Глава вторая
1
Меланхолически вздыхая, Томас Ливен рассматривал спальню, выдержанную в красно-бело-золотистых тонах. Спальня была частью апартамента за номером сто семь. Апартамент сто семь был одним из четырех самых респектабельных в отеле «Георг V». Сам отель «Георг У» был одним из четырех самых респектабельных во всем Париже. На его крыше уже несколько часов развевался военный флаг рейха со свастикой. А мимо его главного входа уже несколько часов с грохотом катили тяжелые танки. Во дворе его стоял черный «крайслер». А в спальне апартамента сто семь расположились Томас Ливен, Мими Шамбер и полковник Жюль Симеон.
Они пережили сумасшедшие двадцать четыре часа. Зажатые в своем черном «крайслере» двумя бронетранспортерами разведки (один спереди, второй сзади), они догоняли штаб корпуса. Рыжеволосый обер-лейтенант Цумбуш пытался по радио связаться со своим генералом. Однако немецкое наступление развивалось столь стремительно, что, похоже, никакого постоянного штаба не существовало. Только после того как немцы, не встретив сопротивления, оккупировали Париж, решил, по-видимому, передохнуть и генерал: в отеле «Георг V».
Из коридора доносился топот тяжелых солдатских сапог. В гостиничном холле тут и там валялись ящики, автоматы и телефонные кабели. Царила колоссальная неразбериха.
Четверть часа спустя после того как обер-лейтенант Цумбуш привел своих трех пленников в спальню апартамента сто семь, он ушел. Без сомнения на доклад своему генералу. Черная кожаная папка лежала теперь на коленях Томаса Ливена. Он взял ее, когда закрывал машину, полагая, что у него она будет в большей сохранности.
Внезапно через высокую, искусно украшенную дверь донесся чей-то сердитый рык. Дверь распахнулась. В проеме возник офицер ростом с версту:
— Господин генерал фон Фельзенек просит вас, мистер Мерфи.
«Пока еще меня принимают за американского дипломата, — подумал Томас Ливен. — Что ж, тогда…»
Он медленно поднялся с кожаной папкой под мышкой. Пройдя мимо адъютанта, он, не теряя достоинства, вошел в салон.
Генерал Эрих фон Фельзенек оказался приземистым мужчиной с коротко стриженными седыми волосами и очками в золотой оправе.
Томас увидел маленький стол, на котором по соседству с ресторанным фарфором и приборами стояли два армейских термоса. Было видно, что генерал собирался наскоро перекусить. Это обстоятельство Томас решил использовать, козырнув знанием правил международной вежливости:
— Генерал, глубоко сожалею, что побеспокоил вас во время еды.
— Это мне, — произнес генерал фон Фельзенек, пожимая Томасу руку, — надлежит приносить извинения, мистер Мерфи.
Томас почувствовал внезапное легкое головокружение, когда генерал протянул ему его поддельный паспорт вместе с липовыми документами Мими и Симеона.
— Ваши документы в порядке. Прошу извинить обер-лейтенанта, у которого из-за поведения вашего спутника не могло не возникнуть подозрения. Хотя в любом случае он превысил свои полномочия.
— Генерал, такие вещи случаются… — пробормотал Томас.
— Такие вещи не должны случаться, мистер Мерфи! Германский вермахт ведет себя корректно. Мы не разбойники с большой дороги. Мы соблюдаем дипломатические нормы.
— Без сомнения, генерал…
— Мистер Мерфи, буду откровенен. На прошлой неделе уже случилась ужасная неприятность. Дело едва не дошло до фюрера. Под Амьеном несколько без меры усердных наших задержали и обыскали двух господ из шведской военной миссии. Страшный скандал! Вынужден был лично извиняться. Возможно, это было мне предостережением. Второй раз ничего подобного со мной не случится. Вы уже обедали, мистер Мерфи?
— Н-нет…
— Могу ли я пригласить вас, прежде чем вы уедете? Как насчет простой солдатской пищи? Кухня в гостинице еще не работает. И у «Прунье», думаю, сегодня все закрыто, ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха!
— В таком случае как насчет небольшой порции из немецкой полевой кухни?
— Только если я не помешаю.
— Мне это в радость! Когге, еще один прибор! И господам в соседней комнате пускай тоже что-нибудь принесут…
— Слушаюсь, господин генерал!
Пять минут спустя:
— Бурда немного пресновата, не правда ли, мистер Мерфи?
— О нет, при данных обстоятельствах на вкус грех жаловаться, — отозвался Томас, постепенно начинавший приходить в себя.
— Не пойму, в чем дело, эти парни не могут приготовить айнтопф, — сердился генерал.
— Генерал, — мягко сказал Томас Ливен, — я хотел бы чем-то отплатить за ваше гостеприимство и открыть вам небольшой секрет…
— Черт побери, мистер Мерфи, вы блестяще говорите по-немецки!
«Такой комплимент может стоить головы», — подумал Томас и скорректировал свои языковые познания в сторону ухудшения.
— Сэнк ю, генерал. Моя нянька был мекленбургской кормилицей. Ее спешиэлити были мекленбургские айнтопфы…
— Интересно, правда, Когте? — обратился генерал к своему адъютанту.
— Так точно, господин генерал!
— Весьма несправедливо, — назидательно заговорил Томас Ливен, старательно налегая на американский акцент, — на айнтопф напраслину возводят. Охотно объясняю, как готовится настоящий мекленбургский айнтопф. Ведь даже из картофельного гуляша можно сделать деликатес, — Томас понизил голос. — Но сперва один вопрос, который меня давно занимает. Господин генерал, правда ли, что в солдатскую еду немцам подмешивают — гм — соду?
— Это слух, который упорно циркулирует. Ничего не могу сказать на это, не в курсе. Ясно, что если люди часто месяцами находятся в походах, вдали от своих женщин, вдали… Вряд ли мне стоит продолжать.
— Ни в коем случае, господин генерал! Как бы там ни было: лук помогает всегда.
— Лук?
— Да, это альфа и омега картофельного гуляша, господин генерал: лук! Во Франции, Бог свидетель, его полно. Рецепт очень простой: берут столько фунтов лука, сколько и мяса, майоран, мелко порезанные маринованные огурчики и…
— Одну минуту, пожалуйста, мистер Мерфи! Когге, записывайте за ним, я хочу передать это генерал-квартирмейстеру!
— Слушаюсь, господин генерал!
— Итак, — продолжил Томас, — лук нужно потушить в масле, пока не станет прозрачным, хорошенько посолить и сдобрить красным перцем…
Он диктовал, пока в дверь не постучали и не появился вестовой. Тот что-то прошептал генералу, после чего оба исчезли. Томас продолжил диктовать свой рецепт.
Через две минуты вернулся генерал.
Он заговорил тихо, с металлическими нотками в голосе:
— Из-за вас я задал жару обер-лейтенанту Цумбушу. Но он не успокоился и позвонил в американское посольство. Там слыхом не слыхивали ни о каком мистере Мерфи. Какое-нибудь объяснение на этот счет у вас имеется?
2
Тяжелые танки и военные машины продолжали катиться мимо гостиницы «Георг V», где разместился штаб. От лязга гусениц и рокота моторов закладывало уши. Томас почти машинально достал свои часы и нажал на репетир: пробило половину первого. Генерал застыл в ожидании. Мысли вихрем проносились в голове Томаса Ливена. Ничего не поможет, придется пойти на крайний риск…
— Ну хорошо, мне не остается ничего другого, хотя я и нарушу строжайший приказ… Прошу господина генерала позволить мне переговорить с вами с глазу на глаз, — теперь он говорил по-немецки без акцента.
— Послушайте-ка, мистер Мерфи или как вас там, предупреждаю: военный трибунал мешкать не станет.
— Пять минут с глазу на глаз, господин генерал! — Томас старался выглядеть значительно.
После долгих размышлений генерал кивком головы отослал адъютанта. Едва тот покинул салон, как Томас застрочил, как пулемет:
— Господин генерал, с этой минуты вы становитесь носителем государственной тайны. Когда я уйду, вы немедленно забудете, что когда-либо встречали меня….
— Вы что, из ума выжили?
— …я посвящу вас в секретные планы командования. Вы даете мне слово офицера, что никогда не обмолвитесь ни словом…
— …Такого нахальства я еще никогда…
— …У меня строжайший приказ адмирала Канариса…
— Ка-Канариса?
— …лично Канариса — держаться версии, что я американский дипломат. Однако обстоятельства вынуждают меня открыть вам правду. Прошу вас, — Томас Ливен решительно расстегнул жилетку и извлек удостоверение из внутреннего кармана. — Читайте, господин генерал.
