90

Они отдыхали на ручье Солт два дня, чтобы дать время и людям, и животным прийти в себя. Ковбои большую часть времени спорили, что там, за горами, и как много времени потребуется, чтобы туда добраться.

Калл, как обычно, спал в некотором отдалении от лагеря. Он знал, что все в хорошем настроении, потому что слышал, как они пели почти всю ночь напролет. Теперь, когда у него было время поспать, он выяснил, что заснуть трудно. Он всегда был уверен, что у него хватит энергии на любую ситуацию, но сейчас начал в этом сомневаться. Его мучила усталость, но она не приносила ему сна. Он чувствовал, что вымотался, и хотел скорее попасть в Монтану. Осталось всего не сколько сотен миль, но эти мили казались ему длиннее, чем те, что остались позади.

Однажды, приехав в лагерь, он застал собравшихся у костра ковбоев в возбуждении. Некоторые держали ружья. Это удивило его, ночь прошла вполне мирно.

– Двенадцать лошадей пропали, – сообщил Диш Боггетт. – Индейцы украли.

Дитц выглядел понурым, а мальчишка Спеттл лишь покачал головой. Оба утверждали, что ничего не слышали.

– Ну вы, ребята, так орали песни, что и мертвого можно было разбудить, – заметил Август. – Я считаю, они нас пожалели и не забрали всех лошадей и стадо в придачу. Никто бы и не заметил.

Калл расстроился. Он не спал почти всю ночь и абсолютно ничего не заметил. Все годы подготовки не помогли.

– Видимо, они хорошо умеют обращаться с лошадьми, – сказал он.

Дитц считал, что это в основном его вина, поскольку именно он должен был следить за появлением индейцев. Он всегда умел их слышать, но он сидел у фургона, слушая пение, и не заметил ничегошеньки.

– Они пришли пешком, капитан, – констатировал он. По крайней мере, он нашел их следы.

– Смело с их стороны, – заметил Калл. – Но теперь им уже не приходится идти пешком.

Он решил взять с собой лишь Гаса и Дитца, хотя таким образом лагерь оставался без человека, имеющего опыт борьбы с индейцами на тот случай, если их первый рейд был пробным. С другой стороны, те, кто украл лошадей, наверняка имеют основательную поддержку где-то поблизости. Если придется брать с боя индейский лагерь, три человека – минимальное количество, чтобы преуспеть.

Через десять минут все трое были готовы отправиться в путь. Калл понимал, что они оставляют команду перепуганных людей.

Август развеселился, глядя на них.

– Ребятки, расслабьтесь, а то вас понос проберет, – посоветовал он.

– Если они забрали этих клятых лошадей, то вполне могут появиться снова и захватить нас, – заметил Джаспер. – Они ведь захватили Кастера, так? А он сражался с индейцами всю свою жизнь.

Калла больше беспокоила ситуация с травой. Ее было слишком мало, чтобы стадо могло долго продержаться.

– Пасите их выше по реке, – распорядился он. – Начните с завтрашнего дня, если мы не вернемся, но не торопитесь. Пусть спокойно пасутся. Через несколько дней мы доберемся до Паудера.

Глядя на удаляющихся всадников, Ньют сильно нервничал. Все из-за Липпи – тот все утро живописал, что чувствует человек, когда его скальпируют. Самого Липпи никогда не скальпировали, так что достоверно он знать этого не мог, но это его не останавливало, и он продолжал говорить, пугая всех.

Конокрады уехали на юго-запад. Калл считал, что, если повезет, они поймают их за день, но ничего не вы шло. Местность становилась все более голой, и единственными признаками жизни были редкие канычи и многочисленные гремучие змеи.

– Если тут обосновываться, придется разводить змей, – заметил Август.

Ночью они немного отдохнули, и к середине дня бы ли уже на расстоянии ста миль от стада, причем без всяких видимых результатов.

– Черт, да они заедут в долину реки Уинд, пока мы их нагоним, а я часто слышал, что в смысле сухости долина реки Уинд еще хуже, чем Пекос, – сказал Ав густ.

– У нас лучше лошади, чем у них, – возразил Калл. – Нагоним.

