15

Гордеев проснулся утром следующего дня около девяти часов. Ему хотелось еще поваляться в кровати, досмотреть великолепный сон. Но солнце нещадно лезло в окно, будило Гордеева.

Он поднялся и сонной походкой побрел в ванную. Душ значительно приободрил его. Затем был чай с мятой и жареными хлебцами, великолепная утренняя сигарета. Вообще-то Гордеев курил не часто. Но ему всегда были памятны слова его отца:

— Знаешь, что самое прекрасное? Для успокоения души… Это когда ты встаешь ранним утром, особенно летом. Солнце само еще только начинает просыпаться, и на улице стоит легкая прозрачная дымка, такое сиреневое марево, освещаемое только-только набирающими силу лучами солнца… Ты знаешь, что тебе предстоит идти на работу, что тебя ожидает, хоть и солнечный и прекрасный, но все же трудненький денек… И вот ты берешь сигарету и, глядя на всю эту красоту за окном, сладко затягиваешься… Первая утренняя сигарета — это просто сказочно!

С тех пор и Гордеев старался придерживаться той же традиции, что и его отец. Если у него с утра было достаточно хорошее настроение, и утро предвещало хороший денек, он закуривал сигарету и старался получить от нее максимум удовольствия… Для успокоения души…

Так и сегодня, покурив в окошко, Гордеев припомнил свой сон и подумал: «А почему бы мне не позвонить секретарше Динаре? В конце концов, она сама просила».

Он обшарил все карманы всех своих брюк и рубашек и наконец обнаружил заветную бумажку с телефоном.

«Ага, дала номер сотового. Не имеет ли это какого-нибудь особого значения? Намек… Ну, домашний не дала, естественно, там этот полоумный Рашид, никому с ним проблемы не нужны, ни мне, ни ей. Но она вполне могла бы дать мне свой рабочий номер телефона. А она дала сотовый. Значит, намекала на неофициальный разговор… А там… Мало ли что там! Как пойдет…»

И он твердой рукой набрал ее номер телефона.

— Да, я слушаю, — раздался томный голос в трубке.

— Добрый день. Это Динара? — спросил он.

— Да.

— Здравствуйте, Динара. Это вас беспокоит Гордеев… Юрий… Помните? Я адвокат Соболева…

— А, здравствуйте, здравствуйте. Да, конечно, я вас узнала, Юрий Петрович.

— Как поживаете? — вдруг спросил Гордеев.

— Поживаю? Да, собственно, ничего… хорошо поживаю. А вы как поживаете?

— Тоже хорошо, спасибо.

Гордеев никак не мог взять в толк, что же еще сказать красавице. Ведь про Соболева-то она уже все знала. Но Динара сама спросила:

— Вы были у Михаила Васильевича? Не знаете, как он там?

— Врачи говорят, что все будет хорошо. Вы простите меня, Динара, что я вам раньше так и не позвонил. Но совершенно не было времени, вы меня понимаете…

— Да, конечно, я все прекрасно понимаю. Но ведь с него так и не снято обвинение?

— Нет, к сожалению, нет. Мне удалось только изменить меру пресечения…

— Скажите, он скоро поправится? Что говорят врачи?

— Я думаю, что заботливый медицинский уход в скором времени поставит его на ноги. Но у меня к вам одна просьба, — неожиданно в голову Гордеева пришла мысль, под каким предлогом можно встретиться с этой красоткой. — Понимаете, в тюрьме Михаил Васильевич чувствовал себя очень хорошо. Странно, что на свободе его опять посетили прежние боли. Врачи рассказали об одном занимательном факте… Я хотел бы побеседовать с вами о том дне, когда он вышел на работу и когда его отвезли в больницу…

— Да, конечно. Я отвечу на все вопросы, расскажу все, что знаю…

— Вот и замечательно. Только вы, видимо, сами понимаете, что по телефону такие вопросы не решаются. Давайте встретимся с вами где-нибудь… Вы не против?

В трубке воцарилось тягостное молчание. Видно, Динара была в некотором замешательстве. Потом в трубке послышалось:

— Ну, хорошо… Вы не можете приехать к нам на работу?

