Книга: Продюсер
Назад: Звонок
Дальше: Допрос

Клим

– Нельзя! У него люди! Вы опоздали.
Секретарша, голос которой, несмотря на некоторую писклявость, показался Фадееву по телефону вполне привлекательным, в жизни была еще симпатичнее, но одновременно и вреднее. Она не то чтобы была строга к посетителям, нет! Она просто их ненавидела, так как была твердо убеждена, что на допросы к ее шефу приходят и приводят лишь законченных мерзавцев и негодяев.
Некоторые основания для таких убеждений были. Несмотря на молодость, она работала в системе прокурорского следствия почти десять лет и даже видела, как в свое время сюда приходил «в качестве свидетеля» ныне невъездной в страну медиаолигарх Гусинский, а потом и как его вывели под белы рученьки прямиком в Бутырку. После побывал здесь и нефтяной узник Ходорковский, и многие, многие другие. Естественно, на такую мелочь, как Митя Фадеев, несмотря на все его заслуги в сфере шоу-бизнеса, она даже не стала особо тратить сил и времени. Да она и не смогла бы опознать в этом тощем шкете генерального директора компании, под крылом которой выросли и взошли на эстрадном небосклоне все ее любимые певички и певуны. Так что, пока она морщила носик, губки и брови, Митя топтался посреди приемной.
– Извините, я честно торопился, – попытался он оправдаться. В тот же миг у него зазвонил третий мобильный телефон, и секретарша сердито зашипела:
– Тише тут! Это вам не переговорный пункт, а следственный комитет! Говорите в коридоре!
Митя с виноватым видом шмыгнул к двери. Он твердо решил «сруливать» от Медянской и Бессараба, а потому отключил все телефоны, кроме того, что держал исключительно для разговоров с певцами.
– Кто это? – еще не закрыв двери, прошипел он.
– Але, Митяй, приветик! Это Клим. Клим Чук. Че, не просек?
– Ага. Салют, Клим! Слушай, ты был на похоронах?
– Не-а! Мне не в кайф. Я пахана запомнил живым и здоровым. Мне его в гробу видеть – как серпом по одному месту. Я так его помянул с пацанами. Тут Проша, Ксюнчик, Цецил. Я вот чего звоню-то. Слышь, Митяй, я, типа, больше не работаю…
Фадеев обмер:
– Клим, ты чего? Как не работаешь? Погоди! Ты чего, серьезно?
– Ну! Блин, куда серьезнее. Иосича нет? Нет! Он мне был как мама-папа. Сечешь? Теперь я сам по себе. Короче, край. Закончили совместный бизнес.
Митя заволновался:
– Ты погоди, погоди, Климчик. Давай перетрем этот вопросик. Не по телефону. Там же двенадцать корпоративов, клубы, три концерта… Куча выступлений запланирована. Клиенты же порвут меня на фашистский знак! Ты чего?
– Слышь, Митяй, а ты вали все на Шлица. Ему все одно теперь по барабану. Ну, типа, Шлиц откинулся и нам ничего не оставил. А мы за него не в ответе. Какой базар?
Фадеев утер взмокший лоб рукавом.
– Климуша, я тебя умоляю. Я же живой! Меня и так достают по поводу дня рождения Алимджана. Там крутая вечеринка. Гостей полторы тысячи. Они тебя ждут. Ты же знал за полгода и обещал Иосифу.
– Слышь, Фадеич! Ты на меня не дави! Я теперь свободен, – хохотнул артист и пропел на манер известного хита: «Ай эм фри-и-и. Лайк э рива-а-а!»
– А контракт? – напомнил Фадеев, но он уже понимал: этого зарвавшегося молокососа не вернуть.
– Слышь, засунь его себе в анус! Понял? Я никому не обязан. У меня другие нау контракты и планы. Я вообще уезжаю в Штаты.
Митя разозлился:
– Какие планы?! Какие Штаты?! Ты что, обкурился?!
