Алевтина не считала завершавшийся день неудачным, хотя планы, разумеется, у нее были несколько иными. Не рванул на ней платье, оказавшийся слишком вежливым и стойким, Александр Борисович, а зря, она могла бы сегодня показать ему настоящий класс.

Еще когда она уезжала с Турецким, ее шеф был настроен более покладисто, чем обычно, хотя в нем и чувствовалось раздражение. Но это – понятно, женщину ведь от себя отрывал. Правда, для дела. Наверное, на него с утра подействовало то, с каким пиететом к нему вспоминал прошлое бывший «важняк» из Генеральной прокуратуры, и ко всему прочему, генерал юстиции. Звания, чины, – это ведь в армии свято. Потому, вероятно, обычно брюзгливо ревнивый и совсем не считающий себя старым, полковник был даже терпимым. Криво усмехаясь и не глядя на сотрудницу, – а ведь она за последний год стала ему гораздо ближе его собственной супруги, с которой он прожил в браке почти сорок лет, Игорь Исаевич напутствовал Алю непривычными для него пожеланиями.

– Ты там того... внимательно посмотри, что у них делается. Отказывать им в совместных мероприятиях нам не приказано, как никто не может приказать и посвящать их во все, без исключения, материалы следствия. Но этот Турецкий – ловкий, опытный и тертый мужик, с ним лукавить трудно, почти невозможно. Единственное, на что можно купить, это на бабу. Падок наш ангел, ох, падок! – Паромщиков иронически ухмыльнулся, окинув Алю взглядом. – Я поэтому и говорю, ты – девка видная, а он уже клюнул на тебя, этого ж не скроешь. Притом, имей в виду, как я слышал, ему еще ни одна баба не отказала, да он и сам ни одной стоящей юбки не пропустил, – бабник, каких мало. Оттого и с женой у него постоянные ссоры. Но – живут, тем не менее... А в общем, не теряйся... – И добавил, без всякой логики и словно сердясь: – Что-то и у тебя, гляжу, глазки уже поблескивают!..

Она попыталась было возмущенно возразить, но Игорь Исаевич, который прекрасно знал и, мягко говоря, блудливый характер, и блестящие способности своей сотрудницы – на собственном опыте, – только отмахнулся, будто речь шла о предмете, не стоившем его внимания.

– Да не бери ты в голову! – раздраженно сказал он. – Не ревную я тебя! А молодой да красивой девке – чего ж, непонятно разве? – иной раз до зарезу нужно перепихнуться, извини за... это. Порода ваша женская такая. Ну, и... короче, можешь воспользоваться подвернувшимся случаем. Тебе ж, сама однажды проговорилась, переспать с интересным мужчиной, как через плечо трижды сплюнуть... – Он ехидно хмыкнул, но оборвал свой смешок, заметив, как она снова нахмурилась. – Ладно, ладно, не бери в голову, шучу ведь я, не видишь, что ли? А ты язычок-то свой придерживай, не болтай много... Но постарайся обязательно узнать, чем они там дышат у себя, в своем агентстве. Ты не гляди, что частный сыск, народ там, у него, я проверял, знающий. Профессионалы, разведчики. С большим опытом работы в МУРе...

Аля старалась верить своим первым впечатлениям, а сегодня они у нее были более чем обильные и благоприятные. В своей, часто бестолковой и рутинной работе помощницы, используемой шефом обыкновенно в роли своеобразной секретарши, нередко и с постельным продолжением, Аля не часто встречала действительно интересных для себя людей. Ну, мужчин, которые хоть как-то соответствовали бы ее примерному идеалу друга и любовника. О муже она как-то не думала, – это хлопотно. А потом пример собственной семьи, где отец постоянно собачится с матерью, говорил, скорее, об отрицательном опыте семейной жизни.

Или этот Саша, Сашенька... у которого, – он сам сказал, – жена и дочь-школьница, только учится где-то в Англии, он же наверняка считает себя добропорядочным семьянином, хотя был совсем не против – она ж видела, в глазах написано, – немедленно переспать с ней. И это бы обязательно произошло к восторгу их обоих, если бы... Если бы сегодня у них просто совпали не только желания, но и возможности...