Но прошел еще день, прежде чем им удалось сократить расстояние.

– Считаешь, стоит так заводиться из-за двенадцати лошадей? – спросил Август. – Я такого унылого края никогда не видел. Тут блоха с голоду сдохнет.

И верно, край был уныл до чрезвычайности, на земле местами выступала соль. Кое-где возвышались холмы цвета охры, начисто лишенные растительности.

– Нам не стоит начинать мириться с конокрадством, – настаивал Калл.

Дитц уехал вперед на разведку и к середине дня вернулся. В волнах жары он казался больше, чем был на самом деле.

– Лагерь впереди, – сообщил он. – У них там голод и мало воды.

– Сколько? – спросил Калл.

– Не сосчитал, – ответил Дитц. – Немного. Откуда быть многим при такой жизни?

– Предлагаю дождаться ночи и спереть кляч назад, – высказался Август. – Сейчас слишком жарко, чтобы сражаться. Украсть их, и пусть ради разнообразия красные немного попреследуют белых.

– Будем ждать ночи, можем потерять половину лошадей, – возразил Калл. – По ночам они наверняка выставляют более надежную охрану.

– По такой жаре не хочется с тобой спорить, – проговорил Август. – Хочешь сейчас, пусть так и будет. Просто поедем и перебьем всех.

– Много мужчин не заметил, – вмешался Дитц. – Больше женщины и дети. И здорово бедные, капитан.

– Что ты хочешь этим сказать – «здорово бедные»? – удивился Калл.

– Хочу сказать, они голодают, – ответил Дитц. – Они уже зарезали одну лошадь.

– Бог мой, – изумился Август. – Ты хочешь сказать, они украли лошадей на мясо?

Так оно и оказалось. Они осторожно приблизились к лагерю и увидели, что все племя собралось вокруг мертвой лошади. Всего человек двадцать индейцев, в основном женщины, дети и старики. Калл разглядел только двух взрослых воинов, хотя и эти были практически мальчишками. Индейцы вытащили внутренности лошади, резали их на куски и ели. Обычно вокруг лагеря полно собак, но здесь их не было.

– Полагаю, это не те воинственные индейцы равнин, о которых мы наслышаны, – заключил Август. Почти все индейцы молчали, сосредоточившись на еде. Все изможденные. Две старухи срезали мясо с задней ноги, а двое воинов, видимо те, кто украл лошадей, поймали еще лошадь и готовились перерезать ей горло. Чтобы не допустить этого, Калл вытащил пистолет и выстрелил в воздух.

– Ладно, перестань, – остановил его Август. – Не будем же мы в них стрелять, хотя, по правде говоря, то был бы акт милосердия. Думаю, у них и оружия нет.

– Я ни в кого и не стрелял, – объяснил Калл. – Но ведь это наши лошади.

При звуке выстрела все индейцы, оторопев, подняли головы. Один из молодых воинов схватил старое одно зарядное ружье, но стрелять не стал. Похоже, то было единственное ружье в племени. Калл снова выстрелил в воздух, чтобы отогнать парней от лошади, и преуспел больше, чем рассчитывал. Те, кто ел, поднялись на ноги, все еще держа в руках кишки, и рванулись бежать к четырем маленьким вигвамам, стоящим немного в стороне. Молодой человек с ружьем тоже отступил, помогая старушке. Она вся перемазалась в крови от пиршества.

– У них пикник, – заметил Август. – У нас тоже был пикник два дня назад, и в нас никто не стрелял.

– Мы можем оставить им двух или трех лошадей, – предложил Калл. – Но я не хочу потерять гнедого, которого они собрались прирезать.

В спешке племя позабыло маленького мальчика, едва умеющего ходить. Он стоял у шеи мертвой лошади и плакал, разыскивая мать. Племя молча стояло у вигвамов. Какое-то время единственным звуком был плач ребенка.

– Он слепой, – сказал Дитц.

Август понял, что Дитц прав. Ребенок не видел, куда идет, и через секунду споткнулся о груду окровавленных потрохов и упал прямо на них.

