Квартира встретила его приятным теплом, но Кальману было все равно холодно. И одиноко. Бросив пальто на стул, он принялся искать чего-нибудь согревающего и, найдя бутылку абрикосовой палинки, наполнил рюмку. Затем позвонил Форбатам и попросил Юдит поскорее приехать.

Судя по голосу, Юдит встревожилась, но, ни о чем не спрашивая, поспешно сказала: «Выхожу».

Полчаса спустя Кальман уже сжимал Юдит в объятиях. Юдит заметила, что вид у Кальмана был какой-то нездоровый, лицо серого, землистого цвета, взгляд беспокойный.

— Что-нибудь случилось, Кальман? — спросила она и, взяв его руку, прижалась щекой к его ладони.

— Я не хочу потерять тебя, — прошептал Кальман. — А иногда мне кажется, что я тебя теряю.

Юдит пыталась заглянуть ему в глаза, но Кальман сидел, опустив голову.

— На прошлой неделе тебе звонили, — сказала она вдруг.

Кальман вздрогнул от неожиданности.

— Кто? — спросил он.

— Подполковник Тимар из министерства внутренних дел. Я записала его номер: он просил позвонить.

— Не сказал, что ему от меня нужно?

— Нет, не сказал. Но я догадываюсь, — ответила Юдит. — Недавно дядю тоже допрашивали. Все по старым делам.

Да, третьего пути нет. Или работать на англичан и, значит, предавать свою родину, или пойти в полицию и рассказать все о своем прошлом. Оба пути означали риск, связанный, может быть, с полным моральным уничтожением. Нужно решать.

Кальман ненавидел дядю и в то же время понимал, что никакие слова, ни даже физическое устранение Шавоша не смогут ничего изменить. Ну что из того, что он убьет Шавоша? Этим он лишь вычеркнет одно имя из списков сотрудников секретной службы, разорвет одну учетную карточку, а уже на другой день новый человек постучится в дверь его квартиры. Шавошу Кальман сможет сказать «нет» только тогда, когда совершенно покончит со своим прошлым, со всеми ошибками, грехами, промахами, когда докажет свою честность и чистоту помыслов. Причем риск велик: ведь для того, чтобы ему не поверили, не нужно даже ничьей злой воли.

Кальман присел на край кровати и стал наблюдать за Юдит: она перекладывала из чемодана его вещи в шкаф. Лицо у нее было слегка огорченное, как у обиженного ребенка. Кальман спросил ее, в чем дело.

— Видно, ты не очень-то думал обо мне все это время, раз не привез мне в подарок даже спичечной коробки с какой-нибудь красивой этикеткой!

— А ну, подойди ко мне, — протягивая к ней руки, улыбнулся Кальман. Он погладил и поцеловал ее волосы, Юдит нежно приникла к нему.

— Я-то думал, что сам буду вполне достойным подарком для тебя, — пошутил Кальман. — Хотя, признаться, очень много думал о тебе и потому подарок все же привез.

— Где же он?

— Разве ты не заметила в чемодане плоский пакет, перевязанный голубой шелковой ленточкой?

Юдит подбежала к столу, схватила пакет и счастливо заулыбалась, сразу сбросив с лица всю печаль. Вернувшись к Кальману, она села рядом и поцеловала его.

— Спасибо. И что же в нем?

Кальман ласково потрепал ее по подбородку.

— Альбом Браке с шестьюдесятью цветными иллюстрациями.

— Кальман! — Юдит была так счастлива, словно никогда в жизни не получала подарков. Она поспешно развернула пакет, сорвала заклеенную бумажную обертку. В руках она держала альбом «История народа майя».

Юдит была явно разочарована, а Кальман удивленно уставился на цветную суперобложку, с которой на них глядело странное лицо чужеземного бога.

— Перепутали! — воскликнул неприятно пораженный Кальман. — Странно, они же при мне упаковывали.

— Наверно, очень интересно, — поспешила заверить девушка, изображая на лице удовольствие. — Все равно, я рада и этому подарку. Искусство народа майя — это же удивительно! Только бы не по-испански был написан текст. — Она открыла альбом и побледнела. Взгляд ее вопросительно устремился на Кальмана.

— Это же совсем не мне предназначено! — Она протянула альбом Кальману.

Тот, ничего не понимая, сначала посмотрел на девушку, затем на шмуцтитул альбома, где тушью, печатными буквами, было написано: «Эрне Каре. В свободное время советую заняться историей народа майя. Имеет смысл. С почтением. Один из тех, кто исследует культуру народа майя».

В альбоме он нашел записку, адресованную уже ему самому: «Милый Кальман Борши! Не сердитесь, что я поменял альбомы. Но у меня не было иного выхода. Обещаю переслать вам Браке в самое ближайшее время. Издатель сделал эту работу на редкость плохо. Очень неудачно подобраны иллюстрации. Извините, пожалуйста».

Кальман поднялся и в сердцах швырнул альбом на кровать, а сам принялся молча расхаживать по комнате, и тщетно Юдит допытывалась, что случилось, что его огорчает. Он чувствовал себя подобно человеку, которому предстоит пробраться через непроходимый темный лес, а там, за лесом, еще неизвестно, что его ожидает.

Кальман тут же хотел переговорить по телефону с Карой, но ни его, ни Домбаи дома не оказалось.

Молчал он и когда они уже улеглись спать. Молчал и курил одну сигарету за другой, хотя во рту уже было противно от никотина.

— Юдит, — наконец прервал он молчание, — скажи, ты веришь мне?

— Я люблю тебя, Кальман.

Они проговорили до трех часов ночи. Кальман откровенно рассказал Юдит обо всем, начиная со дня, когда он дал согласие работать на англичан, до вчерашнего появления в его номере Шавоша.