Или, наконец, тот же Паромщиков. Пятеро детей, сорок лет совместной жизни с единственной женой. И вот, на старости, – человеку уже около шестидесяти, правда, физически он совсем не старый, а по-прежнему, как, видно, еще с молодых лет, сильный и тренированный, что неоднократно уже доказывал и ей, – ее шеф вдруг ринулся во все тяжкие. Это он на службе казался постоянно недовольным и несимпатичным внешне, но когда дело касалось ухаживания, умел вести себя так, что Але с ним не было скучно, большой выдумщик, с нерастраченным запасом потенциальных возможностей. Ну, не вышло с семьей, сказал однажды, детей нарожали, а любви не сохранили – скучно. Нет, в принципе, он не был ей в тягость, иначе она бы прекратила эту, не такую уж и обременительную, связь. От которой, точнее, благодаря которой, она имела массу поблажек. Но хотелось чего-то другого, более сильного и яркого, что ли...

И она увидела, что Турецкий почти мгновенно, без всяких усилий с ее, да и со своей стороны, стал для нее Сашей, а это означало, что она, по существу, находится в одном шаге от удачи.

Наверно, поэтому и такое странное, нехарактерное для шефа, его напутствие показалось ей откровенным поощрением за ее совсем не напрасные труды. А посмотреть, послушать и доложить – это было для нее давно уже не новым делом. К тому же и Саша, что ее восхитило в нем, немедленно просек ее задание, и сделал все, чтобы она могла доложить шефу именно то, что тот больше всего хотел бы услышать. Похвалу себе. Уважение его многолетних заслуг. И вообще – сплошные дифирамбы. И тут ей не нужно было кривить душой. Повторяй, как попугай, да принимай благодарно-снисходительные кивки...

А то, что сегодня ничего у нее с Сашей не получилось, хотя лично она была готова без рассуждения принять любой его вариант, Алю не опечалило. В конце концов, правильно подмечено, что чем дольше идешь к желаемому результату, чем извилистей и сложней твой путь к заветной цели, тем большее наслаждение тебя ожидает в конце этого твоего пути...

– Ты бы позвонила шефу и сказала, что возвращаешься, – мягко предложил Турецкий, якобы вовсе не навязывая ей своих соображений.

– Так еще рано, – она взглянула на часики. – Он в это время никогда не уходит.

– Как знаешь...

И она послушалась, позвонила. Паромщиков удивился:

– Что так скоро? – вероятно, он вложил в свой вопрос массу мгновенно возникших подозрений и сомнений.

– Мы хорошо поработали. Александр Борисович предложил мне доложить вам о результатах, и, может быть, получить необходимые указания.

– Да?... Ну, хорошо, я подожду, а то хотел подъехать... тут... недалеко. Ладно, приезжай.

У машины Турецкого были роскошные тонированные стекла. Выскакивать из нее он не станет, отпихивать свою пассажирку в сторону – тем более. Ругаться? А пусть только попробует! И Аля почти с восторгом, понимая, что отказать он ей все равно никак уже не сможет, ибо сам того также страстно желает, накинулась на него и впилась в его губы буквально засасывающим поцелуем. Да со стоном, разрывающим душу. И рука ее с острыми пальчиками решительно впиваясь в напрягшееся тело, прошлась по его ноге, чтоб он узнал и хорошо запомнил, чего на сегодня лишается.

В общем, он обязан был теперь сильно пожалеть, что поступает легкомысленно. И его слегка очумелый вид утвердил Алю в мысли о том, что она права. Мужчина «поехал», и, по идее, сейчас даже малое усилие с ее стороны заставило бы его немедленно поломать все свои планы. Но Аля не стала прибегать к последним, наиболее сильным аргументам, – твердо зная, что никуда он теперь и так не уйдет от нее.

– Вот тебе, – задыхаясь, прошептала она, – это за наш сегодняшний день... за все муки мои... Могу ж я хоть как-то... – она чуть не произнесла вертевшееся на языке слово «отомстить», но передумала и сказала: – отблагодарить тебя...

А мысли ее продолжали, тем временем, работать в нужном направлении. Насчет шефа – тут он абсолютно прав: его полное доверие откроет хорошие перспективы. Даже и подстегнуть немного можно, – сослаться на вполне реальное приглашение Турецкого перейти на службу в их агентство. Интересно, как отреагирует...

