Лужайка
Обширная лужайка дворца Алимджана, казалось, съежилась до размера детской песочницы, в которую гурьбой ввалились разодетые в пух и прах великовозрастные детишки. Женщины в вечерних платьях и мехах, несмотря на теплый летний вечер, блистали последними новинками европейских домов моды, богато украшенными драгоценными камнями и золотом. Издалека они напоминали стайку жар-птиц, залетевшую перевести дух на южную оконечность Европы перед далеким перелетом на зимовку в жаркую Африку. Мужчины в своих черных смокингах больше походили на пингвинов, сбившихся в кучку перед решающим заплывом на звание чемпиона Антарктики по киданию партнеров и метанию денег на ветер. Вся эта гомонящая масса собралась на Лазурном Берегу с одной лишь банальной целью – попасть на вечеринку Алимджана Фархутдинбекова. А попав на эту тусовку, постараться попасть на глаза и самому хозяину и, представ перед его глазами, попытаться что-либо выдавить для себя лично из этой встречи.
Варианты получения персональных благ варьировались в зависимости от веса каждого из гостей в обществе и бизнесе. Бизнесменам средней руки, а тем более представителям купечества рассчитывать было не на что, разве только на рукопожатие Алима. А вот крупным воротилам, начиная от сырьевиков и заканчивая медиаолигархами, мог перепасть тот или иной контракт либо заказ от Восточного Императора, как за глаза его прозвали недруги.
Что ж, недругов у господина Фархутдинбекова всегда был переизбыток. Однако в данный момент на политическом небосклоне страны ярко светила именно его звезда, и Алим лишь наращивал обороты. А когда он ускорялся, блага сыпались на всех, кто стоял рядом, и прежде всего на прекрасных дам. Алим не просто обожал женщин, он не представлял своей жизни без слабого пола. День считался прожитым бесполезно, если вечером к нему в спальню не заводили новую чаровницу.
Большинство знакомств происходило стихийно. Вплоть до того, что он мог остановить кортеж на полпути из-за симпатичной девушки, переходящей дорогу, не слыша отчаянных протестов службы безопасности и телохранителей. И уж те, кто прошел через ухаживание и спальные апартаменты Фархутдинбекова, не оставались обделенными. Каждая вечеринка, подобная разворачивающейся в данный момент в его монакской резиденции, сулила подарки всем без исключения девочкам, девушкам, женщинам, теткам, бабам и бабкам. Этот закон не нарушался никогда.
В этом году Алиму тщательно готовили долгожданный сюрприз. В самую короткую ночь года он должен был получить самую красивую певицу современной эстрады. Нераскрывшийся, но уже благоухающий и сводящий с ума миллионы поклонников цветочный бутон Айи Кисс по негласной договоренности предназначался Алимджану. Несостоявшееся выступление певицы в клубе «Гоголефф» не остановило, а тем более вовсе не напугало Фархутдинбекова. Он желал ее все жарче и со звериным исступлением скрежетал зубами, слушая обворожительный голос, несшийся из всех динамиков страны. Иосиф Шлиц знал толк в перспективных молодых мальчиках и девочках, которых выковывали на его «Фабрике грез». Ни один из его проектов не обернулся крахом, за исключением, пожалуй, его собственной жизни.
Гости съезжались практически весь день. Восточные традиции, столь почитаемые в доме олигарха, соблюдались безукоризненно, и каждый приезжающий гость получал кров, питание, выпивку и развлечения без каких-либо ограничений. Для этих целей снимались близлежащие шикарные отели и ресорты, яхты, виллы и автомобили. Особо нагловатые приезжали за три дня до и отбывали спустя два-три после вечеринки. Алим не обращал внимания на халявщиков, сопровождавших его передвижение по планете, как акулы не видят рыб-прилипал, а океанский лайнер – стаи преследующих его чаек.
Сегодня среди толпящихся пингвинов в ближайшем приближении можно было увидеть и знакомые уже лица. Несколько раз пробороздил гудящую толпу Роман Ротман, явно находящийся в возбужденно-раздраженном состоянии. Со стороны бассейна, аккуратно изучая жующую и выпивающую публику, двигался к самому ее эпицентру адвокат Артем Павлов. Быстро подобранный в местном бутике смокинг его любимой французской марки сидел вполне ладно, что подтверждалось одобрительно-заинтересованными выстрелами опытных глаз из женской павлиньей стайки. Напротив, никем не замеченный и желающий таковым и оставаться, за кустом магнолии пробрался Корней Фрост. Он пытался говорить сразу по двум мобильным телефонам.
