24
Честно говоря, сегодня я надеялся отоспаться. Согласитесь, после сумасшедшего акробатического выступления под куполом Белорусского вокзала человеку (то есть мне) просто необходимо отдохнуть. Я вернулся домой лишь под утро – пришлось срочно доставлять Петра Пташука, убийцу батьки Михася, оказавшегося к тому же братом Маши, в больницу. Петя оказался живучим – при падении с двадцатиметровой высоты он отделался открытым переломом бедра и двух ребер. Ну это, конечно, не считая повреждений, нанесенных лично мной в ходе поединка, – сломанной переносицы и нескольких выбитых зубов. Короче говоря, парень надолго запомнит этот день... Маша осталась в больнице ухаживать за братом – кажется, она уже забыла тот случай на загородной вилле...
Короче говоря, вернувшись домой, я упал в постель с намерением проспать не меньше двенадцати часов.
Но не тут-то было! Ровно в девять часов утра зазвонил телефон.
Это был Турецкий. Я всегда говорил, что Александр Борисович сделан из какого-то особого материала: весь вчерашний день и всю ночь он провел на ногах, преследуя бандитов, и вот сегодня с утра бодр и весел.
– Александр Борисович, – язвительно поинтересовался я, – вы еще на работе или уже?
– Нечего иронизировать, – строго ответил Турецкий, – между прочим, если разобраться, я твою работу делаю. К кому Мартемьянова обратилась первому? К тебе. Так что ты в этом деле еще больше задействован, чем я. Ты в моем деле – представитель сразу двоих потерпевших, матери и дочери.
– Чувствую! Рука до сих пор саднит... Хотя где это видано, чтобы адвокаты ползали по крышам и сражались с преступниками? Что-то я ни одного такого не знаю. Они обычно в конторах сидят, в судах выступают. У них офисы шикарные...
– Ну-ну, размечтался. Видно, тебе, Гордеев, на роду написано за бандитами гоняться. И никуда от этого не денешься – хоть в дворники уходи.
Я только вздохнул.
– Ну ладно, шутки в сторону, – продолжал Турецкий, – я сейчас еду в Склиф допрашивать Петра Пташука. Мне нужно, чтобы ты тоже присутствовал. Кстати, там, насколько я знаю, находится его сестра. Она рассказывала тебе свою историю, так что в твоем присутствии ему будет труднее врать. Если, конечно, он захочет увильнуть. Так что жду тебя в больнице. И постарайся быть там как можно скорее. Скорее всего, я проведу между тобой и Пташуком очную ставку.
Я протер глаза, наскоро побрился, позавтракал и спустя пятнадцать минут уже садился в машину.
Да, Склиф – это вам не ЦКБ. Хоть я бывал тут не раз, после посещения больницы для избранных диссонанс оказался настолько явным, что я невольно задумался о построении в отдельно взятой стране бесклассового общества.
Коридоры здесь выкрашены экономичной желто-зеленой краской, везде пахнет смесью эфира, застарелого пота и вчерашнего борща. У врачей на лицах тревожное выражение – их работу здесь иначе как подвигом не назовешь. Но самое главное – больные в Склифосовского, в отличие от ЦКБ, худые, изможденные, с голодными испуганными глазами. Я вспомнил сытую ряшку Игоря Вересова, переключающего каналы на персональном телевизоре, и загрустил. Да уж, воистину – два мира, два детства...
У дверей этой палаты сидел сонный милиционер и читал какой-то детектив в красочной обложке. Видно, ему в жизни не хватало стрельбы и погонь...
– Пташук здесь лежит? – оторвал я милиционера от захватывающего чтения.
– Да, – ответил он, – но посещения ограничены.
– Знаю. Меня пригласил Александр Турецкий, следователь, который ведет дело. Я адвокат Юрий Гордеев.
Милиционер долго с сомнением осматривал мое удостоверение, потом все-таки пропустил.
