Я сидел в квартире Долго-Сабурова, ждал муровских оперативников и от нечего делать листал его фотоальбом. Этот альбом мы со Светловым видели и в прошлый раз, при первом обыске, но в тот раз нас мало интересовали все эти девицы в купальных костюмах и «производственные» фотографии: железнодорожная бригада № 37 «Москва–Ташкент» на фоне своего состава совместно с работниками вагона-ресторана и на переднем плане Герман Долго-Сабуров в обнимку с директором вагона-ресторана. В конце альбома лежал черный конверт с несколькими цветными снимками – эффектная шатенка на фоне черноморских пальм, среди веселой компании загорающих курортников, она же, смеясь, облизывает мороженое-эскимо на палочке, и, наконец, она же прямо на пляже стрижет Германа Долго-Сабурова – он сидит на стуле, а она стоит над ним с ножницами и расческой в руках. И на обороте снимка надпись: «Дорогой Геша! Надеюсь, ты не забудешь! Твоя Зойка-Чародейка. Сочи, „Жемчужина“, мая, 1979».

Пожалуй, это уже кое-что! Где эти чертовы оперативники? У меня каждая минута на вес золота, а я сижу тут, как на привязи…

Оставляю в квартире своих сержантов – они уже освоились и с моего позволения лихо уплетают узбекский виноград, а сам опять отправляюсь к старушке-соседке, показываю ей фото этой девицы:

– Мамаша, вы знаете эту девушку?

– Никого не знаю! – старушка поджимает губки и делает замкнутое лицо. Действительно, зачем ей связываться с милицией, ведь потом этот сосед может ей отомстить! Конечно, эта старушка многое могла бы мне рассказать о Долго-Сабурове, не зря глазок на ее двери высветливается при любом шорохе на лестничной площадке, но, насколько я понимаю, она ведет только визуальное наблюдение и никаких имен или фамилий скорее всего не знает.

Я беру телефонную трубку, звоню полковнику Марьямову в железнодорожную милицию:

– Полковник, это Шамраев.

– Слушаю вас, – тут же раздается подобострастный голос Марьямова. – Чем могу служить?

– В мае этого года Долго-Сабуров был на Кавказе, в Сочи. Я хочу знать: это был отпуск? Он ездил туда по служебному билету или летал?

Раз в году все работники железных дорог СССР имеют право на бесплатный проезд в любую точку страны, и чаще всего железнодорожники используют эту льготу для поездки в отпуск. Именно это я и хотел сейчас уточнить у Марьямова.

– Если вы сможете подождать у телефона, эти данные будут в минуту, я только свяжусь с бухгалтерией управления дороги.

– Хорошо, товарищ полковник, я жду.

Я прождал меньше минуты и услышал:

– Вы меня слушаете? Бригадир поезда Герман Долго-Сабуров находился во внеочередном отпуске согласно приказу управления с 29 апреля по 6 мая. Служебные билеты до Сочи и обратно выписаны на него и его жену Зою Кириленко.

– Жену? Он же холостой! – сказал я.

– Здесь есть на этот счет заявление: «Поскольку я собираюсь оформить законный брак с гражданкой Кириленко Зоей, прошу считать ее членом моей семьи и выдать билеты для проезда в отпуск».

– А кто эта Зоя Кириленко, есть данные?

– Безусловно. Паспорт серия XXIII-ЛС, домашний адрес: улица Дыбенко 27, квартира 8, место работы – салон «Чародейка» на Новом Арбате, мужской мастер.

– Полковник, Родина вас не забудет! – восклицаю я радостно. – Ждите, я вам перезвоню.

– Девушка, телефон салона «Чародейка» на Новом Арбате.

– 241-28-82, - отбарабанила она.

Звоню в «Чародейку». Номер, конечно, занят, но я набираю снова и снова. А другим ухом прислушиваюсь к лестничной клетке – не появился ли «племянник». Наконец, слышу на том конце провода:

– «Чародейка» слушает.

– Пожалуйста, Зою Кириленко.

– Ее нет, она на обслуживании. Будет с четырех.

– Что значит: на обслуживании? – спрашиваю я. – Она в парикмахерской?

– На обслуживании – это значит, выполняет работу у клиента на дому. У нас не парикмахерская, а салон. Кто ее спрашивает?

– Из бухгалтерии Курской дороги. Она в мае ездила в Сочи с нашим работником Германом Долго-Сабуровым, вы его знаете? Мне нужно уточнить насчет их билетов…

– А у тебя что – ревизия? – запанибрата спрашивает «Чародейка».

– Ну! – говорю я ей в тон.

– Ну, позвони после четырех, они оба будут.

– Кто, оба?

– Ну, и Зойка, и Герман, он сегодня из рейса пришел и звонил, узнавал, когда она будет.

