19
На сотовом Лены определился номер телефона Гордеева. Лена взяла трубку.
— Я слушаю.
— Лен, срочно нужно встретиться.
— Ты что-то выяснил?
— Да. Более чем…
— Неужели нотариус стал с тобой разговаривать?
— Стал, как миленький. И очень вежливо.
— Да ты что? И что же такого интересного ты у него выяснил?
— Надо встретиться.
— Где встретимся?
В трубке на некоторое время повисло молчание.
— Я заеду за тобой…
— Гордеев, ты что-то темнишь…
Лен, ты мне не доверяешь?
— Начинается! Почему ты никогда не можешь по-человечески сказать: куда, когда, зачем? Ладно. Через сколько ты будешь?
— Сейчас я еще разок все выясню у врачей и буду у тебя около семи. Хорошо?
— Хорошо. Жду.
Врачи успокоили Гордеева, что состояние Соболева тяжелое, но достаточно стабильно и ему полезен сон.
— А вы еще не можете дать точного прогноза, будет он жить или?..
— Я думаю, точно этот прогноз мы сможем дать лишь дня через два. Пока что его организм должен привыкнуть к прежнему медицинскому режиму, состояние Стабилизироваться. А как будет проходить стабилизация, мы пока сказать не можем. Слишком частые смены режима очень вредны для подобной болезни, условно говоря… Но вы, я вижу, уже и голову понурили? Надо надеяться… Езжайте домой, отдохните…
— Да, именно это я и собираюсь сделать. Если что, вы мой телефон знаете… Звоните.
— Хорошо. Но, думаю, обойдемся и без звонков. Пока все идет более или менее хорошо. Всего доброго.
— Всего доброго, — попрощался Гордеев.
Через некоторое время они с Леной уже ехали в машине.
— Куда едем-то? — поинтересовалась Лена.
— Ко мне, — скромно ответил Гордеев.
— Юр, ну почему же ты сразу не сказал, что у тебя на уме? Я сегодня очень устала. Не спала всю ночь, моталась туда-сюда, всякие допросы, обыски… Мне бы принять душ и завалиться спать.
— Ты так и сделаешь. Только у меня.
— Да? — недоверчиво спросила Лена.
— Да. Мне нужно было тебя срочно повидать, рассказать о том, что я узнал. Но уже вечер… И так как я сам ужасно устал за сегодняшний день, я подумал, логично, если за тобой заеду, мы приедем домой, поговорим в спокойной обстановке и ляжем спать.
После этих слов Лена смирилась.
Они сидели в комнате у Гордеева.
— Сначала о деле, — начал Гордеев. — Какие у тебя предположения насчет жены Соболева и этих грибов?
— Предположения? Наверно, предположения должны быть у тебя. Ты же сказал по телефону, что узнал что-то новое. Так ты и выкладывай. Я тебя очень внимательно слушаю. А по поводу жены я уже почти уверена, что травила мужа не она.
— Вот, вот. Именно. Не она. А кто?
— Гордеев, ну говори же, что ты знаешь. У меня голова совершенно не соображает.
— Хорошо. Соболев тоже всеми фибрами своей души противился версии о том, что травила его она. Но, понимаешь, Соболев что-то знает. А что, из него и клещами не вытянуть. Почему, как думаешь, вся семейка оказалась заложниками у Буздыгана?
— Буздыган их всех похитил.
— Это понятно. Но зачем? Благородный бандит хотел открыть жене глаза на то, что у мужа есть любовница?
— С завещанием-то что?
— С завещанием? А это самое интересное. Оказывается, у Соболева уже было составлено завещание, где все свое имущество он делил поровну между женой и любовницей, между Ириной и Ульяной.
— Вот замечательно! Представляю себе глаза Ирины, когда она об этом узнала бы, — съязвила Лена.
— А теперь Соболев составил другое завещание. И Ульяну из своих наследниц, так сказать, вычеркнул. Все имущество он завещал только жене.
— Чем же это ему Ульяна не угодила-то?
— Оно и видно, что именно не угодила. Теперь смотри: Буздыган, когда удирал от милиции, прикрылся почему-то именно Ульяной. Почему ею, а не Ириной, или Соболевым? Ну ладно, Соболев в тяжелом состоянии, им не прикроешься.
— Ну, Ульяну он мог взять, потому что она ближе к нему была. Схватил впопыхах того, кто под боком был.
— Да. Именно. Но как ты объяснишь, что жена и муж были распиханы по подвалам, а Ульяна оказалась под боком?