Дитц, находившийся ближе всех к мертвой лошади, подошел и поднял ребенка. Мальчик продолжал жалобно плакать.

– Тихо, – велел ему Дитц. – Смотри, какой грязный. Весь в крови измазюкался.

В этот момент раздался боевой клич со стороны вигвамов, и Дитц, подняв голову, увидел, что к нему бежит один из воинов, парнишка не старше Ньюта. Тот самый, что схватил ружье, только на этот раз он заменил ружье старым копьем. Дитц протянул вперед ребенка и улыбнулся – совсем, мол, ни к чему боевой клич. Дитц продолжал протягивать ребенка и улыбаться, рассчитывая, что воин поймет, что он дружелюбно настроен. Парню ни к чему копье, пусть просто отнесет верещащего мальчика его матери.

Калл и Август тоже думали, что парень скорее всего остановится, когда поймет, что Дитц настроен дружелюбно. Если нет, то Дитц с ним справится, он всегда был хорош в рукопашной.

Только в последнюю секунду они осознали, что воин не остановится. Он несся в полном отчаянии и не замечал дружеской улыбки Дитца. Он стремительно приближался.

– Стреляй, Дитц, – закричал Калл, поднимая свой пистолет.

Дитц тоже в последнюю секунду увидел, что индеец не остановится. Молодой воин не был слеп, но взгляд его казался таким же невидящим, как и у ребенка. Он все еще выкрикивал свой боевой клич, в полной тишине он звучал дико, и глаза его горели ненавистью. Старое копье выглядело несерьезно. Дитц снова протянул вперед ребенка, рассчитывая, что парень поймет его намерения.

– Вот, возьми, я просто хотел помочь, – сказал он, и только в этот момент понял, что опоздал, молодой индеец не может остановить бега, как не может подавить свою ненависть. Его глаза сверкали. Дитц почувствовал глубокое сожаление, что вызвал ненависть этого тощего парнишки, которому не желал никакого зла. Он попытался уклониться, надеясь улучить момент, поставить ребенка на землю и, возможно, урезонить молодого воина.

Но когда Дитц повернулся, парень вонзил копье ему в бок и вверх, в грудь.

Калл и Август выстрелили почти одновременно. Индеец умер, так и не выпустив копья. Они подбежали к Дитцу, который все еще держал в руках ребенка, хотя около фута копья ушло в его тело.

– Не возьмете его, капитан? – спросил Дитц, протягивая ребенка Каллу. – Не хочу, чтобы он снова садился в кровь.

И Дитц упал на колени. Удивился, увидев рядом мертвого индейца. На мгновение он испугался, что каким-то образом убил его, но потом заметил, что его пистолет все еще в кобуре. Так что это, верно, капитан или мистер Гас. Печально, что мальчику пришлось умереть, потому что он не смог понять, что они друзья. Еще одна печаль. Возможно, парнишка был так голоден, что плохо соображал.

Тут он заметил, что стоит на коленях, и попытался встать, но мистер Гас положил руку ему на плечо и попросил подождать.

– Нет, пока не поднимайся, Дитц, – произнес он. – Отдохни минутку.

Дитц заметил торчащую из его бока рукоятку копья. Он знал, что туда его воткнул мертвый мальчик, но ничего не ощущал. Капитан стоял перед ним, неуклюже держа на руках индейского мальчика. Дитц грустно посмотрел на капитана. Он надеялся, что теперь капитан поймет, почему Дитц так не хотел уезжать из Техаса.

Все перепугалось, и теперь этот молодой индеец умер. Индейцы не хотели понять, что они их друзья.

Насколько было бы лучше, если бы они остались там, где жили, у старой реки. Дитцу снова захотелось вернуться, посидеть ночью в загоне и подумать про луну. Много раз он засыпал, размышляя о луне, о том, удалось ли индейцам на нее забраться. Иногда ему снилось, что он и сам на луне, – такие глупые сны. Но воспоминание усыпляло его, и, еще раз взглянув с сожалением на мертвого мальчика, он осторожно лег на бок. Мистер Гас встал рядом с ним на колени. Дитц сначала подумал, что он хочет вытащить копье, но он лишь придержал его, чтобы не дрожало.