Фельзенек прочел. Документ, который он держал в руке, был настоящим удостоверением германского абвера, выданным неким майором Фрицем Лоозом, офицером абвера окружного военного управления Кельна. Томас сохранил удостоверение, полагая, что оно когда-нибудь ему пригодится…
— Так вы из абвера? — ошеломленно осведомился генерал.
— Как видите! — Томас почувствовал прилив вдохновения. — Если господин генерал сомневается в моих словах, то я прошу немедленно заказать срочный разговор с Кельном по спецлинии!
«Если он позвонит, мне крышка, если нет — я спасен», — пронеслось у него в голове.
— Но вы же должны понять…
«Кажется, я спасен», — подумал Томас и повысил голос:
— Знаете, кто эти двое, которые ожидают в соседнем помещении? Французы, важные птицы, носители секретов! Готовые работать на нас! — он похлопал по черной папке. — В ней находятся досье и списки с именами всех агентов французской разведки. Теперь вы наверняка понимаете, что стоит на кону?
Генерал фон Фельзенек был потрясен. Он нервно забарабанил по крышке стола. Томас Ливен размышлял: досье, списки, имена агентов. Если они попадут к моим землякам немцам, они уничтожат французских агентов. Прольется много крови. А если не попадут? Тогда эти французские агенты будут делать все, чтобы убивать немцев. Ни то, ни другое мне не подходит. Ненавижу насилие и войны. Так что мне нужно крепко подумать, что делать с этой черной папкой. Ладно, об этом позже. Сначала нужно выбраться отсюда…
— Тем не менее… тем не менее я этого не понимаю, — генерал начал заикаться. — Если эти люди хотят работать на нас, к чему тогда подобные игры в прятки?
— Господин генерал, вы действительно не понимаете? Нас по пятам преследует французская контрразведка! В любую минуту может произойти покушение! Поэтому адмирал высказал идею вывезти обоих под дипломатическим прикрытием какой-нибудь нейтральной державы, спрятав их в одном из замков в Бордо до прекращения военных действий, — Томас горько улыбнулся. — Мы не учли только одного: что верный своему долгу немецкий обер-лейтенант перечеркнет все наши расчеты! Потеряно время, драгоценнейшее время! Господин генерал, если эти люди попадут в руки французов, то последствия — международные последствия — будут непрогнозируемы… А теперь звоните в Кельн!
— Но я же вам и так верю!
— Вы мне верите? Какое великодушие! В таком случае позвольте хотя бы мне связаться с Кельном и доложить об инциденте!
— Послушайте, у меня и без того неприятности. Нельзя ли без этого?
— Что значит «нельзя ли без этого»? А что дальше? Даже если мне, наконец, будет дозволено удалиться, я все равно рискую, что на ближайшем углу меня снова арестует какой-нибудь из ваших не в меру ретивых подчиненных!
— Я выдам вам пропуск, — простонал генерал, — никто никогда больше не задержит вас…
— Ну хорошо, — сказал Томас. — Еще одно, господин генерал: не ругайте больше обер-лейтенанта Цумбуша. Он лишь исполнял свой долг. Представьте себе, что я оказался бы французским агентом, а он бы отпустил меня…
3
Когда черный «крайслер» со звездно-полосатым флагом на крыше плавно выезжал со двора отеля «Георг V», ему отсалютовали два немецких часовых. Томас Ливен, он же Уильям С. Мерфи в свою очередь приложил руку к шляпе.
После этого Томас утратил часть своей вежливости. Он устроил Жюлю Симеону колоссальную взбучку, которую тот безропотно принял.
После почти 46-часовой задержки они снова достигли шоссе, которое наметили, отправляясь в бегство. Томас спросил:
— Кто, собственно, должен получить черную папку?
— Майор Дебра.
— Кто такой?
— Второй по значимости человек в разведке. Он доставит документы в Англию или Африку.
«И тогда, — озабоченно подумал Томас, — что тогда? Ах, каким бы прекрасным был мир, не будь в нем никаких секретных служб!»
— Майор находится в Тулузе?
— Понятия не имею, где он сейчас, — ответил полковник. — Нет конкретной договоренности, когда он прибудет и каким путем. У меня приказ навестить в Тулузе наш почтовый ящик.
— Что за почтовый ящик? — спросила Мими.
— Почтовым ящиком называют человека, принимающего сообщения и передающего их дальше.
— Ага.
— Абсолютно надежный человек. Зовут его Жерар Перье, он владелец гаража…
Они провели в пути несколько дней: дороги были забиты беженцами и войсками. Пропуск, полученный Томасом от генерала фон Фельзенека, творил чудеса. Немецкие патрули на контрольных пунктах демонстрировали отменную вежливость. Под конец Томас разжился даже немецким бензином. Какой-то капитан в Туре выдал ему целых пять канистр.
На подъезде к Тулузе Томас сделал остановку и произвел некоторые изменения во внешнем облике машины: отвинтил дипномера и убрал американский штандарт и флаг с крыши. Эти предметы он сложил в багажник для возможного последующего употребления, а оттуда извлек французские номерные знаки.
— Прошу вас помнить, что отныне меня зовут не Мерфи, а Жан Леблан, — наказал он Мими и Симеону. На это имя был изготовлен поддельный паспорт, выданный ему его преподавателем Юпитером в шпионской школе под Нанси…
Тулуза была городом с 250000 населения, но это в мирное время. Теперь в нем нашли пристанище более миллиона человек. Город походил на ярмарочную площадь, суетливую и трагическую. Массы беженцев ютились в палатках под открытым небом в тени старых деревьев. Здесь были автомобили с номерами изо всей Франции — и из половины Европы. Томас углядел городской автобус из Парижа с указателем конечной станции «Триумфальная арка» и машину для перевозки грузов с сохранившейся надписью «Содовые и прохладительные напитки Алоиза Шильдхаммера и сыновей, Вена XIX, Кроттенбахштрассе, 32».
Пока полковник навещал свой «почтовый ящик», Мими и Томас старались раздобыть комнату. Они пытались сделать это в гостиницах, пансионатах и общежитиях для иностранцев. Искали повсюду. Ни единой свободной комнаты в Тулузе не было. В гостиницах целые семьи жили в холлах, столовых, барах и прачечных. Все комнаты были забиты под завязку.
С ногами, гудящими от усталости, Мими и Томас несколько часов спустя встретились на стоянке своего автомобиля. Полковник уже сидел на подножке «крайслера». Выглядел он растерянно. Черную папку он держал подмышкой.
— Что случилось? — спросил Томас. — Не нашли гараж?
— Нашел, — устало ответил Симеон, — но не мсье Перье. Он умер. Осталась только его сводная сестра Жанна Перье. Живет на Рю де Бержэр, 16.
— Едем туда, — сказал Томас. — Возможно, майор Дебра уже связывался с ней.
Рю де Бержэр находилась в старом городе с его узкими улицами, переулками, булыжными мостовыми да живописными домами, практически не изменившимися с XVIII столетия. Крики детей, звуки радио, а между домами через улицы натянуты веревки, на которых колышется белье. На Рю де Бержэр с его бистро, крошечными ресторанами и небольшими барами множество красивых девушек, броско накрашенных и в довольно фривольных одеждах, прохаживались взад-вперед, словно ожидая чего-то.
Дом номер шестнадцать оказался небольшой старомодной гостиницей с запущенным рестораном на первом этаже. Над входом висела латунная табличка в форме женского силуэта, на ней было написано: «У Жанны». В узкой темной ложе обнаружился портье с набриолиненными волосами. Крутая лестница вела на второй этаж гостиницы. Портье сообщил, что мадам подойдет с минуты на минуту. Не будет ли угодно господам тем временем присесть в салоне…
Салон украшали люстры, плюш, плерезы, запыленные цветы в горшках, граммофон и огромное зеркало во всю стену. Пахло духами, пудрой и холодным сигаретным дымом. Мими, несколько обеспокоенная, проговорила:
— О боже, ты думаешь, что здесь…
— Мгм, — сказал Томас.
Полковник, чья нравственность взбунтовалась против этой обители греха, объявил:
— Мы немедленно уходим!
Вошла красивая женщина лет тридцати пяти. Ее волосы цвета львиной гривы были коротко подстрижены, макияж безупречен. Она излучала энергию. Это была женщина, знавшая, что такое жизнь, и находившая ее в целом забавной. Формы дамы немедленно возбудили интерес Томаса Ливена. Голос дамы прозвучал несколько хрипловато:
— Добро пожаловать, господа. О, вас трое! Прелестно. Я Жанна Перье. Могу ли я представить вам несколько моих маленьких подружек?
