Шел дождь. Лейтенант Эрик фон Ворман сидел у окна вагона. Каким унылым казался ему пейзаж за окном! Лейтенант со злостью подумал о своем попутчике, который посоветовал ему выйти из вагона поезда на разрушенной станции в Висбадене, чтобы выпить кружку пенистого пива. Фон Ворман не особенно любил пиво, но тут не стал возражать. Решил утолить жажду, вновь ощутить горьковатый, терпкий вкус пива. Может быть, Эрик фон Ворман не захотел бы пива, если бы не сытный завтрак в день отъезда в обществе мюнхенских приятелей, который очень затянулся… А после изрядной попойки Эрика всегда мучила невыносимая жажда. И когда он влил в себя литровую кружку эрзац-пива и выбежал на перрон, то увидел медленно удалявшийся красный фонарь хвостового вагона. Эрик бросился за поездом, прыгнул на ступеньку этого вагона. Он проклинал эту кружку пива, невыносимую жажду, попойку с мюнхенскими приятелями и приказ командования об отъезде к новому месту службы в какую-то захолустную дыру на Атлантическом валу. Его больше устраивал спокойный Мюнхен, где благодаря протекции отца-генерала, выходца из прусской семьи, он разбирал бумаги в местном управлении абвера. Правда, в Нормандии его ждала совсем другая работа. Там никто не будет угождать ему как сыну известного генерала фон Вормана. Теперь к нему будут относиться с недоверием, ибо его отец попал в опалу, осмелившись в чем-то не согласиться с начальником генерального штаба и высказать свое особое мнение, за что был отправлен на Восточный фронт, в морозную Украину, где должен был искупить свою вину.

Молодой фон Ворман считал себя чуть ли не врагом нацизма, хотя сам он никому в этом не признавался. После недолгого юношеского увлечения национал-социалистской идеологией он понял, что с гитлеровским сбродом ему не по пути, хотя это вовсе не означало, что он не разделял идей третьего рейха о завоевании мира. Ворман считал, что приходящее в упадок поместье его отца в Восточной Пруссии не мешало бы поправить рабочей силой из числа славянских рабов и военнопленных. Он также не имел ничего против того, чтобы генерал фон Ворман и его наследники получили право на колонизацию обширных пространств Украины.

Радость по поводу первых побед немецкой армии быстро прошла, и третий рейх вспомнил о старом генерале-пруссаке фон Вормане. Генерал, давно мечтая сделать из своего сына Эрика настоящего офицера, обеспечил ему протекцию для спокойной, безопасной, почти штатской работы в Мюнхене. Теперь все это кончилось.

Пейзаж за окном вагона был серый, монотонный, совсем не такой, как на цветных фотооткрытках, которые в детстве коллекционировал Эрик. Он никогда не интересовался Францией и к тому, что не было прусским или баварским, относился свысока, даже с презрением.

Фон Ворман посмотрел на часы. Если верить расписанию, то через сорок минут он прибудет в Сен-Жиль. Но поезд опаздывал. Лейтенант открыл окно. Холодный влажный ветер ударил ему в лицо. Вскоре должно показаться море. Вот из-за поворота появились стрельчатые крыши домиков прибрежных поселений, а вдали, на первом плане, темно-коричневые, вросшие в грунт нагромождения железобетонных укреплений— Атлантический вал, который должен сдержать наступление англичан и американцев. Сдержит ли?

Объявили, что поезд подходит к Сен-Жилю. Эрик фон Ворман достал с верхней полки свой элегантный чемодан.

Вечером лейтенант пришел в казино, расположенное в ресторанном зале бывшей комфортабельной гостиницы с претенциозным названием «Мажестик». Старую вывеску никому не хотелось снимать, и она висела над входом в казино. Ему вспомнились вопросы, которые он задавал себе, увидев из окна вагона первого класса железобетонные укрепления на берегу моря, которые тянулись вдоль прибрежной полосы. «Удержат ли они англосаксов? Воспрепятствуют ли высадке морских десантов?»