– Где маленький Ньют? – спросил Дитц.

– Ты же знаешь, он с нами не ездил, – сказал Август. – Остался с ребятами.

Тут Дитцу стало казаться, что что-то происходит с головой мистера Гаса. Она вроде выросла. Он даже не мог ее всю разглядеть, как будто смотрел сквозь воду, как будто вернулся на старую реку и лежал на дне, глядя на мистера Гаса сквозь тонкий слой воды. Голова мистера Гаса еще выросла и уплыла в сторону. Она поднималась к небу, подобно луне. Он едва мог ее раз глядеть, но на мгновение вода разошлась, и он увидел несколько травинок совсем у глаз. Затем, к его облегчению, вода снова сошлась и закрыла его, на этот раз глубокая и теплая.

– Ты не можешь вытащить копье? – спросил Калл. Он не знал, что делать с ребенком, а Дитц лежал у его ног и умирал.

– Через минуту вытащу, Калл, – ответил Август. – Пусть побудет мертвым минутку.

– Он умер? – спросил Калл. Хотя он по опыту знал, что такие вещи случаются быстро, он не хотел принять этого с Дитцем. – Наверное, индеец попал прямо в сердце, – добавил он, хотя смысла в этом замечании не было никакого.

Август промолчал. Он отдыхал, раздумывая, следует ли ему вытащить копье или просто обломить его. Если он попробует вытащить его, то может извлечь вместе с ним половину Дитца. Конечно, Дитц был мертв, так что это вроде роли не играло. И все же, чего он точно не хотел делать, так это увечить Дитца после смерти.

– Нельзя ли отдать этого орущего младенца женщинам? – спросил он. – Поставь его на землю, может, они подойдут и возьмут его.

Калл сделал несколько шагов в сторону сбившихся в кучку индейцев и протянул им мальчика. Никто не двинулся с места. Он прошел еще немного вперед и поставил мальчика на землю. Когда он обернулся, то увидел, что Август уперся ногой в тело Дитца и пытается вы тащить копье, которое не поддавалось.

Август сдался и сел рядом с умершим.

– Не могу я этого сделать сегодня, Дитц, – пояснил он. – Если надо, пусть кто-нибудь другой делает.

Калл встал на колени у тела Дитца. Он все еще не мог избавиться от изумления. Хотя ему пришлось видеть много неожиданных вещей во время сражений, этот случай был самым необычным. Индейский мальчик, не больше пятнадцати лет от роду, подбежал к Дитцу и убил его.

Август, видимо, был потрясен не меньше, потому что не находил, что сказать.

– Наверное, это наша вина, – заметил Калл. – Надо было раньше стрелять.

– Не хочу и начинать думать обо всем том, что мы должны были сделать для этого человека, да не сделали, – произнес Август. – Если у тебя хватит сил ехать верхом, давай отсюда сматываться.

Им удалось обломить конец копья, чтобы оно не болталось в воздухе, и они погрузили тело Дитца на его лошадь. Пока Август привязывал тело понадежнее, Калл собрал лошадей. Индейцы молча наблюдали. Он передумал и отделил трех, которые не слишком многого стоили. Потом подъехал к индейцам.

– Лучше привяжите их, – велел он. – Иначе они последуют за нами.

– Сомневаюсь, чтобы они понимали по-английски, Вудроу, – заметил Август. – К тому же мы убили их лучшего воина; с ними теперь покончено, если они не переберутся на другое место. На этих лошадях им зиму не продержаться.

Он оглянулся, разглядывая высохшую равнину, голые холмы, потрескавшиеся от жары. Холмы казались разноцветными, в красных и белых пятнах, как будто земные соки вытекали сквозь трещины.

– Уж лучше Монтана пусть будет другой, – сказал он. – Если там окажется так же, то я вернусь, выкопаю этого проклятого Джейка Спуна и разбросаю его кости.