Выбираясь из машины Саши у подъезда прокуратуры, Аля сделала все, чтобы он увидел ее почти обнаженную, вплоть до фасона трусиков, а затем сама долгим и внимательным взглядом прошлась по его фигуре, кивнула с удовольствием, подмигнула и показала ему большой палец. После этого ни один мужик на свете не сорвется с драгоценного крючка. Можно и пошутить: и Аля ловко и очень похоже передразнила его очумелый, взъерошенный вид, взбив движением пальцев свою челку надо лбом, а потом показала кончик язычка и чмокнула губами, целуя воздух.

Войдя в подъезд, она обернулась и сквозь стекла двери увидела, что машина по-прежнему стояла, не отъезжая. Если бы Турецкий был наркоманом, Аля имела бы все основания сказать, что он крепко «подсел». «Так тебе и надо!», – усмехнулась она.

Шеф сидел за своим столом, положив подбородок на кулаки и прикрыв глаза, – будто спал вот так, сидя на рабочем месте. Но едва она открыла дверь, сказал, даже не подняв на нее глаз:

– Садись, давай. И рассказывай, что у тебя за срочность? – взгляда он не поднимал, и Аля подумала, что «старый гриб» – это она с удовольствием сейчас скопировала Сашу Турецкого, – сожалеет наверняка, что послал ее фактически в постель к своему конкуренту. А теперь, значит, совестью мучается? Ну, и этому так и надо... Но излишние обострения – тоже ни к чему.

И она, не обращая внимания на то, что шеф будто бы расстроен чем-то, «не понимая» этого, начала максимально подробно, даже в лицах, излагать, о чем шли разговоры в машине, о чем потом беседовали с женщинами из Комитета солдатских матерей. Не забыла и того, как те нападали на военную прокуратуру, и как Саша, ну, Александр Борисович, естественно, защищал коллег. Как хвалил ее, Алиного, шефа.

А шеф сидел и молча слушал ее, не перебивая, но и не реагируя. Даже скучно.

Наконец, Аля закончила свой рассказ, и Паромщиков спросил:

– Это все? – и нельзя было понять, доволен он или нет.

– Ага, – она кивнула.

– И он, что... не сделал этого? Предложения тебе?

– В смысле, переспать с ним? – наивно уточнила Аля, испытывая тонкое злорадство. – Нет, я сама ему предложила, но он отказался. Элегантно так ушел в сторону. Не хотел и меня ставить в неловкое положение, и свое лицо терять. И я понимаю его, он – человек дела. Прежде всего. Ты был прав, Игорь, он – умный мужик. И, как я думаю, преподнесет нам еще немало сюрпризов. У них там, в «Глории», есть специалист по компьютерному обеспечению. Из некоторых реплик я поняла, что равных ему нет ни в нашей системе, ни в милиции. И все наши следственные материалы, которых у нас не так уж и много, то есть, фактически ничего серьезного нет, – для них не секрет. А еще я должна сказать... вам, товарищ полковник, – в голосе ее прозвучала издевка, – что вы допустили нелепый промах со своим дурацким «хвостом».

– Каким «хвостом»? – сделал вид, что не понял Паромщиков.

– С серебристой «десяткой». С Пашей Молчановым. Это ж ведь его машина? Я сразу узнала, когда Турецкий назвал мне номер. И он засек «хвост», едва Паша отъехал от прокуратуры. Но только на проспекте Мира сказал мне об этом. А потом посоветовал позвонить тебе и сказать о наших с ним планах. Я сразу и не поняла, зачем это было ему нужно. Но когда после моего звонка к тебе машина Пашки исчезла, он мне на пальцах объяснил, чья это машина. В общем, купил он нас, как детей. И улыбался при этом. Да, ты был прав, когда говорил мне о всевозможных талантах Турецкого, но он оказался гораздо умнее, чем я думала. А теперь делай вывод, продолжать мне быть рядом с ним или отойти в сторону. Знаю точно: он действительно запал на меня. Но я не стала его торопить. Чему он, кстати говоря, даже, по-моему, обрадовался. Ты говорил, что у них с женой постоянные ссоры, так, может, они сейчас помирились? И надо подождать? Или попробовать спровоцировать что-нибудь? Только нужно ли? Как-то от всего этого... дурно пахнет... – Аля поморщилась.