— Нет… — Гордеев замялся. — Понимаете, я еще сам не знаю, какие у меня планы… Все настолько загружено… Если я смогу… Давайте лучше я заеду за вами, и мы с вами…

— Нет. Вот только заезжать за мной не надо, — отрезала Динара. — Давайте лучше тогда уж сразу договоримся, где встретиться.

Гордееву совсем не понравился тон, с каким она сказала последнюю фразу. «Можно подумать, что ей встречу назначает какое-то чудовище, а она, ну, вот только из высшего чувства долга идет на такую жертву и соглашается встретиться со мной!»

— Хорошо. Когда вы можете? Когда вам удобно?

— Удобнее всего с утра, перед работой!

«Ну уж нет! Раз уж ты, красавица, собираешься со мной встретиться, давай по всем правилам первого свидания!» — Гордеев уже начинал злиться, и ему доставляло удовольствие играть на нервах у девушки. Он понимал, что выхода у нее все равно нет, она должна помочь следствию, раз уж так хорошо относится к своему директору.

— Нет, вы знаете, все дни у меня расписаны, и с утра встретиться с вами в ближайшем будущем я никак не смогу. Сегодня вечером, часов этак в семь?

— Ой, нет! Может быть, пораньше?

— Нет, пораньше не могу я, — упрямился Гордеев.

— А завтра?

— Хорошо. Давайте завтра я вам позвоню, примерно в это же время, мы попробуем договориться.

— Хорошо. Всего доброго.

— До свидания, — Гордеев зло кинул телефон на тумбочку.

Настроение испортилось вмиг. Не помогла и вторая утренняя сигарета. Сказочное утро не возвращалось. Наступал тяжелый денек. Гордеев выпил чашку кофе и собирался заняться работой. Но тут зазвонил телефон.

— Что еще! — Гордеев выругался вслух, но к телефону подошел. — Алло? — сухо сказал он в трубку.

— Здравствуй, Юра, — раздался из трубки приятный Ленин голосок.

— А, это ты. Привет.

— Почему такой грустный? Как ни позвонишь, ты все какой-то замученный.

— А чему радоваться? — мрачно отозвался Гордеев. — Вот ты чему радуешься?

— Ну, собственно, поводов для радости всегда можно найти сколько угодно. Если человек оптимист, конечно… Однако и я особенно не радуюсь.

— А голос у тебя такой, словно твоя жизнь — полная чаша!

— Нет, сам знаешь. Какая там чаша?.. Просто с какой стати мне портить настроение другим своими проблемами… Поэтому и голос у меня доброжелательный. Однако ты даже не спросишь, почему я звоню?

— Я думал, чтобы проведать друга. Хотя, нет, ты всегда звонишь исключительно по делу!

— Ладно, хватит дуться на весь мир. Я, можно сказать, ради тебя собираюсь пойти против закона.

— Это как же?

— Пригласить тебя на обыск квартиры Соболева.

— Что значит «обыск квартиры Соболева»?

— То и значит, — Лена была немногословна, но паузы в ее разговоре были достаточно красноречивы.

— У тебя что, и постановление есть?

— Естественно. Соболев все ж таки подозреваемый в убийстве. Отчего не обыскать его квартиру? К тому же, если я не ошибаюсь, это было твое предложение.

— И что же ты собираешься там найти? — после разговора с Динарой Гордеев был настроен скептически, вот и раздражался безо всякого повода.

— Это уж я не знаю… Бумаги какие-нибудь… Может быть, у него хранится план убийства Колодного, — пошутила Лена.

— Ну-ну, — скептически протянул Гордеев. — Ладно, жди. Сейчас выезжаю.

— Давай-давай. Уж я тебе настроение подниму!

— Как, интересно?

— Своим неотразимым видом!

