да и чего мне на мужиков пялиться.
— Ну а их настроение? Не обратили внимание? Может быть, они тяжело дышали? Или были взволнованы?
Терехов пожал плечами:
— Может быть… мне показалось, что им жарко, но я списал это на плотные кожаные куртки. Да, знаете, один все время потирал руку…
— В руках у них ничего не было?
— Не помню… Кажется, нет.
— Большое спасибо, вы очень помогли. С вами можно будет связаться?
— Да. Я живу в пятьсот седьмой, левой. Спросите Терехова. Меня там все знают. Кстати, как у Оли дела? Она сильно покалечена?
— Я к ней заходил днем. Врачи говорят, состояние стабильно тяжелое, — соврал Гордеев, чтобы не пускаться в длинные объяснения.
— Не повезло девчонке. — Терехов тяжело вздохнул. — Вадиму от меня привет передавайте.
— Хорошо. Еще раз спасибо за звонок. Я с вами свяжусь, если будет необходимо. Кстати, если еще что-нибудь вспомните, обязательно звоните, хорошо?
— Позвоню…
Юрий Петрович вышел во внутренний двор здания и направился в сектор Д.
Гордеев через дверной турникет вышел на центральное крыльцо и глубоко вдохнул чистый осенний воздух. «Может, осень и хороша как раз вот этим, сырым и необыкновенно чистым воздухом». Гордеев был доволен собой. Визит в университет оказался довольно удачным. Следствие пока не добралось до Светланы Михайловны и до Терехова. И в этом — один из немногих шансов Лучинина. «Нужно будет узнать, что это за лица кавказской национальности посещали Каштанову около шестнадцати часов. Вадим в это время уже был в лаборатории».