Глава шестая
Операция «Притон»

Филипп Кузьмич Агеев действительно держал ситуацию под своим неусыпным контролем. И осуществлять его было необременительно.

Прошло уже два дня. Гости собирались в установленное время. Нинки, слава богу, не было, Юлия приезжала одна и, проходя мимо, с неприязнью поглядывала именно на него. Не на консьержку, а на него. Почему? Причины не было. Наташа ей ничего про своего спасителя конкретного не рассказывала, уж это он бы услышал. Но нет. И оба раза случалось так, что Юлия поневоле видела в будочке консьержки странно и даже вызывающе одетого человека, который, как объяснил ей Степка, являлся родственником Зиги Веселовского, соседа.

А строгая обычно тетя Варя с удовольствием – и это было заметно – угощала его чаем, что само по себе уже необычно. И, похоже было, что она, скорее всего, питала к приезжему отнюдь не только материнские чувства. Так считал, во всяком случае, художник Хлебников. Этот странный тип не вызывал у него никаких эмоций – ни положительных, ни отрицательных. Пустое место в ярком оперении. Он никому здесь не мешает, не сует нос в чужие дела, где-то пропадает практически весь день. Ну, конечно, бизнес же, как объясняет обычно несловоохотливая консьержка. А какой у них там бизнес, в этом Гомеле? Оттуда везут, здесь продают, тут покупают, там продают. А хорошо им, этим офеням, как в том анекдоте, только в дороге.

Зачастил, зачастил гомельский родственник к консьержке. И, что представлялось совсем необычным, она смеялась. Она, оказывается, умеет смеяться, эта мымра! Невероятно!.. И уборщица Катька, заметно, тоже без ума от постояльца. Что-то оно подозрительно... Но фактов у Степана Яковлевича не было, а на его осторожные расспросы и тетя Варя, принципиально неспособная ко лжи, и простодушная Катерина в один голос уверяли, что Филлистрат, можно и Филей звать, просто душка! И семья у него в Белоруссии, он фотки жены и троих детей показывал, одно загляденье. Только бы, говорит, и сидел с ними, да жизнь трудная, вот и приходится вертеться.

Хлебников даже стал подумывать о том, как бы предложить «бизнесмену» поучаствовать в его собственном бизнесе. В Белоруссии тоже красивые девушки, которые в Москву рвутся. Вот бы и помочь им перебраться, а за оплатой дело не постоит.

Но такое предложение, так полагал осторожный Степан Яковлевич, делать надо своевременно. И для этого очень даже может оказаться полезным пригласить как-нибудь, пока он здесь, чудного Филлистрата к себе в салон, когда там будут такие звездочки, как Юля или Наташенька. Какой же здравомыслящий мужчина откажется? Наташка только вот капризничает, это нехорошо. Но и не страшно, кадры, как говорили, вожди и учителя, куются грамотно, без торопливости, с пониманием дальнейшей ответственности. Никуда она не денется, припугнуть, прижать покрепче – вот и достигнешь сразу желаемого результата. Паренек там у нее какой-то? Вот и отлично, можно будет пригрозить, что ему сольют на нее серьезную «компру». А фотки на компьютере подходящие состряпать нетрудно, полно специалистов. И фотографий ее тоже, не в разобранном виде, но скомпоновать можно. Нужную позу выбрать. И показать строптивой девочке. Но это, он сам понимал, лишь в крайнем случае. Скандала, конечно, не будет, но и работать она станет без охоты. В общем, решил Хлебников, при случае, если «болезнь» затянется, можно будет и проверить, и хорошенькую ей профилактику устроить, медсестричке этой... А вот Юлька – молодец. Новенькую обещала привести, посмотрим... Главное, что она из хорошей семьи, а это значит, имеет принципы, и что такое стыд, понимает, и родителей побаивается. Просто замечательный кадр, с такими работать – одно удовольствие... И Хлебников довольно потирал свои холеные, белые, почти женственные ручки...

Сегодня, когда он проходил мимо, отметил, что родственник из «Гомель-Гомеля» был в очередной раз при параде. Только идиотскую прозрачную сорочку он сменил на ярко-красную, из расстегнутого ворота которой по-прежнему виднелся треугольник тельняшки, – в этом удовольствии Филя не мог отказать себе. Глазу художника наверняка было ужасно смотреть на такое сочетание красок...

Что касается Катерины, то она уже с первой ночи, которую Филлистрат провел у нее, была в ударе: он не обманул ожиданий одинокой женщины. Она уж молиться была готова – ну и что, Гомель? Так пусть хоть и Гомель, лишь бы... А семья? Ну, пусть там семья, а здесь – она. Никто ж отнимать его навсегда не хочет. Не могла она знать всего, Филя ей ведь только самый краешек приоткрыл – это касательно той спецслужбы, которую он представляет в данном случае, а много ли одинокой женщине надо?.. Счастлива своим бабьим счастьем – и довольно.

Короче говоря, выяснив, во сколько у художника сегодня открывается «салон», Филя приготовился к очередному «приему гостей». И его, по правде говоря, не сильно насторожило сообщение Турецкого, что до дочери именно сегодня он почему-то не сумел пока дозвониться. «А мы на что, такие красивые и приметные?» – спросил себя Филя и улыбнулся консьержке тете Варе, на столике у которой стоял небольшой, порезанный на ломти торт из «птичьего молока». Вот уже третий день Филя прямо-таки физически ощущал на себе усиливающийся интерес консьержки, которой почти наверняка успела излить свои восторги услужливая девушка Катерина. Во всяком случае, Филины «выходы» встречались благосклонно. И завязывался обычный разговор «за жизнь». Щадя чувства немолодой все-таки женщины, гомельский бизнесмен несколько сворачивал свой акцент, доводя его до почти нормальной речи, только иногда прорывались словечки и интонации, более уместные на одесском «привозе», ибо как говорят коренные жители Гомеля, Филя знать не мог, поскольку никогда в этом городе не был. И если бы его, к примеру, кто-то из «гостей» Хлебникова спросил о какой-нибудь общеизвестной городской достопримечательности, Филя бы «поплыл». Впрочем, он был уверен, что до этого не дойдет. Опять же, как тот боцман, который знал единственный прием против любопытствующих увидеть пробу на его золотых часах.

