Женевское озеро напомнило Римме родные места, где разлив Волги был так же широк и живописен. Противоположного берега почти не было видно, он намечался едва видимой узкой темной полосой. А когда утром наползал туман, зеркальная гладь казалась уходящей в неведомый фантастический мир, в котором не существовало конца и царили вечная тишина и покой, нарушаемые лишь слабым всплеском набегающих на берег волн.

Они с Виктором поселились в небольшом отеле в сотне метров от озера. Скромный, всего в два этажа, он тем не менее соответствовал всем европейским нормам. В конце сентября здесь было не много туристов, что оказалось им только на руку: спокойное место, где можно уединиться и не привлекать к себе лишнего внимания.

Сперва они совершили маленький вояж на арендованном автобусе по Швейцарии, потом поднимались в Альпы и катались на лыжах. Римма кататься не умела, но за три дня инструктор научил ее более-менее управляться с ними, и она даже пробовала одолевать несложные спуски. У нее получалось, а Виктор радовался ее успехам.

— На следующий год и не вспомнишь, что когда-то не умела на лыжах стоять, — говорил он посмеиваясь.

— На следующий год? — переспрашивала она.

— А почему бы и нет! Тебе ведь здесь нравится?

— Очень! — искренне восхищалась Римма.

— Тогда пусть это будет нашей первой традицией — осенняя поездка в Швейцарию.

— Витя, я так тебя люблю! — Она приподнималась на цыпочках и, обхватив его шею, целовала в губы.

— И я тебя, малышка, — отвечал он.

Особенно нравились Римме водные прогулки.

Можно было нестись, ловя лицом ветер и ощущая внутри приятный, щекочущий холодок. А можно было просто заплыть подальше от берега и, выключив мотор, вдыхать полной грудью этот диковинно чистый воздух и слушать тишину. В такие минуты казалось, что вокруг не существует никого, кроме них двоих. И кроме плещущейся о борт воды. Виктор научил ее управлять катером. Римма нашла, что это довольно легко: ни тебе сумасшедшего городского движения, ни светофоров — три кнопки и руль, вот и вся премудрость.

Вечера они проводили в уютном ресторанчике отеля. Танцевали, а потом шли в бар или бильярдную. День неизменно заканчивался на просторной лоджии, с которой открывался сказочный вид на озеро и выраставшие на другом его берегу горы. Их заснеженные вершины, подсвеченные уходящим солнцем, полыхали на фоне густо синеющего неба. Виктор объяснил, что это Западные Альпы и там уже Франция. Римма чувствовала себя наисчастливейшим человеком в мире. Она за границей и в таком красивом месте! Рядом горячо любимый ею человек. И двадцать четыре часа в сутки они вместе.

Иногда, правда, выплывали мысли об Ольге. Виктор так о ней и не рассказал, и у Риммы вскрывалась старая, уже было затянувшаяся боль. Мелочи в их отношениях, в его поступках и словах превращались в очень значимые и важные, за которыми таилось нечто нехорошее, скрытое пока от нее. Да, Виктор, бросив все дела в Москве, повез ее отдыхать. Да, в течение трех последних недель он практически каждую ночь оставался ночевать в ее квартире. Да, он недвусмысленно дал понять, что собирается изменить их отношения, придав им официальную форму. Но! Он не сказал об этом прямо, не сделал предложения, пусть пока еще не выйти за него замуж, а хотя бы жить постоянно вместе, в гражданском браке. Он даже не заикнулся, что женат, не то чтобы сообщить, что решил наконец развестись.

Все это Римму несколько угнетало, но она гнала от себя подобные мысли, чтобы не отравлять счастливые мгновения счастья. «Потом, все потом. Когда вернемся в Москву. Вот тогда и поговорим откровенно…»

Однажды, гуляя по Лозанне, они зашли в ювелирный магазинчик. Римме приглянулось колечко с крохотным изумрудом, и она долго не могла оторвать от него глаз. А за ужином Виктор протянул ей коробочку и попросил тут же открыть. Она ахнула: на бордовой подушечке лежало то самое колечко, искрясь и помигивая ей изумрудным глазом.

— Это же ужасно дорого!

Он улыбнулся и надел колечко на ее палец.

— Это лишь маленькая толика того, чего ты заслуживаешь.