— Подожди, ты хочешь сказать, что эта самая Ульяна была заодно с Буздыганом? То есть… Тогда и травить его могла эта Ульяна!
— Это пока только предположение.
— Но теперь, действительно некоторые вещи делаются более или менее понятными… Но я все равно ничего не понимаю. Зачем она травила Соболева? Что ей от этого? Как она это делала? Почему она заодно с Буздыганом? Кто такой этот Буздыган, кроме того, что он пахан преступной группировки? Какую роль играет он во всей этой истории? Зачем надо было похищать из больницы больного, ничего не соображающего Соболева? И уж, тем более, зачем надо было похищать его жену Ирину?
Гордеев внимательно выслушал все заданные непонятно кому вопросы, потом сказал:
— Отчего ты не спросила меня, почему земля круглая, а трава зеленая? Я сам мало что знаю. Но на эти вопросы нам придется ответить. Раз Ульяна Старостина якобы пропала, похищенная бандитом Буздыганом, не порыскать ли нам у нее в квартирке, пока ее нет?
— Золотые слова! Так и сделаем. Причем как можно быстрее. А я еще за нее переживала! Все думала, что там на уме этого Кабысдоха?
— Кого, кого? — переспросил Гордеев.
— Ну, это я так Буздыгана обозвала. Ладно, Юр, пойду-ка я приму ванну, если ты не против.
— Я, конечно, не против, только долго не задерживайся. У меня для тебя сюрприз.
— Какой еще сюрприз?
— Я же сказал, что сначала о деле поговорим. Вот, о деле поговорили, теперь иди принимай ванну, а потом сюрприз.
— Ну, Гордеев! Всегда ты так! Сначала заинтригуешь… Давай рассказывай, а то не пойду ни в какую ванну.
— Иди, иди. А то, если ты не пойдешь в ванну, никакого сюрприза не будет. Иди, Лен.
— Ну, хорошо.
Гордеев думал, Лена никогда не выйдет из ванной. А Лену хоть и тяготила мысль о таинственном сюрпризе, она все никак не могла заставить себя вылезти. Так ей было хорошо, по телу разлилась приятная истома, теплая вода с ароматическим маслом и морской солью делала свое дело, успокаивала усталость, убаюкивала тревожные мысли. Лена бы даже, наверно, уснула, если бы в дверь не постучался Гордеев.
— Милая, ты хочешь, чтобы я состарился, ожидая тебя? — спросил он.
— А, да, Юр. Я сейчас.
Через полчаса она вышла. Тело ее словно парило, она чувствовала легкость. Лена вспомнила свои ощущения, когда ей хотелось плыть в легком мареве, лететь неизвестно куда, ничего не спрашивать, ничего не говорить и чтобы в одной руке у нее был бокал с красным вином. Она вошла в комнату. На столе стояли фрукты и — о чудо! — бутылка «Бордо».
— Гордеев, ты душка! — Она поцеловала его в затылок.
— Ну наконец-то вышла. Я уж хотел без тебя начать.
— Ты не посмел бы!
— О да, моя госпожа! — И откупорил бутылку.
В бокалах вино заискрилось и засверкало. Лена была заворожена этим зрелищем. С первым же глотком Лена ощутила тепло и расслабление, такое приятное, какого она давно не ощущала. Ее не оставляло ощущение, что она попала в какую-то сказку. Все проблемы, все страхи забылись.
— Слушай, а как ты там описывала жену Соболева? Мне очень понравилось. Ты никак не могла к делу перейти! А потом, при обыске, помнишь, как ты рыскала по ее шкафам, носилась по квартире с каким-то ожерельем в руках?
— Да, — расстроенным голоском пискнула Лена. — Тебе вот завидно было бы, если бы у твоего приятеля была красивая машина, на которую ты давно уже глаз положил, потому что у тебя отменный вкус. И вдруг ты видишь, что какой-то хлыщ, который ничего не смыслит в изысканности, купил твою красавицу. А у тебя на нее по-прежнему нет денег. Со мной примерно то же самое произошло, когда эта фифа в шикарном туалете, в платье от Валентино, вошла ко мне в кабинет.
— Бедненькая! Как я тебя понимаю! А на шее у нее ничего не было?
— Нет, кажется, нет, — серьезно воспринимая то, что говорит Гордеев, ответила Лена. — А что?
— Ничего, — пожал плечами Гордеев. — Просто, кажется, с ее стороны это было большой оплошностью. Красивую женскую шейку должно украшать какое-нибудь красивое колье, как ты думаешь?