Сегодня с утра Филипп уже дважды отработал «хвостом», а потом его сменил на «боевом посту» Коля Щербак, которому нечего было делать в агентстве, – клиент выехал из Москвы на несколько дней, воспользовавшись собственной охраной, которой, кстати, не очень-то и доверял, но это его дело, а вот Щербак маялся от безделья. Он и проводит Наташу домой, девочка вела себя послушно, слава богу. А Филипп теперь должен был поработать оперативником. Он хотел поближе познакомиться с «посетителями сайта», открытого Хлебниковым. Наташа это подтверждала в их беседах, рассказывая о том, как она сама зарегистрировалась, заполнила свою анкету и получила доступ к общению с многочисленными обитателями сайтов знакомств. Их же тысячи! Сотни тысяч!! Миллионы!!! На вопрос Фили, зачем ей это надо, мало, что ли, живых мужиков, понадобились еще и виртуальные, она ответила, что вообще-то поначалу отнеслась к этому делу несерьезно, больше как к шутке. Это была для нее возможность легко и безопасно для себя познакомиться с десятками молодых людей, которые, в свою очередь, ищут интересных для себя девушек. Однажды, с полгода примерно назад или немного больше, ей подруга посоветовала. Ну да, именно Юлька и предложила заглянуть в этот виртуальный рай. И научила, как это сделать. Давно ли Юлия сама занимается на досуге этим делом? Давно, больше года... Но ей проще, у нее компьютеры и дома, и на работе. Она даже пожаловалась как-то, что с трудом удерживает себя от желания бросить все, даже неотложные дела, и поскорее выйти на форум. Сама Наташа пока такой зависимости не испытывает, поскольку заходить в сайт может нечасто: в интернет-кафе, тут, неподалеку, на Кутузовском же, и возле работы – на площади Ильича. А у Юли дома? Да нет, дома она сама постоянно «висит»...

А если говорить серьезно, то Интернет больше всего напоминает наркотик. Можно, говорят, так подсесть, что про все забудешь. Иной раз на работе, когда ты должна быть максимально сосредоточена, – поликлиника же, сотни страдающих, и каждому помочь можешь только ты! – замечаешь за собой вдруг такое, что и вслух произнести стыдно. Мол, пошли бы вы все к такой-то матери, перестали ныть, нудить, передохли бы уж, что ли, а самой бы – поскорее к таким же, как ты. К тем, кто ищет своего единственного. Или единственную. Мда-а...

Филя слушал незамысловатый рассказ консьержки о муже-пьянице, сочувственно качал головой и видел, что ей именно это его сочувствие и нужно. Душа живая нужна, чтоб хоть выслушала и пережила с тобой...

И мысли его снова возвращались к Наташе. Точнее, к той тонкой материи, которую и объяснить постороннему человеку бывает невозможно.

Ну вот, например. Почему красивая и наверняка неглупая девушка поступает только так, как хочется ей одной? И когда ей объясняют опасность непродуманных шагов, она не верит. То есть готова поверить первому же подлецу, лишь бы он обещал то, что она хочет, – удовольствие. И не понимает, что за это ей придется платить собственной жизнью!.. Но, думается, она все же вникла наконец в суть происходящего. И теперь новая забота – не проболтайся! Не выкрикни во гневе проклятие на их крышу! Уйди тихо, за тебя другие подумают, что будет дальше. И все это приходится без конца повторять.

А почему не верит? Так потому, что счастливая, опять же молодая, все оборачиваются. В Интернете, где они «гуляют» с близкой подружкой, тоже наверняка от желающих познакомиться отбоя нет. И это естественно, особенно в их возрасте.

Нет, конечно, случаются, и разочарования. Но надо проще относиться к таким знакомствам, не принимать всерьез, чувствовать себя участником большой и остроумной игры, где ты не зритель, не свидетель, у которого, что называется, руки чешутся, а главное действующее лицо. Ну, что у девушек и юношей чешется, не нужно никому объяснять, иначе для чего ж и встречаются? Но в данном случае твое положение абсолютно безопасное. И Наташа была в этом убеждена, хотя доказательство «от противного» валялось возле кустов, где они с ней беседовали той ночью. Однако почему у нее такая твердая уверенность? А потому что в Интернете и обязательства с твоей стороны никому не требуются. Ты можешь написать, к примеру, о себе все, о чем только мечтаешь, можешь выдумать что угодно, воплотить в себе даже несбыточную мечту, представиться кем угодно – Мэрилин Монро, например. Королевой красоты! Идеалом для молодого человека, влюбленного в блондинок!..

И Филя в очередной раз рассмеялся, вызвав ответную улыбку у тети Вари. Заметил это и подумал, что надо бы найти тактичный ход и отказаться от слова «тетя». Ну какая она тебе тетя? Просто женщина, привлекательная, способная иной раз даже вскружить кому-то голову. А что муж дома пьет, так есть масса хороших средств, чтобы отвадить его от пустого времяпрепровождения. Надо будет предложить в шутку. Сказать, к примеру, все, забираю твою бабу к себе, а ты выметайся прочь! Мол, с ней еще долго жить можно, эвон, только глянь, какая королева! Как ходит! А как выглядит!! Подействует, если еще и кулак вдогонку показать...

И опять, возвращаясь мысленно к Наташе, удивлялся, что так долго не мог понять, кого она настойчиво напоминает ему, ну конечно же! У нее и на личике написано, как она собой гордится, как открыто встречает каждый день солнышко... И этот мерзавец имеет на нее виды? Поглядим...

А еще она не понимала одной простой, но очень важной вещи. Да, в конце концов, ты всего-навсего участвуешь в бесконечной азартной игре, не больше. И все нормальные люди это тоже понимают. А при чем тогда наркотик? Да это ж ясно: если уж ты зашла, то уйти сможешь только вместе с твоим партнером. Когда вы окончательно поймете, что нашли друг друга. И на вполне тактичный вопрос Фили: нашли ли они с подругой таких вот, тоже одиноких, мужчин? – Наташа бесхитростно ответила, что да, похоже, нашли, теперь она мечтает с ним встретиться лично, чтобы понять, насколько они действительно подходят друг другу. И у Юльки тоже есть парень, но он англичанин. А вот это была интересная новость.

Кстати, надо будет не оттягивать, а прямо сегодня же, когда закончится вечернее оперативное совещание в «Глории», посоветоваться с Александром Борисовичем и позвонить оттуда Вячеславу. У него уже к тому времени наступит утро! Пусть, в самом деле, пошарит там по поводу человека с редким именем Сережа Николаев. Чем черт не шутит? А вдруг заберет летчик-наблюдатель отсюда Наташку да завезет на Дальний Восток, к простой и хорошей жизни, медсестры везде нужны. И будет она еще Бога благодарить, который отвел от нее беду...