Она хлопнула в ладоши.
Отворилась дверь, обитая красными шелковыми обоями, вошли три молодые девушки, одна из них — мулатка. Все три были красивы и все три — в чем мать родила. Они с улыбкой продефилировали к большому зеркалу, образовав полукруг. Тем временем заговорила интересная дама с волосами цвета львиной гривы:
— Позвольте познакомить вас. Слева направо: Соня, Бебе, Жанетт…
— Мадам, — слабым голосом прервал полковник.
— …Жанетт из Занзибара, она …
— Мадам! — прервал полковник окрепшим голосом.
— Мсье ?
— Здесь какое-то недоразумение. Мы хотели поговорить с вами наедине, мадам! — полковник поднялся, приблизился к Жанне Перье и тихо спросил: — Что сказал муравей стрекозе?
Глаза Жанны Перье сузились, когда она тихо ответила:
— Так пойди же попляши.
После этого она вновь хлопнула в ладоши и сказала красавицам:
— Можете идти!
Троица, хихикая, удалилась.
— Вы должны извинить меня, я понятия не имела… — Жанна улыбнулась и взглянула на Томаса. Похоже, он ей понравился. Лоб Мими вдруг прорезала гневная складка. Жанна продолжала:
— За два дня до своей смерти брат ввел меня в курс дела. Он назвал мне и пароль, — она обратилась к Симеону. — Значит, вы тот господин, который доставил папку. Но о другом господине, который должен забрать ее, пока ни слуху ни духу.
— В таком случае мне придется какое-то время ждать его. Он в крайне опасной ситуации.
Томас подумал: и она станет еще более опасной по его прибытии. Ибо он не должен получить черную папку. Сейчас она у Симеона. Ему ее не сберечь — я об этом позабочусь. Я предотвращу новую беду, не допущу, чтобы пролилось еще больше крови… Лучше бы вы все оставили меня в покое! Теперь я в игре — и играю по своим правилам! Он обратился к Жанне:
— Мадам, вам известно, что Тулуза переполнена. Не могли бы вы сдать нам две комнаты?
— Здесь? — взвилась Мими.
— Дитя мое, это единственная возможность, насколько я вижу… — Томас послал Жанне завлекающую улыбку. — Пожалуйста, мадам!
— Вообще-то я сдаю свои комнаты за почасовую оплату…
— Мадам, позвольте мне воззвать к вашим патриотическим чувствам! — воскликнул Томас.
Жанна мечтательно вздохнула:
— Очаровательный квартиросъемщик — ну что ж, уговорили.
4
Майор Дебра заставил себя ждать. Прошла неделя, другая, а он все не объявлялся. «Как было бы славно, — размышлял Томас, он же Жан, — если бы он никогда не появился!»
Он стал устраиваться «У Жанны» по-домашнему. Всякий раз, когда позволяло время, он спешил на помощь аппетитной хозяйке гостиницы с волосами цвета львиной гривы.
— Мой повар сбежал, Жан, — жаловалась Жанна своему жильцу — чистокровному немцу, которого она принимала за истинного парижанина и уже на второй день его пребывания обращалась к нему запросто, с удовольствием произнося его благозвучное имя. — И с продуктами становится все хуже и хуже. Жан, только представьте себе, сколько я могла бы зарабатывать, если бы ресторан был открыт…
— Жанна, — отвечал Томас, уже на второй день обращавшийся к своей хозяйке запросто, с удовольствием произнося ее благозвучное имя, — делаю выгодное предложение: я буду готовить, доставать продукты. А выручку будем делить пополам. Согласны?
— Вы всегда такой напористый?
— Вам это мешает?
— Напротив, Жан, напротив! Горю желанием познакомиться с другими вашими скрытыми талантами…
В попытке вдохнуть жизнь в ресторан Жанны проявил свои качества разведчика и полковник Симеон. После двухдневного отсутствия он гордо сообщил Томасу и Мими:
— Оба механика не захотели мне ничего рассказать, но я облазил весь гараж и нашел кое-какие улики. Ключ. Карту местности. Зарисовки. Вуаля! Кроме того, старик Перье запасся бензином!
— Черт побери! Где?
— В лесу под Вильфранш-де-Ларагэ. В пятидесяти километрах от города. Подземный бункер. Минимум сотня канистр. Я только что оттуда.
Мими вскочила и наградила полковника демонстративно долгим поцелуем…
«Это мне за Жанну», — подумал Томас и с признательностью сказал:
— Поздравляю, господин полковник!
— Ах, — отдышавшись, скромно и любезно ответил Симеон, — знаете, друг мой, я так рад, что наконец-то сумел сделать что-то разумное!
«Хорошо, если бы Создатель сделал такими толковыми всех секретных агентов», — подумал Томас.
Бензин из лесу они, конечно, перевезли. Томас поставил «крайслер» в подземный гараж и за пару тысяч из имевшихся у него 27730 долларов купил небольшой «пежо». Малолитражка потребляла меньше горючего.
Вскоре к Томасу, разъезжавшему по ухабистым дорогам в предместье Тулузы, все привыкли. Крестьяне с ухмылкой здоровались с ним, но держали язык за зубами. С одной стороны, Томас всегда давал хорошую цену, с другой — привозил дефицит из города…
Томас жарил, запекал и варил все, что вздумается. При этом Жанна была на подхвате. Кухня напоминала пекло. Спасаясь от жары, Жанна разоблачалась настолько, насколько позволяли приличия. Это было счастливое сотрудничество: она восхищалась им, он восхищался ею. Мими совершала длительные прогулки с Симеоном.
Ресторан был ежедневно забит до отказа. Приходили в основном мужчины — беженцы из всех стран, которых Гитлер удостоил своим вниманием. Так что меню Томаса Ливена было весьма разнообразным. Беженцы были в восторге. К тому же цены были человеческие.
Еще больше восхищались Томасом девушки из заведения. Молодой очаровательный повар привлекал их своей элегантностью и дерзостью, любезностью и умом. Они постоянно чувствовали, что он обращается с ними как с дамами, держа дистанцию.
Вскоре он стал выступать в роли исповедника, заимодавца, советчика по юридическим и медицинским вопросам, а также, когда перед ним открывались потайные уголки женских сердец, терпеливейшего слушателя.
У Жанетт был ребенок. Крестьянская семья, где он воспитывался, выдвигала ей все более наглые требования. Томас излечил их от жадности.
Соне полагалось наследство, которое у нее зажимал некий жуликоватый адвокат. Томас переубедил его.
У Бебе был дружок, порядочный грубиян, постоянно обманывавший и избивавший ее. С помощью легкого намека на полицейские предписания, подкрепленного жестким приемом джиу-джитсу, Томас научил его вести себя подобающе.
Этого дружка звали Альфонсом. Позднее он еще доставит Томасу массу неприятностей…
Среди завсегдатаев ресторана был банкир Вальтер Линднер. Он бежал от Гитлера — сперва из Вены, потом из Парижа. Линднер и его жена в пути потеряли друг друга, теперь он ждал, что она вот-вот появится. На такой случай они договорились встретиться в Тулузе.
Томас, очень понравился Вальтеру Линднеру. Когда последний узнал, что тот тоже был банкиром, он сказал ему:
— Приглашаю отправиться со мной в Южную Америку. Как только приедет моя жена, я двину туда. У меня там целое состояние. Станете моим партнером…
И он предъявил выписку из банковского счета «Рио де ла Плата Банк». Документ был свежим и подтверждал: на счету у Линднера депонировано более миллиона долларов. Это был миг, когда Томас Ливен вопреки всему пережитому вновь почувствовал прилив сил, обрел веру в человеческий разум и светлое будущее.
Ему хотелось только достойно завершить дело с черной папкой, насколько это было в его силах. Ни германский абвер, ни французская секретная служба не должны были добраться до досье. А уж потом — вон из этой вечно грызущейся, прогнившей старой Европы! Вперед, к новой жизни! Снова стать банкиром, солидным штатским человеком! Ах, как он истосковался по всему этому!
Этим желаниям так и не суждено было сбыться. Очень скоро Томасу придется, подавляя в себе угрызения совести, работать на французов против немцев. А затем снова на немцев против французов. И опять на французов. И против англичан. И на англичан. И на всех трех. И против всех трех. Безумие еще только набирало силу. Тот добрый человек, сидевший в Томасе Ливене, любивший мир и ненавидевший насилие, даже не подозревал, что его ждало впереди…
Миновал июнь, за ним июль. Вот уже два месяца они торчали в Тулузе. Однажды жарким утром Симеон, Жанна и Томас собрались на небольшой военный совет.