— Если я откажусь выполнить просьбу дяди Игнаца, он донесет на меня, и я буду арестован и осужден. Потому что против такого свидетеля, как магнитофонная лента, я не смогу защищаться. Они придумали эту провокацию до того ловко, что я бессилен что-либо предпринять. Но если я останусь на свободе, согласившись выполнить их просьбу, то буду уничтожен морально и уже никогда не смогу вырваться из их пут. Третьего пути у меня нет.

Юдит была совершенно сражена услышанным. Какое-то время она лежала молча, затем расплакалась. Кальман стал успокаивать ее, объяснил, что он обстоятельно все продумал. И если Юдит, несмотря ни на что, верит ему, он не сдастся, примет бой с Шавошем и попытается победить.

Кальман встал, прошел в кабинет, зажег свет и, положив на стол перед собой альбом, принялся его листать. На некоторых страницах он подолгу задерживался, что-то выписывая на лист бумаги. Когда уже под утро к нему в кабинет вошла Юдит и, сев на низенькую скамеечку у его ног, положила ему на колени голову, лист бумаги был почти весь испещрен цифрами и какими-то уравнениями. Кальману удалось в конце концов разгадать сначала шифр, а затем прочитать и текст сообщения. Он долго сидел в раздумье.

Наутро он попросил Юдит отнести альбом полковнику Каре, предупредив ее, однако, что она «ничего не знает», даже того, что находится в пакете.

На следующей же станции после Вены Балажа Пете, молодого мужчину с лицом, похожим на морду борзой, арестовали «представители австрийской службы госбезопасности». Пете не сопротивлялся и покорно последовал за двумя сыщиками. И только когда автомашина вкатилась через решетчатые ворота во двор миссии «Благословение» и, обогнув двухэтажный особнячок, остановилась на заднем дворе перед дверью черного хода, он несколько удивленно посмотрел на сопровождавших его людей.

Принял молодого человека патер Краммер. Святой отец выразил надежду, что после соответствующего «упражнения духа» Пете милостью божьей вскоре, вероятно, снова сможет продолжить свой путь за «железный занавес». «Упражнение духа» длилось всего один день, потому что Пете уже после первых часов «обработки» дал согласие на «обращение в другую веру».

Исповедал «неофита» сам Игнац Шавош, и очень скоро Пете излил ему свою душу. Рассказал о цели путешествия, передал микропленку и дал подписку о добровольном «переходе в новую веру».

— Придет время, когда мы вернемся на родину, — сказал Шавош, — и тогда нам нужны будут уже не курьеры, а образованные специалисты. Майор Рельнат думает только о своей Франции, а я — о будущем Венгрии!

Все это было приятно слышать, и Балаж Пете поверил обещаниям Шавоша.

Кара взял со стола лист бумаги и начал читать вслух:

— «Балаж Пете, год и место рождения… — и т.д. и т.п., это все неинтересно, — агент французской разведки, вечером 12 февраля прибудет в Венгрию с фальшивым паспортом. В Будапеште он позвонит по телефону инженеру Рихарду Даницкому и спросит: „Это 402—913?“ Если Даницкий отправится на явку на автомашине, он ответит, что вы набрали на семнадцать номеров больше…» Я не стану продолжать. Теперь ты понял? — Засмеявшись, он положил лист на стол и посмотрел на пораженного Домбаи. — Между прочим, — продолжал он уже совершенно серьезно, — мы его сцапали бы и без этого донесения моего закордонного агента, потому что группа Чете уже давно ведет наблюдение за Даницким.

— А кто такой Пете? — спросил Домбаи.

— Эмигрант образца пятьдесят второго года, — пояснил Кара. — До побега за границу — студент Политехнического института, один из секретарей институтского комитета Венгерского демократического союза молодежи. Парень вдруг чего-то испугался и со страху сбежал; и бежал не останавливаясь до самого Парижа. Мать его учительствует в Ниратаде, член Венгерской социалистической рабочей партии, всеми уважаемый педагог. Других материалов на него нет.

— А что сообщает твой источник? — спросил Домбаи.

— Мой источник сообщает, что Пете — прошедший спецподготовку агент французской разведки. После мятежа несколько раз наведывался в Венгрию. — Кара встал и прошелся по кабинету. — Дело это намного серьезнее, чем можно было предположить. У нас уже есть ордер, выданный прокурором, на предварительное задержание всей компании, но я считаю, что пока этого делать не следует.

А Домбаи слушал и ломал голову, от кого Кара мог получить такую исчерпывающую информацию.

На рассвете, около трех часов, Миклош Чете и двое его людей арестовали Балажа Пете.

Юдит сообщила Кальману, что была у Кары и вручила ему альбом.

— Эрне просил, чтобы ты позвонил ему.

— Это он когда просил?

— Полчаса назад. Кальман, в самом деле, может быть, тебе лучше переговорить с Эрне?

— Пока нет. В моем деле ни Эрне, ни Шандор ничего не решают. Они могут только дать показания — в мою пользу или против меня. Но решать будут другие. — Он взял Юдит за плечи и привлек к себе. — Надеюсь, ты не проговорилась ему?

— Нет. Все сделала, как ты велел. Но…

— Юдит, не должно быть никаких «но». — Он усадил девушку, сам опустился рядом с нею на колени.

— Юдит, если я не сумею доказать свою честность, будет уже все равно, что случится со мной. Ты можешь беспокоиться за меня, но пока слушайся и верь мне.

— Тебе звонил Тимар, — вспомнила Юдит.

— Завтра я ему позвоню. Юдит, я хочу счастья и сейчас борюсь за него. Помоги мне в этом.