Не верит она еще своему спасителю, а зря. И для чего тогда этот «салон знакомств» у Хлебникова? Ведь девушки отыскали уже себе интересных партнеров? Переписываются с ними. Или, может быть, посетители сайта все-таки попадают в какую-то зависимость от его создателя? От хозяина? И настает такая минута, когда он за все свои вовсе и не виртуальные, может быть, услуги, оказываемые тебе, требует оплаты? И у тебя нет иного выхода, кроме как подчиниться его приказу? Даже если и не хочешь? Но ты просто боишься его угроз, обещаний, скажем, крепко скомпрометировать тебя, так! Значит, повод все-таки был? Или что-то напоминающее его?

Вот тут Филипп и сообразил, что попал в самую точку. Даже засмеялся: долго же до тебя доходит, жираф ты этакий!

Консьержка решила, что это по поводу ее рассказа, и хотя ничего веселого она не сказала, однако тоже приветливо улыбнулась. И Филя совсем невпопад заметил, что ей надо чаще улыбаться. Тогда строгое ее лицо прямо-таки преображается. И вот уже сидит перед ним красивая, приветливая женщина...

Много ли надо похвалы? Вот сказал мягким голосом, а она и «поплыла», засмущалась, платочек достала – нечаянную слезу промокнуть... Филя ласково и поощрительно глядел на нее, откусывая торт и запивая его чаем, а сам думал о Наташе. Ведь взвалил уже на собственные плечи совершенно ненужный тебе груз, теперь неси. Да, впрочем, лишнего груза в жизни, как он уже давно заметил, практически и не бывает, вот в чем беда. А сил таскать все меньше, хотя жаловаться грех...

Он продолжал прокручивать в голове ту ночь. Девушка конечно же не хотела об этих играх у Хлебникова рассказывать. Даже сегодня лишь соглашалась с его предположениями, а сама ведь так и не пожаловалась. Филя и в тот раз не настаивал, предложил более подробный разговор перенести на денек-другой, поскольку он очень важен для той службы, которую представляет сейчас Филипп. Наташа тогда облегченно вздохнула – наверняка подумала, что эта оттяжка поможет ей скрыться. Или подумала, что про нее забудут? Напрасно. Да и «виртуальный рай», кажется, после настойчивых вопросов нечаянного спасителя несколько пошатнулся тогда в ее глазах, вон же, всего в двух шагах лежит без движения неудачливый любитель пощупать чужие шортики с кружавчиками – уж очень Филе понравился этот шикарный зрительный образ! Доказательство такое, что лучше и не придумаешь. Ну и в такой ситуации, конечно, не разговоришься – это понятно. А сегодня там, у себя, в подсобке какой-то, она определенно поняла наконец, о чем идет речь. И не отрицала. И уже не смеялась – значит, задумалась.

Короче говоря, Агеев застращал той ночью беспечную девушку всякими ужасами бандитских разборок, после чего отпустил домой. Все основное, что касалось «большого бизнеса» господина Хлебникова, ему теперь стало известно. А дальше есть бродяга Макс, для которого лазание по сайтам, копание в чужих тайнах составляло его единственное, подлинное наслаждение в жизни. То, что для Фили было оперативной разработкой и, чего там скрывать, напряженным умственным трудом, для Макса – единственной страстью, ибо других он не имел. Ну, может быть, еще кофе и вся та мелочь, которая грызется, как семечки, – чипсы, поп-корн, сухарики и прочая фигня. Но не следовало забывать и того, что секреты, которые выкапывал он даже в самых тайных недрах Интернета, Макс ни перед кем никогда не афишировал и выдавал исключительно в случае служебной необходимости. А что такое «служебная необходимость», никому в «Глории» объяснять не требовалось...

Итак, приближалось время «Ч», как сказал бы Сева Голованов, когда был еще их командиром, перед выходом разведгруппы на очередное боевое задание где-нибудь под Кандагаром, в далеком теперь, предалеком Афганистане, ровно два десятка лет назад, когда они были сами еще молодые, двадцатипятилетние... То есть, другими словами, в гости к художнику – у кого это может вызвать подозрение? – пошли первые посетители.

Уже отчасти знакомые мужчины среднего возраста – не молодежь и уж никак не пожилые, а именно эти – солидные и уверенные в себе представители новой, деловой, занятой России, которым некогда терять драгоценное время «делания денег» на какие-то чувства и прочую муру. Они знали, чего хотели и зачем оказались здесь. А судя по их целеустремленной уверенности, они были здесь явно не впервые. За ними, как и в прошлый раз, явились две пары – молодые женщины и мужчины постарше, затем несколько женщин, в основном молодых и одетых с той позволительной летней вольностью, которая всегда приветствуется в приятных компаниях хорошо знакомых между собой людей, и, наконец, те, кого готов был встретить Филипп Кузьмич.

Стараясь сразу привлечь к себе внимание, Филипп поднялся со стула, принял изысканную позу человека, находящегося на виду, облокотился о косяк прозрачной двери в помещение консьержки и нагловатыми глазами уставился на девушек, поднимающихся от подъезда по лестнице.

Нинка, увидев его, запнулась в шагу, как-то дернулась непонятно отчего: то ли от желания скрыться с глаз при неожиданной встрече, то ли по причине совершенно потрясающего внешнего облика дяди Фили, которого она хорошо знала, как и других папиных помощников и сослуживцев, не раз выручавших и ее и маму из довольно-таки рискованных ситуаций. Ну, конечно, когда тебя воруют, чтобы потом шантажировать родителей, чувствуешь себя не очень весело.

А с другой стороны, наверняка мелькнула у девочки мысль: раз уж дядя Филя здесь, значит, опасаться совершенно нечего. Он был как бы реальной, живой гарантией ее полнейшей безопасности. И потому если шла сюда она с некоторыми, нечего скрывать, опасениями, то теперь они исчезли.

Опасения же были связаны с тем, что, когда она упрашивала Юлию взять ее в «домик» с собой, та сперва категорически отказывалась, но только сегодня, как бы смягчаясь ввиду настойчивых просьб, все-таки согласилась. Но поставила условие: ни с кем не болтать и уж тем более не уединяться. Тебе могут мягко предложить это сделать, даже наверняка, а могут проявить и настойчивость. Так вот, раз и навсегда, никаких соблазнов, никаких тет-а-тет, и вообще вести себя, как подобает совсем юной девушке, вступающей в мир взрослых!