Я толкнул крашеную дверь в палату. На кровати лежал Петр Пташук. Его туловище было перевязано многочисленными бинтами, а загипсованная нога укреплена на специальной распорке с противовесами. Рядом на стуле сидела Маша. Турецкий, видимо, еще не подъехал.
Увидев меня, Маша улыбнулась. Братишка же ее налился кровью и пробурчал что-то похожее на ругательство.
– Не обращай внимания, – посоветовала Маша, – он сегодня не в духе.
Хотелось бы мне видеть человека, который был «в духе» после падения с двадцатиметровой высоты и которому грозит как минимум червонец за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами.
Я огляделся по сторонам. В палате, кроме Пети Пташука, никого больше не было. Интересно, как Турецкому удалось выбить для Пташука отдельную палату?
– Как он? – спросил я Машу, кивнув в сторону кровати.
– Да так... Врачи обещают, что ходить будет. Не сразу, конечно. Переломы очень сильные. Хорошо еще, никакие важные органы не задеты. Эх, Петюнчик, что же ты полез под потолок?..
«И еще палил из снайперской винтовки», – хотел добавить я, но сдержался.
– А ты бы помолчала! – грозно вращая глазами, огрызнулся Петя. – Чего языком чешешь? Пойди вон воды принеси лучше!
– Тебе много пить вредно, – таким же ровным тоном отвечала Маша, – сидел бы дома, в Бердичеве, вот бы и не попал в больницу.
«И под суд», – подумал я.
Петя не нашелся что ответить, только сдвинул брови и отвернулся, бормоча что-то под нос. Вообще, сцена больше всего напоминала что-то вроде воспитательного процесса – старшая сестра учит набедокурившего брата уму-разуму. Ну что ж, брат есть брат, и, какой бы он ни был, родственные узы разорвать невозможно. Кто не верит, пусть посмотрит фильм, который так и называется – «Брат».
– Ты так не волнуйся, Пташук, – попытался урезонить я Петю, – сейчас придет следователь, он тебя допросит.
– Да, – встряла Маша, – только ты, Петюня, ничего не скрывай! Глядишь – и срок скостят.
Тут вошел Турецкий.
– Всем привет, – поднял он руку, – ну как тут, все благополучно? Киллер наш не буянит?
– Где уж ему буянить? – ответила Маша. – Вон как его загипсовали. И правильно. Чтобы опять чего не натворил.
Петя оглядел вошедшего Турецкого и снова отвернулся.
– Ну что же, – придвинул стул к его кровати Александр Борисович, – начнем, пожалуй.
Я наклонился к нему и прошептал:
– Может, увести Машу?
Турецкий покачал головой:
– Не надо. Она, кажется, на него благотворно влияет.
Он развернул на коленях папку и сказал Пташуку:
– Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Я старший следователь Генпрокуратуры по особо важным делам.
Он разъяснил Пташуку его процессуальные права.
– Итак, прошу вас ответить – имя, фамилия, место и время рождения...
– Адвокат, – негромко произнес Пташук, глядя на Турецкого.
– Что?
– Я буду отвечать только в присутствии адвоката.
– Очень хорошо, – обрадовался Турецкий, – адвокат как раз здесь. Знакомьтесь – Юрий Петрович Гордеев, ваш адвокат.
Он хитро подмигнул, и мне ничего не оставалось, как только кивнуть. Вообще-то в этом деле я должен проходить как свидетель, но... В целях экономии времени почему бы и нет? Кстати, Петя вполне мог потребовать украинского адвоката. Вот тогда пришлось бы побегать.
Петя потребовал мою корочку, после чего с большой неохотой согласился отвечать на вопросы Турецкого.
– Петр Пташук, родился десятого февраля тысяча девятьсот семьдесят пятого года. В городе Бердичеве.
– Семейное положение?
– Холост, – почему-то горько усмехнулся Петя.
– Род занятий?
Петя задумался. Видимо, вопрос об определении рода своих занятий его никогда не интересовал.
– Ну я в Чечне был... – наконец сказал он.