– …Да, да. Я тебе говорю, Леня, все собрались. Да, и Фрид здесь. Тоже… Да. Фарух, Мощинский, Верибоска, Таня с Валей тоже… Ну и ладно! Не можешь приехать, так и не надо! Не переживай… Передам. Обязательно… Ну? Хорошо! Говорю: хо-ро-шо…
Фрост морщился от того, что связь была неустойчивой. В этом месте Французской Ривьеры вообще существовал специальный закон, запрещающий пользоваться мобильными телефонами в публичных местах. В отелях по соседству были вывешены особые знаки, подтверждающие такое требование.
Фрост, впрочем, как и многие гости Алимджана, требование это нарушал, но слышимость от этого не улучшалась, а скорее наоборот. Корней опять поморщился: в незаконченный разговор с Булавкиным, не успевшим на вечеринку из-за боязни отпустить от себя Фарфорова вместе с его новой недвижимостью хоть на миг, вклинился следующий звонок от «неизвестного абонента», который трагическим шепотом бормотал какие-то невнятные угрозы. Корней зло надавил на клавишу «отбой» и тут же получил тяжелый удар по плечам. Он охнул и присел до самой земли.
– Ну, что, бл… нахмурился, Корней Львович? Что? Не ожидал?
Такой нахальный разухабистый голос мог принадлежать только одному человеку в окружении Фроста. Это был Роман Ротман, уже два или три дня как обитающий вне пределов родины. Как оказалось, предупреждения Шамиля Саффирова из налоговой не были пустыми, и, как слышал Фрост, несколько уголовных дел уже расследовала бригада, только что созданная из освободившихся после закрытия дела Шлица сотрудников следственного комитета.
«Точно – Павлова работа!» – как-то сразу понял, услышав эту новость, Фрост, вот только у Ротмана были на этот счет свои представления.
– Это все из-за тебя! – ткнул он Фроста в грудь кулаком.
Нет, он не сильно ткнул, но было больно, и Фрост выронил телефон, резко выпрямился и отступил назад:
– Тт-ты что?! Совсем озверел? Ромашка! Что кидаешься на людей?
Он старался говорить спокойно, но дрожащий подбородок и свисающая на глаза челка выдавали его крайнее волнение и даже страх.
Роман набычился:
– А кто меня выдавил из страны? Не ты, что ли? Корней, ты как никто заинтересован в моем бегстве. Я тут все проанализировал. Было, знаешь ли, время… пораскинуть мозгами на досуге. Это все, что у меня осталось, понимаешь ли…
Ротман постучал себя по черепу стиснутым кулаком, отчего раздался глухой клацающий звук: «Клок-клок!»
Фрост удивленно поднял брови:
– Ромочка, ты, по-моему, глубоко ошибаешься. Мне-то какой навар от твоей эмиграции? В чем кайф-то? Тут какая-то ошибка! Ничего не понимаю! Давай разберемся…
Он сделал еще один шаг назад, но уперся спиной в огромный ствол финиковой пальмы. Поняв, что отступлением не спастись, он резко изменил тактику и, выпрямившись, во весь свой немаленький рост шагнул навстречу надвигающемуся Роману Ротману:
– Давай поговорим спокойно.
И непреклонно наступающий Ротман вдруг посторонился и пропустил Фроста. Он вообще как-то обмяк и стал похож на приспущенный флаг, что вдруг перестал бодро трепетать и хлопать на ветру, попав во внезапно навалившийся полный штиль. Казалось, Роман даже всхлипнул:
– Э-э-эх! Бллл… Корней, хреново мне! Очень хреново. Хоть волком вой.
Фрост, осознав, что диспозиция коренным образом изменилась, не упустил возможности этим воспользоваться. Он потер свой выдающийся подбородок, сдвинул задумчиво густые брови и многозначительно выдавил:
– М-да. Положение незавидное.
Насколько знал Фрост, все произошло невероятно стремительно: вдруг было возбуждено уголовное дело по факту нарушения закона при приватизации радиостанции и получении лицензии на вещание в этом диапазоне. Да, Роману удалось выскочить из-под подозрения в деле Шлица, но по новым обвинениям он мог получить не меньше. А доказать его прямую причастность к захвату медиаактивов когда-то всемогущего Гостелерадио СССР было не так уж сложно.
В свое время Ротман не утруждал себя ни законными обоснованиями, ни затратами на адвокатов. И теперь именно те, на ком он сэкономил полтора десятка лет назад, выгодно сдали всю конфиденциальную информацию о нем и его махинациях в «заинтересованные ведомства». И даже несмотря на сроки, приближающиеся к концу исковой давности, уголовные дела были возбуждены.
– Что делать, Корней? – глухо спросил Ротман.
Фрост покачал головой. Казавшийся таким брутальным Ротман раскисал буквально на глазах.
– Есть что делать, Рома. Уж поверь мне. Я сюда не зря приехал.
