XX
— Соланж!
Девушка, стоящая перед вокзалом в Бержераке, услышав свое имя, оборачивается. Она небольшого роста, но хорошо сложена; на ней узкий джемпер с короткими рукавами и серая юбка; черные волосы коротко, по-мальчишески, подстрижены. Девушка с явным любопытством оглядывается вокруг. Роз, радостно улыбаясь, идет, почти бежит ей навстречу.
— Соланж, милая, здравствуй! Какая же ты стала хорошенькая!
Молодая девушка действительно сияет молодостью и счастьем.
— Я бы тебя не узнала, — говорит она, отступая немного назад, чтобы лучше разглядеть Роз Франс.
— Ты находишь, что я постарела?
— Наоборот, ты тоже похорошела!
Обе смеются и снова целуются.
— Я надела нарядное платье, — говорит Роз, — и эту шикарную шляпу, чтобы немножко изменить свою внешность, ну и, конечно, по случаю твоего приезда. А потом я все утро провела у парикмахера: так лучше, чем прогуливаться без цели. Ну а ты? Как доехала? Ты давно меня ждешь?
— Минут пятнадцать. Я приехала на велосипеде…
— Из Бордо?
— Конечно! Я тебе все расскажу…
— Только не стоит здесь задерживаться. Пойдем пообедаем.
— А куда девать мой велосипед?
— Возьми с собой.
— У меня еще есть чемодан, который должен был прибыть с автобусом.
— Тяжелый?
— Довольно тяжелый.
— За ним мы пошлем кого-нибудь потом. А пока займемся делом.
Обе они направляются к небольшому бистро с вывеской: «Машинисты, милости просим». Это кафе знакомо Роз, она однажды уже встречалась здесь с товарищем из Бержерака. Сквозь зеркальные окна большого отеля напротив вокзала видны сидящие за столиком немецкие офицеры.
— Добрый день, барышни! — говорит хозяин бистро, стоящий без пиджака за прилавком. — Чем могу служить?
— Мы хотели бы пообедать.
— Вы одни?
— Разумеется.
— Проходите, пожалуйста, в зал рядом, сейчас хозяйка займется вами.
— Тут нам будет спокойнее, — говорит, присаживаясь, Роз. — И, мне кажется, здесь мы отлично пообедаем.
И действительно, хозяин уже спешит накрыть на стол. Он очень словоохотлив и болтает с ними доверительным тоном.
— Я сейчас не держу ресторана. Разве только в базарные дни. Мало посетителей… Иногда заходят немцы со своими девицами… Я предпочитаю их не обслуживать. Вот почему я и спросил вас, одни ли вы. Вы, конечно, выпьете по стаканчику аперитива? У меня есть чудесный монбазийяк.
— Как же, знаю, — отвечает Роз. — Я уже пробовала его у вас.
— В таком случае предложу вам испробовать то, чего вы наверняка не пили…
Хозяин удаляется с таинственным видом.
— Я так рада! Ты не можешь себе представить, до чего я рада, — говорит Соланж. — А как мой брат?
— Я только позавчера с ним виделась. У нас было одно очень важное дело, и успех превзошел все ожидания… Жерар еще во многом ребенок, хотя в бою держится великолепно. Знаешь, тут его зовут Арамисом. Его группа так и называется — группа мушкетеров.
— Я ничуть не удивляюсь, это так похоже на Жерара! Еще детьми мы постоянно играли в мушкетеров. Держу пари, что именно он подал такую идею. Да, кстати, я привезла ему губную гармонику.
— В чемодане?
— Нет в рюкзаке, с собой. У меня есть маленький подарок и для тебя.
— Какой?
— Сама увидишь.
— Расскажи мне о себе, Соланж, ты мне ничего не говоришь. Как прошло твое путешествие?
Уничтожая омлет с грибами и гусиный суп, поданные хозяйкой, Соланж начинает свой рассказ. Роз то и дело прерывает ее вопросами и восклицаниями.
Соланж работала по-прежнему в районе Бордо; все время была связной — сначала в партийных организациях, затем в Ф.Т.П. и наконец снова в партии… Товарищи не хотели отпускать ее оттуда. Потребовалось вмешательство секретаря департаментского партийного комитета, а указание о ее переводе исходило, очевидно, из еще более высоких инстанций…
— Мы ходатайствовали о твоем переводе перед Центральным комитетом партии, — поясняет Роз.