Лейтенант налил в бокал вина. Оно показалось ему терпким, горьковатым. Вспомнил о своем отце — где-то там, в снежных полях Украины, он «эластично сокращает линию фронта», как это подает геббельсовская пропаганда. Не нужно быть большим стратегом, чтобы понимать, что это означает для немецких войск. Фон Ворман с детства помнил разноцветные флажки на больших штабных картах своего отца. Тогда старый пруссак еще надеялся сделать из своего сына настоящего офицера.

Краем глаза фон Ворман заметил входившего в казино полковника Элерта, своего нового шефа. Быстро развернув армейскую газету, с деланным любопытством он начал читать сообщения двухдневной давности. Подумал, что в эту дыру, куда его заслали, даже газеты приходят с большим опозданием. Лейтенант не имел желания встречаться и разговаривать с полковником Элертом. Не нравились ему фамильярность, развязная веселость, вульгарные манеры шефа. Примитивный, невоспитанный, грубый, — так оценил его Эрик после первой встречи, когда Элерт, просматривая документы сказал: «Лейтенант Ворман». Тогда Эрик поправил его: «Моя фамилия фон Ворман». Но Элерт как будто бы этого не услышал и в разговоре еще дважды назвал его просто Ворманом.

Несмотря на то, что Эрик умышленно закрылся газетой, полковник заметил его и подошел к столику.

— Можете сидеть, лейтенант, — сказал он, когда фон Ворман встал перед неожиданно появившимся полковником по стойке «смирно». Элерт ногой пододвинул стул, бесцеремонно уселся и, не спрашивая разрешения, налил себе бокал вина. — Все еще в одиночестве? Еще ни с кем не подружились? Если не возражаете, то я познакомлю вас со своими сослуживцами.

— Благодарю вас, господин полковник, я уже представился своему непосредственному начальству, — холодно ответил лейтенант. — В казино я случайно.

— Вы должны с кем-то подружиться. Здесь без приятелей сойдешь с ума. Такое захолустье!

— Я никогда еще не сходил с ума, господин полковник.

— Понимаю, — рассмеялся шеф. — Одиночество — самое лучшее и надежное общество. А может быть, лейтенант любит сам себе рассказывать анекдоты? — съехидничал полковник. — Не забывайте, что мы, офицеры абвера, должны находиться в близких контактах с людьми. И в нашей службе, дорогой Ворман, мы не может делить время на служебное и личное. Помните об этом.

— Так точно! — ответил лейтенант. Как же он ненавидел сейчас этого наглого, самодовольного солдафона! По какому праву Элерт осмеливается поучать его, фон Вормана? Отчитывает его, как мальчишку.

Полковник Элерт пристально посмотрел на фон Вормана:

— Ну и прекрасно, лейтенант. Советую вам побродить по Сен-Жилю, осмотреть достопримечательности, хотя в этой дыре нет ничего интересного. А через день-два приступим к важному делу.

Даже не кивнув ему, полковник встал и направился к выходу.

Эрик отложил газету, окинул взглядом зал. За соседним столиком капитан инженерных войск рассказывал двум обер-лейтенантам о своих приключениях в публичном доме в Гавре. У стойки бара безусый эсэсовец забавлялся с полноватой блондинкой в форме вспомогательной службы.

Фон Ворман, почувствовав, что за ним кто-то наблюдает, оглянулся. За столиком у окна сидел в одиночестве, как и он, мужчина в мундире организации Тодта. И когда незнакомец заметил, что фон Ворман обратил на него внимание, он встал и подошел к нему:

— Извините, господин лейтенант.

— Слушаю вас.

Мужчина в мундире организации Тодта проговорил, неуверенно улыбаясь:

— Разрешите присесть к вашему столику? Я тоже недавно приехал и коротаю время в одиночестве. Никого здесь не знаю. Служил в генерал-губернаторстве…

Эрику показалось, что этот человек чем-то напуган.

