Дерзкое похищение
Полина вышла из здания редакции и неторопливо зашагала по улице. Сегодня она была на своих двоих – на ее «железном коне» забарахлила коробка передач и она оставила машину в сервисе.
Несколько минут назад ей подписали отпуск на две недели, и Полина даже не хотела вспоминать, чего это ей стоило, – начальник кричал и топал ногами, поскольку обычно с заявлением об отпуске можно было появляться как минимум за две недели.
С большим трудом ей удалось выбить для себя неоплачиваемый отпуск, однако, когда все было урегулировано, журналистка не знала, радоваться ей или горевать по этому поводу. С одной стороны, ситуация, складывающаяся вокруг Артема, все больше напоминала театр боевых действий или, в крайнем случае, захватывающий детектив, и она реально подвергала себя опасности, находясь рядом с известным адвокатом. Девушка до сих пор вздрагивала, когда вспоминала тот вечер у Павлова дома. С другой стороны, Полина Шеремецкая никогда не прятала голову в песок, подобно напуганному страусу; ей претила даже сама мысль о том, что ее могут заподозрить в трусости. Тем более что в ней разыгрался азарт журналиста – именно сейчас, как подсказывала ей интуиция, должно произойти что-то очень важное и определяющее в дальнейшем развитии событий.
Она позвонила Артему, но тот, как всегда, был занят и, торопливо бросив «целую, перезвоню, как освобожусь», отключился. Полина с грустью улыбнулась. Вечно в движении, вечно в заботах. Не человек, а суперробот на батарейках; только работают эти батарейки не как все остальные, а подпитываясь проблемами других людей.
– Эх, Павлов, Павлов, – вслух проговорила девушка. Она купила мороженое и с наслаждением проглотила его за пару минут. Потом посмотрела на часы – восемь вечера. До поезда в Брянск оставалось еще три часа, она успеет заехать домой и переодеться. Заодно неплохо было бы что-то отцу купить в подарок.
Она зашла в переулок, торопливо миновав шумную компанию молодежи, распивающую пиво, и направилась к своему подъезду. Когда до дверей оставалось не более двадцати метров, сзади послышался визг тормозов, и Полина инстинктивно метнулась в сторону – мало ли какие придурки по дорогам носятся…
Из темно-зеленой «Нивы» с затонированными окнами выскочили двое мужчин, у обоих маски на лице. Полина все поняла мгновенно и бросилась к подъезду, но, как назло, подвернула ногу – в этот день на ней были туфли на высоком каблуке, и она чуть не упала. Понимая, что убежать от преследователей не удастся, она развернулась, пытаясь достать газовый баллончик.
– Не рыпайся, мразь, – прохрипел один из них, хватая Полину за волосы. Вскрикнув, девушка изловчилась и ударила правой ногой по колену нападавшего, нанеся ему болезненный удар.
– Помогите! – закричала она, но второй нападавший тем временем забежал сбоку и коротким ударом в висок отправил журналистку в нокдаун, прервав на полуслове ее повторный призыв о помощи.
– Ох… стерва, – выдавил из себя первый, хватаясь за колено.
– Быстро, – скомандовал второй, и они торопливо потащили бесчувственное тело Полины в салон «Нивы». Меньше чем через минуту автомобиль уже мчался по улице.
– …Теперь, думаю, все нормализуется, – сказал Блинков Геннадию Яковлевичу, когда ему позвонили насчет Полины. – Если Павлову эта журналистка дорога, то все будет в шоколаде.
– А если нет? – уныло спросил Дрозд. – Знаешь, Толя, мне все это немного поднадоело. Сейчас только и думаю, как бы соскочить. Потом будет поздно, поверь мне.
– Рано сдаешься, Геннадий Яковлевич, – заметил юрист. – Через несколько минут адвокату придет письмо по «электронке». Конечно, он взбунтуется. Лишь бы фэсэошников не подключили. Нужно ему так мозги законопатить, чтобы он и не взду…
– ФСО? При чем тут ФСО? – насторожился Дрозд.
– Ну, так мы ведь не бомжа какого-нибудь похитили. Все же она в кремлевском пуле ошивается.
– Ты сошел с ума, Толя, – помертвевшим голосом произнес Геннадий Яковлевич.
– Можно подумать, ты не знал, где эта девица работает, – пренебрежительно откликнулся Блинков.
– В том-то и дело, что ты мне ничего не сказал! Я думал, обычная бульварная пресса… Нет, Толя, на это я не подписывался, – решительно сказал Дрозд.
– У тебя нет другого выхода. Все мосты сожжены, Гена. И не вздумай слинять, – жестко прервал его Блинков. – Мой заказчик – человек нервный и весьма обидчивый. Он и так недоволен вашей работой. Я уж молчу про твоего Коренко.
– Ему предъявили обвинение, – мрачно проговорил Дрозд. – За фальсификацию протокола допроса Ракитина. Коренко сейчас на подписке.
– Вот-вот, видишь, к чему паника приводит, – удовлетворенно произнес Блинков, будто новость о привлечении коллеги Дрозда в качестве обвиняемого развеселила его. – Бросай ты его. Только предупреди: пусть концы обрубает, чтобы ниточки шли не дальше его грязного кабинета. Иначе секир-башка.
Дрозд хотел возразить, что кабинет у Коренко ежедневно чистит уборщица, но Блинков уже положил трубку.
Дрозд посмотрел в окно. Там моросил легкий летний дождик, весело барабаня каплями по стеклу.
«Не нужно было вообще браться за это дело», – вдруг подумал Геннадий Яковлевич. Недобрые предчувствия все чаще и чаще одолевали его.