Они ехали всю ночь, весь день и всю следующую ночь. Август просто трясся без всяких дум, а Калл мучительно укорял себя. Грош цена всей его болтовне на счет того, чтобы быть начеку, быть всегда готовым, – вот, пожалуйста, приехали в индейский лагерь и позволили, чтобы Джоша Дитца убили. Он должен был предвидеть. Они все должны были предвидеть. Ему случалось видеть людей, убитых мальчиками-индейцами не старше десяти лет, и старухами, которые, казалось, с трудом передвигали ноги. Первое правило рейнджеров: любой индеец может убить. И вот, пожалуйста, взяли и въехали в лагерь, и теперь Джоша Дитца нет. Он никогда не называл его по имени, но сейчас он вспомнил ту дурацкую вывеску Гаса и как Дитц беспокоился по ее поводу. Дитц в конце концов решил, что его собственное имя – Джош, так что теперь он его так и будет вспоминать, подумал Калл. Как Джоша Дитца. Чувство вины обострялось еще от того, что всего несколько дней назад Джош Дитц проявил о нем заботу и вел его лошадь в поводу во время песчаной бури, поняв, что Калл вымотался вконец.

И вот он стоял с пистолетом в руке и позволил, что бы друга убили. Они все решили, что индейцы слишком оголодали, чтобы что-то предпринять. Этой ошибки он никогда себе не простит.

– Мне кажется, он чувствовал, что скоро умрет, – произнес Август, к удивлению Калла, когда они ехали через потрескавшиеся долины в направлении ручья Солт.

– Что ты хочешь этим сказать – «чувствовал»? – спросил Калл. – Он не мог знать. Просто один из немногих парней, у которого осталось мужество.

– Я думаю, он чувствовал, – повторил Август. – Он ведь стоял и ждал.

– Так у него же был на руках ребенок, – напомнил ему Калл.

– Он мог бросить ребенка, – настаивал Август. На вторую ночь они подъехали у тому месту, где раньше стояло стадо, но теперь никого не было. От Джоша Дитца начало пахнуть.

– Мы можем похоронить его здесь, – предложил Август.

Калл оглядел пустынную местность.

– Кладбища нам все едино не найти, если ты его ищешь, – добавил Август.

– Повезем дальше, – решил Калл. – Ребятам захочется с ним попрощаться. Думаю, сегодня мы их нагоним.

Они догнали своих незадолго до восхода. Пас стадо Диш Боггетт, он их и заметил. Он крайне обрадовался, поскольку после их отъезда вся ответственность свалилась на него. Так как он не знал местности, то испытывал серьезные трудности и надеялся, что они скоро вернутся. Когда он заметил их, то даже почувствовал некоторую гордость, поскольку ему удалось находить хорошую траву и успешно двигать стадо.

– Доброе утро, капитан, – приветствовал он. И тут заметил, что что-то не так. Три лошади, не считая украденных, и лишь два всадника. На третьей лошади что-то лежало, но не всадник. Труп.

– Кто это, Гас? – спросил он потрясенно.

– Все, что осталось от Дитца, – объяснил Август. – Надеюсь, что повар не спит. – После того как он два дня ничего не ощущал, он начал испытывать голод.

Ньют дежурил среди ночи и сейчас крепко спал. Он пользовался седлом в качестве подушки и накрылся се дельным одеялом, поскольку ночи здесь стали уже прохладными.

Его разбудили голоса. Один принадлежал капитану, второй мистеру Гасу. Слышно было, как что-то сказал Диш Боггетт и вставил пару слов По Кампо. Ньют открыл глаза и увидел, что все они склонились над чем-то, лежащим на земле. Возможно, они подстрелили антилопу. Он снова закрыл глаза, потом опять открыл. Нет, то не антилопа. Он сел и увидел, что По Кампо стоит на коленях и что-то вытаскивает. Кого-то рани ли, и По Кампо пытается вытащить нож или что там еще из тела. Потянул изо всех сил, но безуспешно. Он перестал тянуть, и Диш, белый и дрожащий, державший раненого, отвернулся.