Турецкий покачал головой:
– Я думаю, в суде такой «род занятий» только усугубит твое положение. И без того, надо сказать, плачевное. Так что давай договоримся: ты мне честно и откровенно отвечаешь на вопросы, а я некоторые «темные стороны» твоей биографии вносить в протокол не буду. Лады?
Петя слабо кивнул.
– Итак, кто отдавал приказ об убийствах Елены Мартемьяновой и Михаила Наливайко?
Петя нахмурился:
– Кто это такие?
– Петя, – укоризненно вставила Маша, – не отнекивайся. Скидка выйдет.
– Да не знаю я никакого Наливайко! И эту... как ее? – разволновался Петя.
– Спокойно, – призвал всех Турецкий, – отвечай, Пташук, ты бабу на ВДНХ застрелил, что с парнем в лес шла?
– Я, – кивнул Петя.
– А вчера на вокзале батьку Михася ты убил?
Петя вздохнул:
– Тоже я.
– Ну вот, – записал показания Турецкий, – теперь и скажи, кто отдал приказ об их убийствах?
– Бабу заказал сам Михась.
– Сколько заплатил?
– Нисколько. Это в счет моего долга.
Турецкий присвистнул:
– Вот, оказывается, как! Депутата Госдумы укокошили практически бесплатно.
– Она че, депутатом была? – недоверчиво нахмурился Петя.
– А ты газеты не читаешь? Телевизор не смотришь?
Петя покачал головой:
– Чего я там не видел?
– Напрасно. Наемный убийца должен быть политически грамотным. А то поручат стрелять в министра, а заплатят как за убийство бомжа.
Петя шмыгнул носом и ничего не ответил.
– Где ты поселился в Москве?
– Комнату один штемп сдает. На Преображенке.
– Мы к тебе наведаемся, если, конечно, не возражаешь.
– Чего возражать? Ройтесь сколько влезет.
– Так вот, продолжаем. Кто заказал убийство батьки Михася. Только давай подробнее.
– Я, честно говоря, и сам не знаю. Позвонили на мобильник, назначили встречу. На Кропоткинской. Я пошел...
– Кто пришел на встречу?
– Парень. Но он не назвался.
– Какой из себя?
– Ну, такой невысокий, в дорогом пальто. Усатый. В шапке.
– Молодой?
Петя кивнул:
– Чуть постарше меня.
– И он никак не назвался?
– Нет.
– Какие-то особые приметы у него были?
Петя задумался:
– Нет. Не было особых примет.
– Ясно, – несколько разочарованно протянул Турецкий, – ну и что дальше было?
– Он с ходу предложил мне убрать Михася. Ну у меня на него давно руки чесались. А тут еще кучу денег пообещали?
– Сколько?
– Десять штук баксов.
– И что, никаких координат не дал?
Петя покачал головой.
– Он оставил задаток, дал оружие, патроны и план операции. А потом сказал, что сообщит место, где я могу взять оставшиеся деньги.
– И где же?
– В почтовом ящике.
– Где?! – разом переспросили мы.
– Ну да, в почтовом ящике. На Центральном телеграфе. Там такие большие железные шкафы типа камер хранения на вокзалах. И в них маленькие ящики. Он дал мне ключ от такого ящика и сказал, что в случае успешной операции там будут лежать оставшиеся деньги.
– Так... Где ключ?
– У меня в кармане лежал. В брюках. А уж где он сейчас – вам виднее. Может, он вчера у меня из кармана выпал, пока я с вашим адвокатом сражался.
– А номер ячейки?
– Не знаю. Он на бирке, что к ключу привязана, написан.
– Ну, Гордеев, если мы найдем ключ от почтового ящика, с меня коньяк, – пообещал Турецкий, когда мы вышли из палаты, оставив Петю Пташука на попечение его сестры.
Мы отправились в камеру хранения одежды и вещей больных, где вскоре нам выдали вещи Пташука.
– Он сказал, что в брючном кармане ключ лежит?
Турецкий полез в карман. Потом в другой. Запустил руку в задние карманы. Судя по выражению его лица, поиски не увенчались успехом.
