Утром в камеру к Проскурцу вошел надзиратель-контролер и сухо сказал:

— К вам адвокат.

Виталий Федорович отправился вместе с контролером в следственный корпус, так и не решив, радует его этот визит или, наоборот, огорчает. Скорее — ни то и ни другое. Точнее сказать, ничего. Ничего, кроме пустоты.

— Вы знали, что Федотов — сотрудник спецслужб? — первым делом бухнул Гордеев, когда Проскурца завели в кабинет.

Проскурец подпер голову рукой, уставившись в поверхность стола.

— Неужели правда? — спросил он тихим голосом.

— Чистейшая.

— Даже не догадывался. — И, повысив тон, добавил: — Нет, я и представить себе ничего подобного не мог.

— Не надо волноваться, Виталий Федорович, — поспешил успокоить Гордеев. — Вашей вины здесь нет. Это его работа.

— Выходит, он был внедрен в компанию?

— Выходит.

— Боже, да ведь я же сам его брал на работу. Ловко же они нас окрутили. И какова его задача?

— Это я пытаюсь выяснить совместно с частным детективом, которого нашла Лена Волкова. На самом деле задач у Федотова может быть множество. Однако в одном я уверен на все сто процентов — обнаружить себя никак не входит в круг его приоритетов. А он себя обнаружил. И уже успел провернуть одну операцию, где есть потерпевшие. И никто не знает, какой фортель он и его начальство выкинут в следующий раз. Поэтому нужно быть готовым ко всему.

— А вы не допускаете, Юрий Петрович, что убийство Волкова — также его рук дело?

Гордеев горько усмехнулся:

— Конечно, допускаю. Эта мысль мне пришла в голову одной из первых, после того как он посетил последний раз Елену. Но допускать — не значит доказать. У нас пока нет достаточно веских аргументов, чтобы опрокинуть версию следователя. Да и самого Федотова нет. Компанией он управляет лишь по телефону, мотивируя это тем, что находится за рубежом. Хотя у нас есть все основания утверждать, что это не так, что дальше Марковки он никуда из Москвы не выезжал. И мне кажется, до тех пор пока суд не объявит приговор, что бывший генеральный директор компании «Интерсвязь» Вэ Эф Проскурец приговаривается к десяти годам лишения свободы с содержанием в исправительно-трудовой колонии строгого режима, и так далее, — до тех пор Федотов не выйдет из подполья, это я могу гарантировать. Но мы с Грязновым делаем все, чтобы обнаружить его гораздо раньше. Если только он, конечно, сам себя каким-то образом не обнаружит.

— И все же, Юрий Петрович, что им могло понадобиться в «Интерсвязи»? — спросил Проскурец.

— Первая мысль, которая приходит в голову, это контроль сотовой связи, — ответил Гордеев. — Я думаю, эта мысль и вам не чужда.

— А из этой мысли совершенно логически вытекает следующая: агенты спецслужб таким образом внедрены в каждую компанию, что занимается телекоммуникационными системами, — предположил Проскурец.

— Боюсь, что в действительности дело обстоит именно так. И поэтому «Интерсвязь» частной компанией является лишь номинально.

— Увы, — развел руками Проскурец.

— Однако убиваться по этому поводу не стоит. Ничего не потеряно, Виталий Федорович. То, что вы находитесь в следственном изоляторе, еще ничего не решает. Будем считать это временным небольшим недоразумением, хотя я понимаю, каково сейчас вам.

— Омельченко так не считает. Насколько я понимаю, и мы также не располагаем никаким оправдательным материалом? — робко спросил Проскурец. — Так что же делать, если и у нас нет весомых аргументов? Мне, что же, так и сидеть?

— Пока нет весомых аргументов, — поправил Гордеев. — Что же касается вас лично, Виталий Федорович, то я намерен, в соответствии со статьей пятьдесят первой Уголовно-процессуального кодекса, составить мотивированное ходатайство на имя следователя Омельченко, в котором проанализирую его доказательства под углом зрения вашей невиновности. И полагаю, что мне удастся добиться вашего освобождения из тюрьмы. Под подписку о невыезде. Есть ведь и такая мера пресечения. А доказательства вашей невиновности мы добудем. Это лишь дело времени.