— Посмотрим, посмотрим…

Через час Гордеев уже был у дома Соболева. Здесь стоял милицейский «УАЗик». Настроение от этого нисколько не изменилось. Во всяком случае, повода для радости не обнаруживалось. Юрий поднялся в квартиру Соболевых. Его встретила красивая, как никогда, Лена. Серьезное выражение лица придавало ей еще больше шарма. Гордеев почувствовал, что ему действительно стало легче. А когда Лена поцеловала его в щеку и прощебетала: «Привет. Очень рада тебя видеть!» — Гордеев и вовсе размяк, почувствовав, что хорошее расположение духа вновь возвращается. Лена почему-то всегда так на него действовала, и он не мог объяснить это никакими логическими причинами. Единственное объяснение, которое приходило ему на ум, было то, что так она, по всей видимости, влияет на всех. Всегда доброжелательная, шутливая, легкая, почти невесомая, как ветерок, всегда благоухающая какими-то свежими, еле уловимыми духами, но в то же время очень умная, серьезная, с ее манящим, загадочным взглядом, — как же еще она могла влиять на человека?!

— Ну, чего? — спросил Гордеев. — Уже что-нибудь нашли?

— Ищем, ищем…

По квартире ходили люди в форме, заглядывали во все углы. На диване скромно сидели двое понятых — женщина лет сорока и мужчина примерно такого же возраста, ближайшие соседи.

— Ты с ними уже говорила? — спросил Гордеев.

— Да. Женщина говорит, что не слишком хорошо знает Соболева, всегда думала, что он хороший, порядочный человек, а тут — на тебе, человека убил. А мужчина вообще какой-то индифферентный, ему, похоже, на все плевать.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — сказал Гордеев.

— Спасибо. А ты какой-то странный…

— Почему?

— Не знаю… Сначала был злой, а сейчас спокойный. Сбиваешься на комплименты, а о деле почти ничего не спрашиваешь.

— Ну, ты же сказала, что поднимешь мне настроение своей сногсшибательной красотой. Видно, так и вышло. А что, есть в деле что-нибудь существенное, чего я еще не знаю?

— Ну… Например, Соболева куда-то делась. В соседней комнате сидит их домработница. Она утверждает, что не знает, куда та пропала. И что нет ее уже, кажется, дня два или три.

— Ну, пойдем ее вместе поспрашиваем.

— Пойдем.

В соседней комнате сидела домработница Соболева. Пожилая, опрятная женщина, ее руки были сложены на коленях, она умиротворенно смотрела на Гордеева с Леной. При одном взгляде на нее Гордеев понял, что она ничего не знает и спрашивать у нее что бы то ни было совершенно бесполезно. Однако Юрий опять, как и при первой встрече с ней, отметил очень неприятную черту. У нее было какое-то безразличное выражение глаз. Обычно старушки в ее возрасте, подумалось Гордееву, принимают самое живое участие во всем, что происходит вокруг них, а уж если такое событие, как обыск, так и подавно! Впрочем, какое дело было Гордееву до выражения ее лица?

— Тамара Дмитриевна, — обратилась к ней Лена. — Это адвокат Гордеев. Он хочет задать вам несколько вопросов.

Старушка только кивнула.

— Здравствуйте, Тамара Дмитриевна, вы меня узнаете?

— Конечно, вы привезли Михаила Васильевича из тюрьмы.

— Да. А вот скажите, как давно Ирины Соболевой нет дома?

— Я, честно сказать, не припомню. Но три дня уж точно нет. Однако я же не спрашиваю хозяев, где они и куда пойдут. Мое дело приходить к девяти утра, хлопотать по хозяйству. Иногда на ночь оставаться.

— Все ясно. Значит, вы не знаете, где она?

— Нет. Откуда мне знать? Она ушла и мне не докладывала.

— Скажите, а вы слышали когда-нибудь, чтобы Соболев угрожал Колодному расправой? — вдруг спросил Гордеев.

Старушка скривила удивленную гримасу:

— Я и Колодного-то этого не знаю…

— Ну так, может быть, он как-то пришел в дурном настроении, ругался на кого-то, угрожал кому-то?

— Нет, такого я не слышала. Если такое и было, то без меня.

Гордеев задал домработнице еще несколько вопросов, на которые она также не дала вразумительного ответа. Тогда он подошел к Лене и сказал:

— Лен, ну чего она там сидит? Понятые есть. А она без надобности. Отпусти ее домой, что ли.