Нинка не возражала, наоборот, чувство какой-то таящейся в неизвестном опасности еще больше разжигало ее интерес. Она же не была новичком в интернетовских сборищах. В колледже многие девочки заходят в сайты знакомств, но и ведут себя крайне осторожно и внимательно – ничего лишнего, то есть такого, что может подмочить твою репутацию. А вообще-то, как известно, в Европе этот вид знакомств, об этом они достаточно твердо знали, находится под контролем спецслужб, и потому особо опасаться нечего, хотя всякое случалось. А здесь, в России, – Нина поймала себя на мысли, что думает о родной стране немного иначе, чем раньше, и теперь она начинала понимать людей, которые говорили «в этой стране» вместо «в нашей...», – так вот, в стране, где нет никакого жесткого, защищающего тебя закона, которому бы все подчинялись, нет и порядка. И значит, всякое может случиться. О чем, инструктируя ее, и говорили почти одинаковыми словами папа с мамой.

Правда, именно сегодня папа велел ей не спешить, наверное, опять последует со стороны Юлии отказ. Похоже, та действительно чего-то боялась. Но чего? Скорее всего, того, что втягивает невинную девицу в свои грязные делишки. И этот момент родители обсуждали особо, не торопились. Ну вот, а Юлька взяла да согласилась! И времени обсуждать этот вопрос с родителями уже не было. И вообще, что бы она после этого сказала Юльке?! Раньше думать надо было, а теперь – только действовать!

Именно поэтому и появление дяди Фили Нина сочла прекрасным предзнаменованием. Она бы и подмигнула даже, если бы не идущая рядом Юля, и, как договорились, она здесь никого не знает, но стремится к тому, чтобы узнать как можно больше. Зачем? Да ясно же! Чтобы потом рассказать девочкам в Кембридже, как поставлено это дело в новой России. Там ведь еще думают, что в Москве летом шубы меховые носят! И сколько ни объясняй, не верят, такие вот стереотипы... Что-что, а уж поговорить Нинка научилась – что по-русски, что по-английски...

Заметив в выражении лица Нинки уверенность, Филя тоже успокоился. Нет, сказать-то ей об отключенном мобильнике придется, и серьезно, чтоб не строила дурочку из себя, а так все должно быть в порядке. Кто-нибудь из тех типов, что продефилировали уже сегодня перед ним, обязательно захочет, как выражается эта сволочная публика, «свежатинки».

Не верил Филипп Кузьмич Агеев, капитан спецгруппы особого назначения Главного разведывательного управления Генштаба Министерства обороны в то, что здесь, по уютным уголкам четырех комнат с удобными лежаками в них, совсем и не случайные посетители – попарно – беседуют о высоких материях и возвышенных чувствах. Вот не верил – и все!..

Нинка прошла мимо, не кивнув, не поздоровавшись, но обернулась. И теперь уже Филя подмигнул ей с одобрением. По поводу ее решимости или достаточно вольного костюма, это уж пусть сама думает.

– Чего ты оглядываешься? – одернула ее Юлия, выглядевшая сегодня так, что в памяти Фили всплыли широко известные строчки из Есенина насчет «задрав штаны, бежать за комсомолом».

Конкретно подобные чувства и должны испытывать мужики при виде такой фигуры, излучающей сплошной секс. Ох и дуры же девки! Пороть их некому, в смысле, ремнем да по заднице, да похлеще, чтоб соседские мальчишки слышали... И, словно отвечая на уже заданный вопрос консьержки, Филя с изрядной долей хвастовства громко сказал:

– А у меня, теть Варь, все всегда под контролем!

– Дядька чудной! – довольно громко ответила Юлии Нина.

– Натурщик чей-нибудь, наверное. Я ж тебе говорила, что тут одни художники, и они приглашают к себе, за деньги, конечно, разных людей, чтобы те им позировали, понимаешь?

– И что, надо так смешно одеваться?

– Ну... смотря какая задача. Могут и тебя пригласить, им часто бывает нужна натура. Предпочитают обнаженную, это ты сама, как начинающая художница, должна знать...

Разговор удалился. Но Филя уже смог для себя сделать вывод о некоторых особенностях характера соблазнительной девушки Юлии, чтобы угадать, что зря она все-таки прихватила с собой совсем молоденькую Нинку. Ох зря!.. А может, она и в самом деле рассчитывает на свои силы и возможности?

Посмотрим, сказал сам себе Филя и поспешил в мастерскую Зиги, чтобы не упустить минут первого знакомства...

Начало не представляло интереса. Но Филя заметил, что каждый, входя, сразу подходил к высокому, с благородной внешностью дипломата какой-нибудь крупной европейской державы Хлебникову и передавал тому конверт. На маленьком круглом столике перед ним стоял ящичек, напоминавший избирательную урну, с которой в прежние времена агитаторы ходили в день выборов по квартирам немощных стариков, когда те не могли идти на избирательные участки по причине нездоровья. Вот в эту урну, но только отделанную изящно, посетители и опускали свои конверты. И мужчины и женщины – поблажек не делали никому.

Степан Яковлевич Хлебников каждому и каждой вежливо пожимал руку и в свою очередь делал широкий жест, показывая, что, мол, вот это все к вашим услугам. Кресла и банкетки, расставленные и по периметру, и в центре большого помещения, столики со всякой всячиной а-ля фуршет.

Нинка, как увидел Филя, тоже подошла и опустила в щель свой конверт. Если быть точным, сперва Юлия, а потом уже и она.

За Ниной в очереди никто не стоял. И Хлебников со словами: «Милости прошу, любезные дамы и господа!» – не отпуская руки Нины, подвел ее к небольшому – на два места – диванчику и усадил, а сам сел рядом.

– Как вас зовут, милая девушка? – услышал Филя и сделал запись чуть тише, не дай бог, услышит еще – кто-нибудь из тех, что проходят мимо мастерской, по коридору. Надевать наушники он не спешил, потому что должен был параллельно слышать и то, что происходит в коридоре. Вдруг к Зиге захочет кто-то зайти. И, зная от консьержки, что у Веселовского живет какой-то родственник художника, вломится без стука и разрешения. У нетрезвых русских живописцев такое постоянно случается, и нечаянное вторжение может испортить то, чем он так долго занимался.

Филипп наблюдал происходящее во всех четырех комнатах, где пока ничего неприличного не было, пары беседовали, потягивали из бокалов какие-то напитки. Создавая для себя некое уединение, мужчины брали от стены сложенные ширмы, легко раздвигая и расставляя их по своему усмотрению, и получались уютные гнездышки, отлично фиксируемые камерами сверху. Остроумный человек этот Степка!