Симеон держался несколько возбужденно, и чуть позже Томас вспомнил об этом. Полковник втолковывал ему:
— Надо расширять радиус наших действий, друг мой. У мадам для вас есть новый адрес, — он склонился над картой местности. — Взгляните-ка, вот здесь, примерно в сто пятидесяти километрах северо-западнее Тулузы, в долине Дордонье неподалеку от Сарла.
— Там, на краю местечка Кастельно-Фейрак, находится небольшой замок, — пояснила нервно курящая Жанна, но, и на это обстоятельство Томас обратил внимание не сразу. — Называется Лэ Миланд. У тамошних жителей тоже есть ферма, масса свиней и коров, все…
Три часа спустя маленький «пежо» трясся по пыльным сельским дорогам, держа курс на северо-запад. Пейзаж на берегах Дордонье выглядел романтично. Столь же романтично смотрелся и замок Лэ Миланд с его белыми стенами XV столетия, двумя высокими и двумя небольшими сторожевыми башнями, господствовавшими над всей холмистой грядой, в окружении старого парка и примыкавших к нему лугам и полям.
Томас оставил машину перед открытым въездом в парк и несколько раз громко прокричал. Никто не ответил.
Он дошел до большой усыпанной гравием площадки. Гигантские старые дубовые ворота оказались приоткрыты. От них вверх вела широкая лестница. «Алло!» — снова прокричал Томас.
Вслед за этим он услышал резкий визгливый смех, заставивший его вздрогнуть, поскольку это был не человеческий смех.
В следующее мгновение через приоткрытую дверь мелкими прыжками, оглашая все вокруг воплями, вылетела маленькая коричневая обезьянка, скатилась по ступенькам вниз и взгромоздилась на Томаса Ливена. Прежде чем он успел прийти в себя от неожиданности, обезьянка уже устроилась на его левом плече и, беспрерывно поскуливая, осыпала его поцелуями. Раздался чей-то женский голос:
— Глу-Глу, Глу-Глу, где ты? Что ты там опять натворила?
Распахнулись дубовые ворота. В их створе показалась ослепительная темнокожая красавица. На ней были белые брюки и белая блузка навыпуск. На узких запястьях позвякивали золотые браслеты. Плотно приглаженные черные волосы разделялись посредине пробором.
У Томаса перехватило дыхание: он узнал эту женщину, он давно боготворил ее. У него не было слов. Томас был готов ко всему, но только не к тому, чтобы внезапно оказаться перед идолом всего мира, идеальным воплощением экзотической красоты, перед негритянской танцовщицей Жозефиной Беккер — и когда? — в сумасшедшее время, во Франции, разрушенной войной и капитуляцией.
Нежно улыбаясь, она сказала:
— Добрый день, мсье, извините за столь бурное приветствие. Похоже, вы понравились Глу-Глу.
— Мадам… Вы… Вы здесь живете?
— Да, снимаю эту виллу. Чем могу быть полезной?
— Меня зовут Жан Леблан. Я полагал, что еду сюда за продуктами… Но, увидев вас, мадам, совершенно забыл об этом, — произнес Томас. Потом он с обезьянкой на плече поднялся по ступенькам и, склонившись в глубоком поклоне, поцеловал руку Жозефины Беккер.
— И вообще совершенно неважно, почему я приехал. Я счастлив стоять перед вами, одной из величайших представительниц искусства нашего времени.
— Вы очень любезны, мсье Леблан.
— У меня есть все ваши пластинки. Целых три «J'ai deux amours»! Я видел столько ваших ревю…
С огромным почтением Томас смотрел на «черную Венеру». Он знал, что она родилась в американском городе Сан-Луис и была дочерью испанского коммерсанта и негритянки. Знал, что свою сказочную карьеру она начинала, будучи бедной как церковная мышь. Жозефина Беккер мгновенно завоевала Париж, и с этого началась ее мировая слава. Она приводила публику в неистовство, исполняя зажигательные танцы, при этом из всей одежды на ней был лишь венок из бананов.
— Вероятно, вы из Парижа, мсье?
— Да, я беженец…
— Вы должны рассказать мне все. Я так люблю Париж. Это ваша машина там, перед воротами?
— Да.
— Вы приехали один?
— Конечно, а что?
— Ничего, я просто спросила. Прошу вас, мсье Леблан, следуйте за мной…
Замок был обставлен старинной мебелью. Томас констатировал, что здесь проживает целый зверинец. Кроме обезьянки Глу-Глу он познакомился: с ее весьма серьезным собратом Микой из Нижней Амазонки, с гигантским датским догом по имени Бонзо, с ленивым питоном Агатой, кольцом свернувшимся в холле у потухшего камина, с попугаем Ганнибалом и двумя маленькими мышками, которых Жозефина Беккер представила как фрейлейн Папильотка и фрейлейн Знак Вопроса.
Все эти звери жили в большом согласии друг с другом. Бонзо развалился на ковре и позволял фрейлейн Знак Вопроса в буквальном смысле танцевать на своем большом носу. Мика и Ганнибал играли в футбол, гоняя шарик из серебряной фольги.
— Счастливый мир, — сказал Томас.
— Звери умеют жить в мире, — сказала Жозефина Беккер.
— Люди, к сожалению, нет.
— И люди тоже когда-нибудь научатся, — ответила танцовщица. — Однако теперь рассказывайте о Париже.
И Томас Ливен заговорил. Он был так очарован встречей, что совершенно забыл про время. Наконец очнувшись, он виновато взглянул на часы.
— Уже шесть, боже ты мой!
— Я замечательно провела время. Не хотите ли остаться поужинать? У меня в доме, правда, не густо, я не готовилась к визиту. И моей служанки нет…
Лицо Томаса по-юношески осветилось:
— Если мне будет позволено остаться, тогда вы должны разрешить заняться стряпней мне. Деликатесы можно приготовить и из немногого.
— Это верно, — подтвердила Жозефина Беккер. — Не всегда же должна быть икра.
Кухня была большой и оборудована по-старомодному. Засучив рукава, Томас Ливен с огромным рвением приступил к стряпне. Тем временем солнце уже скрылось за цепью холмов, тени удлинились, наступил вечер. Жозефина Беккер с улыбкой наблюдала за действиями Томаса. Особенно интересовали ее пикантные яйца.
— Мадам, я импровизирую. В вашу честь назову их «Яйца Жозефины».
— Большое спасибо. Теперь я оставляю вас одного и иду переодеваться. Итак, до скорого…
Жозефина Беккер удалилась. В прекрасном настроении Томас продолжал готовку. «Что за женщина», — думал он…
Закончив работу, Томас вымыл руки в ванной и направился в столовую, где в каждой из двух люстр было зажжено по двенадцать свечей. На Жозефине Беккер было облегающее зеленое платье. Она стояла возле высокого крепкого мужчины в темном костюме. Лицо мужчины было обожжено солнцем, в коротких волосах на висках блестела седина. У мужчины были добрые глаза и красивый рот. Жозефина Беккер крепко держала его за руку, когда произнесла:
— Мсье Леблан, извините меня за этот сюрприз, но я должна быть очень осторожна, — глазами, полными любви, она взглянула на мужчину с седыми висками. — Морис, я хотела бы познакомить тебя с одним из друзей.
Мужчина в темном костюме протянул Томасу руку.
— Искренне рад наконец-то познакомиться с вами, Томас Ливен. Много о вас наслышан.
Его настоящее имя прозвучало столь неожиданно, что Томас оцепенел. «С ума сойти, — думал он, — опять угодил в ловушку!»
— О, — воскликнула Жозефина Беккер, — как это глупо с моей стороны, вы же незнакомы! Это Морис Дебра, господин Ливен, майор Дебра из разведки.
5
«Ах, будь оно все проклято, — подумал Томас, — выходит, мне теперь никогда уже не выбраться из дьявольской круговерти? Прощай, приятный тет-а-тет!»
— Майор Дебра — мой друг, — сообщила Жозефина.
— Счастливец, — сумрачно сказал Томас Ливен. Он взглянул на майора:
— В Тулузе полковник Симеон уже отчаялся дождаться вас.
— Я добрался сюда только вчера. Бегство было не из легких, мсье Ливен.
— Морис не может появиться в Тулузе, — сказала Жозефина. — Его там знают в лицо. Город нашпигован немецкими агентами и французскими шпиками.
— Мадам, — произнес Томас, — спасибо за приятные вести.
Майор сочувственно произнес:
— Знаю, мсье Ливен, что вы хотите этим сказать. Немногие, подобно вам, подвергали себя такой опасности во имя Франции. Когда я попаду в Лондон, то проинформирую генерала де Голля, с каким беспрецедентным мужеством вы отстояли черную папку от посягательств немецкого генерала!