Когда Диш повернулся, Ньют увидел Дитца. Вместо того чтобы вскочить, снова лег и поплотнее натянул одеяло. Ньют открыл глаза и посмотрел, потом снова закрыл. Он сердился на людей за то, что они говорили громко и разбудили его. Хоть бы они все умерли, самое лучшее, что они могут сделать. Ему хотелось снова заснуть. Ему хотелось, чтобы увиденное оказалось еще одним дурным сном, когда просыпаешься и радуешься, что все происходило во сне. Может, и на этот раз так будет. Он откроет глаза и больше не увидит тела Дитца, лежащего в нескольких футах от него на куске парусины.

Но на этот раз не сработало. Он не смог снова заснуть, а когда сел, тело все еще лежало там же, хотя, не будь оно черным, ему не догадаться бы, что это Дитц.

Он увидел, как Пи Ай встал на колени по другую сторону Дитца и застыл. Дальше, у реки, он заметил копающих могилу капитана и Липпи. Мистер Гас сидел один у костра и ел. Всех трех лошадей расседлали, но никто не выгнал их в табун. Они паслись рядом. Большинство ковбоев стояли, сбившись в кучу, в ногах Дитца, наблюдая, как старается По Кампо.

Наконец По сдался.

– Лучше похоронить его так, – сказал он. – Хотел бы я взглянуть на того мальчика. Копье пронзило Дитца до грудины и прошло сквозь сердце.

Ньют одиноко сидел на одеяле. Никто его не заме чал и с ним не разговаривал. Никто не объяснил, почему умер Дитц. Ньют начал плакать, но никто и на это не обратил внимания. Взошло солнце, и каждый был занят своим делом. Мистер Гас ел, капитан и Липпи копали могилу, Соупи Джонс чинил подпругу и вполголоса разговаривал с Бертом Борумом. Ньют сидел и плакал, думая о том, знает ли Дитц, что сейчас происходит. Ирландец, Нидл и братья Рейни сдерживали стадо. Интересно, а знает ли об этом Дитц? Утро выдалось чудесное, горы вроде бы приблизились. Знает об этом Дитц или нет? Ньют больше не смотрел на тело, но надеялся, что Дитц каким-то образом все знает. Он чувствовал, что Дитц был единственным человеком, обращавшим на него хоть какое-то внимание, что Дитц был его другом. Только мысль о том, что Дитц каким-то образом все знает, мешала ему почувствовать себя окончательно одиноким.

Но даже если и так, все равно тот Дитц, который ходил рядом, улыбался и был добр к нему изо дня в день много лет, тот Дитц умер. Ньют сидел на одеялах и плакал, пока не подумал, что так никогда и не сможет остановиться. Никто вроде не замечал этого. Никто не сказал ему ни слова все то время, пока шли приготовления к похоронам.

Пи Ай не плакал, но смерть Дитца потрясла его на столько, что у него дрожали колени.

– Господи ты Боже мой! – говорил он время от времени. – Господи милосердный! – Убил его молодой индеец, так сказал капитан. На Дитце все еще бы ли те самые старые штаны из одеяла, все в заплатах, к которым он был так нежно привязан все годы. Пи Ай не знал, что и подумать. Он и Дитц работали в компании «Хэт крик» со дня ее основания. Теперь все свалится на его плечи. Несомненно, у него будет больше работы, потому что определенные задания капитан доверял лишь им двоим. Он вспомнил, что они с Дитцем недавно очень здорово поговорили. Он собирался затеять еще разговор, если выпадет случай. Теперь, разумеется, такого случая не будет. Пи Ай отошел и прислонился к колесу фургона, надеясь, что ноги перестанут трястись.

Остальные ковбои тоже взгрустнули. Соупи Джонс и Берт Борум, считавшие унизительным для белого много говорить с черномазыми, сошлись во мнении, что этот черномазый был на редкость порядочным. Нидл Нельсон предложил помочь копать могилу, поскольку именно Дитц завернул техасского быка, когда тот за ним погнался. Диш Боггетт редко говорил с Дитцем, но вид Дитца с другой стороны стада часто вселял в него бодрость. Это означало, что он не сбился с дороги и что вода где-то рядом. Диш пожалел, что никогда как следует не поговорил с этим человеком.