— А, — махнула рукой Лена. — Ее шею уже ничего не способно украсить.
— А злая ты все-таки. Но, наверное, права. Вот у тебя шея красивая, просто загляденье! На ней просто обязано быть какое-нибудь ожерелье. Например, вот такое, — с этими словами Гордеев достал черную бархатную коробочку и передал ее Лене.
Лена, как завороженная, приняла коробочку и открыла ее.
— Гордеев, ты сдурел совсем! — вырвалось у нее.
На дне коробочки лежало круглое золотое ожерелье. На расстоянии где-то пяти сантиметров друг от друга располагались пять крохотных золотых цветочков с изящными лепестками, внутри которых блистали маленькие сапфиры. Это было очень красивое, изящное украшение. Оно не бросалось в глаза своим богатством, но Лена сразу поняла, что стоит оно очень дорого. Лена даже открыла рот. Дело было не в том, что Лене никогда не дарили таких подарков, но она явно не ожидала этого от Гордеева.
— Гордеев, ты что, банк ограбил?
— Хоть бы одно слово благодарности.
— Это же вся твоя… Это же… Это же весь аванс! Ты потратил весь аванс вот на это?
— Что значит «вот на это»? Тебе не понравилось, да? — опущенным голосом спросил Гордеев.
— Нет, мне очень понравилось, но зачем…
— Ну, я же обещал или в дорогой бутик тебя сводить, или купить какую-нибудь безделушку, когда ты рассказывала мне про Соболеву.
— Ничего себе безделушка! Гордеев, я же не могу… Нет, я не могу этого от тебя принять, — твердо сказала она.
— Это еще что за новости? Чем я тебе не угодил, что ты не можешь от меня принять? — обиделся Гордеев.
— Тебе следовало потратить эти деньги на более полезные вещи, нужные тебе.
— Я сам вправе решать, на что мне тратить мои деньги! Можешь считать, что это компенсация за все трудности и проблемы, связанные с нашим общим делом.
Лена помолчала. Потом улыбнулась и надела себе на шею ожерелье.
— Юрий Петрович, вы, может быть, хотите мне сделать предложение руки и сердца?
— Ну, — усмехнулся Гордеев. — Это же не кольцо.
— Все вы, мужчины, одинаковые, чуть что — сразу на попятную, — вздохнула Лена…
Утро предвещало отличную жаркую погоду. На небе не было ни единого облачка. И Все на земле радовалось беззаботному летнему деньку.
Они с Леной вошли в квартиру Ульяны Старостиной без труда. Дверь была открыта ключом, который нашли у Соболева при обыске его квартиры.
— А ты знаешь, что если даже мы сейчас здесь найдем что-нибудь полезное, мы не сможем это приложить к делу, так как у начнет ни санкции на обыск, ни понятых?
— Спасибо, что просветила глупого, темного адвоката, — сказал ей Гордеев, надевая перчатки.
— Ты похож на грабителя из фильма. Зачем тебе эти перчатки? Думаешь, Ульяна будет потом искать в своей квартире отпечатки твоих пальцев? — улыбнулась Лена.
Гордеев посмотрел на свои перчатки, махнул рукой и снял их.
— Интересно, эту квартиру Соболев ей снимает? — спросил Гордеев.
— Мне кажется, нет. Соболев мог бы и побольше снимать.
— Но мебель все равно шикарная.
— Ну а что ж ты хочешь! Любовница генерального директора «Московского холода»!
— Ладно. Иди посмотри в тех ящиках. А я залезу в стол.
— Сейчас, я только косметику посмотрю! — Лена остановилась около туалетного столика.
— Лена! — упрекнул ее Гордеев.
— Ну что?
— Что за ветер у тебя в голове?
— Ну, когда такой мужчина рядом, как я могу думать о деле? — насмешливо подмигнула Лена.
Гордеев засмеялся и поцеловал ее в лоб.
— Может, мне уйти?
— Что ты? — Лена изобразила испуг. — Как же я без тебя?
— Все, все! Берись за работу.
— Хорошо, как скажешь. — Она направилась к ящичкам, на которые ей указал Гордеев.
Сам Юрий искал в ящиках стола, потом услышал восторженный возглас Лены.
— Что там? — спросил он.
— Смотри! — Лена держала в горсти кучу драго ценностей.
— Лена! Напоминаю тебе, мы пришли сюда не грабить квартиру!