– Спасибо, золотая! – говорю я, ликуя, и смотрю на часы: до четырех у меня масса времени, но и провернуть нужно кучу дел. Еще минуту назад я собирался арестовывать «племянника», если бы он вернулся домой, но теперь планы изменились и нужно замести следы обыска на случай, если Долго-Сабуров вернется домой до четырех.

Я стремглав бросился в квартиру Долго-Сабурова. Мои сержанты уже объелись виноградом, но, слава Богу, полящика еще есть, и я делаю простую операцию: укладываю на дно ящика ворох старых газет, сверху укрываю их оставшимся виноградом, и вот уже ящик снова полон. Долго-Сабурову сейчас вообще не до винограда, но нужно, чтобы на первый взгляд в квартире все было без изменений. Сержанты смотрят на меня удивленно, но мне некогда им объяснять, к тому же в этот момент появляется бригада оперативников – моя смена.

– Товарищ Шамраев, бригада МУРа в составе трех человек прибыла в ваше распоряжение. Старший по бригаде – лейтенант Козлов.

– Вот что, Козлов, я просил Красновского, чтобы этот телефон срочно взяли на кнопку.

– Так точно. Уже взяли, товарищ Шамраев.

– Хорошо. Задача такая: один из вас остается здесь. И сделайте так, чтобы соседка с ним в контакт не вступала, ее просто нет дома. Ясно?

– Ясно.

– Двое скрытно дежурят на улице. «Племянника» не брать, но «вести». Ясно?

– Ясно, товарищ Шамраев.

– Тогда все. Уходим отсюда, – я еще окидываю взглядом квартиру Долго-Сабурова – вроде бы все на месте, а если мы что-то и сдвинули, то вряд ли он это заметит, он тут сам оставил полный беспорядок. Я изымаю из альбома фото Зойки Кириленко-«Чародейки» и несколько фотографий проводников бригады Долго-Сабурова и коллектива вагона-ресторана, и мы спешно покидаем квартиру.

Муровцы исчезают – один в «штатской» «Волге», приткнувшейся рядом с подъездом среди других машин, другой… другого даже я уже потерял из виду. Я отпускаю сержантов («Спасибо, ребята! И – вас тут не было! Ясно?»), а сам спешу в свою машину, к Сереже.

– Живо на Курский, в транспортную милицию!

Теперь перед началом игры с «племянником» нужно еще раз просчитать варианты. Если арестовать «племянника» прямо сейчас, что мы имеем против него для раскола? Провоз наркотиков не доказан. Причастность к убийству тетки не установлена. Связь с боксером Акеевым и Гридасовым наметилась только двадцать минут назад в растворившемся в эфире телефонном звонке, и звонок этот уликой, безусловно, не является, его, как говорят, «к делу не пришьешь». Нет, «колоть» Долго-Сабурова, как только он появится, мы будем иначе. По методу Светлова.

Я снимаю трубку радиотелефона и прошу дежурного по коммутатору Петровки соединить меня с полковником Марьямовым.

– Товарищ полковник, это опять Шамраев. У вас, я надеюсь, найдется компрматериал на директора вагона-ресторана поезда номер 37 «Москва–Ташкент»? Какая-нибудь спекуляция, обман покупателей…

– Еще бы! Где вы видели вагон-ресторан, в котором не спекулируют, не уменьшают порции? У нас досье на всех директоров… В поезде № 37 директором некий Ираклий Голуб. Спекулирует икрой, сервилатом, сливочным маслом. Завышение цен, пересортица мяса, торговля спиртными напитками в ночное время. Пожалуй, можно сажать лет на пять, созрел…

– Отставить, сажать не будем, будем подсаживать, – улыбнулся я. – Ждите, я сейчас за вами заеду.

Пока все идет замечательно. Я откидываюсь на сидение и включаю рацию – теперь можно окунуться в будни московской милиции. Хриплый динамик тут же захлебывается потоком разноголосых милицейских переговоров:

– Центральный! Центральный! Я – восьмой. У северного выхода ГУМа драка в очереди за женскими сапожками!

– Останкино! Останкино! «Волга» с неопознанным номером, темно-вишневая, за рулем пьяный водитель, сбила прохожего у Ботанического сада, движется в направлении Алтуфьевского шоссе!

– Центральный! Центральный! Я – патрульный сто восемь. У Рижского вокзала задержал гражданина, подозрительно похожего на разыскиваемого Гридасова. Имеет при себе документы на Шнеерсона Геракла Исааковича. Какие будут указания?

– Сто восьмой, задержанного немедленно доставить на Петровку, 38, дежурная часть, комната 10, к следователю Пшеничному. Как поняли? Прием.

Я усмехнулся: Гридасов-Шнеерсон да еще Геракл Исаакович – сочетание почти опереточное и невероятное, но, чем черт не шутит?