Полученный от самого раскрученного, выращенного Шлицем певца отказ выступать означал не просто срыв контракта и возможные разборки с весьма неслабыми авторитетами Алимджана. Это означало, что Клим Чук, а в простой жизни, о которой он уже давно позабыл, просто Федя Климчук поднял бунт на тонущем корабле.
«Так… перспектива самая плачевная, – лихорадочно соображал Митя, – подобьет всех марионеток из театра Карабаса-Шлица «делать ноги», а сам загнется где-нибудь от очередного передоза!»
Так оно и было. Шлиц много лет боролся за спасение не только Климчука, но и других любителей «взбодриться косячком», «пробежать по дорожкам» и «лизнуть бумажку». Он категорически запрещал употребление любых наркотиков и дури. А тех, кто не слушался, отправлял или на принудительное лечение, или на улицу. Исключение делал лишь для Климчука, да и то, видимо, зря.
«Вот же сука! Гнида!» – кусая губы, думал Митя и отчаянно придумывал хоть какие-то аргументы.
Впрочем, он сам же знал: бесполезно. Видимо, кто-то, кроме «герыча» и «кокса», уже поработал над сознанием Клима Чука: воспользовался моментом и перехватил удачный проект Иосифа Шлица, оставшийся на пару дней без хозяйского присмотра.
«Что же делать?!»
Митя регулярно получал долю от всех выступлений Клима – хоть и небольшой, но все же приработок. Тем более что Клим Чук отличался колоссальной работоспособностью и давал по два-три корпоратива за вечер. Только от его «чеса», подогретого круглосуточно вертящимися клипами, песнями и рекламой, выручка зашкаливала под миллион в месяц.
– Клим! Подожди, Клим!
Но телефон уже отвечал голосом девушки-робота:
– Связь с данным абонентом прервалась. Попробуйте позвонить позднее.
Фадеев снова набрал простой номер Клима Чука, состоящий из двоек и единиц, но тот уже вышел из игры, бизнеса и эфирного пространства:
– Абонент находится вне зоны действия сети…
Митины мучения прервал голос секретарши следственного управления:
– Фадеев! Пройдите! Куда вы пропали?
– Да-да, иду.
Обескураженный Митя в два шага оказался в приемной, и на этот раз секретарша смотрела на него как-то странно: строго, но вместе с тем с интересом.
– Скажите, Фадеев, а что, это действительно был Клим Чук? – понизив голос, поинтересовалась она. – Ну, тот, с которым вы там в коридоре по телефону кричали.
Ее глаза светились хорошо знакомым Фадееву фанатическим любопытством.
– Да. А что?
– А вы могли бы мне билет достать на его концерт шестнадцатого? Через неделю? – Ее глаза теперь уже полыхали безумным идолопоклонническим огнем.
«О, боже ты мой! Вот же дура! Идиотка-фанатичка! И эта туда же!» – не сказал, а прокричал Митя. Правда, голоса его никто не услышал. Ведь кричал не он сам, а его внутреннее «я». А вслух, тяжко вздохнув, он ответил иное:
– Мог бы.
Он опустился на неудобный скрипучий стул и уставился в какой-то глупый плакат с призывом бороться с коррупцией. Секретарша, неправильно поняв сослагательное наклонение в ответе Мити, продолжила атаку:
– Тогда два!
Секретарша ждала ответа. Ей во что бы то ни стало нужно было попасть на концерт обожаемого Клима Чука и притащить с собой подружку Катьку, которая гордилась тем, что когда-то этот милый смазливый мальчик-певец расписался фломастером ей прямо на сиськах. Но ответа она так и не получила, впрочем, так же как и билетов, поскольку именно в этот миг дверь кабинета с табличкой «Ст. следователь по ОВД СК ГП РФ Г.Д.Агушин» с силой распахнулась, и на пороге возник Иван Бессараб собственной персоной. На лбу его красовалась красная шишка, а ухо было заклеено пластырем. Видимо, Митя со страху чуть его не оторвал, когда разил громилу, не глядя, бейсбольной битой. Бессараб открыл рот и выпучил глаза, и Митя сделал прямо противоположное: стиснул зубы и зажмурил глаза.
Назад: Звонок
Дальше: Допрос