– Ну что ж, этого стоило ожидать, – заключил Турецкий после тщательного осмотра брюк Пташука, – прыгать на стометровой высоте и не растерять все из карманов – так не бывает.
– Давайте осмотрим всю остальную одежду, – предложил я, впрочем особенно не надеясь на успех.
Турецкий пожал плечами:
– Давай. Хотя не думаю, что он ошибся, когда говорил, где именно должен находиться ключ. Вот ты, например, Юра, если бы имел ключ от сейфа, где много денег лежит, накрепко бы запомнил, куда именно его положил? А?
Конечно, я согласился.
– Ну ладно, давай посмотрим, – сказал Турецкий, кидая мне куртку Пташука, – ты осмотри карманы куртки, а я займусь рубашкой и пиджаком.
Карманы куртки тоже были пусты. Я вынул из них не слишком чистый носовой платок, какие-то бумажки, использованные карточки на метро.
– Ну как? У меня ничего, – сказал Турецкий.
Я засунул руку еще раз, и мой указательный палец попал в дырку. Раз есть дырка, значит, в нее мог провалиться ключ! Я ощупал низ подкладки и обнаружил маленький продолговатый предмет. Это был ключ от почтового ящика!
– Молодец, Гордеев! – воскликнул Турецкий, вертя в руках ключ. – Ты какой коньяк больше любишь?
– «Реми Мартен», – ответил я.
– Ого, – присвистнул Турецкий, – губа не дура. Ну что же, будет тебе коньяк...
Мы вышли из больницы и поехали на телеграф.
– В принципе, – рассуждал Турецкий по дороге, – это неплохой способ передачи денег. Я даже видел несколько детективных фильмов, где преступники им пользовались. За границей это вообще идеальный способ. Но у нас...
– А в чем дело?
– Ха! Ты же знаешь, Юра, что у нас могут происходить самые на первый взгляд невероятные вещи. Вот скажи мне, для чего нужен почтовый ящик? Я имею в виду тот, который абонируют на почте?
– Ну для анонимности, наверное.
– Именно. Человек не хочет, чтобы знали его имя, абонирует почтовый ящик и указывает его как адрес. Все вроде нормально. Но вот тут-то и начинается самое интересное. Чтобы абонировать почтовый ящик, оказывается, нужно заполнить специальную анкету, где необходимо указать все паспортные данные, включая прописку и телефон!
– Не может быть!
– А ты попробуй! Короче говоря, получается еще хуже, чем если бы ты просто указывал свой адрес. А заверения о неразглашении этих сведений, конечно, тоже полная чушь. Если уж у нас даже номера счетов в банках можно узнать, то это – вообще раз плюнуть.
– Но это значит, что мы без труда можем узнать, кто абонировал ящик?
– Да. Но, думаю, все не так просто. Хотя поживем – увидим, – задумчиво ответил Турецкий.
Мы подъехали на Тверскую к Центральному телеграфу и зашли в зал. У дальнего торца действительно помещались ряды металлических ящиков.
– Конечно, никаких денег там наверняка нет, – сказал Турецкий, – вчера на вокзале, скорее всего, был человек, который наблюдал за исполнением заказа. Значит, заказчики уже знают, что Пташук арестован. Не думаю, что они проявят такое благородство, чтобы все-таки отдать долг.
– Думаю, не в благородстве дело. Они элементарно побоятся.
Турецкий кивнул. Мы подошли к ящикам, нашли нужный по номеру и отперли. Он был пуст.
– Вот так, – прокомментировал Турецкий, – ничего не поделаешь. Остается маленькая зацепка: если мы узнаем, кто абонировал ящик, то, может быть, потянется ниточка.
Но нас вновь ожидало разочарование. Регистраторша, полистав журнал регистрации, ответила:
– Этот ящик никем не абонирован.
– Как так? – опешил Турецкий.
Она пожала плечами:
– Очень просто. Он числится как свободный.
Турецкий забарабанил пальцами по столу.
– Очень интересно... Как ты это объяснишь, Гордеев?