– Не тарахти, – поморщился и Паромщиков и проницательно уставился на нее. – Значит, говоришь, он лояльно относится к нам? Не обманывает? Он ведь хитрый!

– Да ты что! Если б у нас не было предварительного разговора с тобой, решила бы, что вы с ним – лучшие друзья. А когда он подвез меня, ну, вот только что, так прямо и сказал: мне, говорит, важно, чтобы ты – ну, то есть я, – доложила Игорю максимально объективно, и желательно, без собственных выводов, он сам их умеет делать получше многих. А когда я спросила, какова же его цель в таком случае, ответил: полное взаимопонимание в работе. Впрочем, добавил, если твои выводы ему важны, валяй. Мне, говорит, кстати, тоже будет интересно проверить потом и твои впечатления.

– Смотри-ка... – Игорь Исаевич хмыкнул и неопределенно пожал плечами. И сам же себе ответил: – Все, однако, может быть... А он-то – мужик, я говорил, сильный. Но настырный чересчур. Его, я слышал, два раза в прямом смысле к стенке ставили. Наши же, армейские. В Афгане, в Чечне... За то, что постоянно лез туда, куда проход посторонним был категорически закрыт, а он слишком много знал. И про многих. Потому что копать умел. Но выпутался, как видишь. Друзей умел находить, и те его выручали. А всех тех ретивых он под суд отдал-таки, добился своего... Да нас обоих, когда по ЗГВ работали, и уговаривали, и взятки сумасшедшие предлагали, и стращали и чего только ни подсовывали...

– И кого – тоже? – ухмыльнулась Алевтина.

– Да всякое бывало, а бабы – это, вообще, самый примитивный ход, на такой редко кто покупается. Хотя иногда проходит...

– И поэтому ты меня? Авось, получится? – Аля неприязненно прищурилась. – И наблюдение еще это дурацкое придумал...

– Ты про машинку, что ли?... Так это же, считай, шутка. Павел, оказывается, ехал в ту сторону, я и попросил его, ради смеха, «потереться» около вас. Интересно было, сохранилась ли еще у Турецкого старая выучка? Заметит, нет? Реакцию его проверить... Говоришь, сразу просек? Ну, и молодец, – уже холодно закончил Паромщиков. – А насчет тебя? Тут ты ошибаешься. Подкладывать тебя под него я не собирался, я просто реально смотрю на вещи. На человеческие отношения. И потом я ж тебя знаю все-таки. Так мне кажется. Не вечно ж тебе со стариком, верно?... – он проницательно посмотрел Але в глаза и, словно не выдержав ее прямого взгляда, опустил глаза. – Да вот и насчет его предложения к тебе... В смысле, поменять место работы... Сама, конечно, решай, ты – молодая, красивая. У тебя вся жизнь впереди, и твои погоны – не навсегда. Но мне не хотелось бы расставаться с тобой так скоро... Понимаешь? – он проникновенно и грустно уставился ей в глаза, снизу вверх, опустив голову почти к самому столу. И получилось, как у преданного пса, наблюдающего за жестами хозяина... Хозяйки, разумеется.

«Все врет», – подумала Аля и даже захотела рассердиться на шефа, что сделать ей было бы именно сейчас проще простого. Но увидела вдруг его жалкий, прячущийся взгляд и представила, что он должен был чувствовать и переживать, посылая ее вместе с Турецким, и заранее зная, чем у них кончится. И пожалела, не стала обострять, пусть врет, если от этого ему легче.

Но теперь уж она ни слова не скажет никому о том, что сама пережила в машине Турецкого, когда тот привез ее сюда, в буквальном смысле с кровью оторвав от себя, от своего желания. Что ж он, не понимал ничего про них с Игорем, что ли? Но ведь ни взглядом, ни намеком не выдал себя. Наоборот, валькирией еще назвал. Почти богиней. Ах, молодец!.. Ну, конечно, она и сама знала, что на богиню не тянула, хотя... Смотря в чем... Ох, Алька, какой мужи-ик... Ну, почему не твой?! Кажется, ты сама влипла, этого только и не хватало...