Вероятно, в число условий встреч входили также и обещания гостей не заглядывать за чужие ширмы. Ну а звуки – это уже частное дело каждого. Кстати, вполне возможно, что страстные вздохи или недвусмысленные вопли в одном закутке ловко провоцировали то же самое занятие в другом. Ну, короче говоря, созданы все условия для самого пошлого, свального греха.

А Хлебников между тем задал Нине вопрос и теперь терпеливо, с ласковой улыбкой хищного зверя ожидал ответа.

– Зовут меня Нина.

И поехало, как при заполнении анкеты для служебной деятельности как минимум в правоохранительных органах.

– Год рождения?

Нина помолчала и ответила, словно нарочно прибавляя себе годы:

– Девяносто первый.

– Паспорт у вас с собой?

– Да вы что, Степан Яковлевич?! – с неподдельной искренностью удивилась Нина. – Я его с собой никогда не таскаю. Ни здесь, ни в Англии.

– А чем вы занимаетесь в Лондоне?

– Учусь в колледже. Вообще-то не в Лондоне, а в Кембридже. Это, как говорится, несколько в стороне.

– И когда заканчиваете?

– В будущем году, – после новой, почти незаметной паузы ответила Нина.

Филипп усмехнулся: пожалуй, для того, чтобы скрыть свой истинный возраст, даже и он лучше бы, то есть правдивее, интонации не придумал. Молодец, девочка. А старый козел должен купиться. Иначе зачем бы он затевал доверительную беседу с новенькой?

– Скажите, Нина, а каким образом вы попали в Англию? У вас там родственники?

– Нет. У папы был один знакомый... Он уехал из этой страны. Давно уже, лет пять назад.

И снова Филя отметил, что Нинка умница – «эта страна» прозвучала правдиво и, как ни странно, достаточно современно, особенно в молодежной среде, бредящей Америкой.

– И это вы с его, значит, помощью?

– Фактически да. Его жена преподает у нас славистику как факультатив. Ее ценит руководство. Ну а я, как бы... – она хихикнула, словно от неловкости, – как бедная родственница.

– Смотрите, как вам повезло... – В голосе Хлебникова прозвучало поощрение. – А родители ваши кто?

– Мама – музыкант, но больше не концертирует, преподает что-то в музучилище. А папа – он, увы, пенсионер. Пострадал и теперь дома еле ходит.

– А где пострадал, если не секрет?

– Да какой тут секрет? О нем даже в газетах год назад писали... Он пострадал во время теракта. В одном детском доме здесь, в Москве, на окраине где-то, хотели заложников захватить, а папа с другими милиционерами пострадал при взрыве. Теперь инвалид первой группы.

– А кем он был, ваш папа?

– Почему был? – «обиделась» Нина. – Он есть. Не ходит только, плохо говорит. Почти не слышит. А служил он в прокуратуре. Но вы, наверное, хорошо знаете, как бывает в жизни? Пока ты при хотя бы маленькой власти, все перед тобой заискивают, а как случится беда, напрочь забывают. Так что папа теперь один, никто к нему не ходит, да и он тоже никого видеть не хочет.

– Но ведь какие-нибудь, может, просто чисто человеческие, приятельские связи у него остались? Так же обычно не бывает, чтоб с глаз долой – из сердца вон, верно?

– О господи! – почти по-взрослому вздохнула Нина. – Какие там связи?! Их у папы и раньше не было, иначе отчего б его мама неудачником называла? А теперь сама его с трудом в нашу районную поликлинику провожает.

– Да-да, я могу только посочувствовать... Человеческая неблагодарность не знает границ... А фамилия у вас какая, может, я тоже слышал?

– Турецкая. Нина Александровна Турецкая меня зовут. И я всегда гордилась своим папой.

Сказано это было настолько по-детски непосредственно, что только по идиотизму либо злому умыслу можно было поверить, что девочке шестнадцать. Нет, тут едва к четырнадцати подходит. И следовательно, остается опасность того, что какого-нибудь слишком уж ретивого посетителя сайта знакомств устроит сексуальная связь именно с малолеткой. Тем более что внешне выглядит Нинка очень привлекательно. В маму пошла, а ростом – к отцу тянется. То есть наживка что надо. К сожалению, ибо Филя был против такого риска. И вообще, нельзя привлекать детей...

– Да, по-моему, я что-то слышал. Кажется, фамилия знакомая. Была в газетах, – авторитетно подтвердил свои соображения художник. – А что, Ниночка, – ага, началось! – ваши родители разве не против того, чтобы вы посещали клубы подобного рода? Нет, поймите, я не в том смысле, что у меня здесь творится что-то непристойное, вовсе нет! Но... вы же меня наверняка понимаете, что встречи взрослых людей, страдающих от одиночества, иной раз, возможно, даже и помимо их воли, выливаются в некую любовную связь. Я понятно говорю?

– А чего ж тут непонятного? – по-взрослому удивилась Нина. – Между прочим, у нас, в Британии, подобные сайты пользуются успехом. Не столько у молодежи, сколько у лиц среднего возраста. Но там мне не понравилось, я не люблю контроля. Даже от родителей.

– Что, так строго? – пришла очередь удивляться Хлебникову. – Ну, если хотите, давайте я поговорю с вашей мамой. Она как, следит за собой? Еще не превратилась в унылую сиделку?

– Мама у меня красавица, – тихонько теперь вздохнула Нина, затаенно так. – Я, когда вырасту, очень хочу быть на нее похожей. Жалко, что она не музицирует уже, ее очень любили слушать... Она у меня высокая, стройная, фигура – во! – Нинка показала большой палец. – Но строгая, этого тоже не отнимешь...

– Ну разве это такая уж неразрешимая проблема? – усмехнулся Хлебников. – Вот, передайте вашей маме мою визитку. – Он достал из наружного кармана пиджака карточку и протянул ее Нине, та взяла, прочитала и, улыбнувшись, спрятала в свою сумочку, которая висела у нее на плече.

– Я, наверное, не совсем то сказала, что хотела. Не в маминой строгости дело, понимаете? И даже не в той внутренней дисциплине, которую нам прививают в колледже, а в том, что это – не рекомендуется! – последнее слово Нина произнесла по слогам. – А проверить, насколько ты следуешь... или же не следуешь рекомендациям, у нас там пара пустяков. Поэтому мы и не любим. А здесь я услышала от Юли, что у вас эти сайты пользуются огромным спросом, вот и решила посмотреть, как это здесь делается, чтобы потом рассказать своим... ну, коллегам, вы понимаете?

– И еще как! – поощрил Нину художник. – А сами вы как относитесь? У вас бывали увлечения? Вероятно, на танцульках, с мальчиками, да? Ведь возраст у вас такой, когда, как говорится, все хочется узнать сразу, правда? Остренького, перчику, пикантности, верно?