Черная папка…
Из-за нее Томаса Ливена уже много дней мучила бессонница.
— Папка в Тулузе у полковника Симеона.
— Нет, — дружелюбно возразил Дебра, — она в багажнике вашего автомобиля под инструментальным ящиком.
— Моего…
— Вашего «пежо», который стоит у ворот парка. Давайте, господин Ливен, прежде чем садиться за стол, сходим и принесем ее…
«Они обманули меня, — в бешенстве подумал Томас. — И Симеон, и Мими, и Жанна обвели меня вокруг пальца. И что теперь делать? Признаюсь, я не хотел, чтобы папка досталась германской секретной службе. Но я также не хотел, чтобы ее заполучила и французская. Прольется кровь — немецкая или французская… Я старался избежать этого. Я был мирным человеком. Вы сделали из меня секретного агента. Оставили бы лучше меня в покое… Что ж, теперь вам же хуже будет!»
Эти мысли роились в голове Томаса, в то время как он, сидя за столом по левую руку от Жозефины и напротив майора Дебра, без всякого аппетита ковырял в деликатных гнездышках (жареные кусочки колбасы с вкусной начинкой), им же самим и приготовленных.
Черная папка тем временем уже лежала на крышке антикварного буфета у окна. Она действительно оказалась в багажнике его автомобиля.
С аппетитом поглощая ужин, Дебра пояснил, как она попала туда.
— Вчера я позвонил Симеону, мсье Ливен. Я спросил у него: «Как мне заполучить черную папку?» Он ответил: «В Тулузу вам приезжать нельзя, вас узнают. Но наш бесподобный Ливен, этот потрясающий парень, целыми неделями разъезжает по окрестностям и закупает продукты. Никто не удивится, увидя его. Вот он и доставит папку. — Дебра принюхался. — Великолепная начинка, что это такое?
— Тушеные лук, помидоры и приправа. Зачем все эти секреты, майор? Симеону следовало бы проинформировать меня.
— Я так распорядился. Я же вас еще не знал…
— Пожалуйста, еще немного гнездышек, мсье Ливен! — Жозефина одарила Томаса сияющей улыбкой. — Так было лучше. Вы видите, папка благополучно прибыла по назначению.
— Да, вижу, — сказал Томас. Он рассматривал ее, эту идиотскую папку с идиотскими списками, которые сотням людей могли стоить жизни. Вот она лежит, с трудом вырванная из рук немцев и оказавшаяся у французов. «Жаль, размышлял Томас». Каким прекрасным мог бы получиться вечер, не будь политики, секретных служб, насилия и смерти! — Вспомнились строки из «Трехгрошовой оперы»:
Но вот беда — на нашей злой планете
Хлеб слишком дорог, а сердца черствы.
Мы рады б жить в согласье и совете,
Да обстоятельства не таковы.
«Нет, — подумал Томас, — обстоятельства были явно не таковы». И потому с этой минуты он стал тщательно обдумывать каждое произносимое им слово. Его мысли разительно отличались от того, что он произносил… Томас Ливен сказал:
— Теперь я сервирую одно специальное блюдо, названное мной в честь мадам «Яйца Жозефины».
И при этом подумал: «Папка не должна оставаться у Дебра. Хотя он мне симпатичен. И Жозефина симпатична. Я не собираюсь вредить им. Но не могу, не имею права и не желаю им помогать!»
Майор был в восхищении от яиц, приготовленных Томасом:
— Деликатес, мсье. У вас воистину большой талант.
Жозефина поинтересовалась:
— Мускат добавляли?
Томас ответил:
— Совсем чуть-чуть, мадам. Тут что самое важное: сперва растопить масло, а уж потом подмешивать муку, но так, чтобы оба компонента не потемнели.
Томас Ливен размышлял: «Я понимаю Жозефину, я понимаю Дебра. Их страна в опасности, мы на нее напали, они хотят защищаться от Гитлера. Но я, я-то не хочу пятнать свои руки кровью!» Томас продолжил:
— Только после муки я добавляю молоко, помешивая его, пока соус не загустеет.
Томас размышлял: «В этой кретинской шпионской школе под Нанси они мне вручили книгу. Для шифровки. С героем какого-то романа происходило примерно то же, что и со мной. Как же его звали? Ах да, граф Монте-Кристо…»
Томас Ливен заговорил голосом искусителя:
— Вы собираетесь в Англию, майор Дебра. Какой маршрут вы избрали?
— Через Мадрид и Лиссабон.
— Не слишком ли это опасно?
— У меня есть еще один паспорт на чужое имя.
— Тем не менее. Вокруг полно доносчиков. Если у вас обнаружат эту папку…
— Я вынужден пойти на риск. Симеон нужен в Париже. А больше у меня никого нет.
— Есть!
— Кто же?
— Я.
— Вы?
«Черт бы побрал все секретные службы мира», — подумал Томас и с воодушевлением ответил:
— Да, я. Мысль о том, что папкой завладеют немцы, для меня невыносима. («Так же невыносима мысль, что она может попасть к вам!») Вы меня теперь знаете, убедились в моей надежности. («Знали бы вы, как я ненадежен!») Кроме того, это мне по душе. Я весь во власти спортивного азарта! («Эх, стать бы снова мирным обывателем».)
Жозефина, оторвавшись от аппетитного блюда, поддержала Томаса:
— Мсье Ливен прав, Морис. Для немцев и их агентов ты то же, что красная тряпка для быка.
— Разумеется, дорогая! Но как уберечь папку от германского абвера и доставить в безопасное место?
«От германского абвера и всех остальных спецслужб», — подумал Томас и объявил:
— В Тулузе я встретил одного банкира по имени Линднер. Он ожидает свою жену, после чего они отправляются в Южную Америку. Он предложил мне стать его партнером. Мы эмигрируем через Лиссабон.
— Вы могли бы встретиться в Лиссабоне, — обратилась Жозефина к Дебра.
— И почему вы готовы пойти на это? — спросил Дебра.
Из убеждений, — подумал про себя Томас. И повторил это вслух.
Дебра проговорил задумчиво:
— Я был бы вам бесконечно благодарен…. («Не спеши, не спеши», — думал Томас.) Кроме того, поездка по двум разным маршрутам имеет свои преимущества. — («Для меня-то уж точно», — думал Томас.) Я отвлеку внимание преследователей на себя. И тем самым вы и черная папка будете защищены. («Совершенно справедливо», — думал Томас.) Итак, все ясно: я еду поездом через Мадрид. Вы же, мсье Ливен, со своей транзитной визой сможете сесть на самолет в Марселе…
Томас подумал: «Вы так трогательны с вашим мужеством и вашими планами. Надеюсь, позднее вы не будете на меня сердиться. Но может ли порядочный человек на моем месте действовать по-другому? Я, конечно, не хочу, чтобы гибли французские агенты. Но в не меньшей степени не хочу, чтобы умирали немецкие солдаты. В моей стране живут не только нацисты!»
Томас сказал:
— Это всего лишь вопрос целесообразности, мсье Дебра. Вы — человек, за которым идет охота. Я же для германского абвера все еще пока что терра инкогнита…
6
По странному стечению обстоятельств примерно в это же время генерал Отто фон Штюльпнагель, главнокомандующий войсками во Франции, поднял бокал шампанского в отеле «Мажестик», германской штаб-квартире в Париже, и чокнулся с двумя господами. Раздался серебристый хрустальный звон. На фоне огромного портрета Наполеона пили за здоровье шеф военной разведки адмирал Вильгельм Канарис и генерал танкового корпуса Эрих фон Фельзенек. Пестрели мундиры всех родов войск, сверкали орденские планки.
— За успехи неведомых и незримых героев вашей организации, господин Канарис! — объявил генерал Штюльпнагель.
— За неизмеримо большие успехи ваших солдат, господа!
Генерал фон Фельзенек выпил уже несколько больше, чем следовало, и хитровато рассмеялся:
— Не скромничайте, адмирал! Вы всегда были чертовски ловкими ребятами. К сожалению, Штюльпнагель, вам я не имею права рассказывать. Меня сделали носителем тайны. Но скажу: наш Канарис — голова!
Они выпили. Подошедшие генералы Кляйст и Райхенау увели с собой коллегу Штюльпнагеля. Канарис посмотрел на генерала фон Фельзенека с внезапно пробудившимся интересом. Предложив сигару, он невзначай осведомился:
— О чем это вы только что говорили, господин фон Фельзенек?