Я напряг мозги и выдал:
– Может быть, прошлый абонент?
– Да, – оживился Турецкий, – кто последним абонировал этот ящик?
Регистраторша долго рылась в разных канцелярских книгах и наконец нашла:
– Вот. Полгода назад истек срок договора.
– Так... – прочитал Турецкий, – Папунашвили Рамаз Лаврентьевич. Адрес есть. Значит, ты думаешь, что прошлый хозяин сделал копию ключа? Но в таком случае, откуда он может знать, что за это время никто не абонировал именно этот ящик?
– А какая разница? – предположил я. – Даже если кто-то и абонировал, что мешает воспользоваться им? Если деньги, например, пролежат там всего один час?..
– Что вы такое говорите? – вмешалась в разговор регистраторша. – Это абсолютно исключено.
– Почему? – поинтересовался Турецкий.
– Потому что после окончания договора мы меняем замки на ящиках.
– Неужели? – недоверчиво спросил Александр Борисович.
– Да. Замки на свободных ящиках меняются в произвольном порядке.
– Хм... – задумался Турецкий, – это меняет дело. Хотя теоретически можно подобрать ключ от одного из ящиков...
– Но практически это неосуществимо. Пришлось бы проверить все ящики. На глазах у всех? – возразила регистраторша.
– Да, верно. Но тем не менее факт остается фактом: у нас есть ключ от одного из ваших ящиков. Этот ящик никем не абонирован. Но ключ к нему подходит. Значит, как я понимаю, этот ключ попал к нам уже после замены замков?
– Возможно, – сказала регистраторша и снова полезла в свои книги, – да, последний раз замки меняли две недели назад.
– Так, а скажите-ка, уважаемая, нельзя ли у вас получить ящик каким-нибудь левым способом?
– Ну что вы! Я все регистрирую в книгах. Происходит оплата в бухгалтерии. Ну и потом, какой смысл – это же копейки. Сто рублей в год!
– Ну а все-таки? Ведь теоретически это возможно? – не отставал Турецкий.
– Понимаете, – ответила она, – я занимаюсь только регистрацией и оформлением. Непосредственно ключи клиент получает у другого человека.
– У кого?
– У Тани Малышевой.
– Она что, заведует ключами?
– Да. Но вы не подумайте ничего такого. Она очень честная.
– Верю, – обнадежил ее Турецкий, – только надо бы нам с ней поговорить.
– К сожалению, ее сегодня нет.
– А где она?
– Бюллетенит. Грипп у нее.
– Ладно. Придется ехать к ней домой.
– У нее грипп! – с нажимом проговорила регистраторша.
– Очень хорошо, – пожал плечами Турецкий, – вот и навестим больную. Черкните адресок, пожалуйста.
Я же говорил, когда Турецкий взял след, остановить его уже не так-то просто. Мы сразу же поехали по адресу Тани Малышевой, которая болеет гриппом. Кстати, это оказался не ближний свет – Кузьминки.
– Думаю, Юра, что все эти сказки о замене замков существуют только на бумаге, – говорил Турецкий по дороге, – не верю я в это. Однако стоит познакомиться с этой ключницей.
Через двадцать минут мы входили в подъезд одного из стандартных домой в районе Кузьминок.
Дверь нам открыла закутанная в шерстяной платок женщина, возраст которой смело можно было назвать «бальзаковским». Рыжие волнистые волосы, белая кожа лица, которая, видимо, стоила хозяйке немало хлопот, связанных с масками, притираниями и тому подобным. Завидев нас, Таня Малышева совершенно автоматически поправила волосы и чуть распрямила плечи.
– Здравствуйте, – начал Турецкий, совершенно неотразимо улыбаясь, – я – следователь Генеральной прокуратуры. Нас послали к вам с места вашей работы. Дело очень срочное, и поэтому мы рискнули навестить вас непосредственно дома. Разрешите задать вам несколько вопросов?