– Но ведь это же так естественно... – ловко ушла от прямого ответа Нина.

«Еще раз – молодец, – отметил Филипп. – Ну, уж теперь-то уж этот сукин сын просто обязан клюнуть на такую приманку».

– А скажите еще вот что, Ниночка, вам так, по жизни, кто больше нравится? Я имею в виду возраст мужчины? Неопытные юнцы? Или зрелые люди, способные доставить партнерше особое наслаждение?

– Я понимаю, о чем вы... – Нина, как бы задумавшись, опустила голову. И тут же просто, ах, как посмотрел на ее опущенную головку это поганый сатир! Он прямо сочился желанием. – Знаете, честно говоря, как-то я даже и не думала. Да и весь мой опыт – ха-ха, сами представляете! Нет, не знаю. Но я пришла не за этим, меня сам принцип интересует...

– Так одно другому не мешает, Ниночка, – почти пропел Хлебников и погладил ладонью ее плечо. Нина не отшатнулась, и это придало ему наглости. Он привстал, рукой обхватив девочку за талию, поднял и сказал, распрямляясь во весь рост: – Для начала я вам советую, дорогая, потихоньку, не привлекая к себе внимания, пройтись по салону, в ширмах имеются щели, сквозь них прекрасно видно, чем занимаются наши гости. Походите, посмотрите, никто вас заставлять заниматься сексом не собирается, но иногда – уж поверьте! – такая небольшая эмоциональная встрясочка бывает организму просто необходима.

– Хорошо, я, пожалуй, последую вашему совету.

И Нина пошла в другое помещение. Филя немедленно «переместился» туда, но его внимание привлек больше Хлебников. Проследив, что девочка вышла, как опытная манекенщица, покачивая бедрами, он выхватил из кармана мобильник и нажал вызов.

– Слушай сюда! – заговорил он быстро и тихо, оглядываясь при этом. – Тут такой кадр, что закачаешься! Бегом, если не хочешь упустить... Да не волнуйся, я уже проверил, никого за ней нет. Да и привела ее Юлька, а ты ее знаешь. Вот так, бегом!.. Оттянешься, наконец, за все твои страдания...

Он сладострастно засмеялся, спрятал трубку в карман и пошел, мягко ступая, в соседнее помещение. Наверное, захотел посмотреть на реакцию Нины. И заодно уж угостить ее каким-нибудь напитком. Нечто, напоминающее бары, имелось в каждом помещении – столики с бутылками, бокалами и блюдами с мелкими бутербродами. Ну и фрукты в вазах.

Филя решил, что пора готовиться к штурму. Вернее, к тому, что будет именно штурмом, но выглядеть должно как глупое недоразумение. И тогда все пройдет как по маслу. А видеозапись окажется прекрасной уликой. И как ее сделать таковой, Александра Борисовича, оказывается, совсем уже «поплохевшего» здоровьем, учить было не надо...

Филипп вмиг узнал его. Не мог не узнать. Несмотря на то что на роже этого вполне благопристойного господина никаких следов недавней стычки не было, да и не могло быть, разве что тот оцарапал «портрет», падая на землю, но это же такие мелочи, которые не замечаются. Филя помнил, что этот тип, лишенный им и документа и денег, не был лохом и вполне мог дать сдачи. Это ведь там, в темноте, будучи уверенным в том, что какой-то козел из местных выпивох не способен ответить, он ринулся без всякого предупреждения в атаку. И схлопотал классический апперкот. А здесь положение его будет выигрышнее. Так что надо подумать, как действовать. Да к тому же он не один там, еще мужиков хватает, правда, будут ли они готовы вступиться за товарища, без порток-то? Тем не менее действовать придется безошибочно. А что, здесь же Колька рядом! Ура!! Это ж он проводил девочек сюда!

И Филя вмиг выхватил мобильник. Щербак ответил ленивым, сонным голосом. Но через полминуты проснулся и сказал, что выходит. Филя, бросив все, кинулся к нему навстречу, крикнул тете Варе: «Это ко мне! Мой компаньон!» – и Щербак был немедленно пропущен. А еще через несколько минут они оба уставились в экран, переключаясь с камеры на камеру.

Николай проверил работу монитора и сказал, что все в том салоне Филя сделал верно. Сам он был признанным мастером своего дела, и поэтому запись шла без запинки. А в принципе, ничего нового, чего не знали бы эти двое нормальных, здоровых и бывалых мужиков, они не наблюдали. Кто-то разговаривал, а кто-то уже перешел от слов к делу. Наблюдать это дело было и заманчиво, и противно, как все противоестественное, ибо ни стыда, ни совести гости Хлебникова, похоже, отродясь не имели. И уж о какой там любви рассуждать-то, когда вполне респектабельные пары совокуплялись чуть ли не по-собачьи – нервно и торопливо, а самое неприятное – уж как-то очень некрасиво, что ли. Вот уж действительно, салон!

– Скажи еще: великосветская тусовка! – ухмыляясь, заметил Щербак. – И часто они так? Это ж, я смотрю, у тебя не работа, а сплошное издевательство над собственным организмом. Как тебя, эй, Филлистрат? Ну хоть самому-то оттягиваться после такого напряжения есть с кем?

Но Филя шутки не принял, и Щербак перестал хихикать. Настала очередь Агеева подробно объяснить старому своему товарищу все по тому же Афгану, какова здесь расстановка сил, кто главный, кто опасен, а кто, вероятно, предпочтет под шумок смыться.

– Номера машин ты, надеюсь, переписал?

– А как же! – ответил Николай и потянулся с долгим зевком. – Ну, ладно, раз тебе так интересно, наблюдай дальше и подавай команду, а я пока немного покемарю, ладно? Разморило на проклятой жаре... Эти еще... – И после паузы лениво спросил: – А хозяин фатеры, он где сейчас?

– На Старом Арбате портреты пишет. Либо в Измайлове.

– Вот пусть меня напишет, я жинке подарю. У нее скоро день рождения, и я все думал, чего бы ей купить? Наверное, лучше портрета любимого мужа ничего быть не может, а, Филь? Ну, чего молчишь?.. Интересненькое? – и добавил строгим, командирским голосом: – Капитан Агеев!

Филя дернулся, посмотрел на Щербака невидящими глазами и приложил палец к губам. Николай подался ближе к экрану. Они смотрели на Нину, которая прошлась по одному помещению, разгороженному ширмами, перешла в другое, в третье и делала это спокойно, не кидаясь к щелям между цветастыми створками, как советовал ей Хлебников. Просто медленно шла, будто выполняя необходимую, но неприятную работу. Но не столько на ней было сосредоточено внимание Агеева и Щербака. Они наблюдали, как за девочкой, словно бы случайно, двигался из комнаты в комнату тот самый Гриша Зыкин.