— Я же носитель тайны, господин Канарис, — захихикал тот. — Из меня вы не вытяните ни слова!
— Кто же это наложил на вас тотальный обет молчания? — поинтересовался адмирал.
— Один из ваших — и в самом деле славный парень, снимаю перед ним шляпу!
— Рассказывайте же, — Канарис улыбался, но глаза оставались серьезными. — Хотелось бы знать, какой из наших мелких приемов произвел на вас такое впечатление.
— Ну хорошо. И в самом деле глупо, если уж с вами нельзя было бы поговорить об этом… Итак, скажу только одно: черная папка.
— Ага, — дружеский кивок Канариса. — Да, да, как же, черная папка!
— Вот это был молодец, господин Канарис! Надо было видеть, как он выступал передо мной в роли американского дипломата! Уверенность! Спокойствие, после того как один из моих людей арестовал его, — фон Фельзенек от души рассмеялся. — Везет с собой в безопасное место двух французских шпионов и целое досье французской разведки да еще находит время сообщить мне рецепт картофельного гуляша! Не могу забыть парня. Такого бы в мой штаб!
— Да, — сказал Канарис, — есть у нас несколько ловких ребят. Помню эту историю… — он, разумеется, и понятия не имел о ней, но инстинкт подсказывал ему: здесь наверняка случилось что-то ужасное. С наигранной беззаботностью он как бы стал припоминать: — Погодите, как его имя?
— Ливен, Томас Ливен! Из филиала абвера в Кельне. Под конец он предъявил мне свое удостоверение. Томас Ливен! Никогда не забуду это имя!
— Ну конечно же, Ливен. Это имя действительно стоит запомнить! — Канарис сделал знак обслуге и взял два бокала шампанского с тяжелого серебряного подноса. — Давайте, дорогой генерал, выпьем еще по глотку. Присядем тут в уголке. Расскажите мне поподробнее о встрече с нашим другом Ливеном. Я очень горжусь своими людьми…
7
Пронзительная трель телефона. Майор Фриц Лооз, весь в поту, подскочил на кровати. «Все время нервотрепка, — подумал он спросонья. — Скотская у меня профессия!» Наконец он нащупал выключатель ночника и, взяв трубку, прохрипев: «Лооз слушает!»
— Срочный разговор с Парижем по командной связи! — в трубке трещало и щелкало. — Соединяю с адмиралом Канарисом…
При последнем слове боль пронизала тело майора. «Желчный пузырь, — подумал он огорченно. — Его только не хватало».
— Майор Лооз? — услышал он знакомый голос.
— Господин адмирал?
— Послушайте-ка, здесь произошла жуткая история…
— Жуткая история, господин адмирал?
— Вам известен некий Томас Ливен?
Трубка выскользнула из руки майора и упала на одеяло. В мембране квакало. Взволнованный майор вновь приложил ее к уху и залепетал:
— Так точно, господин адмирал, знаю это… это имя…
— Итак, вы знаете этого парня? Выдавали ли вы ему удостоверение абвера?
— Так точно, господин адмирал!
— Зачем?
— Он… я завербовал Ливена, господин адмирал. Но… он не приступил к работе… исчез. И у меня уже возникли опасения…
— И справедливые, майор Лооз, справедливые! Садитесь на ближайший поезд или самолет. Жду вас в отеле «Лютеция» на бульваре Распай. Как можно быстрее, поняли?
Отель «Лютеция» был штаб-квартирой абвера в Париже.
— Так точно, господин адмирал, — почтительно ответил майор Лооз. — Я приеду как можно быстрее. А что — если позволите спросить, господин адмирал, — что натворил этот тип?
Канарис сообщил, что этот тип натворил. Майор Лооз спал с лица. Под конец он даже закрыл глаза. Нет, нет, нет, такое просто невозможно! И во всем виноват я… Голос из Парижа гремел подобно иерихонской трубе:
— …У этого человека списки с именами, адресами и паролями всех французских агентов! Знаете, что это означает? Этот человек крайне важен и чрезвычайно опасен для нас! Мы должны его захватить, чего бы нам это ни стоило!
— Так точно, господин адмирал, я задействую моих самых способных людей… — Майор Лооз воинственно приподнялся на постели, но ночная рубашка несколько портила впечатление от этой позы. — Мы достанем списки. Мы обезвредим этого человека. Даже если мне придется пристрелить его собственноручно…
— Вы что, сошли с ума, майор Лооз! — голос из Парижа прозвучал очень тихо. — Этого человека я хочу заполучить живым! Такого ловкача — и расстрелять?
20 августа 1940 года, 2 часа 15 минут:
«внимание — первая степень важности — от шефа абвера — во все отделения тайной полевой полиции франции — разыскивается немецкий подданный томас ливен — 30 лет — стройный — лицо узкое — глаза темные — волосы темные, коротко остриженные — одет в элегантную гражданскую одежду — свободно говорит по-немецки, по-английски, по-французски — имеет при себе подлинное удостоверение германского абвера, выданное майором фрицем лоозом, кельн — подлинный паспорт германского абвера за н-ром 5432311 серии с — поддельный американский диппаспорт на имя уильяма с. мерфи — разыскиваемый покинул париж 15 июня 1940 г. на черном «крайслере» с дипномером и американским флажком — имел пропуск, выданный генералом эрихом фон фельзенеком — путешествует в компании молодой француженки и француза — у разыскиваемого важные вражеские документы — немедленно начать розыск — любую информацию, даже непроверенную, незамедлительно сообщать майору лоозу, руководителю спецгруппы зет, штаб-квартира полевой жандармерии, париж — при аресте ливена применять оружие только в случае крайней необходимости — конец».
8
В то время как извещение о розыске переполошило полевую полицию и вермахт — к примеру, некоего капитана, выдавшего упомянутому Мерфи 16 июня в Туре пять канистр бензина из запасов германского вермахта, — столь упорно разыскиваемый Томас Ливен в прекрасном настроении выбирался из малолитражного «пежо» на Рю де Бержэр в Тулузе. Зажав черную папку под мышкой, он захлопнул дверцу автомобиля.
«У Жанны» девицы для услуг уже спали. Ресторанчик был закрыт. Только в старомодном салоне с огромным зеркалом и красной плюшевой мебелью все еще горел свет. Мими, Симеон и взволнованная владелица заведения с волосами цвета львиной гривы ожидали Томаса. Громкий вздох облегчения послышался при его появлении. Жанна объявила:
— Мы все так волновались.
— В самом деле? — спросил Томас. — Даже тогда, когда сами же и отправляли меня?
— Был приказ! — вскричал Симеон. — И вообще я перестаю что-либо понимать. С чего это вдруг папка оказалась у вас?
Томас взял в руки бутылку «Реми Мартен», стоявшую на столе, и налил себе в бокал основательную порцию.
— Пью за будущее всех нас, — сказал он. — Настало время расставания, дорогие. Я убедил майора Дебра, что будет лучше, если документы в Лиссабон доставлю я. Вы же, господин полковник, вернетесь в Париж и там доложите о себе «Цветку лотоса четыре», кто бы это ни был.
— Это означает подполье, — многозначительно произнес полковник.
— Всего вам наилучшего, — произнес Томас, взглянув на симпатичную хозяйку гостиницы. — И вам всего наилучшего, Жанна, пусть ваше заведение процветает и расширяется.
— Мне будет очень не хватать вас, — грустно сказала Жанна. Томас поцеловал ей руку.
— Расставаться всегда тяжело, — согласился Томас.
Мими, обычно веселая, никогда ни на что не жалующаяся малышка Мими, неожиданно бурно разрыдалась. Слезы душили ее, она стонала и тонким голоском выкрикивала с отчаянием:
— Это глупо… Извините меня — я вовсе не хотела плакать…
Несколько часов спустя, когда она лежала рядом с Томасом Ливеном — за окном светлело, шел дождь, — Томас слушал шум дождя и голос Мими:
— …Я много раз думала обо всем. Я так из-за этого мучилась…
— Все понимаю, — сказал он скромно, — ты думаешь о Симеоне, не так ли?
Внезапно она легла ему на грудь. Ее слезы, горячие и соленые, капали на его губы:
— Ах, дорогой, я так тебя люблю, действительно люблю ужасно… Но именно за последние недели в этом доме я поняла, что ты не тот человек, за которого выходят замуж…
— Если ты имеешь в виду Жанну… — начал он, но она прервала его:
— Не только Жанну, вообще! Ты мужчина, созданный для женщин, но только для всех, а не для одной. Ты не можешь хранить верность…
— Я мог бы попытаться, Мими.