– Центральный! Говорит пост ГАИ на Можайском шоссе. Задержал владельца «Жигулей» Гридасова Якова Алексеевича. Возраст 34 года, под приметы разыскиваемого Гридасова не подходит, но фамилия совпадает. Жду указаний.

– Центральный! В вытрезвитель номер 31 с Павелецкого вокзала доставлен пьяный Акеев Виктор Михайлович, 1916 года рождения…

Многомиллионная Москва работает, гуляет по летним улицам, катит в метро, троллейбусах и автобусах, загорает на пляжах, стоит в очередях за дамскими сапожками и первыми свежими помидорами, и всюду, на всех вокзалах, в парках, станциях метро сотни зримых и незримых, гласных и негласных осведомителей, оперативных работников, гаишников и милиционеров пристальным взглядом окидывает сейчас каждого прохожего и сравнивают с припрятанной в кармане фотографией.

И это только внешнее, наружное наблюдение. А помимо этого происходит еще одна работа, совершенно неизвестная широкой публике. Сегодня с утра во всех тюрьмах Москвы и Московской области начальники проинструктировали сотрудничавших с ними заключенных – наседок и стукачей – провоцировать в камерах разговоры о Семене Гридасове – «Пахане», «Сале», «Куреве» – и о боксере Викторе Акееве. А вдруг кто-то из зеков видел их, знает их адреса, явки, связи. И еще сотни, если не тысячи осведомителей-дружинников получают сейчас фотографии разыскиваемых лиц и проходят инструктаж в отделениях милиции, опорных пунктах, штабах народных дружин.

Тем и силен наш советский режим, что при желании можно в кратчайший срок, одним приказом привести в действие многотысячную армию осведомителей, дружинников, оперативный состав Министерства внутренних дел, милиционеров, а вслед за ними – службу КГБ, и, наконец, в аварийной ситуации – регулярную армию, и все это – в считанные минуты. Можно изолировать, отрезать от внешнего мира любого размера город, область и даже республику – мышь не пробежит, голубь не пролетит…

Сегодня мы со Светловым включили как бы только первую ступень этой системы, но уже Москва стала похожа на решето, сквозь которое в поисках Акеева и Гридасова просеивают сейчас десятки тысяч людей.

Неожиданно я услышал:

– Внимание всех служб милиции и ГАИ! Поступил в срочный розыск по Москве и области Герман Вениаминович Долго-Сабуров, бригадир поезда, 1945 года рождения. Фотография разыскиваемого поступит в розыск сегодня. Сообщаю приметы: рост метр семьдесят…

Я схватил трубку телефона спецсвязи:

– Центральная! Дежурную часть! Подполковника Светлова! Срочно!

Почти мгновенно раздался голос Светлова:

– Слушаю, Светлов.

– Марат, это Шамраев. Срочно объяви по общей связи: Долго-Сабурова не брать! В случае обнаружения отпустить и вести негласно.

– Почему? Ты же дал его в незамедлительный розыск всего час назад!

– Слушай, в четыре он будет в салоне «Чародейка» на Новом Арбате у парикмахерши Зои Кириленко. Это почти наверняка, если его никто не спугнет. Поэтому телефон «Чародейки» тоже взять «на кнопку». А к четырем я приготовлю ему сервировку по твоему методу.

– Ага! Перенимаешь опыт?

– Да. А что у тебя с этой девчонкой, Смагиной?

– Сначала почти сработало, она помчалась в свой номер звонить кому-то. Но набрала только три цифры – «242» и соскочила. 242 – это Ленинский район, я там активизировал весь отдел уголовного розыска. А она мечется по центру – не то чувствует, что мы ее водим, не то просто от страха. И больше никуда не звонит. Но направление ее движения тоже Ленинский район. Надеюсь, что через часик успокоится и все будет в порядке. Сегодня мы этого Акеева возьмем – я тебе обещаю.

– Ладно! В Киеве говорят: «Нэ кажи гоп, покы не перескочишь».

– Подожди, мне звонит Рига, подполковник Барон. Переключить на тебя?

– Давай, но не отключайся.

После коротких переговоров с телефонисткой слышу в трубке мягкий, с прибалтийским акцентом голос подполковника Барона:

– Товарищ Шамраев? Здравствуйте. Я говорю из Рижского аэропорта. Со мной Айна Силиня и ее родители. Они категорически не хотели пускать ее в Москву. Пришлось применить принудительные меры. Теперь они вылетают вместе со мной, если вы санкционируете этот «привод».

– Я санкционирую. Во сколько вы прилетаете?

– В 2.15 по-московскому, аэропорт Внуково.

– Хорошо, вас встретят.

– Спасибо, до скорого свидания.

Я слышу, что он дал отбой, и говорю Светлову:

– Ты все слышал?

– Да. Во Внуково его возьмет кто-нибудь из наших местных. Сейчас я свяжусь. Сегодня горячий денек, а?