– Это его ты? – нейтрально спросил Щербак.

– Ага...

– Крепенький парнишечка, – спокойно констатировал Николай, – можно, я его на себя возьму?

– Зачем? – не отрываясь от экрана, спросил Филя.

– А давно уже не дрался, – простодушно ответил Щербак. – Так ведь и забудешь, как оно делается. А, Филь? Ну, уступи товарищу!

Филя вздохнул:

– Что для дружка сердечного не сделаешь! Ладно, бери, пользуйся. Кстати, у него загривок – слабое место.

– А по морде?

– Еще не пробовал.

– Слышь, а если ему попробовать «колесико» заделать, как?

Это была «коронка» Щербака. Противник, уверенный в себе, прыгает тебе навстречу, чтобы нанести сокрушающий удар сразу двумя кулаками, а его встречает... пустота, после чего его ноги взлетают вверх, а сам он с размаху раскладывается навзничь. Немало душманов в свое время купились на этот прием. И никто из них так и не мог понять, что же произошло. Но, самое главное, все они после приземления становились тихими и сговорчивыми. Впрочем, там, в горах, – ненадолго, живых врагов после себя не оставляли, это было весьма чревато. Законы войны, а они все были людьми этой оказавшейся никому не нужной войны... А здесь? Ну, полежит. Полечится. Почки там, то, другое. Зато больше никогда не захочет девчонок «шшупать», как говорил, бывало, дед Щукарь, – уже польза отечеству.

– Ты как заходить-то собрался? – поинтересовался Щербак. – Дверь-то, между прочим, наружу, обратил внимание?

– Конечно, обратил, – смущенно ответил Филя. – Поэтому ни о каких ногах...

– А фомка у твоего дружка имеется?

– Не знаю, поглядим. В машине есть.

– В машине и у меня есть, – рассудительно заметил Николай, – так за ней же идти, а тут самое интересное пропустишь, глядишь, и представление может сорваться... Или сбегать?

– Погоди, у меня есть другой вариант. Спокойный. Ничего не взламываем, никого не пугаем. В общем, приготовиться!.. Так, Гриша пошел...

Нина уже подходила к последней двери, ведущей в передний зал, когда ее опередил Зыкин и, словно бы случайно, перекрыл своей коренастой фигурой дверь. Нина с любопытством посмотрела на него и что-то сказала. Неудобно они стояли, микрофон далеко, а за ширмами раздавались охи и скрипы. Вот он положил ей руку на плечо и указал кивком на пустую банкетку, явно предлагая сесть. Нина попыталась движением плеча скинуть его руку, но Гриша держал крепко и постепенно, не торопясь, притягивал девушку к себе. Нина стала вырываться, извернулась, но он поймал ее поперек тела и, приподняв, легко понес к банкетке. Нина размахивала руками и дрыгала обнажившимися ногами. Громко закричала. Сумочка у нее сорвалась и осталась в стороне, за предпоследней дверью. Это, конечно, плохо, но главное – видеокамера работает.

Нинка продолжала отчаянно отбиваться, и тут опытный, видно, в подобных ситуациях Гриша, как в тот раз, ночью, ловко и довольно-таки грубо зажал ей буквально пол-лица широкой ладонью.

Запись продолжалась, а Щербак с Агеевым были уже у двери Хлебникова. Филя аккуратно, но без вызова постучал. Послышались шаги, и Хлебников спросил:

– Извините, кто? Я занят.

– Это я, Степан Яковлевич, – спокойно ответил Филя. – Можно вас на минутку? Коробок спичек не одолжите? У тети Вари, как назло, нет, а бежать...

– А, сосед? – похоже, даже улыбнулся Степан Яковлевич. – Заходите, прошу! А у меня к вам разговор есть.

Дверь гостеприимно распахнулась, и хозяин тут же отлетел в сторону, отброшенный мощным ударом в грудь. Пока он ошалело глядел на Филю, Щербак одним прыжком ворвался в помещение справа, и оттуда, перекрыв сдавленные крики Нины, донесся почти звериный вой, а затем и грохот от падения тяжелого тела на пол.

Да, уж Филя-то знал, что Колька обожает обставлять свои «драчливые» подвиги такими вот, дикими криками. Ну, как фрицы еще во время Отечественной войны на наши головы пустые бочки с самолетов швыряли. Вой, говорили, стоял такой, что и закаленные бойцы иной раз не выдерживали. Психологическая атака.

– Лежи! – Филя, сделав суровое лицо, погрозил лежащему в углу Хлебникову пальцем и отправился в соседнюю комнату.

Нинка со слезами на глазах, отчего потекла ее тушь («Тоже мне возрастная маскировка», – подумал Агеев), пыталась поправить на себе порванную блузку. В раж вошел насильник, слишком торопился, пожар у него бушевал, видишь ли. Вон лежит, как тихий такой покойничек. Николай даже ему руки на груди сложил – для большего правдоподобия. А из-за ширм выглядывали испуганные лица мужчин и женщин.

– Продолжайте, граждане, мы не за вами! – совсем сиплым голосом известного волка из мультика «Жил-был пес», «успокоил» их Филя. – За вами сейчас другие приедут, так что вы не отвлекайтесь, деньги уплочены, заканчивайте, не стесняйтесь. – И тем же голосом продолжил: – А ты чего, сопля, здесь делаешь? Взрослые игры, да? А ну, марш домой, щас бате твоему доложу, он тебе покажет... любовь-морковь, понимаешь... А этот как?

Филя кивком указал на лежащего охранника какого-то банка, о ком так сильно пекся господин Хлебников. Потом подошел ближе, остановился над ним и, подумав, наступил каблуком на мошонку и сделал почти балетный пируэт. Визг, казалось, подбросил Агеева. Но он чинно сошел с тела и заметил, что надо бы проверить Хлебникова, как он сам-то?

Втроем вышли из комнаты, вежливо притворив за собой дверь. Зачем же, мол, мешать людям?

– Ты-то как? – озабоченно спросил Агеев у Нины.

– Нормально, только немного испугалась, что вы не успеете. Я ж не знала, что вы вдвоем. А этот – просто хам подзаборный! Девочка милая, иди сюда! А сам сразу – под юбку, гад такой...