Липпи предложил помочь копать могилу, и Калл разрешил ему. Эта работа обычно доставалась самому Дитцу – копание могил. Калл уложил многих из своих товарищей в могилы, выкопанные Джошем Дитцем, включая последнего – Джейка Спуна. Липпи копал плохо, больше мешал и непрерывно болтал, умудряясь не говорить ничего существенного. Но Калл терпел. Они копали на небольшом возвышении, к северу от то го места, где Солт впадал в Паудер.

Август бережно завернул Дитца в кусок брезента и завязал веревкой.

– Саван для дальнего пути, – заметил он.

Все промолчали. Они погрузили Дитца в фургон. Ньют наконец встал со своего одеяла, хотя от слез он почти ослеп.

По Кампо повел упряжку к могиле, куда положили Дитца и быстро засыпали. Ирландец, хотя к нему никто не обращался, запел песнь печали, да такую грустную, что все ковбои заплакали, даже Джим Спеттл, который не уронил ни слезинки, когда погиб его брат.

Август повернулся и ушел.

– Ненавижу похороны, – заявил он. – А эти в особенности.

– При той скорости, с которой мы теряем людей, от нас немного останется к Монтане, – сказал Липпи, когда они возвращались назад в лагерь.

Они думали, что двинутся в путь в тот же день, но капитан, который не любил задерживаться, на этот раз не спешил. Он вернулся от могилы, достал большой молоток и отбил от фургона доску. Он никому не объяснил свой поступок, а при одном взгляде на его лицо все воздержались от вопросов. Он взял доску и понес ее к могиле. Остаток дня он просидел один около могилы и что-то вырезал. На лезвии ножа сверкали солнечные блики, а ковбои с удивлением наблюдали. Они никак не могли понять, на что капитан тратит так много времени.

– У него же короткое имя, – заметил Липпи.

– Это не полное его имя, – возразил Ньют. Он перестал плакать, но чувствовал себя опустошенным.

– А другое какое? – спросил Джаспер.

– Джош.

– Ну, черт побери, славное имечко, – заметил Джаспер. – Начинается с той же буквы, что и мое. Знай мы раньше, мы бы могли его так называть.

Затем они услышали стук молотка – этим молотком они пользовались, чтобы надеть на колесо фургона обод. Капитан забивал доску поглубже в землю.

Август, целый день державшийся в стороне, подошел и сел на корточки рядом с Ньютом, который расположился поодаль. Мальчик боялся, что снова разревется, и хотел побыть один.

– Пойдем посмотрим, что он написал старине Дитцу, – предложил Август. – Я много раз видел, как твой отец хоронил людей, но он никогда так себя не затруднял.

Ньют почти не слушал. Он сидел, весь онемевший. Услышав слова Августа о его отце, он не сразу понял, о чем речь, но потом до него дошло.

– Мой кто? – спросил он.

– Твой отец, – ответил Август. – Твой папа. Ньют решил, что мистер Гас выбрал странное время для шуток. Капитан не был его отцом. Возможно, смерть Дитца произвела на мистера Августа такое впечатление, что он слегка помешался. Ньют решил просто не обращать внимания на это замечание, чтобы не ставить мистера Гаса в неловкое положение в такой момент. Капитан все стучал молотком, забивая доску поглубже.

Они направились к могиле. Калл перестал стучать и отдыхал. Двое или трое ковбоев тоже подошли к могиле, но несколько нерешительно, – вроде их и не звали.

Капитан вырезал на доске глубокие буквы, чтобы ветер и песок не сразу смогли их стереть.

Ковбои подходили по одному и молча разглядывали надпись. По Кампо перекрестился. Август достал что-то из кармана. То оказалась медаль, которую вручил ему губернатор Техаса за службу на границе в тяжелые годы войны. У Калла тоже была такая. Медаль висела на зеленой ленте, но от времени цвет выгорел. Август сделал из ленты петлю и прочно прикрепил медаль к доске на могиле. Капитан Калл пошел к фургону, чтобы положить на место молоток. Август за ним. Липпи, который весь день не плакал, внезапно разрыдался, и слезы затекали за его отвисшую губу.

– Господи, ну почему я не остался в Лоунсам Дав? – сказал он, когда перестал плакать.