— Но таким верным, как Жюль, ты не станешь. Он не так умен, как ты. Но зато он больший романтик и идеалист.
— Малышка моя, ты не должна извиняться! Я уже давно ожидал этого. Вы оба французы. Вы любите свою страну, свою родину. А я — у меня пока ее нет. Поэтому я и хочу уехать. А вы хотите остаться здесь…
— И ты можешь простить меня?
— Здесь нечего прощать.
Она прильнула к нему.
— Ах, пожалуйста, пожалуйста, не будь таким милым, иначе я опять разревусь… Ах, как ужасно, что нельзя выйти замуж за двух мужчин!
Томас рассмеялся, потом подвигал головой. Неудобство создавала черная папка, лежавшая под подушкой. Томас преисполнился твердой решимости не выпускать ее больше из рук до самого отлета. То, что он намеревался, невозможно было сделать в Тулузе, для этого у него не хватало времени. А в Лиссабоне он уж позаботится о том, чтобы папка не причинила больше никому никакого вреда.
— Спасибо, дорогой, — услышал он сонный шепот Мими, — благодарю тебя.
— За что?
— Ах, за все…
Она жаждала отблагодарить его, должна была отблагодарить его еще и еще — это была неодолимая потребность. Она благодарила его за веселость и щедрость, за краткие мгновения счастья, мерцающие огни солидных отелей, за спальные купе, бары с тихой музыкой и дорогие рестораны с восхитительной едой.
И Мими снова и снова благодарила Томаса в эти туманные утренние часы, а дождь все барабанил и барабанил по брусчатке Рю де Бержэр. Так была поставлена точка в их отношениях, закончившихся, как и должны заканчиваться отношения всех влюбленных: любовью.
9
Томас Ливен не знал, что вермахт и абвер великогерманского рейха ищут его, словно иголку в стоге сена. Поэтому два дня спустя он искренне обрадовался, увидев эмигранта Вальтера Линднера, задыхающегося, с багровым лицом, который ворвался через ресторанный зал на кухню Жанны. Томас как раз варил луковый суп. Линднер рухнул на табурет, опрокинул банку с огурцами и прокричал:
— Моя жена, моя жена… Я нашел свою жену!
— Где? Как?
— Здесь, в Тулузе! — Линднер смеялся и плакал одновременно; судя по всему, это был хороший брак. — Захожу в маленькое кафе на Капитолийской площади, собираюсь подсесть к шахматистам из Брюнна — и вдруг женский голос за моей спиной произносит: «Извините, не знаете ли вы случайно господина Линднера?» И в следующий момент она кричит: «Вальтер!» И вот я уже держу ее в объятиях!
И Линднер на радостях пустился с Томасом в пляс, жертвой которого в конце концов пала салатница.
— А теперь вперед, в консульство! — кричал Линднер. — Теперь мы можем уезжать, господин Ливен. Ах, Боже, как я радуюсь нашей новой жизни!
«А я еще больше», — подумал Томас.
После этого будущие партнеры южноамериканского банка, который существовал еще только в проекте, бросились готовиться к поездке. К тому времени ни одно из граничивших с Францией государств не выдавало въездных виз. Самое большее, на что можно было рассчитывать, — на получение транзитной. Но и это лишь при наличии заокеанской въездной визы.
После того как Вальтер Линднер представил аргентинскому консулу в Марселе доказательство об открытом им счете в «Рио де ла Плата Банк» на миллион долларов, он немедленно получил визу для себя и жены. Линднер объявил, что хотел бы взять с собой в Буэнос-Айрес своего партнера мсье Жана Леблана. После чего поддельный паспорт мсье Жана Леблана, который тот получил в шпионской школе под Нанси из рук человека, именовавшего себя Юпитером, был украшен подлинной визой. 25 августа все трое получили португальскую транзитную визу. Ничто больше не препятствовало их отъезду. Дабы не упустить чего-нибудь из намеченного, Томас Ливен составил план. От его выполнения зависело очень многое, в том числе и сама жизнь. После телефонного разговора с майором Дебра календарь Томаса выглядел так:
«28 августа — отъезд Томаса Ливена и супругов Линднер в Марсель.
29 августа — отъезд майора Дебра поездом через Барселону и Мадрид в Лиссабон.
30 августа — вылет Томаса Ливена и супругов Линднер самолетом в Лиссабон.
10 сентября — отплытие Томаса Ливена и супругов Линднер на борту португальского пассажирского судна "Генерал Кармона" из Лиссабона в Буэнос-Айрес».
Майор Дебра и Томас Ливен условились встретиться для передачи злополучной черной папки в казино «Эсторил». Время — каждый вечер, начиная с 3 сентября от 22.00. Томас рассчитывал, что с 30 августа по 3 сентября у него будет достаточно возможностей внести некоторые коррективы в ее содержимое…
29 августа элегантно одетый молодой господин с располагающей улыбкой вошел в помещение частной американской чартерной компании «Рейнбоу эйрвейз» в Марселе. Приподняв шляпу, он приблизился к стойке регистрации и произнес на беглом французском:
— Доброе утро, мсье, моя фамилия Леблан. Я пришел забрать авиабилеты на рейс в Лиссабон для себя и супругов Линднер.
— Одну минутку, — служащий перелистал списки. — Да, есть. Вылет — завтра в 15.45, — и начал выписывать билеты.
У входа в бюро остановился мини-автобус. Из него вышли два пилота и стюардесса. Из их разговора Томас понял, что они только что приземлились, а завтра в 15.45 отправляются в Лиссабон. И тут его осенило.
Стюардесса не старше двадцати пяти лет занялась макияжем. Своей фигурой она напоминала гоночную яхту, глаза с чуть косым разрезом, высокие скулы, золотистый цвет кожи и великолепные каштановые волосы, мягкой волной спадавшие на красивый лоб. Вид холодный и одновременно робкий. Молодая лань… Томас эту породу знал. Знал абсолютно точно, кто перед ним. Если такая ледышка начнет таять, тогда только держись.
Томас Ливен еще целых тридцать секунд позволил себе посвятить теплым воспоминаниям о прощании с Мими, Симеоном, Жанной и всеми дамами с Рю де Бержэр. Все целовали его, даже полковник:
— Да здравствует свобода, камрад!
И Жанна горько всхлипывала, когда прибыло такси. Ах, какая это была прекрасная, трогательная семейная сцена!
Тридцать секунд истекли. «Увы, увы, — подумал Томас, — "да обстоятельства не таковы!"»
Тем временем лань все продолжала наводить красоту и уронила помаду. «Я действую из благородных побуждений», — сказал самому себе Томас, которому было просто необходимо найти этически безупречное обоснование своего намерения. Он поднял помаду и передал ее пугливой лани с карими глазами, в которых поблескивали золотые искорки.
— Большое спасибо, — произнесла лань.
— Мы можем идти? — осведомился Томас.
— Что это значит?
— Или у вас здесь еще дела? Охотно подожду. Думаю, мы сперва направимся в «Гранд-отель», я там живу, и выпьем по аперитиву. А пообедать, пожалуй, будет лучше всего у «Гвидо» на Рю де ла Пе. А потом пойдем купаться.
— Позвольте…
— Не хотите купаться? Хорошо, тогда останемся в гостинице и отдохнем.
— В жизни не встречалась еще ни с чем подобным!
— Мадемуазель, приложу все силы, чтобы вы повторили то же самое завтра утром! — Томас извлек любимые часы из жилетного кармана и прослушал их мягкий нежный звон. — Половина двенадцатого. Вижу, что я нервирую вас. Знаю, что произвожу сильное впечатление на женщин. Так что жду вас в баре «Гранд-отеля». Скажем, в двенадцать?
Лань вздернула голову и удалилась. Высокие каблуки выбивали возмущенную дробь по каменному полу.
Томас отправился в «Гранд-отель», уселся в баре и заказал себе виски. Лань появилась в три минуты первого. Купальник она не забыла.
10
Через взлетное поле к ожидающему самолету рядом с полноватыми супругами Линднер в группе других пассажиров вышагивал Томас Ливен — серый фланелевый костюм, белая рубашка, голубой галстук, черные ботинки, шляпа, зонтик. Вид у него был довольный, хотя и невыспавшийся. На верху трапа возле входа в кабину стояла стюардесса Мейбл Хастингс. С видом довольным, хотя и невыспавшимся.
— Алло, — сказал Томас, поднявшись по трапу.
— Алло, — отозвалась Мейбл, в ее красивых глазах блеснули золотые искорки.