Турецкий предъявил свое удостоверение, и мы вошли в квартиру. Хозяйка ничуть не испугалась визита представителей правоохранительных органов. Кажется, она даже обрадовалась: какие-никакие гости!
– Татьяна... – попытался уточнить Турецкий.
– Можно просто Таня, – зарделась хозяйка, – у меня не прибрано, я сильно болею. Грипп, знаете ли...
– Да, – сочувственно покивал Турецкий, – свирепствует вовсю.
– Проходите на кухню. Я сейчас.
Миновав недлинный коридорчик, мы оказались на маленькой опрятной кухоньке одинокой женщины. Догадаться о том, что Таня Малышева была именно одинокой женщиной, оказалось нетрудно – интерьер, занавесочки, расшитые ухваточки и полотенца свидетельствовали о наличии у хозяйки большого количества свободного времени и нерастраченной энергии. Кроме того, Таню выдавал взгляд, который, как выразился Гоша из незабвенного фильма «Москва слезам не верит», был оценивающим, свойственным только незамужним женщинам, милиционерам и руководящим работникам.
Через минуту хозяйка появилась на кухне. Халат и шерстяной платок она сменила на платье в веселенький цветочек. Кроме того, она подкрасила губы.
– Может быть, чайку? – предложила хозяйка.
– Спасибо, – покачал головой Турецкий, – но мы с коллегой спешим. Так что давайте лучше сразу перейдем к вопросам.
Таня села за стол и приготовилась слушать.
– Итак, вы заведуете ключами от абонентских почтовых ящиков?
– Не только. Я еще занимаюсь их техническим обслуживанием, слежу за состоянием ящиков.
Турецкий кивнул:
– Да. Но в данный момент нас интересуют только ключи. Скажите, нельзя ли постороннему человеку в обход регистратуры получить ключ от ящика?
Таня пожала плечами:
– А зачем? Абонентская плата не такая высокая, чтобы искать какие-то обходные пути.
– Я не об этом. Может быть, кому-то нужно скрыть свои данные?
– Мы гарантируем конфиденциальность...
Турецкий снова кивнул.
– Ну а все-таки, возможно ли такое?
Думаю, от внимания Александра Борисовича не ускользнула небольшая тень, пробежавшая по лицу хозяйки. Тем не менее она покачала головой:
– Нет. Я храню ключи в специальном сейфе. Знаете ли, иногда клиенты теряют их. Кроме того, по инструкции положено иметь запасные ключи.
– Доступ к этому сейфу имеете только вы?
– Да.
– Хорошо, – Турецкий полез в карман и вытащил ключик, – вот смотрите, Таня. Этот ключ мы обнаружили в кармане очень опасного преступника. Номер на бирке соответствует почтовому ящику. Судя по тому, что ключ подходит, этот преступник получил его не раньше чем две недели назад – после смены замков. Ящичек с этим номером никем не абонирован. Тем не менее ключ у меня. Как вы это объясните?
Реакция оказалась очень странной. Таня посмотрела на бирку, закрыла лицо ладонями и зарыдала в голос. Турецкий подмигнул мне, бросился к раковине, набрал воды в стакан и подошел к Тане.
– Ну-ну, успокойтесь. Не надо так нервничать. Попейте вот водички.
Таня сделала несколько глотков, поперхнулась и зарыдала с новой силой.
– Не надо плакать. Расскажите лучше, как дело было, – голосом врача-психотерапевта увещевал Турецкий Таню, – ведь своим признанием и раскаянием вы снимете камень с души. Поверьте, станет сразу легче.
Таня вытерла слезы, потом, спохватившись, побежала в ванную. Пока она там умывалась, отфыркивалась и всхлипывала, Турецкий с торжествующим видом сказал:
– Ну вот. Кажется, появилась ниточка. Посмотрим, что нам расскажет эта кралечка.
Между тем Таня вышла из ванной. Молча села на стул. Взгляд ее упал на лежащий на столе ключик. Глаза ее снова наполнились слезами, она всхлипнула.
– Я, пожалуй, спрячу его, – сказал Турецкий, засовывая ключ в карман, – не нужно нам дополнительных раздражителей.