— Но если Федотов так и не объявится? — спросил Проскурец.

— Если не объявится… — Гордеев на секунду задумался и тут же выпалил: — Из-под земли достану. Или там же и зарою.

— Не резковато ли для адвоката, Юрий Петрович?

— Ничуть! Добро должно быть с кулаками.

— Ну а это и вовсе какая-то банальщина, — не удержался Проскурец.

— Ницше говорил, что когда общество забывает банальные истины, то с ним незамедлительно случается какая-нибудь беда. Судя по тому, что с вами беда уже приключилась, есть предположение, что вы тоже утратили вкус к простым истинам, а вместо них предпочли речи якобы высоколобых демагогов, типа Федотова. Я готов поспорить, что это именно он отговорил вас от участия в проекте Волкова. Убедите меня, что я не прав.

— Не могу, — опустив голову, проговорил Проскурец.

— Почему?

— Потому что вы правы, причем абсолютно. Федотов расписывал идею Волкова как бред сивой кобылы, а я, как последний дурак, его слушал. Слушал и верил. Он каким-то странным образом имел надо мною власть, отчего я многое ему позволял говорить, а еще больше — делать. Как только Володя нас покинул, я незамедлительно сделал Федотова своим заместителем, подняв из обыкновенного менеджера по продажам.

— А между прочим, в то злополучное утро Волков ехал к вам не за тем, чтобы в очередной раз клянчить свои деньги.

— Не за тем?

— Нет, не за тем. Он хотел ввести вас в курс того, что его команда уже успела сделать. Ввести в курс дела и убедить вас войти в долю на совершенно паритетных началах. И поверьте мне, Виталий Федорович, этот проект того стоил, точнее, он стоит того до сих пор. Проекту не хватает лишь кое-каких финансовых средств, но и финансы у него в скором времени появятся.

— Черт возьми, ну почему же Володя мне ничего не сообщил заранее? Я бы не назначал тогда никакой официальщины, я просто бы приехал к нему домой, мы бы просто посидели, все по-человечески обговорили, как раньше…

— Очевидно, он боялся вашего отказа.

Проскурец уронил голову на лежащую на столе ладонь. В горле застрял ком.

— Ничего, Виталий Федорович, все наладится. Не надо себя корить, вашей вины в смерти Волкова нет никакой. И, пожалуйста, не обращайте внимания на мои выпады, просто я сам сейчас нахожусь на взводе. Мне этот Федотов… Ну, в общем, он мне самому дорогу перешел, и теперь он уже и мой личный враг. Скажите мне еще одно. Вам кто-либо предлагал обратиться к услугам другого защитника?

Проскурец не удержался от скупой улыбки:

— Вы правы. Федотов. Он-то мне и рекомендовал какого-то Константина Булгарина. Из вашей, между прочим, конторы.

— А вот это новость! Я и не подозревал, что они знакомы. Надо будет проверить Костю на чистоту нравов. Впрочем, там и проверять нечего. Этот за кусок жирного пирога возьмется защищать хоть самого дьявола. Только не думаю, что с вашим делом он бы справился в два счета. Связи, смекалка, юридическая хватка — всего этого у Кости в избытке. Не хватает только одного — сопереживания проблемам клиента. Для него клиент — бездушный золотой телец, которого нужно во что бы то ни стало раздоить на кругленькую сумму, иначе в следующем месяце адвокат Булгарин останется без новенького костюмчика за пару тысяч долларов или слегка подержанного «порша».

Гордеев вдруг заметил, что расхаживает по кабинету, произнося речь, будто находится на судебном заседании.

— Извините, — тихо сказал он. — Я немного увлекся.

— Ничего, ничего, — сказал Проскурец. — Мне чертовски интересно.

В этот момент вошел контролер и спросил:

— Вы еще долго? А то мне смену сдавать.

Гордеев собрался было что-то сказать в ответ, но, взглянув на часы, передумал. Нужно было бежать и разыскивать Федотова.

— К сожалению, мне тоже пора сдавать смену, — сказал Гордеев. И протянув Проскурцу ладонь, добавил: — Только не расстраивайтесь. Все будет хорошо.