Мужчин, подобных Томасу, она действительно еще не встречала. Отобедав в «Гвидо», они отправились не купаться, а отдохнуть в отеле — по случайному совпадению они проживали в одном и том же. Когда утром 30 августа он помогал Мейбл собирать ее чемодан, она, сама того не подозревая, оказала ему еще одну услугу, связанную с черной папкой…
Машина вырулила на стартовую полосу. Из окна самолета Томас смотрел на аккуратно подстриженный газон и большую отару мирно пасшихся овец. «Овцы приносят удачу», — подумал он. Затем он увидел автомобиль, остановившийся у здания аэропорта. Из него выскочил мужчина в голубом помятом костюме и желтом жеваном плаще. Лицо мужчины лоснилось от пота. Он махал обеими руками.
Томас подумал с сочувствием: вот не повезло. Сейчас машина взлетит, и бедняге останется лишь смотреть ей вслед. И впрямь: пилот еще раз запустил оба мотора на полную мощность — последний контроль перед стартом. По спине Томаса Ливена прошел озноб: машущий человек там, возле здания аэропорта… Его лицо, теперь он был убежден, он уже где-то видел… И тут он вспомнил, где: в Кельнском управлении гестапо! Мужчину звали майором Лоозом, он офицер германского абвера! «Они пришли по мою душу, — подумал Томас. — Но, кажется, есть Бог на небесах! Майору Лоозу во второй раз придется смотреть мне вслед, так как через несколько секунд наш самолет взлетит, и тогда…»
Самолет не взлетел. Рев работающих моторов стал стихать. Распахнулась дверь в пилотскую кабину. С неприступным видом появилась Мейбл Хастингс и заговорила бархатным голосом: «Дамы и господа, прошу не волноваться. Только что по радио нам сообщили о прибытии опоздавшего пассажира, которому обязательно нужно улететь. Мы примем его и через несколько минут вырулим на взлет».
Немного спустя на борт поднялся майор Лооз, извинился по-английски перед пассажирами за доставленные им неудобства и сдержанно поклонился Томасу Ливену, смотревшему сквозь него так, словно майор был из стекла…
11
Лиссабон! Крохотный пятачок свободы и мира в Европе, все больше и больше опустошаемой войной и варварством. В океане нужды и бедности это был райский островок, где царили роскошь, изобилие, красота и элегантность. Эльдорадо для секретных служб, арена чудовищных и чудовищно смешных интриг.
С момента приземления Томас Ливен окунулся в этот мир с головой. Преследуемый усталым майором Лоозом — во время полета тот даже заснул с открытым ртом, тихонько похрапывая, — Томас Ливен был немедленно подвергнут тщательному таможенному досмотру. Его раздели догола, перетрясли весь багаж, порылись во всех карманах. Судя по всему, португальская служба безопасности работала по наводке.
Но, что самое удивительное, у Томаса Ливена не обнаружили ни значительной суммы в долларах, ни некой черной папки. С формально вежливыми минами таможенники отпустили его. Супруги Линднер уже давно уехали в гостиницу. Томас двинулся к окошку паспортного контроля. Майор Лооз следовал позади. Томас направился к шеренге такси, выстроившейся возле аэропорта. Майор Лооз неотступно следовал за ним. Оба на этот момент еще не проронили ни слова.
«Теперь я заставлю тебя немного попотеть, старина», — подумал Томас, залезая в такси. Лооз залез в другое. Две машины сорвались с места по направлению к центру города на семи холмах. За шесть чудесных недель, которые он недавно провел здесь в отпуске, Томас успел достаточно хорошо изучить столицу Португалии.
На Соборной площади он остановил такси и вышел. Позади притормозило такси майора. Кофейни с садиками, заполненные оживленно беседовавшими португальцами и эмигрантами, тесно лепились вокруг площади. До Томаса доносились обрывки разговоров на всех языках Европы. Он плыл вместе с толпой, как и майор, отчаянно старавшийся не потерять его из вида.
«Теперь, — мысленно обратился он к майору, — предстоит немного побегать, движение полезно для здоровья». Томас торопливо шагал вниз узкими извилистыми улицами к морю, затем вновь поднимался вверх к главным транспортным магистралям, используя проходные дворы и аркады, неожиданно сворачивал за угол, постоянно, однако, следя за тем, чтобы майор окончательно не выдохся. Тот должен был проклинать его, но не терять из виду.
Больше часа он играл в догонялки, потом снова сел в такси и, преследуемый майором, направился к рыбацкой деревушке, расположенной рядом с роскошным пляжем Эсторил. Здесь находился знакомый элегантный ресторан с террасой.
Кроваво-красное солнце опускалось в море, наступал вечер, ветерок стал чуть прохладнее. Маленькая рыбацкая деревушка в бухте при впадении реки Тахо была самым живописным местом в окрестностях Лиссабона. Томас с удовольствием любовался ежевечерне повторяющейся сценой возвращения рыбацкой флотилии. У ресторана он вышел из такси. Позади него затормозил старый дребезжащий автомобиль майора. Германский офицер абвера, хватая ртом воздух, вылез наружу. Вид у него был жалкий.
Томас решил закончить жестокую игру. Он направился прямо к Лоозу, приподнял шляпу и заговорил дружески, как с заблудившимся ребенком:
— Здесь мы сначала немного передохнем. Последние дни наверняка измотали вас.
— Можно и так сказать, — майор пытался поддержать репутацию своей профессии, прохрипев: — И если вы даже отправитесь на край света, вы от меня теперь не улизнете, Ливен!
— Оставьте, старина, оставьте! Мы ведь с вами не в Кельне. Немецкий майор здесь не очень-то много значит, дорогой Лооз!
Майор, одетый в штатское, с трудом сделал глотательное движение:
— Будьте столь любезны, называйте меня Леман, мсье Леблан.
— Так-то лучше! Этот тон мне куда больше по душе. Садитесь, господин Леман. Взгляните вниз — не правда ли, какой чудесный вид?
Внизу было видно, как рыбацкая флотилия — беспорядочное скопление парусных лодок, подобно гигантской стае бабочек, — возвращалась домой в устье Тахо. Как и тысячелетие назад, люди с криками и песнями втаскивали свои лодки на сушу по деревянным каткам. Им помогали женщины и дети, и повсюду вдоль темного пляжа разгорались огни в небольших глиняных печах.
— Как вы меня разыскали? — осведомился Томас, не отрывая взгляд от пляжа.
— Мы проследили за вами вплоть до Тулузы. Вообще-то должен сделать вам комплимент! Дамы из заведения мадам Жанны вели себя безупречно. Ни угрозами, ни посулами из них ничего нельзя было вытянуть.
— Кто же меня предал?
— Один мерзкий субъект… Зовут его Альфонс… Наверняка вы ему чем-то насолили.
— Из-за бедной Бебе, да, да, — мечтательно произнес Томас и открыто посмотрел на майора.
— Португалия — нейтральная страна, господин Леман. Предупреждаю, я буду защищаться.
— Но, дорогой господин Ливен… пардон, мсье Леблан, вы плохо понимаете суть дела. Адмирал Канарис поручил мне сообщить вам в случае вашего возвращения в Германию вы не понесете никакого наказания. Далее мне поручено выкупить у вас небезызвестную черную папку.
— Вот как.
— Что вы хотите за нее? — майор перегнулся через стол. — Я знаю, что списки все еще у вас.
Томас, опустив глаза, поднялся и извинился.
— Мне необходимо позвонить, — но направился он не к ресторанному телефону. В сложившихся обстоятельствах он не казался ему достаточно надежным. В нескольких шагах от заведения находилась уличная телефонная кабина, откуда он соединился с отелем «Паласио до Эсторил-парк». Он попросил мисс Хастингс. Американская стюардесса не заставила себя ждать:
— О, Жан, ты где? Я так по тебе соскучилась!
— Задерживаюсь. Деловые переговоры. Мейбл, когда сегодня утром в Марселе я помогал тебе собирать чемодан, то по ошибке сунул в него свою черную кожаную папку. Прошу тебя, дорогая, отнеси ее вниз портье. Пусть положит в гостиничный сейф.
— Охотно, милый… И прошу тебя, возвращайся не слишком поздно. Завтра рано утром я должна улетать в Дакар.
Во время разговора Томас неожиданно почувствовал, что кто-то стоит возле кабины и подслушивает. Он резко распахнул дверь. Худой мужчина с криком отшатнулся и схватился за ушибленный лоб.
— О, пардон, — сказал Томас. Потом его брови поползли вверх, вместе с улыбкой на лице появилось выражение покорности судьбе. Он узнал этого человека, выглядевшего как близкий родственник майора Лооза. Томас встречался с ним в лондонском аэропорту в мае 1939 года, когда его высылали из страны. И высылал именно этот человек.