Взгляд хозяйки был наполнен неизбывной грустью.
– Не расстраивайтесь вы так, – продолжал успокаивать ее Турецкий, – не убивайтесь. Давайте потихонечку вспоминать – кому и зачем вы дали ключ от почтового ящика? А я запишу ваши показания.
Таня всхлипнула еще пару раз и произнесла:
– Не может быть, чтобы он оказался преступником.
– Кто? – деловито поинтересовался Турецкий.
– Дмитрий Олегович, – отвечала Таня, поднимая глаза, которые после рыданий стали особенно выразительными.
– Так... – Турецкий сделал запись в бланке протокола допроса следователя, – кто это такой?
– Дмитрий Олегович, – грустно усмехнулась она, – это я его так называла. На самом деле он молодой. Ну вот вашего примерно возраста, – она кивнула в мою сторону. – Можно я поставлю чайник?
– Пожалуйста, – разрешил Турецкий, – но только давайте не будем прерываться.
Таня кивнула, поставила на плиту чайник и снова села.
– Мы познакомились недавно, пожалуй, даже месяца нет, – начала она. – Я как раз заменяла Олю Овсянникову в киоске, где конверты продают. И подошел мужчина – он покупал открытки. Слово за слово – познакомились. Очень он мне понравился. Ну и.. я ему тоже. После работы он меня встретил, в ресторан пригласил. Денег у него, судя по всему, хватает. То да се, приехали сюда...
Она застенчиво опустила глаза.
– Он назвался Дмитрием Олеговичем?
– Нет, просто Димой. Это я его потом в шутку по имени-отчеству называть стала.
– Вы часто встречались?
– Да нет... Всего раз пять.
– Когда в последний раз?
– Полторы недели назад.
Турецкий кивнул:
– Продолжайте. Нас прежде всего интересует, при каких обстоятельствах вы дали ему ключ.
– На третий раз это было. Я ему, конечно, все рассказала, кем работаю, что делаю... Ну и он меня попросил воспользоваться одним из ящиков, только чтобы не регистрироваться.
– Как он это объяснил?
– Сказал, что ящик ему нужен всего-то на пару недель. И что абонировать ему на целый год не надо.
– И вы согласились?
Таня кивнула.
– Он мне такие подарки делал... Цветы покупал. Ну, я хотела его хоть как-то отблагодарить. Отказать было даже как-то неудобно. Просьба-то пустячная.
Она подняла глаза и посмотрела Турецкому прямо в глаза:
– А вы что, его поймали? Он оказался преступником?
– Нет, – ответил Турецкий, – но обязательно поймаем. И вы нам должны помочь.
– Да, конечно, – закивала Таня.
– Опишите нам этого Дмитрия Олеговича.
– Невысокий, но такой, знаете, крепкий. Молодой – я уже сказала. Волосы темные. Одевается очень хорошо.
– А о месте своей работы он ничего не говорил?
Таня покачала головой:
– Нет. Только пару раз обмолвился, что бизнесом каким-то занимается.
– А координаты какие-то, телефон, например, есть?
– Нет. Обычно он сам мне звонил.
Турецкий вздохнул:
– Ну а машина какая у него?
– Мы ездили на такси.
– Значит, последний раз вы его видели полторы недели назад?
– Да. И с тех пор он не звонил и не появлялся.
– Может быть, фотография есть? Или вы снимались вместе?
– Нет.
Турецкий задумался.
– Может быть, чеки или бирки на подарках? – предположил я.
Александр Борисович покачал головой.
– Ну вот что. Вам, Таня, придется поехать с нами. Прямо сейчас. Несмотря на грипп. Попытаемся составить фоторобот. Вы не беспокойтесь – мы обратно отправим вас на машине. Так что доедете в лучшем виде.
...Спустя три часа сидения в полутемном зале Таня Малышева наконец-то сказала:
– Ну вот, вроде похож.
Я посмотрел на экран и обмер – с него на меня смотрело лицо Игоря Вересова...