— Да, да, — вздохнула Лена. — Мы все неправильно делаем. Что мы по ящикам и по полкам лазаем? Мы что, какие-нибудь бумаги ищем? Вряд ли у Старостиной хранятся компрометирующие ее бумаги. Мы для чего пришли? Мы хотим проверить свои предположения насчет того, что это она травила Соболева. Значит, у нее могут быть грибы, правильно? И, значит, надо искать грибы. А я не думаю, что нормальный человек будет хранить грибы в ящиках стола.
— Права, — отметил Гордеев. — А где тогда? Где мы у Соболева нашли грибы?
— На кухне.
— Слушай, давай так. Ты ищи на кухне, тебе, как женщине, виднее, где можно грибы хранить…
— Ну, спасибо! Тебя послушать, так все женщины держат у себя в домах мухоморы на случай, если муженек поднадоест!
— Я этого не говорил. Лен, ну, все равно, согласись, у женщин все-таки логика сходная. А я тут что-нибудь еще поищу.
— Вот, значит, какого ты о женщинах мнения? — Шутливо ворча, Лена ушла на кухню.
Гордеев облазил все ящики и полки, заглядывал под кровать. Около телефона, на тумбочке он обнаружил записную книжку, но там не было никаких важных записей и телефонов. Лена тоже ничего не нашла на кухне.
«Неужели я ошибся? — соображал Гордеев. — Не может быть! Тогда все рушится!»
— Ты все там обследовала? — спросил он Лену.
— Да все, все! Хочешь, сам проверь.
— Ладно, — махнул он рукой. — Нет нужды…
— Как тщательно она замела следы! — сказала Лена.
— А может, она вовсе и не заметала? Может, это я ошибся?
— Ничего подобного. Как только ты высказал свою версию, я сразу поняла, что это именно так! Точно тебе говорю.
Гордеев опустился на диван и обхватил голову руками.
— Не расстраивайся!
— Пошли отсюда? — сказал Юрий.
— Сейчас, Юра. Пять минут! — Она побежала в ее комнату.
— Юр, — послышалось оттуда. — Юр, кто такая Тамара Дмитриевна? Что-то знакомое, да?
— Как ты сказала? — оживился Гордеев.
— Тамара Дмитриевна.
Гордееву припомнилась пожилая женщина с безразличным ко всему выражением глаз в квартире Соболева.
— Да, да! — выкрикнул он. — Это домработница Соболева.
Он поднялся и пошел в комнату, где была Лена. Она стояла около зеркала и держала в руках бумажку.
— Странно, — сказала она. — Зачем любовнице Соболева телефон его домработницы? Может, она у них одна на двоих? Или?.. — Ее вдруг осенило.
— Угу, вот именно! Где нашла телефончик?
— Здесь, около зеркала. Он в вазочке лежал.
— Значит, вот так она и травила Соболева! Через его же домработницу! Ну что? — Он взял Лену за плечи. — Наведаемся к Тамаре Дмитриевне?
— Слушай, а если эта старуха ничего нам не расскажет?
— Надо будет оказать давление. Перепугается и, как миленькая, все расскажет!
Следующий поход был домой к Тамаре Дмитриевне, домработнице Соболева. Еще в подъезде Лена с Гордеевым напустили на себя чрезвычайно строгий вид. Старуха сразу дверь не открыла, а посмотрела в глазок и проворчала:
— Кто там еще?
— Пожалуйста, извольте открыть. Генеральная прокуратура, — хмуро сказал Гордеев.
За дверьми воцарилась тишина. Потом заскрипел замок, и дверь слегка приоткрылась. Оттуда высунулась недоверчивая, но испуганная физиономия домработницы. Лена сунула ей под нос свое удостоверение и спросила:
— Тамара Дмитриевна? Здравствуйте.
— Да… Здравствуйте…
Они с Гордеевым тут же потеснили ее и, не дожидаясь приглашения, вошли в квартиру. Старушка затрусила за ними. Обстановочка была, прямо сказать, небогатая. Две комнаты. Обои кое-где свисали со стен. Мебель старая, засаленная. Но сама старушка опрятная, в чистом халате и фартуке, волосы гладко причесаны и собраны в пучок.
— Что такое? — спросила она.
— Да вы садитесь, садитесь, — милостиво предложил Гордеев.
Она присела на краешек кровати и, как затравленный зверек, смотрела на гостей. Лене даже немного жалко ее стало.
— Кажется, мы с вами уже знакомы, не так ли? Я — следователь Бирюкова, — напомнила она. — А это адвокат Гордеев. Нам нужно задать вам несколько вопросов.