Лена пожала плечами:

— Ладно. Пусть уходит.

Тут с кухни позвали Лену. Она побежала туда. Гордеев пошел за ней.

Один из оперативников слезал со стула. В руках у него был пакет со странным содержимым внутри. Там лежало нечто красно-коричневого, совсем непривлекательного цвета. Оперативник — симпатичный молодой мужчина со смуглым лицом и темными усиками почему-то сразу внушил Гордееву какое-то недоверие. Он протянул пакет Лене.

— Что это? — спросила она, с отвращением глядя на эти сушеные куски неизвестно чего и отдергивая от него руки. — Где нашел?

— Это? В самом-самом дальнем ящичке наверху, — оперативник указал на верхний ящик.

— Юра, это Роман, — представила их Лена.

Парень слегка кивнул, но руки не подал. Гордеев неприязненно посмотрел на него.

— Ну, давай, Ром, рассказывай, что это такое, ты же у нас эксперт во всех вопросах!

— А это, Леночка, похоже на сушеные мухоморы.

— Да ты что?! Зачем, интересно, Соболеву, сушеные мухоморы?

Гордеев в это время как будто находился в каком-то забытьи. Слова о мухоморах долетали до него откуда-то издалека. Он с презрительным видом смотрел на Романа.

— Я не знаю точно, зачем, но то, что это отрава, я тебе могу сказать на сто процентов. Добавляешь такие мухоморчики в еду какому-нибудь неугодному хлыщу… У тебя, Леночка, есть какие-нибудь неугодные хлыщи, которые тебе жить мешают? — он приобнял Лену за плечи.

Гордееву этот Роман явно не нравился. «Ревную?» — ловил себя на мысли Гордеев.

— Да полно! — смеясь, ответила Лена.

— Ну, вот! — продолжал Роман. — Добавляешь такие мухоморчики в еду этому хлыщу, а дней этак через двадцать он ноги протягивает. Ну, если организм сильный, месячишко-другой продержаться сможет. Но не больше.

— Правда?! — вдруг очнулся Гордеев. — Вы уверены, что это точно мухоморы?

— Да, — недоуменно посмотрел на него Роман. — Конечно, на экспертизу все равно надо отправить… Но я почти на сто процентов уверен, что это именно мухоморы.

— Юра, в чем дело? Что такое?!

— Соболева травили. мухоморами! Я вспомнил только сейчас об этом! Понимаешь, врачи в больнице сказали, что у него в организме найден какой-то яд. А когда я спросил, что это за яд, врач ответил, что такое вещество — гиосциамин — содержится, в частности, в мухоморах!

— С ума сойти! — протянул Роман. — Просто сериал какой-то.

Гордеев с Леной вышли в коридор.

— Вот и еще одна разгадка! Или загадка? Но кто травил его? Юра, вот ты как себе это видишь? — спросила Лена.

— Все сходится на его жене. Смотри, она засадила его за решетку, а до этого травила этими чертовыми мухоморами. А теперь и сама смоталась…

— Да, но это же странно…

— Что именно?

— Если она хотела его отравить, зачем она засадила его в тюрьму, там-то его ведь никто не стал бы кормить мухоморами?

— Может, просто не рассчитала? Женщина все-таки…

— Что значит «женщина все-таки»? Что, по-твоему, все женщины такие глупые?

— Лена, не заводись! Хорошо, не все. Ты умная. А она нет!

— То есть хочешь сказать, что в любом случае ты умнее ее, раз так уверен в том, что это придумала она… А если где-то не сошлось, так, значит, она — дура, упустила, просчиталась. А может, все наоборот?..

— Хорошо. Вы нашли какие-нибудь документы, ценные бумаги?

— Heт, ничего такого не обнаружено.

— Вот тебе и еще один ответ! Соболева отравила мужа и смылась со всеми его бумагами и деньгами.

— Все как-то очень просто. С плеча ты рубишь…

— Нет, ну а ты какие предположения можешь сделать?

