19
День для пикника выдался как по заказу: солнце, в небе ни тучки, жара минимальная.
Денис, как водится, колдовал над мангалом, а Юрий, стоя по колени в воде, забрасывал спиннинг.
— Эй, Гордеев, — позвала одна из барышень, купавшихся неподалеку, — как там наша рыба? Клюет?
— Ага. Носом.
— Каким? — спросила другая, и барышни захихикали.
Гордеев, держась как можно невозмутимей, в очередной раз замахнулся удилищем.
— Рыбы нет. Русалки всю распугали.
— Ну так переключайся на русалок. Или, может, у тебя с наживкой не все в порядке?
— Да нет, с наживкой-то как раз все в полном порядке. С русалками не повезло.
— Фу, какой грубый, — запротестовала одна из девиц.
— А вот мы его сейчас сами поймаем! — нашлась первая.
И обе девушки, выйдя из воды на берег, стали стремительно приближаться к рыболову.
Предчувствуя, что через мгновенье он прямо в футболке и джинсах окажется в реке, Гордеев, хохоча, дал деру прямиком к мангалу, сматывая на бегу леску.
А Денис тем временем уже снимал с углей ожерелья золотистой баранины, от которой исходил одуряющий запах, возбуждая в присутствующих и без того нагулянный на свежем воздухе первобытный аппетит.
Получив по шампуру и рассевшись кругом, присутствующие предались долгожданной трапезе, отпуская комплимент за комплиментом в адрес шеф-повара и виновника торжества одновременно.
— Ну как, дозвонился до Байконура? — спросил Денис Гордеева, когда гости, наевшись шашлыка, всей компанией отправились купаться.
— Почти.
— Почему почти?
— Потому что это действительно только ка-пэ-пэ.
— Я же тебе еще тогда сказал. И что, тебе там не дали никакого другого номера?
— Да нет, не в этом дело. Там был один капитан, он сказал, что Пашкевич…
— Кто?
— Пашкевич, ну тот, который мне нужен.
— А-а. И что капитан?
— Капитан сказал, что его отправили в командировку на станцию «Мир» чинить какой-то спутник. Ты можешь себе такое представить?
— Могу. А что тут такого особенного?
— Нет, ну это же орбитальная станция.
— Не понимаю твоего возмущения.
— Да не возмущение, скорее, удивление.
— Ты по Неаполям шляешься? Шляешься.
— Ну и что с того? При чем здесь Неаполь?
— А человек даже в космос слетать не может, так, по-твоему? Тем более не балду пинать, как ты, а по делу.
— Ну дела…
— Проснись, чувак! Двадцать первый век на носу.
— Да я не про это.
— А про что?
— Я про то, что мне этот Пашкевич нужен вот так! А он теперь хрен знает где. Я попытался связаться с Центром управления полетами…
— С ЦУПом, что ли?
— Ну да. Я там одному мужику из отдела навигации помогал госдачу приватизировать…
— Ну и как, связался?
— Связаться-то я связался, да только мне там, в ЦУПе в этом, вежливо дали понять, что никакого Пашкевича на орбите сейчас нет и быть не может, что такой фамилии даже нет в списке отряда космонавтов, что у меня неверная информация, и так далее, и так далее, пятое десятое. Короче, я как адвокат в данный момент совершенно безоружен. Да еще Проскурца арестовали. Труба, короче.
— Когда?
— Да вчера. Этот Омельченко с него теперь с живого не слезет, пока не зароет где-нибудь под Архангельском. В общем, кранты сплошные.
— Постой, как ты сказал его фамилия?
— Омельченко.
— Да нет, не следователя, этого я и сам как облупленного знаю. Того, что в космос улетел?
— Пашкевич. Только я думаю, ни в какой космос он не улетел. Капитан просто пошутил.
— Да постой ты. Куда ты летишь? Значит, Пашкевич?
— Ну.
— А зовут как?
— Женя. То есть Евгений Павлович.
— Ага, — задумчиво произнес Денис.
— Что «ага»?
Денис повернулся к Гордееву и громко провозгласил:
— Отдыхай, говорю! Иди искупайся, с девчонками порезвись. А то ходишь, как на похоронах.
— Подожди… Слушай, Денис, а не взяться ли тебе за это дело как сыщику? Я скажу Лене, чтобы она официально обратилась в «Глорию». Очень прошу тебя помочь мне, век буду благодарен.
— Ладно, предоставь это дело мне. Завтра если не твоего Пашкевича, то кого-нибудь не хуже найдем. Я все-таки сыщик, тем более частный. Иди, иди, гуляй, мне еще вторую очередь шашлыка запускать. А Волкова пусть подруливает в «Глорию» часикам так к двенадцати.
И Гордеев, как завороженный, медленно стянул с себя футболку с джинсами, оставшись в одних плавках. Являя великолепный средиземноморский загар и ладно сработанный торс, побрел к реке, откуда до слуха Дениса вскоре донесся обильный женский восторг.