Гордеев с удивлением посмотрел на уж слишком любезную Лену и добавил:
— Но учтите: сокрытие фактов, которые могут быть полезны для следствия, или лжесвидетельство караются законом.
В ушах домработницы отчетливо прозвучали только последние слова, и в глазах ее отразился такой нешуточный ужас, что Гордеев заметил это и поспешил воспользоваться ситуацией:
— А в вашем преклонном возрасте отправляться за решетку совсем не солидно, — заметил он. — Кончать свои дни в тюрьме, в лишениях, среди отъявленных преступников!..
Лена незаметно толкнула его в бок. Но старушка была уже напугана так, что руки ее тряслись, словно на нее напал приступ болезни Паркинсона, и она уже готова была рассказать все, что нужно и что не нужно.
— Вы ведь домработница у Соболева Михаила Васильевича, так? — спросила Лена.
— Так, так, — закивала головой старуха.
— А откуда же вам известна Старостина Ульяна?
— Так она меня Соболеву и порекомендовала.
— Ах, вот как? И вам известно, конечно, какие отношения у Старостиной с Соболевым?
— Известно, известно.
— Она его любовница, — скорее утверждала, чем спрашивала Лена.
— Да, вроде того…
— Что значит «вроде того»?
— Ну… — старуха замялась.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, — вмешался Гордеев. — Вы подмешивали в еду Соболева сушеные мухоморы? — резко спросил он.
— Я не знала, не знала… — затряслась старуха.
— Перестаньте! Что значит «не знала»!
— Это не я! Мне велели так сделать!
— Велели? Что значит, «велели»? Вас заставляли это делать? Вы не знали, что это мухоморы, или не знали, что мухоморы содержат смертельный яд?
— Нет, нет… То есть да. Я знала. Только, понимаете?.. Нет, меня не заставляли…
— То есть? Что вам давала смерть Соболева?
— Ничего, ничего… Не это вовсе… Нет, я не хотела смерти… Я не знала… Мне деньги платили за то, чтобы я добавляла ему это в еду.
— Кто?
— Его любовница, Ульяна Старостина.
— Зачем ей это было нужно?
— Не знаю, не знаю… — старушка расплакалась.
Лена с Гордеевым удовлетворенно переглянулись.
— Что же, много платила?
— Да, да, много. Я столько денег в жизни не видела. А у меня пенсия маленькая и никого нет, никакой помощи…
— И вы знали, что это отрава?
— Знала. Но не знала, что от нее умирают.
— Неужели вы так любите деньги, что ради них готовы загубить жизнь человека? — спросил Гордеев.
Старуха только трясла головой.
— Вы даже не поинтересовались у Старостиной, умрет ли от этого Соболев?
— Нет, нет, не интересовалась. Она сама сказала, что просто для того, чтобы на некоторое время устранить его. Что ничего не будет. И большие деньги платила…
— Неужели вы и в Бога не верите? — спросил Гордеев. — Это же грех то, что вы делали!
Старушка беззвучно плакала. Лена с Гордеевым собрались уходить.
— Подождите, — пропищала домработница. — Меня теперь в тюрьму посадят, да?
— Вас? — Гордеев задумался. — Вы выступите, как свидетель? Дадите показания против Старостиной?
— Да, да, — мелко закивала та.
— Ну, насчет вас, это как суд решит. Но, по крайней мере, можно будет как-нибудь похлопотать. Но учтите, мне вообще-то не резон о вас хлопотать! Просто из уважения к вашему возрасту… Хотя у вас нет уважения даже к чужой жизни. Но если вы выступите на стороне Соболева…
Старуха опять яростно закивала головой.
— Да! И не смейте отлучаться из города!
— Нет, нет, куда мне!
— Еще один вопрос, — вспомнила Лена. — Вам известно такое имя Петр Буздыган?
— Нет, нет, не известно, — ответила слегка уже пришедшая в себя старуха…
— Вот тварь! — с сердцем произнесла Лена уже на улице.
— Ты про домработницу?
— Нет, я про Старостину. Я за нее так волновалась, так переживала, когда этот чертов Буздыган увез ее в качестве заложницы в неизвестном направлении. А это, оказывается, был хорошо поставленный спектакль!
— Да. Не хило она жертву сыграла!
— Тварь! — еще раз повторила Лена.
Гордеев усмехнулся. Было такое впечатление, что Лена вне себя лишь от того, что Старостина зря заставила ее волноваться, обманула, а не от того, что она травила Соболева, была заодно с Буздыганом, да и вообще оказалась форменной преступницей.