…В конце концов Соланж объявили, что она направляется в Дордонь, в распоряжение департаментского комитета, и что сегодня в полдень у вокзала в Бержераке ее встретит партийный уполномоченный. Добраться сюда было нелегко: на этой неделе партизаны взорвали мост, и железнодорожное сообщение прервано… Она решила ехать на велосипеде. Выехала в пять часов утра… По дороге было немало приключений… в Либурне она задержалась, чтобы перекусить… недалеко от Кастильона ее остановила вишистская милиция. К счастью, документы у нее в порядке. Она объяснила, что едет в Бержерак повидать там двоюродного брата, переводчика в немецкой комендатуре… Еще хорошо, что не стали уточнять этот вопрос.
— А как поживают твои родители?
— Ну, ты, должно быть, знаешь, что маму арестовали еще в позапрошлом году. Последнее известие от нее было из Парижа, из крепости Роменвиль. Она держалась исключительно мужественно и стойко… Потом мы узнали, что ее отправили в Германию… Папа остался в булочной один. Дядя и тетя переехали к нам, помогать ему… Папа за этот год заметно постарел. Все ждет известий о маме… Часто вспоминает Жерара и, когда узнал, что я уезжаю, очень горевал, хотя последнее время я уже не жила дома…
Роз, в свою очередь, рассказывает Соланж о себе. Ее отец тоже в Германии. Теперь у нее не осталось больше родственников; одна только мать Бернара по-прежнему ей пишет, считая ее своей дочерью…
Затем разговор снова переходит на Жерара, общих друзей, маки…
— Кстати, — говорит Роз, — ты знаешь, кто командует здесь всеми нашими отрядами маки?
— Нет.
— Наш бывший руководитель в Бордо — Марсо.
— Я его плохо знаю; но мне о нем много рассказывали.
— Он очень хороший… Скажи, Соланж, ты кого-нибудь любишь?
— Почему ты спрашиваешь об этом?
— Просто так, пришло в голову… В конце концов ты в таком возрасте…
Молодая девушка слегка краснеет.
— Нет, я еще не встретила человека, который бы мне по-настоящему понравился. Да и некогда думать об этом.
— Действительно, я спрашиваю глупости, — говорит Роз. — Ты права, сейчас совсем не до этого.
Роз вытаскивает из сумочки маленькую пудреницу, несколько секунд смотрится в зеркальце, покусывая губы, затем чуть припудривает лицо.
— Брось, — говорит Соланж, — ты и так очень хороша… Послушай, не пора ли нам идти? Ты сама меня проводишь?
— Да, ты будешь работать со мной.
— Замечательно! Нас станут принимать за сестер. Я увижу партизан?
— Задавать такие вопросы не полагается.
— Далеко нам ехать?
— Восемнадцать километров.
— Я повидаю своего маленького братишку?
— Хорош маленький братишка! Да он ростом выше тебя на целую голову.
— Зато на год моложе.
— Возможно, ты его и увидишь…
* * *
Под палящими лучами солнца они вдвоем едут по дороге, ведущей в Палиссак. Соланж впервые в этих местах и всем живо интересуется.
— Что это за растения с такими огромными листьями?
— Табак.
— Ой, смотри, какие там большие утки возле фермы!
— Это не утки, а гуси.
В Палиссаке они делают остановку, чтобы передохнуть, и заходят к Тайферу выпить лимонада.
— Как все здесь тихо и спокойно, в этом маленьком городке! — удивляется Соланж. — Кажется, будто приехала сюда на каникулы.
— Видно, что вы не из здешних мест, милая дамочка, — говорит Тайфер. — Если бы вы попали сюда всего несколько дней назад, когда тут были немцы, — вот тогда, доложу вам, было шумно.
— А немцев было много?
— Несколько сот. Машина за машиной… Конца не видно.
— И немало бед натворили?
— Сожгли несколько домов… арестовали бог знает сколько человек… Если бы не было здесь нас с мэром, они бы всех поубивали. Поверьте мне, мадемуазель, бывают дни, когда в наших местах становится очень жарко. Но мы все-таки остаемся здесь, на своем посту.
— Славный человек трактирщик, — высказывает свое мнение Соланж, как только они снова двигаются в путь.
— Он немного преувеличивает, — говорит Роз. — Здесь это принято. Однако верно то, что в этом районе не так спокойно, как кажется на первый взгляд. Мы находимся в самом центре движения Сопротивления.