— Хорошо, хорошо, — пожала плечами Лена. — Пусть официальная версия будет та, которую ты предложил.

Гордеев даже повеселел. Это ж надо! Как заметно распутал клубок один только обыск в доме Соболева!

— Ленок, можно я тебя расцелую?

— Что, настроение поднялось?

— Слушай, а кто такой этот назойливый Роман, и почему он обнимает тебя за плечи?

— О! Да это никак ревность!

— А почему это я не могу тебя ревновать?

— Он не назойливый, а очень даже хороший и симпатичный молодой человек!

— Ах, вот как! — надулся Гордеев. — А что за надоедливые хлыщи, которыми полна твоя жизнь?

— Один из них — ты, — засмеялась Лена.

Гордеев помрачнел.

— Да ладно! Я же шучу! — Она игриво поцеловала его в висок, и Гордеев растаял.

— Слушай, а что, если сегодня вечером мы с тобой…

— У! Глазки загорелись! Гордеев, как тебя легко, оказывается, развести…

— На что? — спросил Гордеев.

— Сам знаешь.

Юрию нравилась эта странная игра между ними, недомолвки, флирт… Никогда не знаешь, когда дружба перейдет свои законные границы и станет уже не дружбой, а чем-то другим… К тому же Гордееву всегда интересно было с Леной. Она была умным и непредсказуемым человеком. Короче говоря, он опять попался в ее ловко поставленные сети.

— Ну, уж если ты так настаиваешь… — она таинственно улыбнулась. — Но только не сегодня. Завтра.

— Почему не сегодня?

— Без вопросов, — отрезала Лена.

— Ну, хорошо. Завтра так завтра… Завтра? — тут он вспомнил про волоокую Динару.

— Угу, завтра. Или ты уже на попятную? — Лена сверкнула своим загадочным взглядом.

— Вот еще! С чего бы это! — уверенно парировал Гордеев.

Динара, увы, была в пролете. Да и слишком зол на нее был Гордеев. «Не хочет так не хочет! Черт с ней! Пусть остается со своим Рашидом!»

— Ну что, обыск закончен? — спросил он Лену.

— Пока нет.

Он направился к столу и начал открывать ящики один за другим. На кухне слышался голос Романа. Там, наверно, составляли протокол.

— Лена, — позвал Гордеев.

Лена прибежала из комнаты с ненормальным блеском в глазах, в руке она держала золотое ожерелье с бриллиантами.

— Что это? — Гордеев кивнул на ожерелье.

— Безделушки всякие… Драгоценности осматриваем.

— Эта безделушка потянет на сумму с четырьмя нулями в долларах! — сказал Гордеев. — Тебя надо отсюда скорее уводить, иначе презренный металл вскружит тебе голову, и ты, чего доброго, ограбишь квартиру! Ну-ка, ты там в карманы ничего не прихватила?

— Перестань. Ты меня звал? Я думала, что-то важное…

— Н-да, — протянул Юрий. — Auri sacra fames! Что в переводе с латыни означает — проклятая жажда золота! Слушай, ты видела, сколько тут ключей? — он показал на открытый ящик.

Там горстью валялись различные ключи, длинные и короткие, изящные и грубой работы.

— Да… От сейфа, от гаража, от дома любовницы, — стала перечислять Лена.

— Не подумываешь ли ты о том, что не лишним было бы обыскать и эти помещения?

— Подумываю, подумываю. Ты меня за этим звал?

— Давай, Леночка, закругляйся. Твои коллеги, как я вижу, уже давно закончили, — он указал на проходящего по коридору Романа.

— Да, — вздохнула Лена. — Пойду отнесу на место, — и она бережно, как ребенка, понесла ожерелье в комнату.

В этот момент у Гордеева зазвонил телефон. Он взял трубку…

Когда Лена вошла в комнату, она столкнулась с Гордеевым, который явно был чем-то озабочен.

— Что случилось? — спросила она испуганно.

— Лена, едем, — не своим голосом ответил ей Гордеев. — На Соболева в больнице совершенно нападение. Он похищен!

— Ну и ну! — только и успела выговорить Лена и устремилась за Гордеевым.