– Ничего, все у нас зафиксировано в лучшем виде. Пойдет по сто тридцать пятой УК. А на «хате» ему покажут, как девочек насиловать. За него не беспокойся. Иди, подними свою сумочку... – И, когда она вернулась, спросил: – Зачем выключила-то?

Нинка поняла, о чем речь, конечно. Потупилась.

– Чтоб не надоедали советами, дядь Филь. А то позвонят в неудобной ситуации, как оправдываться. Да этот же хам вырвал бы у меня трубку и все услышал. И что дальше? А так... – она хитро прищурилась.

«Ох, эти Турецкие, – подумал Агеев, – все одним миром мазаны...»

– Ну, ладно, я думаю, что тебе придется выслушать от папули, что он по этому поводу думает... Включи мобилу-то.

– Не буду, – упрямо замотала головой Нинка. – Пусть дома говорит. При маме. А я посмотрю. И визитку ей, кстати, передам.

– Ну, думаю, это уже скоро, – ухмыльнулся Филя, представляя себе разборку в семье Александра Борисовича. – И вообще, отдай-ка лучше мне эту визитку, я сам соображу, что с ней делать...

Хлебников, слышавший дикие крики, сжавшись в углу, испуганно округлил глаза, зачем-то прикрывая руками голову. Думал, с ходу бить будут. Значит, понимал, мерзавец, что совершал пакости!

– Шо ж ты, гадина, творишь? – заговорил Филя, останавливаясь перед ним. – Да у нас, в Гомеле, за такую порнуху, знаешь, шо б с тобой сделали? Показать? Или словам поверишь, гнида паршивая. То-то ж, я думаю, и чего тебя так соседи кличут? Чи ошибаются? Не, гляжу, гнида и есть... А ты шо тут нашла, – обрушился он на Нину. – Дяденька грошей пообещал, да? А лет тебе сколько? Небось и четырнадцати нету, да? Отвечай! – Но Нина лишь насупилась и опустила голову, а пальцы ее нервно теребили концы порванного платья. Теперь он повернулся к Щербаку: – А ты кого ждешь? Где ваши, из МУРа, чего задерживаются? Ты ж видишь, натуральный бардак накрыли!

– У меня салон! Я попрошу! – взвизгнул Хлебников и сделал попытку подняться. – Это частное владение! Я имею право! Я жаловаться буду! Вам это так не пройдет! – он на глазах смелел.

Филя обернулся к Щербаку и утвердительно кивнул. Тот подошел к Хлебникову, приподнял его, ухватив одной рукой за отвороты пиджака вместе с галстуком, прикинул что-то и коротким ударом в лицо швырнул обратно, на пол. Похоже, тот временно отключился.

– Пусть отдохнет, – поощрительно заметил Филя и сказал Нине: – Ты, наверное, пока гуляла тут, видела, где Юля?

Нина кивнула.

– Сходи позови, только скоренько. А ты, Николай, звони в контору, пусть Сан Борисыч срочно связывается с Яковлевым. Это уже не по нашей, а по его части. Мы с тобой подождем, пока они подъедут... А ты чего ждешь? – шуганул он Нину. – Мне, что ль, идти? Твоя подруга... Если зла ей не желаешь, тащи ее сюда, и уматывайте по-быстрому, пока ОМОН не прибыл и не навел здесь свой порядок... Вам это здорово надо?

Нина убежала и вернулась несколько минут спустя. Следом шла перепуганная Юлия. Щербак, только и услышал Филя, и горестно, и как-то даже мечтательно вздохнул, увидев ее. И пробурчал:

– Вот же ...ство...

– Вы девочку привезли? – строго спросил Филя. Юлия побледнела и неуверенно кивнула. – Забирайте отсюда и немедленно уматывайте! И чтобы мы вас больше не видели, ясно? Пошли вон отсюда! – заорал он грубым басом, и откуда только бралось!

И когда они пошли к двери, Нинка все-таки обернулась и посмотрела на «грозного» дядю Филю с усмешкой, только что не подмигнула, а он подмигнул-таки и поощрительно кивнул, показав большой палец.

Из двери, откуда пришла Юлия, выглянул мужчина, который, Филя его уже знал, приезжал одним из первых, на джипе. Он не вышел, только оглядел стоящих незнакомых ему людей, перевел взгляд на лежащего на полу с окровавленным лицом Хлебникова, сурово сдвинул брови и требовательно произнес:

– Что происходит?.. – Ему не ответили. И тогда он рявкнул тоже довольно грозно, видно, привык у себя к такому тону: – Кто эти люди?

У кого спрашивал?.. Щербак с Филей переглянулись.

– А это тебе сейчас ОМОН объяснит, – дружелюбно улыбнулся Филя. И тоже рявкнул: – Пшёл на место! Тебя вызовут! Будет тут еще каждый говнюк, понимаешь, вопросы спрашивать!..

Голова поспешно исчезла, дверь закрылась.

Щербак негромко засмеялся, отвернувшись от двери.

– Ну, ты даешь!

– А еще раз высунется, я ему в рыло вмажу, за то, что оказал сопротивление при задержании. До самого конца помнить будет!

– У него на машине номер-то депутатский. Как бы не того...

– А я видел, на какой машине он приехал? Он мне корочки предъявлял? О своей неприкосновенности заявлял? Вот так: три раза «нет».

Больше из других комнат никто не показывался. Гости затаились. Вышедший в коридор Щербак подробно доложил Турецкому, что операция «Притон» подходит к завершению. Теперь дело за официальными органами. Пусть сами разбираются: законно или нет устраивать в доме художников бордель, законно или нет путем шантажа заставлять трудиться «на половой ниве» женщин и девушек, включая даже девочек, законно или нет зарабатывать деньги таким путем. Вот он, ящичек-то, напоминавший старинную избирательную урну, полный конвертов. И надпись: «Добровольные пожертвования на строительство памятника певцу Марику Маринину». А вовсе не оплата услуг в публичном доме. Что ж, пусть сами посетители и объясняют свою благотворительность. Пленка все зафиксировала. И деяния, и разговоры. А вот незаконного вмешательства, то бишь несанкционированного проникновения в чужое жилище, этого не было, не потребовалось, просто подключились грамотно к уже работающим камерам, вот и весь фокус. Другое интересно, зачем камеры работали, когда гости сексом занимались? Хороший вопрос.

Да, впрочем, Александру Борисовичу и объясняться-то особо не придется, чай, не чужой ему человек Владимир Михайлович Яковлев. Столько лет в замах у Грязнова ходил, академию закончил, двумя генеральскими звездочками обзавелся, кому ж и понимать-то друг друга, как не генералам?..