— С трудом можно этому поверить. На полях убирают урожай; на дорогах почти никого не видно; в деревне на улице резвятся дети… Когда в Бордо говорят о Дордони, то только и слышишь про бои, сожженные города и нивы, стычки на дорогах… Можно подумать, что тут все в огне и крови.
— Так оно и есть на самом деле. Только бои не происходят сразу везде в одно и то же время. Не стоит слишком доверять внешнему виду, надо всегда быть начеку.
— Я просто говорю о своих впечатлениях. Здесь я чувствую себя в большей безопасности, чем на улицах Бордо…
Они останавливаются перед небольшой речушкой, пересекающей дорогу, ее приходится переходить по груде камней.
— Ну, вот, смотри сама.
— Что?
— Дорога закрыта. В прошлом месяце здесь был взорван мост. Немцы заставили двух молодых людей разминировать его, и их тут же разнесло на куски.
— Я не говорю, что здесь ничего не происходит, а только поражаюсь, что с виду это мало заметно. Вот, например, лес, по которому мы сейчас едем, — просто удивительно, что нам тут не попадаются партизаны.
— Ты рассуждаешь, как ребенок.
Соланж сразу забеспокоилась.
— Ты боишься, что я не сумею здесь хорошо работать?
— Глупышка, если б это было так, я бы тебя сюда не вызвала…
Они слезли с велосипедов и стали взбираться по тропинке, вьющейся по холму.
— Далеко еще идти? — спрашивает Соланж. — Я уже устала.
— Теперь близко. Ты сейчас познакомишься с нашей доброй мамашей Дюшантиль.
— Какая смешная фамилия!
— Это, собственно, не фамилия. Тут принято давать жене прозвище по фамилии мужа: жена Мартэна — Мартина; жена Пейро — Пейротта, жена Дюшана — Дюшантиль…
— Ты у них живешь?
— Да, большей частью. Ты тоже будешь жить в этой деревне. Увидишь, я здесь как в родной семье.
— А какая у меня будет работа?
— О работе мы поговорим с тобой завтра. Сегодня мы займемся твоим устройством. Будешь ночевать у наших соседей. Если ты не очень устала, то мы сможем теперь же, не откладывая, навестить Жерара.
— Да, да, сейчас же!
— Но до него ведь не так близко, а ты за один день сделала уже больше ста километров.
— Я готова сделать еще сто, лишь бы его увидеть.
* * *
Растянувшись на одеяле, Поль Пейроль принимает на лесной поляне солнечную ванну. На нем одни только плавки; тело его уже стало коричневым от загара, и он похож на бронзовую статую. На его немного округлившемся лице застыла счастливая детская улыбка. Отмахиваясь от надоедливых мух, Поль дремлет. Неподалеку от него голый по пояс Людвиг разбирает и чистит ручной пулемет. Атос пишет в палатке письмо жене.
— Эй, вы там, встать!
— Что такое? — спрашивает, протирая глаза, Поль.
Из кустов высовывается голова Беро с взлохмаченной бородой. Его разбирает смех.
— К нам — гости!
— Гости?…
— Две девушки. Да еще прехорошенькие! Роз Франс и сестра Арамиса!
— Черт побери! — в ужасе восклицает Пейроль. — Я же совсем голый!
Он ныряет в палатку. К счастью, только накануне он получил от своей невестки посылку с чистым бельем. Поль влезает в брюки, хватает белоснежную тенниску, затягивается ремнем, чтобы принять военный вид, мигом причесывается… Успел вовремя!
Людвиг все еще возится с рубашкой.
— Добрый день! Добрый день! — приветствует их Роз, пожимая всем руки. — Где ваш командир?
— Я его замещаю, — говорит Атос.
— Мы хотели бы видеть Арамиса. Вот его сестра. Товарищ приехала сегодня из Бордо.
— Беда в том, что его сейчас нет.
— Он вернется, самое позднее, через час, — вставляет от себя Беро. — Мне знакома дорога, и я знаю, сколько уйдет на нее времени.