— Прошу, — пожал он плечами. — Если вы считаете, что вдвоем будет веселее, то присаживайтесь. — Лейтенант вспомнил совет Элерта о необходимости близких контактов с людьми. Пусть будет так.

— Моя фамилия Ормель, — представился мужчина, продолжая улыбаться. — Буду рад, если господин лейтенант выпьет со мной рюмочку коньяка. Я в этом захолустье уже три дня и знаю, что здешнее вино гадкое, но коньяк… — Он щелкнул пальцами, подзывая проходившую официантку: — Два коньяка, милочка! Довоенного, — добавил он и рассмеялся, явно довольный своим остроумием.

И только теперь, пристально присмотревшись к Ормелю, фон Ворман заметил шрам у левого угла его рта и туго натянутую складку кожи, из-за чего и создавалось впечатление, что этот человек все время улыбается.

— Фон Ворман, — представился Эрик. — По правде говоря, я люблю одиночество. А коньяк пить с вами не буду, с заказом вы поторопились.

— Ну что ж, выпью один, — сказал Ормель. Он пододвинул фон Ворману пачку сигарет, но Эрик даже не обратил на это внимания. Тогда Ормель закурил сам и полюбопытствовал: — Вы приехали сегодня утром?

— Почему это вас интересует? — спросил Эрик, поправив монокль. — А если и сегодня, то что из этого?

— Ехали через Париж?

— Разве есть другая дорога?

— Видимо, у вас было мало времени, чтобы увидеть настоящий Париж.

— Вы полагаете, что этот город весьма интересен?

— В Париже, — сказал Ормель, смотря прямо в глаза фон Ворману, — самые лучшие каштаны на площади Пигаль.

— Самые лучшие каштаны на площади Пигаль? — повторил фон Ворман. — Может быть, но почему именно мне вы говорите об этом?

Ормель разразился смехом. Этот смех показался Эрику каким-то неестественным, как будто даже вынужденным.

— Если бы вы подольше побыли в Париже, то заметили бы, что на площади Пигаль не только самые лучшие каштаны, но и… — Он придвинулся к лейтенанту, как бы намереваясь что-то сказать ему на ухо, но Эрик сдержал его:

— Догадываюсь, что вы хотите сказать, но меня не интересуют женские прелести.

Официантка поставила перед ними две рюмки коньяка. Ормель выпил одну, потом другую и, недовольно посмотрев на фон Вормана, неожиданно встал.

— Рад был познакомиться с господином лейтенантом! — сказал он и замолчал, ожидая ответа.

Фон Ворман подумал, что если его собеседник подаст руку, то он сделает вид, что не заметил ее. Он холодно кивнул, прощаясь, а посмотрев в зеркало, висевшее напротив его столика, заметил, как Ормель, рассчитавшись за коньяк, быстро направился к выходу. Фон Ворман подумал, что неплохо было бы проследить, куда так заспешил этот человек, тогда как всего пять минут назад он неторопливо говорил что-то о каштанах и женщинах на площади Пигаль.

Лейтенант вышел из казино. На улице была кромешная тьма. Он не мог сразу сориентироваться после яркого света ресторана. В прифронтовом городке строго соблюдалась светомаскировка. Через несколько секунд, заметив фигуру быстро удалявшегося мужчины, пошел следом за ним.

Ормель шел быстро, не оглядываясь. И вдруг внезапно скрылся во мраке. Фон Ворман немного переждал. Попытался закурить сигарету, но при порывистом морском ветре сделать это оказалось нелегко. Он постарался запомнить место, где скрылся мужчина в форме организации Тодта.

Это была большая серая вилла за высоким решетчатым забором. Плотно зашторенные окна, как и в других домах прифронтового городка, не пропускали света. Играла музыка, слышался приглушенный шум голосов.

Лейтенант подошел ближе и увидел надпись над входом: «Пансионат „Лё Тру“».