Действительно, Арамис, вместе с Парижанином и Портосом, еще утром уехал из лагеря, чтобы участвовать в агитационной поездке, выпавшей в эту неделю на долю их отряда. Задание было несложное: разъезжать на грузовике штаба сектора с установленным на нем мегафоном и распространять в поселках и деревнях пропагандистские материалы. Машина обычно останавливается на площади, на перекрестке, на улице — одним словом, всюду, где собирается народ; диктор, сидящий в кабине шофера, сообщает последние известия, говорит очередные лозунги, а сопровождающие его бойцы раздают присутствующим листовки, газеты, брошюры… все, что у них есть. Сегодня, например, агитаторам надо рассказать о взятии американцами Сен-Ло, о попытке переворота в Германии и о том, что русские уже за Неманом. Обычно рассказывают также и о последних действиях партизан. Население всегда радостно встречает агитаторов, и бойцы оспаривают друг у друга право участвовать в таких поездках. Роз Франс хорошо известно все это. Она немало потрудилась, налаживая агитационную работу в соответствии с директивами, присланными из Парижа руководством партии.
Роз и Соланж не заставляют себя долго упрашивать и охотно соглашаются подождать возвращения Арамиса. Мушкетеры усердствуют, желая угодить гостьям и показать себя с самой лучшей стороны. Беро, наблюдая за прилегающей местностью, становится с автоматом в руках в картинную позу. Людвиг ищет, на что можно было бы посадить дам. Атос оставляет свое письмо неоконченным. Юный Пейроль глаз не сводит с Соланж.
— Эй, Поль! — обращается к нему Беро. — Мне кажется, ты мог бы представить нас гостям.
Пейроль вначале колеблется, но, ободренный улыбкой Соланж, решается. Указывая на своих товарищей, он поочередно их рекомендует:
— Атос. Старейший партизан, по крайней мере среди присутствующих; владелец гаража, шофер, механик; женат, имеет четверых детей; тридцати пяти лет отроду; занимает в группе пост комиссара по материальному обеспечению.
Роже Беро. Ему дано имя Лельевр, но оно ему не пристало; специалист по выращиванию винограда; женат, имеет сына; исполнилось тридцать два года; в группе обеспечивает службу разведки.
Людвиг. Немецкий товарищ; испытанный антифашист; женат, имеет детей; отроду ему пятьдесят два года; выполняет в группе обязанности повара.
Поль Пейроль. Это я; возраст — двадцать лет; булочник…
— Как! — восклицает Соланж. — И вы тоже булочник? Мои родители — булочники в Бордо.
— Вся наша семья занимается этим делом. У моего брата — булочная в Палиссаке. В группе я обеспечиваю связь. Весь к вашим услугам.
Соланж благодарит его новой улыбкой.
— Ты забыл про отсутствующих, — напоминает Беро.
— Ах, да, у нас есть еще ряд товарищей. Пикмаль — крестьянин, пятидесяти восьми лет, сейчас несет караул… Парижанин — командир нашей группы, рабочий из Парижа… Портос — тоже рабочий, только из Перигё, и затем, конечно, Арамис. Он помощник командира группы, комиссар по кадрам.
— Как сложно у вас с этими титулами комиссаров, — говорит Роз. — Я все еще не могу в них разобраться.
— В каждой части и в каждом подразделении имеется три комиссара: комиссар по оперативной части, иначе говоря, военный командир, комиссар по кадрам, или в некотором роде политработник, и комиссар по снабжению. Это — наша материальная часть.
— Спасибо, что превратил меня в материальную часть, — откликается Атос.
Все смеются.
— Виноват, я хотел сказать, что он занимается материальной частью; в первую очередь оружием, потом — обмундированием. Например, у нас вчера распределяли оружие. Впервые за все время. Нашей группе достался даже ручной пулемет. Роз, впрочем, знает историю этого оружия. Ну, так вот, Атос является у нас теперь лицом, ответственным за хорошее содержание оружия, за доставку боеприпасов… вообще за снабжение.
— Если послушать тебя, — говорит Роз, — можно подумать, что у вас прямо не знают, что делать с оружием: так его много. Надо объяснить Соланж, что ваша группа до известной степени избалована в этом отношении, а для всего состава в целом оружия не хватает.
— Пусть вот он расскажет, — вмешивается в разговор Беро, кивая на Атоса. — Он прекрасно знает, что автомат, который я захватил у бошей, никогда и не числился в инвентарных списках отряда.
— У вас не найдется воды? — спрашивает Соланж. — Мне очень хочется пить.
Поль стремительно хватает брезентовое ведро и исчезает в лесу.
— Вот, пожалуйста, — говорит он, возвращаясь, — совсем свежая, из родника. Если вам угодно, у меня есть мятный экстракт…
— Можешь обращаться к Соланж на «ты», — говорит Полю Роз. — Она ведь член партии.
— Принеси сюда сахару, возьми у меня в мешке! — кричит Беро.
Соланж, смеясь, отмахивается.
— Спасибо, ничего не надо, кроме воды… и еще… стакана.
Ей протягивают сразу три.
Беро жестом просит присутствующих замолчать, сам ложится на траву, прикладывает ухо к земле, потом поднимается и говорит:
— Кажется, подъезжает грузовик.
— Беги скорее в отряд, — распоряжается Атос, — и предупреди Арамиса, чтобы не задерживался.
Соланж встает с места, лицо ее сияет от радости.
— Сейчас подойдет Жерар, а мы даже не успели осмотреть ваше помещение.
— Вполне еще успеем, — отвечает Поль. — Если ты согласна пойти со мной…
Поль ведет Соланж к хижине довольно больших размеров, сложенной из круглых, скрепленных наверху бревен и покрытой дроком. Внутри, на вбитых в землю кольях, стоит грубо сколоченный стол, в глубине помещения навалена куча сена, на стенах тут и там развешаны предметы домашнего обихода.
— Здесь наша спальня, а в дождь — и столовая с кухней.
— И вы все здесь помещаетесь?
— Тут можно поместить и больше народу.
— А как с дверью?
— Кладем ветки, доски, что попало.
После осмотра хижины Поль показывает Соланж несколько диковинных приспособлений на открытом воздухе: выдолбленную деревянную колоду, превращенную в умывальник, печь, сделанную из горшечной глины, очаг с навесом из листового железа на случай дождя. В заключение он ведет Соланж в главное сооружение — палатку бурого цвета, где сложено оружие, продовольствие и личные вещи бойцов. При острой нужде в жилом помещении здесь, вероятно, смогут ночевать еще четыре-пять человек.
— А как вы все устраиваетесь зимой?
— Я еще не зимовал в партизанском отряде. Но у нас всегда найдут выход из положения. И потом иногда мы живем в домах и землянках, а некоторым нашим товарищам повезло: они поселились в замке.
Соланж, наклонившись, заглядывает в палатку. Там царит страшный беспорядок: предметы вещевого довольствия, мешки, котомки — все лежит навалом.
— Смотри-ка, она же дырявая, ваша палатка!
— О, это целая история, совершенно невероятная, — говорит Поль. — Только ни в коем случае нельзя вспоминать о ней в присутствии Портоса. Он всякий раз страшно краснеет и злится. Однажды ночью мы выполняли очередное задание, а он оставался один на дежурстве, охранял лагерь… Все шло хорошо до двух или трех часов ночи, когда Портос вдруг услышал какой-то шум. Он прислушался. Ни малейшего сомнения: шум шагов. Так и есть, говорит он себе, это дарнановцы или боши, я окружен. Потом думает: нет, это невозможно; должно быть, кто-нибудь заблудился и забрел сюда. Портос окликает неизвестного раз, другой. И вдруг слышит, как кто-то улепетывает от него во все лопатки. Тут уж без долгих размышлений он кричит: «К оружию!» — и начинает стрелять во все стороны. Спустя некоторое время прибегают встревоженные стрельбой товарищи; они уверены, что на лагерь совершено нападение. Ищут повсюду врагов — никого не могут найти. Только на следующее утро обнаруживают ущерб: палатка вся изрешечена пулями. Атос обычно не отличается вспыльчивостью, но тут он пришел в настоящую ярость.
— А шум? Что это было такое?
— Кобыла с жеребенком. Никогда мы еще так не хохотали.
Соланж заразительно смеется.
— Угомонитесь-ка на минуту! — кричит им Роз. — Нас кто-то зовет.
Раздвигая руками кусты, на поляне вырастает Роже Беро. Он молчит, лицо его искажено судорогой.
— Что с товарищами?! — спрашивает Атос, поднимаясь ему навстречу. Поль и все остальные сразу смолкают.
Роже стоит с опущенной головой и, кажется, не в состоянии вымолвить ни слова. По щеке у него катится большая слеза.
— Мой брат! — раздается возглас Соланж. — Он не вернулся?
— Все они вернулись, — говорит Беро. — На обратном пути на них напали дарнановцы. Троих ранили.
— А мой брат? Мой брат Жерар? Да говорите же скорее!
— Он убит.
